1
– Не могли бы мы немного побеседовать с вами, мистер Кендал?
– Конечно. – Сидевший за письменным столом Тим отодвинул в сторону бумаги и предложил вошедшим сесть. Его лицо было печальным. – Как идут дела? Удалось вам что-нибудь выяснить? Здесь словно поселилась смерть. Все хотят уезжать, расспрашивают об авиарейсах. А ведь все как будто шло как надо. О боже, вы и представить не можете, что эта гостиница значит для нас с Молли. Мы ведь вложили в нее все, что имели.
– Я знаю, вам сейчас очень тяжело, – сказал инспектор Уэстон. – Не думайте, что мы вам не сочувствуем.
– Если бы все можно было поскорее выяснить, – вздохнул Тим. – Эта негодная девчонка Виктория… О, конечно, я не должен так говорить – она была неплохой девушкой. Но… но ведь здесь может быть совсем простое объяснение – например, какая-нибудь любовная интрига. Возможно, ее муж…
– Джим Эллис не был ее мужем, и они казались весьма спокойной парой.
– Если бы только удалось поскорее все выяснить, – повторил Тим. – Простите, вы, кажется, хотели меня спросить о чем-то?
– Да, о вчерашних событиях. Согласно медицинскому свидетельству, Виктория была убита где-то между половиной одиннадцатого и полуночью. При сложившихся обстоятельствах алиби будет не так-то легко установить. Все ходили взад-вперед, танцевали, прогуливались. Это очень затрудняет дело.
– Очевидно. Но значит, вы уверены, что Виктория была убита кем-то, живущим здесь?
– Ну, мы должны исследовать подобную возможность, мистер Кендал. Сейчас же я хотел спросить вас о заявлении, сделанном одним из ваших поваров.
– Каким? Что он сказал?
– Насколько я понял, он кубинец.
– У нас два кубинца и один пуэрториканец.
– Этот человек, его зовут Энрике, утверждает, что ваша жена, идя из столовой, прошла через кухню и вышла в сад и что она держала в руке нож.
Тим уставился на него:
– Молли держала в руке нож? Ну а почему бы и нет? Вы же не думаете… не можете же вы предполагать… Что вы имеете в виду?
– Это было перед тем, как люди вошли в столовую. Примерно около половины девятого. Вы сами как будто в это время находились в столовой, беседуя с метрдотелем Фернандо.
– Да, – припомнил Тим.
– А ваша жена вошла с террасы?
– Да, – подтвердил Тим. – Она всегда проверяет, все ли на столах в порядке. А то иногда официанты забывают что-нибудь положить. Очевидно, так оно было и на этот раз. Молли, наверно, держала лишний нож, ложку или что-то в этом роде.
– Значит, она вошла с террасы в столовую. Она говорила с вами?
– Да, мы перебросились двумя словами.
– Не могли бы вы припомнить, что именно она сказала?
– По-моему, я спросил ее, с кем она говорила. Я слышал ее голос снаружи.
– С кем же?
– С Грегори Дайсоном.
– Ага! Он говорил то же самое.
– Мне кажется, он любезничал с ней. Это вообще в его стиле. Я разозлился и сказал: «Черт бы его побрал!» – а Молли засмеялась и ответила, что в ее положении этого не избежать. Хорошо, что Молли умная девушка, потому что положение ее в самом деле нелегкое. Оскорблять гостей нельзя, поэтому такой привлекательной женщине, как Молли, остается отделываться от приставаний смехом и шутками. А Грегори Дайсон не пропустит ни одной хорошенькой женщины.
– Между ними произошла ссора?
– Нет, не думаю. Она, как всегда, просто смеялась.
– Вы не можете точно вспомнить, был у нее в руке нож или нет?
– Точно не помню… Но я почти уверен, что не было. Даже совершенно уверен.
– Но ведь вы только что сказали…
– Я просто имел в виду, что если Молли была в столовой или на кухне, то вполне вероятно, что у нее в руке мог быть нож. Но теперь я точно помню, что когда она вышла из столовой, то в руках у нее ничего не было.
– Понятно, – протянул Уэстон.
Тим искоса взглянул на него:
– К чему вы клоните? Что наговорил вам этот болван Мануэль… или как его… Энрике?
– Он сказал, что ваша жена вошла в кухню, что она выглядела огорченной и что в руке у нее был нож.
– Он просто преувеличивает.
– А за обедом или после вы разговаривали с женой?
– По-моему, нет. Я был занят.
– Во время обеда ваша жена была в столовой?
– Я… о да, мы всегда ходим от столика к столику и смотрим, все ли в порядке.
– И вы совсем не говорили с ней?
– Кажется, нет… Видите ли, в это время мы всегда так заняты, что не только не говорим, но даже не замечаем друг друга.
– Следовательно, вы не помните, что говорили с женой до тех пор, пока она три часа спустя поднялась по лестнице, после того как обнаружила труп?
– Это было для нее ужасным потрясением. Молли так расстроилась.
– Я знаю. Весьма малоприятное происшествие. А каким образом она оказалась на дорожке, ведущей к пляжу?
– Устав после процедуры обеда, она часто ходила прогуляться, чтобы хоть несколько минут не видеть гостей.
– Как я понял, когда она вернулась, вы разговаривали с миссис Хиллингдон?
– Да. Почти все уже ушли спать.
– А о чем вы беседовали с миссис Хиллингдон?
– Ни о чем особенном. А почему вы об этом спрашиваете? Что она вам сказала?
– Пока что она ничего не сказала. Мы еще не говорили с ней.
– Мы просто болтали о всякой чепухе – о Молли, о трудностях ведения хозяйства в отеле…
– И тогда ваша жена поднялась на террасу и сообщила вам о случившемся?
– Да.
– На ее руках была кровь?
– Конечно, была! Молли ведь не сразу поняла, что случилось с девушкой, – она склонилась над ней, попыталась ее поднять. Разумеется, руки у нее были в крови. Послушайте, что это вы подозреваете?
– Пожалуйста, успокойтесь, – сказал Дейвентри. – Я знаю, Тим, что вам сейчас нелегко, но мы во всем должны разобраться до конца. Насколько мне известно, ваша жена в последнее время чувствовала себя не очень хорошо?
– Чепуха! С ней все в порядке. Просто ее немного расстроила смерть майора Пэлгрейва. Это естественно – ведь Молли такая чувствительная.
– Когда она придет в себя, нам придется задать ей несколько вопросов, – заметил Уэстон.
– Ну, сейчас это невозможно. Доктор дал ей успокоительное и сказал, чтобы ее не беспокоили. Я не желаю, чтобы ее расстраивали и пугали, слышите?
– Мы не собираемся никого пугать, – сказал Уэстон. – Мы просто хотим все выяснить. Сейчас мы не станем ее беспокоить, но, как только доктор разрешит, мы будем вынуждены побеседовать с ней. – В его мягком голосе послышались властные нотки.
Тим посмотрел на него, открыл рот, но ничего не сказал.
