Я прижимал стакан к стене и продолжал слушать. Послышался шум воды в душе. Бедняга Басс, он был прав. Но тут все правы — или не правы. Или задом наперед. И какая разница, в конце концов, кто кого пялит? Как это все уныло. Бум-бум-бум. Но люди втягиваются. Только перережут им пуповину, они привязываются к другим вещам. К зрелищам, звукам, сексу, деньгам, миражам, матерям, онанизму, убийству, к утренним похмельям в понедельник.

Я опустил стакан, залез в пиджак, нашел полбутылки джина, глотнул. Это всегда прочищает мозги.

Я задумался, а не сменить ли мне работу? Вот сейчас я ворвусь и засниму сцену совокупления — и мне это совсем неинтересно. Это просто работа, деньги на квартиру, на водку, просто коротаешь время до последнего дня или ночи. Жвачка. Муть. Мне бы стать великим философом — я бы сказал им, как это глупо — торчать тут и гонять через легкие воздух.

Черт, что-то я впал в мрачность. Я еще врезал джина, потом приставил стакан к стене. Она уже, наверно, выходит из душа.

— Мамочки, — сказал он, — ты сложена как десять кирпичных сортиров!

— Ой, Билли, ты правда так думаешь?

— Я же сказал тебе, а?

— Ты всегда что-нибудь приятное скажешь, Билли.

— Нет, ты посмотри, какого размера груди! Ты бы все время падала на нос, но, думаю, тебя уравновешивает большой зад.

— Нет, у меня зад не большой, Билли.

— Рыбка, это не зад! Это фруктовый сад, желе и сливки с ямочками!

— А я сама, Билли? Тебе неинтересно, что у меня внутри?

— Рыбка, ты что, не видишь, как эта вещь передо мной пульсирует и скачет? Я буду у тебя внутри.

— Билли, кажется, я передумала…

— Детка, нечего тут думать! Иди сюда! И влезь на эту Башню Страсти!

Я отнял стакан от стены, проверил мою камеру, выскользнул за дверь и подошел к крыльцу номера 9. Замок был легкий. Я открыл его кредитной карточкой.

Услышал, как просят пощады пружины в спальне. Я включил камеру и бросился туда. Есть. Билли пахал, как десять кроликов. Каким-то образом он заметил меня. Слез, соскочил на пол. Разинул рот. Он был очень удивлен, а потом очень разозлился. Естественно.

Он смотрел на меня.

— Бля, это что еще такое?! Синди села на кровати.

— Он сыщик, Билли. Он ненормальный. Он вломился к нам, когда мы лежали с Джеком, и стал снимать. Он совсем помешанный. Я посмотрел на нее.

— Заткнись, Синди! Допрыгалась! Я все-таки взял тебя за жопу! Билли двинулся ко мне.

— Эй ты, думаешь, я выпущу тебя отсюда живым?

— Еще как, мой мальчик, у меня не будет никаких проблем с уходом, никаких.

— Это кто сказал?

— Это мой дружок сказал.

Я вынул из наплечной кобуры мой 0,32.

— Эта дрянь меня не остановит.

— А ну попробуй, гниль! Он медленно шел на меня.

— Я убил трех человек, четвертый для меня — пустяк!

— Врунишка, врунишка. — Он улыбнулся, наступая на меня. — Твоя мамка ворочается в гробу!

— Еще шаг, педрила, и тебе конец! Он сделал шаг. Я выстрелил.

Он не шелохнулся. Потом залез себе в пупок и вынул пулю. Ни крови, ни даже синяка.

— Пули для меня — тьфу, — сказал он, — и ты тоже.

Он отнял у меня револьвер и швырнул в угол.

— А теперь потолкуем как мужчина с мужчиной, — сказал он.

— Слушай, друг, давай обсудим. Можешь взять мою видеокамеру. Я бросаю эту работу. Ты меня больше не увидишь.

— Знаю, что не увижу, потому что я убью тебя!

— Да, — крикнула с кровати Синди, — убей этого подлого шпика! Я обернулся.

— А ты не лезь, Синди, мы с джентльменом сами разберемся. Я поглядел на Билли.

— Правда, Билли?

— Правда, — ответил он.

Потом он поднял меня и швырнул через всю комнату. Я ударился о стену и упал на пол.

— Билли, — сказал я, — неужели нас поссорит эта курва? С ней полгорода спало!

Билли засмеялся и двинулся ко мне.