«Уверяю вас, я бы не удивился, если бы на основе писем и других документов, собственноручно написанных в свое время великим человеком, биографы доказали бы, что его вообще не существовало. И, будьте уверены, в частных письмах покойного, а особенно в тех, которые он писал, еще не зная, что будет великим, они сумели бы найти все, что им нужно. Разумеется, если человек стал великим, то он уже и частные письма пишет так, чтобы их можно было сразу посылать в набор, то есть поступает, как женщина, которая, однажды услышав, что она красива, старается оправдать это мнение. Читал я, например, письмо одного великого человека, академика, в котором он требовал от своего квартиранта возвратить долг. Великий человек писал в нем, что жизнь поистине отвратительна своей материальной стороной, что житейские заботы оскверняют великие души, приводил другие афоризмы о жизни с явным расчетом на то, что письмо попадет в печать. После грустных раздумий над жизнью великий человек написал: „Но существует известный порядок, который никому не дано нарушать“, — и, опираясь на эту истину, хозяин потребовал от квартиранта квартирную плату за три месяца. Правда, причитавшиеся ему деньги он получил только тогда, когда лично встретился с квартирантом и, чтобы не попало в печать, в устной форме обругал его последними словами, пригрозив переломать ему кости».
«Я и в самом деле люблю тех грешников, из которых делаю посмешище. Я и в самом деле люблю своих героев: все они в сущности добрые люди, и грех их — не порок, с их точки зрения он оправдан. Аким в „Протекции“ много лет прослужил в провинции, а теперь у него дочь на выданье, и родительская забота вынуждает его добиваться перевода в Белград… Еврем Прокич — хозяин почтенный. Он из своей лавки видит, как люди пробивают себе дорогу, а раз могут другие, менее достойные, чем он, то почему бы и ему не стать депутатом. Агатон — бедняк-пенсионер, и все-таки он самый почтенный в своей семье, и, когда эта семья начинает грабить то, что осталось от покойника, он, естественно, думает, что ему, как самому главному, принадлежит и большая часть имущества.Все это только грехи, а не пороки. Все эти добрые люди переживают тяжелые трагедии, и все действуют, будучи искренне уверены, что их позиция здрава и оправданна.Когда в какой-нибудь пьесе я имею дело не с мещанской средой („ОЮЭЖ“, „Мистер Доллар“), я уже не столь милосерден, а когда на главное действующее лицо пьесы обрушивают беды, в которых он не виноват („Свет“), я даже встаю плечом к плечу с героем, и мы вместе боремся против света».
«Один мой молодой друг (я случайно узнал, что он пишет пьесу, но скрывает это) спросил, в чем тайна моего успеха у публики. Подумав немного, я сказал ему:— Наверно, в актуальности моих пьес. Я не удаляюсь от жизни, я живу среди людей. Когда поднимается занавес, сцена и зрительный зал для меня — не два помещения, а одно; актеры не отделяют себя от публики, публика чувствует себя как на сцене.— А эта актуальность не слишком ли удаляет от искусства? — заметил мой молодой собеседник.— Если писатель даст актуальности как таковой целиком завладеть собой, если он лишь фотографирует современность или пишет ее хронику, в таком случае его творчество действительно не имеет ничего общего с искусством, но если ему удается своим талантом поднять актуальность до такого уровня, на котором интерес к произведению становится непреходящим, то он возвращается к искусству. „Кир-Яня“ Стерии, его „Патриоты“, его „Спесивец“ — все это было актуально в то время, когда Стерия писал, теперь же „Кир-Яня“ — классика непреходящей ценности. Если взять за аксиому, что театральное искусство одно из самых близких публике, то в чем же эта близость, как не в тесной связи зрелища и публики, как не в том, что зритель видит себя на сцене».
«За долгие годы своей работы я приобрел много читателей и слушателей. Я мог бы коротко ответить, что пишу для них, но это весьма неопределенный ответ. Скажу определеннее: пишу для тех, кто жаждет просвета в облачном небе нашей эпохи, пишу для тех, кто жаждет ободряющей поддержки во время утомительного пути по бездорожью современности, пишу для тех, кто не думает, что на мир и жизнь надо смотреть сквозь слезы, пишу для тех, кто ценит значение смеха в жизни человеческой».
«ДЕСЯТЬ ЗАПОВЕДЕЙ ДРАМАТУРГА, ПОДСКАЗАННЫЕ ОПЫТОМ:1. Не пиши только потому, что ты решил написать пьесу. Ищи фабулу. Пусть заставят тебя написать фабула или сюжет, встретившиеся тебе в жизни или родившиеся в твоем воображении.2. Пусть красота фабулы не обольщает тебя, не берись за нее, если она вне твоих творческих возможностей. Я всегда раскаивался, когда не слушал этого своего совета. Но случалось, что я отказывался от фабулы или сюжета, находя в себе мужество признать, что это не мое амплуа.3. Не начинай писать, пока идея, которую ты будешь развивать в пьесе, не созреет полностью в твоем воображении и не приобретет отчетливо видимой формы.4. Драма — это архитектурное сооружение, которое строится с соблюдением всех правил. Она имеет фундамент, один или два этажа и заканчивается крышей. Все эти части должны быть правильно соединены, каждое помещение должно иметь достаточно света (ясности); все свободное место должно быть правильно использовано и наличие его оправдано.Есть два закона архитектуры, которые особенно важны в драматургии, а именно:а) Сначала необходимо продумать и точно установить, каково будет внутреннее устройство здания, и только тогда приступать к возведению фасада. Фасад должен соответствовать внутреннему устройству и назначению всего здания.б) Необходимо строго придерживаться архитектурного закона о пропорциях. Подсобные помещения не могут быть больше, чем главные; крыша не может быть намного шире, чем верхний этаж.5. Не выдумывай сцен, не создавай их искусственно, расположи их так, чтобы одна была продолжением другой. На сцене всякий эпизод должен иметь свою причину и естественное оправдание. Стройное и прочное единое целое может быть создано только на основании логической связи, объединяющей отдельные сцены.6. Не навязывай действующим лицам свои мысли и сентенции. Твое присутствие в произведении не должно быть заметно. Другими словами, когда пишешь, не влезай насильно в души героев, а разреши, чтобы они вошли в твою душу, чтобы ты всего только выражал их мысли.7. Не причесывай и не гримируй фразы и диалог. Пусть на подмостках творят, как в жизни, — пусть зритель не почувствует, что слова, звучащие со сцены, заранее написаны и выучены наизусть, пусть ему покажется, что действие, разворачивающееся перед ним, совершается впервые на его глазах.8. Обращая все свое внимание на главных действующих лиц, не пренебрегай второстепенными. Второстепенных действующих лиц не должно быть, если они не имеют своей задачи в пьесе, а если у них она есть, то и второстепенные персонажи, как и главные действующие лица, должны иметь свои характерные особенности.9. Как и всякое явление жизни, драма имеет экспозицию, кульминацию и развязку. Драматурги, хорошо знающие технику своего дела, объединяют эти фазы следующим образом: экспозиция и развитие; развитие и кульминация; кульминация и развязка. Как только развязка начинает намечаться, необходимо подходить к ней как можно скорее, не давая зрителю решить вопрос раньше, чем это сделал автор.10. Перечитывай вслух свое произведение. Воспринимая на слух, можно уловить разницу впечатления от чтения вслух и про себя.Твоим слушателем не обязательно должен быть специалист; часто человек, обладающий здравым смыслом, замечает то, что и ты, автор, и слушатель-специалист оставляете без внимания, стремясь прежде всего получить впечатление от произведения как от единого целого.Читая, не ожидай наперед похвал; советы, даже и самые незначительные, не принимай только из учтивости. Не возражай против высказанных замечаний, лишь бы возражать, но сначала обдумай каждое из них даже и тогда, когда они кажутся тебе не имеющими совершенно никакого значения.Не будь нетерпим к критике. Если она положительна — не считай ее полисом Страхового общества, а если отрицательна — не считай ее смертным приговором.Пусть похвалы не уменьшают тех забот и опасений, которые обуревали тебя, когда ты писал свое первое произведение; пусть хулы не ослабят упорства, с которым ты писал его.Каждое свое новое произведение считай первым. Всегда рассматривай любое свое новое произведение как дебют перед общественностью».
«Отсутствие относительности как мерила; бескомпромиссное отрицание; нарочитое подчеркивание слабых сторон жирными линиями, и в то же время игнорирование или даже небрежная невнимательность к достоинствам, нарочитая острота выражений и известная непримиримость, от которой остается впечатление личной неприязни, — все эти черты не могут характеризовать критику как творческую силу с определенной и ясной ролью в развитии нашей молодой литературы…».«Критика необходима всякому искусству, и в первую очередь нашей литературе, которая еще только развивается. Без сотрудничества критики нет настоящего творчества… Критике нельзя быть врагом писателя, она должна, так сказать, сотрудничать с ним. И уж тем более критик (современник) не должен становиться в позу арбитра, который определяет места писателей. Чаще всего писатели занимали совсем не те места и оказывались не в тех рангах, которые им определила современная критика…».«Не раз при оценке юмористических и сатирических произведений критика употребляла такую стереотипную фразу: „Писатель поверхностно коснулся больных мест нашего общества или души человеческой, но не проник глубоко, не вошел в сущность проблемы“. По-моему, юморист и сатирик в литературе, изображающей жизнь, — это все равно что диагност в медицине. Их дело — нащупать больное место; за ними идут хирурги, которые будут резать. Случается, правда, и так, что сатирик сам берется за дело и вскрывает нарыв; это оправдано в какой-то мере, пока сатира не переходит в памфлет, что часто случается, если она слишком резка. Итак, юмор и мягкая сатира лишь диагностически отыскивают или нащупывают больное место; резкая сатира вскрывает это больное место, чтобы обнаружить всю тяжесть болезни, но и она сохраняет роль диагноста, оставляя дальнейшую работу социальным хирургам».
«В многовековом развитии, прогрессе человечества ум человеческий далеко обгонял свое время, а душа человеческая оставалась первобытно-примитивной. В то время как ум возносится над видимыми сферами, спускается в недосягаемые глубины, разгадывает все тайны, покоряет все силы и отнимает у природы небесный огонь, душа человечества остается такой, какой она была в незапамятные времена. И теперь еще, как и в первобытное время, инстинкт властвует над поведением человека. И теперь еще часто убийство отдельной личности называют преступлением, а войну, коллективное убийство масс, славословят и кровавые победы отмечают как национальные праздники.От позора, который искажает лик человечества, не могут спасти ни великие религиозные проповедники любви, ни могучие вожди духовной жизни человечества, ни гигантские преобразования, ни творческий дух науки и искусства; не могут спасти от этого позора мудрые Гималаи — Сократы, Спинозы, Толстые до тех пор, пока из-за этих светильников человеческого прогресса торчит кровавый меч, которым варварство размахивает над цивилизацией. Человечество должно стыдиться времени, в которое живет; человечеству должно быть стыдно перед собственным прогрессом, которому не удалось приручить в нем зверя и подавить примитивные инстинкты».
«Темы, которые захватывают меня:„Покойник“. Комедия высшего общества.„Маленькая королева“. Историческая комедия.„Карьера“. Комедия (политическая сатира).„Да здравствует жизнь“. Психологическая драма.„Уездный питомец“. Шутка.„Госпожа Елена Балшич“. Историческая драма.„Человек из народа“. Комедия (политическая сатира).„Путешествие с того света“. (Вторая часть „Путешествия вокруг света“.)„О тех, кто нашептывает“. Общественная комедия.„Власть“. Сатира.„Вошел черт в село“. Веселая пьеса».