В марте 1878 года открылась Шестая передвижная — и Ярошенко, что называется, «проснулся знаменитым». Можно прожить в искусстве долгую жизнь, знать успех, умереть в почете, но этого сладкого чувства — «проснуться знаменитым» — не испытать.

После открытия Шестой передвижной (отмечал старый справочник) «о Ярошенко заговорил Петербург, а затем и вся интеллигентная Россия».

Стасов писал, что вся публика всякий день приходит в восхищение от ярошенковского «Кочегара».

Замечательно, что всеобщее признание пришло к Ярошенко именно на этой выставке. «Она шестая числом, но по качеству первая из всех ранее бывших», — объявил Стасов.

«Протодьякон» Репина и его же «Мужичок из робких», «Встреча иконы» Савицкого, «Засуха» Мясоедова, жанры Максимова и Владимира Маковского, «Созерцатель» Крамского и его же кисти портрет Некрасова, «Рожь» Шишкина, «Лес» Куинджи, «Витязь на распутье» Васнецова рядом с последними его жанровыми вещами — «Военной телеграммой», «Парижскими акробатами» (подобно своему «Витязю» Васнецов выбирал путь) — вот с кем и с чем «соперничал» Ярошенко и сумел завоевать особенное внимание зрителей.

Крамской ставил «Кочегара» рядом с репинским «Протодьяконом»: «„Кочегар“ и „Дьякон“ балансируют — не знаешь, который лучше; разумеется, „Кочегар“ в живописи уступает „Дьякону“, но впечатления, типичность равны; оба весят здорово».

Писатель Боборыкин в статье «Литературное направление в живописи. Прогулка по Шестой передвижной выставке» предпочитал «Кочегара» тому же «Протодьякону», находя в нем «гораздо меньше литературной преднамеренности».

Слышались и другие голоса. Философ и публицист Страхов писал Льву Толстому: «Ужасно жаль, что Вы не посмотрели выставки передвижников. Это ряд этюдов в реалистическом духе. Некоторые удивительны по красоте, например „Ржаное поле“ Шишкина, другие по безобразию, например „Кочегар“ Ярошенко и „Протодьякон“ Репина». Знаменательно, что и здесь холсты Репина и Ярошенко соседствуют.

Художественный критик Прахов объяснял: «„Кочегар“ Ярошенко и „Протодьякон“ Репина есть великолепный, грандиозный почин со стороны метода, есть решительная новость в русском народном искусстве» — эти картины представляют «исторические портреты двух сословий». Перед русским искусством открывается новая задача: создать «полную портретную галерею нашего современного общества, воспроизведенную столь же монументально». Такую задачу Ярошенко, видимо, ставил перед собой: картина «Заключенный», показанная на Шестой передвижной вместе с «Кочегаром», — тому свидетельство.

Решению задачи помогало необыкновенно развитое в Ярошенко ощущение сегодняшнего дня как достояния истории. «Я пишу то, что дает жизнь в настоящее время и мимо чего равнодушно пройти не могу, а в будущем это запишется в историю», — говорил художник.

«Кочегар» Ярошенко — первый заводской рабочий в русской живописи. В стоящем у огненной печи и будто выкованном из раскаленного металла человеке с могучими рычагами рук, исполинским «грудным ящиком» (слова Стасова), хорошо сформованной головой и внимательным, тревожащим взглядом художник увидел того, кто «принадлежит истории», представителя сословия, которое вскоре взяло в свои руки судьбу народа и страны.

До того времени народ в русском искусстве (как и в представлении большинства интеллигенции) — мужик.

Ремонтники Савицкого, укладывающие полотно железной дороги, — обнищавшие мужики, вынужденные искать заработок на стороне, изнуряемые новым для них, не земледельческим трудом.

На Пятой передвижной в 1876 году Ярошенко показал картину «Сумерки», впоследствии утерянную. Судя по описаниям рецензентов, художник изобразил вечер, «спускающийся на петербургские улицы», рабочих-землекопов «при оставлении работ», «тяжелый труд наших крестьян, кончающих свои работы в поздние сумерки, когда уже в домах зажжены бывают огни». Примечательно сочетание: «крестьяне» и «петербургские улицы».

Сразу следом за «Сумерками» написано небольшое и не выставлявшееся художником полотно «Сезонники» («Отдых рабочих на мостовой») — посреди городской улицы, в тени от развешанных на шестах армяков спят рабочие-мостовщики. Крестьянские лица, крестьянская одежда тотчас выдают в рабочих — мужиков; название «Сезонники» дано, кажется, не художником, а составителями каталогов — это лишь подтверждает легкость узнавания героев и сюжета.

«Крестьянский вопрос» (если исключить литературу, которая помогает художнику, но не дает главного — зрительных впечатлений) был знаком Ярошенко по городу, по Петербургу, виделся ему «на петербургском фоне». Ярошенко — городской человек, а с одиннадцати лет — петербуржец; летние военные лагеря, где-нибудь в Красном Селе, дача на Сиверской не приносили глубоких впечатлений и образов деревенской жизни. Зато судьбу мужика в столице, поглощавшей в ту пору тысячи крестьян (росло число предприятий, и предприятия росли), превращение мужика в рабочего, самого тогдашнего рабочего Ярошенко знал лучше всякого другого художника: он не просто городской, он — заводской человек. И то, что Ярошенко, а не кто другой, привел заводского рабочего в русскую живопись, конечно, не случайно.