Дэлглиш давно приучился не выносить никаких суждений, пока нет достаточно фактов – ни по внешнему виду свидетеля, ни исходя из его характера. И все же он был удивлен и немного сбит с толку, когда Джанет Карпентер со спокойным достоинством направилась к нему через конференц-зал и протянула руку. Как только она вошла в зал, он тут же поднялся, а теперь пожал ее руку и предложил сесть, предварительно представив Пирса, которому она снисходительно махнула рукой. Она хорошо держалась, но наметанный взгляд Дэлглиша отметил на бледном, худом, умном лице явные следы страха и даже паники.

Пока женщина усаживалась, Дэлглиш, разглядывая ее, понял, что часто встречал такой тип в разных обличьях: в его норфолкском детстве он связывался с пятиминутным звоном колокола в воскресное утро, с рождественской ярмаркой, летним праздником в доме приходского священника. Такая знакомая одежда: костюм из твида с длинным жакетом и юбкой с тремя складками впереди, цветастая блузка, не сочетавшаяся с твидом, камея у ворота, прочные колготки, слегка помятые на тонких икрах, начищенные до блеска молодых каштанов грубые ботинки, шерстяные перчатки, лежавшие сейчас у нее на коленях, фетровая шляпка с полями. Перед ним сидела одна из «превосходных женщин» мисс Барбары Пим – несомненно, особь вымирающая даже в сельских приходах, но некогда такая же составная часть англиканской церкви, как вечернее пение; иногда она вызывала раздражение у жены викария, но всегда оставалась надежной опорой для паствы – надзирала за воскресной школой, расставляла цветы, чистила церковную утварь, распекала юных хористов и утешала добрых викариев. В грустном нос-тальгическом ореоле Дэлглишу даже припомнились их имена: мисс Моксон, мисс Найтингейл, мисс Даттон-Смит. На какую-то долю секунды ему показалось, что мисс Карпентер сейчас пожалуется на неправильный выбор гимна на последней вечерней службе.

Под полями шляпки лицо женщины было трудно разглядеть, но потом она подняла голову, и их глаза встретились. Спокойный и умный взгляд, прямые, густые брови – темнее, чем выбившаяся из-под шляпки прядка седых волос. Она была старше, чем он ожидал, – не меньше семидесяти. Лицо без намека на косметику было изборождено морщинами, но подбородок был крепкий. «Интересное лицо, – подумал Дэлглиш, – однако на нем не остановишь взгляд из миллиона других». Женщина сохраняла спокойствие, контролируя свои эмоции и стараясь обуздать страх и беспокойство, которое он моментально прочитал в ее глазах. Там было и еще что-то. На мгновение в них проскользнула то ли досада, то ли раздражение.

– Простите, что пришлось вас срочно, оторвав от других дел, привезти сюда, – сказал Дэлглиш. – Инспектор Мискин сообщила вам, что мисс Олдридж мертва?

– Она не сказала, как это случилось. – У женщины был довольно приятный голос, более низкий, чем он предполагал.

– Мы полагаем, что мисс Олдридж убили. После вскрытия будет ясно, как именно ее убили и в какое время. Но, судя по всему, прошлым вечером. Не могли бы вы рассказать, что здесь происходило после вашего прихода? Кстати, когда вы пришли?

– В восемь тридцать. Я всегда прихожу в это время. Я работаю в понедельник, среду и пятницу с восьми тридцати до десяти.

– Одна?

– Нет, обычно с миссис Уотсон. Она и вчера должна была работать, но мисс Элкингтон позвонила как раз после шести и сказала, что сын миссис Уотсон попал в автомобильную аварию и сильно пострадал. Миссис Уотсон тут же отправилась в Саутгемптон, где живет его семья.

– Кто-нибудь, кроме вас и мисс Элкингтон, знал, что вы будете работать в этот день одна?

– Не представляю, кто бы это мог быть. Мисс Элкингтон позвонила мне, как только узнала о случившемся. Искать замену было поздно, и потому она попросила меня сделать то, что будет в моих силах. Конечно, она внесет соответствующие изменения в ежемесячный счет, посылаемый «Чемберс».

– Итак, вы пришли в обычное время. Каким путем?

– Через Судейские ворота и Деверо-Корт. У меня есть ключ от ворот. Я езжу на метро от Эрлз-Корт до Темпла.

– Вы встретили кого-нибудь из знакомых?

– Только мистера Берча, шедшего со стороны Мидл-Темпл-лейн. Он старший клерк в коллегии лорда Коллингфорда, иногда работает допоздна, и, когда наши пути пересекаются, мы всегда здороваемся. Он сказал: «Добрый вечер!» Больше я никого не встретила.

– А что было, когда вы подошли к Полет-Корт?

Последовало молчание. Дэлглиш обратил внимание на руки миссис Карпентер. Сама она сидела неподвижно, но непрерывно перебирала левой рукой пальцы перчаток. Но вот женщина прекратила эти нервные движения, подняла голову и теперь смотрела мимо него, сосредоточенно наморщив лоб, и как бы старалась вспомнить последовательность событий. Дэлглиш терпеливо ждал; Кейт и Пирс молча сидели по разным сторонам двери. В конце концов, все произошло только вчера, и нарочитая попытка припомнить столь недавние события отдавала актерством.

Наконец она заговорила:

– Когда я подошла, нигде в доме не горел свет – только в холле. Собственно, как обычно. Я открыла входную дверь. Сигнализация была не включена, но это меня не смутило. Иногда последний, кто уходит из «Чемберс», забывает это сделать. Все выглядело нормально. На дверях приемной и офиса клерков стоит охранное устройство, но код мне известен. Мистер Нотон заранее предупреждает о его изменении, но это происходит не чаще раза в год. Для всех легче, если комбинация цифр сохраняется дольше.

Легче-то легче, только это не способствует безопасности, подумал Дэлглиш, хотя такой порядок вещей его не удивил. Охранная система, которую ставят при всеобщем энтузиазме, после первых шести месяцев уже не вызывает первоначального интереса.

– Такая же система установлена еще на трех дверях, но большинство членов «Чемберс» ею не пользуется, – продолжала миссис Карпентер. – У всех есть ключ от входной двери, а также ключи от внешней и внутренней дверей их кабинетов. Мистер Лэнгтон терпеть не может эти охранные устройства на своем кабинете, так же к ним относится – относилась – и мисс Олдридж.

– Вы ее видели?

– Нет. В «Чемберс» никого не было – по крайней мере я никого не видела и не слышала. Иногда кто-нибудь из адвокатов или мистер Нотон задерживаются, и тогда я, чтобы не помешать, убираю их комнаты последними. Но вчера все уже разошлись. Во всяком случае, я так думала.

– А как насчет кабинета мисс Олдридж?

– Первая дверь была заперта. Я решила, что мисс Олдридж ушла домой и закрыла кабинет за собой. Она так делала, когда работала с важными бумагами. Конечно, в таких случаях комната оставалась неубранной, но адвокатов пыль не так уж сильно волнует. А некоторые из них просто неряхи. С этим надо считаться, если хотите здесь работать.

– Вы уверены, что из комнаты не пробивался свет?

– Абсолютно. Я бы это сразу заметила. Ее кабинет выходит окнами во двор. Свет бил только из холла. Уходя, я его погасила и включила сигнализацию.

– В какой последовательности вы убираете комнаты? Возможно, вам лучше познакомить нас с вашим обычным порядком действий.

– Сначала достала щетку и чистящее средство из шкафа в цоколе. В отсутствие миссис Уотсон я решила не пользоваться пылесосом, а пройтись по коврам щеткой. Вначале почистила ковер в приемной, убралась там и вытерла пыль. После прибрала офис клерков. Это заняло минут двадцать, потом я поднялась наверх, подмела открытые комнаты и вытерла там пыль. Тогда я и обнаружила, что кабинет мисс Олдридж на втором этаже заперт.

– Куда еще вам не удалось попасть?

– Только в ее кабинет и в комнату мистера Костелло на третьем этаже.

– Из них не доносился шум?

– Я ничего не слышала. Если кто и был внутри, то он выключил свет и затаился. Потом я спустилась в цоколь – к кабинету мистера Ульрика. Цоколь я убираю последним. Там нет ничего, кроме комнаты мистера Ульрика, женского туалета и кладовой.

– Уборка холодильника мистера Ульрика входит в ваши обязанности?

– О да. Мистер Ульрик предпочитает, чтобы холодильник время от времени протирали, а по пятницам проверяли, не осталась ли на уикенд забытая еда. Сам он обычно хранит в нем молоко, иногда сандвичи, молвернскую воду и лед. Если покупает еду на вечер, тоже держит ее там до ухода домой. Мистер Ульрик очень заботится о чистоте и свежести продуктов. Иногда он ставит в холодильник бутылку вина, но это бывает нечасто. И конечно, он хранил пластиковый пакет с кровью для предстоящей операции. Этот пакет больше похож на прозрачную грелку, и, если бы мистер Ульрик не предупредил меня о нем заранее, я пережила бы настоящий шок.

– Когда вы первый раз увидели пакет с кровью?

– В понедельник. Мистер Ульрик оставил мне записку на своем столе. Там было написано: «Кровь в холодильнике – для моей операции. Просьба – не трогать». Хорошо, что он предупредил, и все же мне было не по себе. Я думала, кровь будет в бутылочках – не в пластиковом пакете. Хотя просьба не трогать пакет была лишняя. Я никогда не перекладываю бумаги на столах, только в приемной укладываю стопкой журналы. И тем более не стала бы притрагиваться к пакету с кровью.

Перед тем как задать главный вопрос, Дэлглиш выдержал паузу:

– А был пакет в холодильнике вчера?

– Наверняка. Ведь у мистера Ульрика еще не было операции. Но вчера я не заглядывала в холодильник. Миссис Уотсон отсутствовала, и пришлось сосредоточиться на самом главном. Все равно в пятницу я должна как следует вымыть холодильник. А что случилось? Кровь исчезла? Не говорите, что ее кто-то украл. Это невероятно. Она ведь подходит только мистеру Ульрику, не так ли?

Дэлглиш оставил этот риторический вопрос без внимания.

– Миссис Карпентер, – сказал он, – подумайте хорошенько. Мог кто-нибудь во время вашей уборки – возможно, из запертых комнат – незаметно покинуть здание?

Опять сосредоточенно сведенные брови, и затем ответ:

– Когда я убирала приемную, дверь была открыта, и даже если бы кто-то прошел мимо незаметно, уверена, что я услышала бы, как хлопнула входная дверь – она очень тяжелая. Другое дело – офис клерков, оттуда я могла не заметить выходящего человека. И конечно, убираясь в кабинете мистера Ульрика или в других помещениях цоколя, а также на верхних этажах, я легко могла кого-то упустить.

Помолчав, она продолжила:

– Я тут вспомнила одну вещь. Не знаю, важно ли это. Незадолго до моего прихода какая-то женщина заходила в коллегию.

– Откуда вам это известно, миссис Карпентер?

– Кто-то был в женском туалете, расположенном в цоколе. Раковина была мокрая, а под только что использованным мылом растеклась вода. Нужно будет принести мыльницу в этот туалет. Если посетительницы не вытирают за собой раковину, а они этого никогда не делают, мыло поневоле расползается в лужице около крана.

– В раковине еще не сошла вся вода? – спросил Дэлглиш. – Казалось, ее недавно использовали?

– Ну, вечер был не из теплых. Раковина не могла мгновенно высохнуть. Да и слив работает плохо. Воде нужно время стечь. Я говорила мисс Колдуэл и мистеру Нотону, что следует вызвать водопроводчика, но пока ничего не сделано. На дне раковины осталось примерно полдюйма воды. Тогда я подумала, что это заходила мисс Олдридж, перед тем как уйти домой. Она частенько засиживалась на работе по средам. Но ведь мисс Олдридж не ушла?

– Да, мисс Олдридж не ушла, – признал Дэлглиш.

Об удлиненном парике он ничего не сказал. Ему надо было знать, открывала ли уборщица холодильник и видела ли пакет с кровью. А так – чем меньше она знает о сопутствующих смерти обстоятельствах, тем лучше.

Дэлглиш поблагодарил женщину за помощь и отпустил. Во время допроса она сидела смиренно, словно кандидат, ищущий работу, и теперь бесшумно вышла, сохраняя то же достоинство, с каким пришла. Однако более уверенная походка говорила о снятии чувства ответственности, о том же говорили и несколько расслабленные плечи. Интересная свидетельница. Она даже не спросила, как умерла Венис Олдридж. Женщина была напрочь лишена того отвратительного любопытства, в которое входит эмоциональное возбуждение и наигранный ужас, часто присущий тем, кто каким-то боком связан с убийством. Насильственная смерть, как и большинство несчастий, доставляет своеобразное удовлетворение тем, кто не является ни жертвой, ни подозреваемым. Миссис Карпентер достаточно умна, чтобы понять: она тоже в списке подозреваемых – во всяком случае, на ранней стадии. Одно это могло вызвать нервозность. Дэлглишу было интересно, кто из его помощников – Кейт или Пирс – обратит внимание, насколько свидетельница отличается от привычного образа лондонской уборщицы. Возможно, ни один. Им известно его неприятие стереотипов при оценке свидетелей, столь вредное при полицейском расследовании, когда закрывают глаза на бесконечные варианты человеческого поведения.

Первым заговорил Пирс:

– А она следит за руками. Никогда не скажешь, что зарабатывает на жизнь уборкой. Наверное, надевает перчатки. Впрочем, для нас это не важно. Ее отпечатки на законном основании могут быть повсюду. Как думаете, сэр, она рассказала нам всю правду?

– Полагаю, все как обычно – немного правды, немного неправды, о чем-то умалчивает. И что-то скрывает.

Дэлглиш привык не особенно полагаться на интуицию, как и на поверхностные суждения, однако сложно долго служить детективом и не понимать, когда свидетель лжет. Часто это ничего не значит. Почти каждому есть что скрывать. Надо быть большим оптимистом, чтобы ожидать всю правду на первом допросе. Умный подозреваемый отвечает на вопросы, однако не все озвучивает, и только очень наивный человек путает полицейского с социальным работником.

– Жаль, что миссис Карпентер не открыла холодильник – конечно, при условии, что она говорит правду, – сказала Кейт. – Странно, что ее не заинтересовало, почему мы так настойчиво спрашиваем про кровь. Впрочем, если пропажа крови ее рук дело, безопаснее говорить, что она вообще не заглядывала в холодильник, чем утверждать, что там уже ничего не было. Однако если кровь в холодильнике действительно уже отсутствовала, тогда мы знали бы, что мисс Олдридж была мертва еще до прихода миссис Карпентер.

– Это ведет нас дальше, – продолжил Пирс. – Мисс Олдридж могли убить в любое время после того, как ее видели в последний раз, а кровь вылили позже. Нужно помнить: тот, кто таким образом украсил труп, знал, где хранится длинный парик и кровь Ульрика. Миссис Карпентер предположительно знала о парике и точно знала о пакете с кровью в холодильнике.

Дэлглиш повернулся к Кейт:

– Как миссис Карпентер приняла известие, ко-торое вы с Робинсом обрушили на нее? Она была одна?

– Да, сэр. Одна в маленькой квартирке на верхнем этаже – думаю, в ней только гостиная и спальня. Но мы дальше гостиной не пошли, она как раз надевала пальто и шляпу, чтобы идти в магазин. Показав полицейское удостоверение, я познакомила ее с голыми фактами, сказав, что мисс Олдридж нашли мертвой, предположительно убитой, и для пользы дела ей надо подъехать в «Чемберс» и ответить на некоторые вопросы. Известие ее ошеломило. Она мгновение смотрела на меня как на сумасшедшую, а потом побледнела и покачнулась. Я поддержала ее и подвела к стулу. Некоторое время она молча сидела, но потом взяла себя в руки. И после этого держалась молодцом.

– Как вам кажется, убийство явилось для нее новостью? Понимаю, это не совсем правильный вопрос.

– Да, сэр. Думаю, новостью. Полагаю, Робинс скажет то же самое.

– И она ни о чем не спрашивала?

– Ни в квартире, ни по дороге сюда. Только сказала: «Я готова, инспектор. Могу ехать». В дороге мы не разговаривали – ах да, я спросила, удобно ли ей, и она ответила: все в порядке. В машине миссис Карпентер сидела, сложив на коленях руки и не спуская с них глаз. Казалось, она о чем-то думает.

Сержант Робинс просунул голову в комнату:

– Мистер Лэнгтон просит срочно увидеться с ним, сэр. Он беспокоится, что пресса пронюхает о случившемся или слухи распространятся еще каким-то образом прежде, чем он успеет поговорить с остальными членами «Чемберс». И еще он спрашивает, как долго будет закрыта коллегия? Днем они ожидают приезда стряпчих.

– Скажите, что через десять минут я буду в его распоряжении. И свяжитесь с общественностью. Если до завтра не произойдет ничего выдающегося, наше дело, похоже, будет на первой странице всех газет. И еще, Робинс, какая первая реакция была у миссис Карпентер, когда она услышала вашу новость?

Робинс, как обычно, немного помолчал.

– Удивление и шок, сэр. – И снова замолк.

– Я слушаю, Робинс.

– Мне кажется, было еще что-то. Возможно, чувство вины. Или стыда.