Глава 17
Ранней весной мы с мамой наконец покинули Вашингтон и вернулись в Россию. В аэропорту Пулково нас встретил папа. Хотя нет, «папа» – так, наверное, будет правильнее. Седоволосый подтянутый мужчина в длинном кашемировом пальто. Глаза серые, властные. За спиной два телохранителя. Ну, этот-то точно усомнится в том, что я его дочь… Хотя если это и произойдёт, то не здесь, позже. Лицо моё почти полностью прикрыто платком. На обезображенный лоб низко нахлобучена широкополая шляпа, специально купленная мамой для дальнего перелёта. По всему видно, разоблачение мне пока не грозит.
Не заезжая домой, мы поехали в госпиталь.
Там меня ожидала отдельная палата-люкс. Холодильник, телевизор, море цветов. Забыв о своём уродстве, я на минуту почувствовала себя счастливой.
– Машенька, кто старое помянет, тому глаз вон, – целуя меня, сказал папа. – Я всё для тебя, дочка, сделаю. Заставлю здешних эскулапов вылепить из тебя Галатею. Не сделают – на месте пристрелю!
Кто такая Галатея, я, честно говоря, не знала, но мне всё равно было приятно. Меня любили, меня жалели, мне хотели помочь. Ну, не мне – Маше. Но пока я об этом никому не скажу. А может, и не скажу вовсе.
В один из дней, когда мама отлучилась куда-то ненадолго, я попыталась позвонить Максу. Его телефон я помнила наизусть.
– Да, – коротко ответил он и насторожённо замолчал.
Я покрепче прижала трубку к уху, стиснув зубы, чтобы не разреветься.
– Простите, вас не слышно, – сказал Макс и отключился.
Говорить я так и не научилась. Хотя уже могла произносить отдельные звуки. Каждый день со мной занимался специально приглашённый логопед. Он ставил передо мной зеркальце и заставлял часами отрабатывать движения губ. Постепенно артикуляция восстановилась. Когда я впервые сказала «мама», растягивая по-детски гласные, моя благодетельница прослезилась.
– Ма-ма, ма-ма, – без конца повторяла я, искренне желая сделать ей приятное. Мне и самой было приятно. Я бы хотела иметь такую маму, как эта милая женщина.
В госпитале мне несколько раз пересаживали донорскую кожу. Какая-то часть отторгалась, и всё приходилось начинать сначала, но большая – прижилась. Лицо моё изменилось. Рубцы стали не такими заметными, а некоторые исчезли совсем.
Рот уменьшился, появились губы. Нос стал курносым, как у Маши. Мама часто приносила её фотографии. По ним меня, наверное, и лепили. Получалось, конечно, не совсем похоже, но – тьфу, тьфу, тьфу – очень даже ничего.
Однажды мама забрала меня на недельку из госпиталя и привезла «домой». Маша жила вместе с родителями в роскошном особняке на берегу Финского залива.
С интересом оглядываясь по сторонам, я поднялась на высокое крыльцо.
– Машенька, девочка моя, наконец-то ты вернулась! – вышел мне навстречу отец. – Ну, иди, дочка, к себе, передохни немного с дороги, а потом будем обедать.
К себе? О боже!
– Виталик, я провожу Машеньку, – почувствовала мама моё замешательство. – Боюсь, она у нас ничего не помнит. Понимаешь, у неё амнезия, вызванная нервным потрясением. Позже это пройдёт.
– Конечно, пройдёт! – Папа прижал меня к себе и поцеловал в макушку. – Заплатим кому надо, и всё пройдёт!
Машина комната была обставлена со вкусом.
Широкая скандинавская кровать посередине, накрытая симпатичным покрывалом. Многочисленные светильники на тросиках, очень удобные в обращении.
Мольберт в углу (она рисовала?).
Забавные плюшевые игрушки, расставленные на полках и сидящие на полу.
Раскрыв створки шкафа, я перебрала Машину одежду. Джинсы, свитера, просторные рубашки и блузы – она явно отдавала предпочтение молодежному стилю.
Правда, как я поняла, погибшая в Греции девушка была лет, наверное, на пять-шесть, если не больше, моложе меня. Были в шкафу и классические вещи. Костюмы, платья. Очень дорогие и очень красивые. Покопавшись немного, я вытащила длинную бордовую юбку от Армани и такого же цвета кофту с узкими рукавами, застёгивающуюся у шеи, – декольте мне ещё долго не носить.
В таком виде я и спустилась в гостиную, где за накрытым столом уже сидели мои – мне очень хотелось, чтобы так оно и было на самом деле, – новые родители. В глазах их светилась такая неподдельная любовь, что я не выдержала и разрыдалась. Потерять этих людей я не могла.
* * *
Прошло ровно два года. Я вышла из клиники и приветливо помахала рукой на прощанье обслуживающему персоналу. Я кинулась навстречу своим новым родителям, которые ждали меня у роскошного лимузина.
– Привет! – радостно закричала я и, как маленький ребёнок, бросилась маме на шею.
Затем крепко поцеловала отца и уселась в машину, с удовольствием вытянув длинные ноги. Папа, слегка приобняв меня за плечи, громко рассмеялся.
– Машенька, ты теперь сама на себя не похожа. Стала ещё красивее, чем прежде. Прямо настоящая королева!
– Врачи совершили чудо, – улыбнулась я. – Ни одного шрама на теле. И чувствую я себя на все сто!
Мама захлюпала носом и потянулась за носовым платком.
– Мамуля, перестань плакать, – погладила я её по руке.
– Машенька, мне даже страшно подумать о том, что мы с папой могли тебя потерять. Ты сейчас стала совсем другой, но это не главное. Главное, что ты осталась жива.
– Я и сама не могу к этому привыкнуть, – вздохнула я и вспомнила путану по имени Лена.
Господи, неужели всё это было со мной? Убитый грек, тюрьма и страшный пожар, который, по сути дела, дал мне путёвку в новую жизнь. Прежняя Машенька умерла и родилась новая. Я не могу открыть счастливым родителям страшную правду, потому что они слишком много сделали для меня.
Остаётся только одно – действительно стать их дочерью. Нужно учиться жить по-новому и дорожить тем, что подарила мне судьба.
В честь моего выздоровления родители устроили вечеринку. В гостиной был накрыт пышный стол. Человек на пятьдесят, не меньше. Благо место позволяло. Приехали гости. Родственники, друзья. Наверное. Я ведь никого не знала. В основном пожилые люди, соратники отца. Среди них – политики, артисты и даже один известный писатель, книжки которого на протяжении последних двух лет неизменно возглавляли списки бестселлеров. Я их почитывала в больнице. Что ж, ему было откуда брать сюжеты. Как я давно уже поняла, Машенькин папа возглавлял крупнейшую питерскую криминальную группировку. А раньше… А раньше он работал в торговле. Не рядовым продавцом, конечно.
Тогда-то всё и началось.
Когда все расселись, отец произнёс тост. Слушая его, я чуть не прослезилась.
– Сегодня, пожалуй, один из самых счастливых дней в моей жизни, – сказал он, поглаживая меня свободной рукой по плечу. – Домой вернулась моя Машенька, моя дочка. На её долю выпали тяжёлые испытания. Но она все вынесла. Я и не думал, что дочка у меня такая сильная. Признаться, нам с матерью есть чем гордиться!
– За Машеньку! За её молодость и красоту! – зазвучали возбуждённые голоса.
Гости стоя выпили.
Смотрели на меня все – и женщины, и мужчины.
Сравнивали, наверное, с тем, что было раньше. Оценивали работу хирургов. Ловить на себе чужие взгляды было неприятно. От прежней Машеньки ничего не осталось.
Это-то и заставляло меня волноваться. А вдруг кто-нибудь догадается, что я самозванка, обманом проникшая в богатый дом? Да ну, что за бред, вряд ли. Ведь родители признали меня. Да и на Лену я совсем не похожа.
На проститутку Лену из Москвы, у которой не было никакой амнезии и которая отлично помнила, что с писателем она точно спала!
После пятого или шестого тоста свободное пространство перед камином заполнилось танцующими парами.
Ко мне подошёл бритоголовый браток с толстой цепью на бычьей шее. Я с непониманием уставилась на него.
– Машенька, это Вадик, – шепнула мне мама. – У вас была сумасшедшая любовь!
– Не помню.
– Оно и понятно. Врачи говорят, что после того, что ты пережила, очень сложно восстановить память. Тебе придётся по крохам всё восстанавливать. Когда-то Вадик был твоим женихом. Вы с ним отлично ладили. Хотя мы с папой никогда не одобряли твоего выбора. Таких Вадиков у папы пруд пруди. Можно было бы подыскать что-нибудь поинтереснее.
Я встала, улыбнулась своему так называемому жениху и отправилась с ним танцевать. Мордоворот, обняв меня за талию, бесцеремонно вглядывался в моё лицо.
– Привет, давно не виделись, – наконец пробасил он.
– Привет, и как давно?
– Два с половиной года.
– Неужели прошло два с половиной года? Господи, а я и не заметила. Как быстро бежит время!
– А ты здорово изменилась. На улице я бы тебя не узнал.
– Я представляю, как бы выглядел ты, если бы попал в такую передрягу.
– Извини.
– Да ничего, я уже привыкла.
– Мне даже кажется, что ты стала ещё красивее.
– Спасибо.
– Маша, скажи правду, почему ты тогда от меня уехала?
– Я от тебя уехала? Куда?
– Извини, я забыл, что ты ничего не помнишь.
– Я хочу знать, что же со мной произошло.
Мордоворот опустил глаза и, понизив голос, сказал:
– Маша, мы любили друг друга и… спали вместе.
– Вот как?
– Да, и тебе это очень нравилось. Мы даже кончали всегда одновременно.
В этот момент заиграла быстрая музыка, но мы с Вадимом по-прежнему топтались на месте в медленном танце.
– Надо же, какие интригующие подробности, – захихикала я.
– А ещё, Маша, ты собиралась за меня замуж.
– За тебя замуж?!
– Почему ты удивляешься? Ты называла меня маленьким мальчиком, шалунишкой. – Мордоворот покраснел.
– Шалунишкой?!
Бросив на него оценивающий взгляд, я прыснула со смеху.
Мордоворот обиженно запыхтел.
– Извини, пожалуйста, – погладила я его по плечу, – просто я и в самом деле ничего не помню. И что же произошло дальше?
– А затем ты связалась с каким-то козлом.
– С каким ещё козлом?
– Ну, не с козлом, а уродом…
– Он что, был такой страшный?
– Ну, это я так, образно говорю. В общем, ты поехала в Москву и познакомилась там с каким-то мужиком. В Питер не звонила, жила у него на квартире. Отец везде тебя разыскивал. Послал своих ребят, чтобы они кверху дном перевернули всю Москву, но тебя так и не нашли. Отец поседел за это время, да и мать сильно сдала. А затем отцу позвонили и стали требовать за тебя выкуп. Для виду он согласился, а сам хотел подстроить ловушку, но с той стороны что-то почуяли и за деньгами не пришли. После этого он готов был заплатить за тебя любую сумму. Мы привезли ровно столько, сколько просили, всё по-честному, но тебя больше не увидели. Твои предки искали тебя несколько месяцев и наконец обратились в Интерпол.
Следы твои отыскались в Греции. Ты лежала в тюремном лазарете в полнейшей наркотической коме. Тебе грозил большой срок.
– А почему я лежала в тюремном лазарете? Разве я сидела в тюрьме?
– Ты торговала наркотиками.
– Я торговала наркотиками?!
– Это правда.
– А почему я занималась этим именно в Греции? Каким ветром меня туда занесло?
– Не знаю, Маша. Говорят, ты была там всего несколько дней. К тому времени ты стала законченной наркоманкой. Мужик, с которым ты жила, посадил тебя на иглу, а затем, получив от нас деньги, послал тебя в Грецию якобы для того, чтобы ты передала наркотики местным торговцам. Тебя взяли на таможне в Афинах. В самолёте ты, видимо, ширанулась герычем и была невменяемая. Поэтому тебя сразу положили в лазарет, где ты впала в кому.
– А как же я провезла наркотики? Почему меня в Москве не повязали?
– Этого мне не сказали. Наверное, ты их куда-то спрятала. – Мордоворот настороженно взглянул на меня и, помявшись, спросил: – Маша, а тебя больше к наркотикам не тянет?
– Да я вообще не знаю, что это такое.
– Это хорошо. И зачем ты с этим мужиком связалась? Чего тебе не хватало?
– Не знаю, дружок, тем более ты говоришь, что мы кончали одновременно, – засмеялась я.
– А давай ещё попробуем? Я готов всё тебе простить, я же тебя люблю. Маша. – Мордоворот тяжело задышал.
– Я пока к этому не готова, – холодно сказала я и села на своё место.
Мама приобняла меня за плечи и поцеловала в лоб.
– Ну что, моя девочка, начала вспоминать?
– Есть немного.
– Как тебе Вадик? Ты его совсем не узнала?
– Ну… что-то такое есть, но общей картины не вырисовывается. Боюсь, что он герой не моего романа.
– Ну вот и правильно, Машенька, – обрадовалась мама. – Только, доченька, обещай, что ты больше никогда не приложишься к наркотикам.
– Никогда, мамочка, я обещаю.
К концу вечеринки Вадим вновь пригласил меня танцевать и немного смущённо сказал:
– Маша, ты меня сегодня ночью к себе в спальню пустишь?
– Нет.
– Почему? Мы ведь с тобой балдели в обществе друг друга.
– Я этого не помню.
– Но ведь мы с тобой кончали одновременно…
Я громко рассмеялась и вытерла выступившие на глазах слёзы.
– Господи, да когда это было-то!
– Так ведь вспомнить-то нетрудно. Стоит один только раз попробовать, и всё встанет на свои места.
– Нет, Вадим, пока у нас с тобой ничего не получится.
– Маша, ну как же так? – Голос мордоворота задрожал, как у ребёнка, лишённого сладкого.
– Ничего, перебьёшься как-нибудь, – усмехнулась я.
– Получается, что я больше не жених тебе?
– Получается, так.
По лицу мордоворота покатились крупные капли пота.
– Послушай, – настороженно начала я, – а если у нас с тобой такая любовь вытанцовывалась, то какого чёрта я уехала от тебя в Москву к другому мужику?
– Это я должен спросить у тебя.
– А что это за мужик?
– Не знаю. Твой отец до сих пор его ищет. Деньги-то подставные лица получали. Если бы он его нашёл, то живым бы в бетон закатал.
Вечеринка закончилась. Гости разъехались по домам.
Я поднялась в спальню и легла на кровать.
Деликатный стук в дверь заставил меня насторожиться. Неужели Вадим?
– Машенька, это мы, – пропела мама, и в комнату вошли мои родители.
Признаться честно, я немного струхнула, подумав о том, что сейчас состоится не самый приятный для меня разговор. Наверняка они заподозрили что-то неладное и теперь хотят вывести меня на чистую воду.
– Доченька, ты устала? – Мама ласково провела рукой по моим волосам.
«Кажется, пронесло, – облегчённо вздохнула я. – Родители любят меня как родную дочь. А я и есть им родная дочь, вернее, стану ей».
– Немного, – ответила я.
– Мы тут с папой подумали и решили, что пока тебе нужно побольше кушать и спать. Как только окрепнешь немного, можешь опять заниматься своим любимым делом.
– А какое у меня любимое дело?
– Ты же талантливая художница, доченька. Ты просто забыла.
– Машенька, – восхищённо выдохнул отец, – ты пишешь такие умопомрачительные картины, что у всех аж дух захватывает!
– Я пишу картины?!
– Ну да, доченька, маслом. Ничего, моя милая, вскоре ты, как и прежде, возьмёшь в руки кисть, подойдёшь к мольберту и почувствуешь, как звонко запоёт твоя душа. Я организовывал тебе персональные выставки, и ты всегда была на высоте.
– А вдруг я больше не смогу этим заниматься? – От волнения я чуть не заплакала.
– И не надо, – в один голос ответили родители, – главное, что ты осталась жива. А картины – бог с ними!
Родители пожелали мне спокойной ночи и удалились в свою комнату. Только я выключила свет и собиралась задремать, как вдруг под ухом оглушающе громко затрезвонил телефон. Вздрогнув, я посмотрела на него с непониманием: кому я могла понадобиться в двенадцатом часу?
– Машенька, это я, Вадик, – раздался в трубке голос мордоворота. – Я хотел было отъехать от твоего дома, но не смог. Тебе вот решил позвонить. Ты сейчас что делаешь?
– Собираюсь спать.
– Может, завтра пообедаем вместе где-нибудь в городе?
– Может, и пообедаем.
– Давай в твоём любимом ресторане.
– А какой у меня любимый ресторан?
– «Купава», любимая моя. А потом погуляем немножко. Ты как настроена?
– Нормально.
– Тогда я завтра подскочу.
– Подскакивай.
– А может, мне сейчас к тебе заглянуть?
– Зачем?
– Ну, сама догадайся.
– Не надо, – засмеялась я, – подскакивай уж лучше завтра к обеду. – И положила трубку.
Подтянув к подбородку одеяло, я в который раз вспомнила Макса. Мы не виделись с ним два с половиной года, и он уже, наверное, забыл о моём существовании. А я не могу забыть, я помню. Я бы отдала всё на свете за то, чтобы взглянуть на него хотя бы издали.
Хотя бы один разочек.
Не выдержав, я набрала мобильный Макса, поразившись тому, что по-прежнему помню его наизусть. «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – равнодушно ответил записанный на плёнку женский голос. А может, Макс сменил телефон и этого номера больше не существует? Положив трубку на место, я перевернулась на живот и уткнулась в подушку. Странно, я привыкла откликаться на имя Маша.
Словно и не была никогда Леной, словно моя прошлая жизнь – нелепый, тяжёлый сон. Не было череды гостиничных номеров, не было иностранцев, не было сутенёров. Я родилась и выросла у богатых родителей, я прожила совсем другую жизнь. Правда, в отличие от Маши, имея таких крутых предков, я бы не стала садиться на иглу и сбегать из дома. И чего этой дурочке не хватало?
Закрыв глаза, я погрузилась в глубокий сон.
