Глава 28
— Видимо, ничего у нас не получится. Он что, под дверью, что ли, слушает? — прошептал мне на ухо Жан и запахнул свой халат.
— Не знаю. — Я тут же натянула трусики и пошла к двери. — Марат, в чем дело?
— Открой, я должен, что-то сказать.
Жан ухмыльнулся, взял приготовленную чистую одежду и пошел в ванную. Я открыла дверь и поправила упавшую лямку сарафана. Марат посмотрел на меня подозрительным взглядом и с издевкой спросил:
— Ты что такая красная? И волосы растрепанные.
— Нормальные волосы. — Я потрогала свои волосы. — Никакие они не растрепанные!
— Я, наверно, не вовремя?
— Да нет, — немного смутилась я. — Я вещи собирала.
— Ну и как, собрала?
— Почти. Случилось что-то?
— Утро. Некогда вещи собирать. У меня билет на проходящий поезд. Держи. Вот его билет. Вот паспорт, который он мне дал. Если бы он на самолете полетел, тогда бы у вас было время. До самолета еще время имеется. А так как он решил на поезде ехать, то у вас времени нет. И все из-за его трусости.
— Из-за какой трусости?
— Самолетов боится он у тебя! Сама же говорила. Вот поэтому-то у него сейчас времени в обрез. Трусливый он у тебя. Он по жизни трусливый.
Как только переодетый Жан вышел из ванной, я протянула ему билет:
— Марат говорит, что пора выходить.
— Что так рано? Я с Томой хотел хоть пару часов поспать.
Братишка, тебя не поймешь, то ты побыстрее хочешь уехать, то помедленнее. Поезд прямо сейчас. Ты за Тому не переживай. Мы, как только тебя проводим, сразу нормально выспимся. От этой пары часов ни жарко, ни холодно. Мы сутки проспим. Вот если бы ты самолетов не боялся, тогда бы у тебя было немного времени. Но ты же ради того, чтобы с Томой побыть, на нашей «тушке» не полетишь?
— На «тушке» не полечу, — не стал отрицать Жан.
— То-то и оно. На «тушке» ты не летаешь, с женой не разводишься. Пора тебе, дружок, уже в путь-дорогу собираться.
— Марат! — прикрикнула я на парня.
— А я ничего ужасного не сказал. Я сказал все так, как оно есть на самом деле. Поехали, у нас нет времени.
В машине я вновь очутилась между двумя мужчинами, но все же положила свою руку на руку Жана. Подъезжая к вокзалу, Жан заметно оживился и стал посмеиваться.
— Ты что? — спросили мы его в один голос.
— У вас тут такие таблички смешные висят. Вон там написано: «Добро пожаловать в Казань», а вот еще одна: «Гостеприимство и радушный прием гарантирован».
— Да ладно тебе смеяться, — обиженно заметила я. — Казань всегда гостям рада.
— Я имел честь в этом убедиться на собственном горьком опыте, — заверил меня Жан.
— Это с тобой как-то все не так получилось…
— А что, бывает лучше?
— Конечно, бывает.
Машина остановилась рядом с железнодорожным вокзалом, мы вышли. Жан меня обнял и посмотрел на Марата.
— Марат, я знаю, что у Томы крупные неприятности. Мне страшно ее тут оставлять.
— Не переживай. Пока я рядом, ей ничего не угрожает.
— Спасибо тебе.
— За что?
— За то, что ты поможешь Томе.
— А как я могу не помочь своей любимой женщине?! Это спасибо тебе.
— А мне-то за что? — не понял Марата Жан.
— За то, что ты совершил мужской поступок.
— Какой?
— После того, как тебя освободили, ты не побежал в первое попавшееся отделение милиции и не заявил о том, что тебя похитили. Ты бы этим поступком Томке сильно навредил. Милиция бы зафиксировала, к кому ты приезжал, стала копать, допрашивать Тому, а ей в милиции светиться нельзя. В ту ночь, когда она пыталась тебя и себя защитить, ей пришлось совершить один неблаговидный поступок.
— Я знаю. Не стоит об этом, — тут же закрыл эту тему Жан. — Если бы от меня что-то зависело, я бы сделал все возможное, чтобы спасти Тому. Ты мне обещал, что ты ее не оставишь.
— Кроме того, я тебе обещал, что я на ней женюсь.
В доказательство своих слов Марат подошел и обнял меня с другой стороны. Мне ничего не оставалось делать, — как толкнуть его в бок и попросить оставить нас с Жаном один на один попрощаться. Марат сразу отошел, посмотрел на часы и не забыл нам напомнить:
— Поезд будет ровно через пять минут. Затем протянул руку Жану и улыбнулся дружелюбной улыбкой.
— Ну, все, братишка, бывай. Давай свою лапу. Рад был знакомству с тобой. Если бы не ты, я бы никогда не узнал, что в моем городе живет такая потрясающая женщина.
Жан пожал его руку и грустно сказал:
— Береги ее.
— Не переживай. Буду беречь, как зеницу ока.
— Я в этом не сомневаюсь.
— Ладно, я отойду чуть дальше. Вам, наверно, наедине поговорить надо. Проститься. Времени совсем мало.
— Наверное, надо, — процедила я сквозь зубы и посмотрела на Марата таким уничтожающим взглядом, что он тут же ретировался.
Когда мы остались одни, Жан взял меня за руки и заглянул мне в глаза.
— Вот и все, — глухо сказал он, и я увидела в его глазах слезы.
— Вот и все, — повторила я за ним и постаралась перевести разговор на другую тему: — Я не буду спрашивать о том, понравилась ли тебе Казань.
— Мне очень понравилась Казань.
— Не ври. Все так нехорошо получилось. А ведь могло же быть все совсем по-другому.
— Мне не может не нравится Казань, ведь в ней живешь ты.
— Ты практически ничего не видел, кроме комнаты с решеткой на окнах и подвала деда Матвея.
— У вас очень отважные пенсионеры, — не мог не заметить Жан. — Дед Матвей тому доказательство.
— У нас вообще народ отважный.
— Я в этом убедился.
— Я столько тебе не показала. Мне хотелось погулять с тобой в Лядском саду, показать Первомайскую площадь, университет, где учился Ленин.
— Я о нем слышал. Говорят, что его отчислили то ли за неуспеваемость, то ли за прогулы.
Я улыбнулась и продолжала говорить обо всем, только не о наших с Жаном отношениях.
— А еще у нас такие красивые мосты, пусть не как в Питере, но тоже красивые… А под ними раньше плавали лебеди. Я любила стоять на мосту и крошить им хлеб.
— Что же случилось с этими лебедями?
— Их бомжи съели, — честно призналась я.
— Какие еще бомжи?
— Наши местные, казанские. Они же вечно голодные. Им есть нечего было. Вот они всех лебедей и съели.
— Да уж. — Жан вздрогнул, потому, что к перрону подъезжал поезд. — Тома, вот и поезд.
Я посмотрела на поезд и почувствовала, как задрожало все внутри.
— Жан, ты меня любишь?
— Люблю.
— И я тебя тоже люблю.
— Жан, но почему же все так? А? Почему?
— Не знаю, — ответил мне Жан и отвернулся в сторону, чтобы я не видела его слез.
— Жан, но так же нельзя! Мы же любим друг друга! Почему мы должны жить с другими людьми?!
— Марат хороший мужик. Ты его полюбишь. Вот увидишь. Ты его полюбишь.
— А ты? Как будешь жить ты?
— Я буду о тебе помнить. Я знаю, что ты есть.
— Ты уверен, что ничего нельзя изменить?
— Тома, я не умею ничего менять. Пойми, я не умею. Вот если бы я встретил тебя раньше… И почему я не встретил тебя раньше?
— А что было бы, если бы ты встретил меня раньше? — спрашивала я и обливалась слезами.
— Если бы я встретил тебя раньше, я бы отдал тебе всю свою жизнь.
В этот момент поезд остановился, и из вагона вышла приветливая проводница.
— Стоянка поезда ограничена. Кто на посадочку, проходите, — звонко скомандовала она и посмотрела на нас с Жаном.
— Жан, иди, — словно во сне произнесла я и в какой-то пелене наблюдала за тем, как он заходит в свой вагон. А затем я увидела его в окне. Он смотрел на меня и вытирал слезы. Когда поезд поехал, я побежала за ним.
— Жан! Жан, это все? — громко кричала я уходящему поезду и рыдала.
Жан пытался открыть окно, чтобы видеть меня, но оно не поддавалось и никак не хотело открываться.
— Жан! Жан, неужели это все?!
В этот момент мне захотелось крикнуть ему о том, что это не все, что я согласна на роль пожизненной любовницы, что я вообще согласна на любую роль, которую он мне отведет в своей жизни, пусть эта роль будет совсем маленькая и незначительная, главное, чтобы он ее отвел. Я согласна на роль второго плана! И не только второго, но и третьего, пятого и десятого! Я стала ему это кричать, но он уже не мог меня слышать, потому что поезд стал набирать скорость, и мимо меня промчался последний вагон. Мне было страшно от того, что этот проклятый поезд уносит от меня мою любовь, мои слезы и мои надежды.
— Стой!!! — прокричала я в след поезду и, как одержимая, что было сил побежала за ним по перрону. Я не заметила, как перрон кончился. Закончился перрон, а от поезда не осталось даже следа. Я не сразу ощутила, что у меня под ногами уже ничего нет, и то, что я лечу с высокого перрона на мелкую гальку. Я почувствовала лишь сильную боль и кровь, которая фонтаном хлынула из моего носа.
А затем голоса. Рядом со мной собирались люди, и с каждой секундой их становилось все больше и больше.
— Смотрите, девушка насмерть разбилась, — донесся до меня чей-то незнакомый перепуганный голос.
— Да вроде живая, просто у нее все лицо в крови. Она, по-моему, голову разбила, — вторил ему другой.
— Конечно, на такой скорости и с высокого перрона…
— А зачем она бежала-то? От поезда, что ли, отстала?
— Да, нет. Я ее видела. Она стояла, с каким-то мужчиной разговаривала, плакала сильно. Он ее успокаивал. А затем этот мужчина в поезд сел и уехал.
— Так это что ж получается? Она за мужиком так побежала?! Сломя голову!
— Вот ведь как бабы за мужиками бегают, и не остановишь! Вот ведь она любовь какая бывает.
— Хорошо, что под поезд не бросилась! А ведь могла!!!
— Люди, хватит рассуждать. Кто-нибудь «Скорую помощь» вызвал?
— Уже вызвали!
А затем до меня донесся уже знакомый голос, и где-то в подсознании я понимала, что это Марат. Я хотела было назвать его имя, но не смогла. Мне мешала кровь. Слишком много крови. Почти полный рот.
— Тома, что ты же наделала?! Разве так можно, Тома?!
Мне хотелось сказать, что так нельзя, но я не могла. Я понимала, что меня везут в машине «Скорой помощи» и что где-то рядом Марат. Я по-прежнему слышала его голос. Он был совсем рядом и казался мне таким близким и таким родным. Позже я смогла открыть глаза и увидела сидящего рядом с собой Марата.
— Марат, ты?
Он был бледный и жутко уставший.
— Очухалась?
— А что со мной было?
— Ничего. Ты просто упала с перрона и со всей силы ударилась головой о железные рельсы. Разбила все лицо, получила тяжелейшее сотрясение мозга и несколько переломов. Вот такой вот нестандартный набор. — У тебя голова кружится?
— Плывет все перед глазами.
— Неудивительно. Ты что натворила-то?
— Я в тот момент ничего не понимала.
— Да уж, нервы у тебя ни к черту. Слава богу, что хоть жива осталась. Когда тебя раздевали, я у тебя в сарафане мобильный нашел. Чей это телефон?
— Валентины.
— Эта та, которую убили на даче?
— Моя соседка.
— Я просмотрел ее звонки. Последний звонок, который она делала перед смертью, был звонок Владу.
— Владу?!
— Ему, — утвердительно кивнул головой Марат.
— Но ведь она меня не выдала. Зачем же она ему звонила?
— Это нам предстоит узнать. Ладно, тебе сейчас этим не стоит голову забивать. Самое главное — поправиться.
— Я буду стараться.
— Хочешь, я этого трусливого француза насильно на тебе женю? Смотри, а то мои ребята могут его заставить.
— Нет, — замотала я головой и почувствовала резкую боль. — Я не хочу. Я больше ничего не хочу… Я хочу, чтобы ты женился на мне сам.
— Ты шутишь?
— Посмотри на меня внимательно. Разве похоже, что мне сейчас до шуток?
— Нет, не похоже.
— Меня долго будут держать в больнице?
— Придется полежать.
— Так разводись, пока я буду лежать.
— А я и не женат.
— Как не женат?
— Я уже давно не женат.
— Не поняла. Я же имела честь познакомиться с твоей супругой.
— На дачу приходила моя бывшая жена.
— Как бывшая?
Мы с ней в разводе. Просто у меня руки все не доходят собрать на даче все ее вещи и ей отдать. Времени все нет. Я и не думал, что она может приехать на дачу. У нее ключей нет. Я все забрал. Так она дубликаты, оказывается, сделала. А все, что она на меня наговорила, так это неправда. Она все выдумала. Это она со злости болтает всякую чушь. На меня злая, что я свободен, и на себя, что меня предала. Если бы я знал, что она приехала… У меня тогда важная встреча была, и я мобильный выключил.
— А давно вы развелись?
— Второй год уже. Детей у меня нет. Это я ее по привычке женой называю. Жена. Да какая она мне жена? Она мне уже давно не жена.
— А почему развелись?
— Я не очень люблю говорить на эту тему, — ушел от ответа Марат.
— Тогда не говори.
— Но тебе все же скажу. Она к моему лучшему другу ушла.
— К лучшему другу?!
К лучшему другу. С тех пор я остался и без жены, и без друга. Я раньше много по командировкам мотался и просил своего лучшего друга за ней присматривать, вот он и присмотрел. Я ее держать не стал. Если решила с ним жить, то пусть живет. Я действительно с горя гулять начал, а потом поостыл. Зло меня такое взяло на женщин. Думаю, все они продажные и предадут в самый трудный момент. Она с ним год пожила и опять ко мне проситься начала, но я предательства не прощаю. Вот она и бесится. Все пытается мне насолить.
— Она так с твоим другом и по сей день живет?
— С бывшим другом, — поправил меня Марат.
— Ну, да. С бывшим другом.
— Живет и мне жить не дает. Я представляю, что она про меня наговорила.
— Да особо плохого-то ничего. Сказала, что ты гуляешь.
— А я свободный мужчина, почему я не могу гулять? Я не евнух и в монастыре не служу? Когда я с ней жил, я себе никаких вольностей не позволял. Так что пусть она сказки не рассказывает.
— А почему ты мне сразу не сказал, что ты не женат? Ведь тогда ты мне сказал обратное.
— Потому, что ты мне про своего француза все уши прожужжала. Слушать было тошно. Зачем тебе женатый француз нужен, если у нас в Казани свои нормальные, холостые мужики есть?
— И не говори. И почему я раньше не знала, что ты есть?
— А я всегда знал, что ты есть. Я всегда верил в это… Только я не думал…
— Что ты не думал?
— Что та, которую я полюблю, будет с перрона из-за трусливого француза прыгать.
— А хочешь, я из-за тебя куда-нибудь прыгну?
— Нет. Из-за меня прыгать не нужно, потому что я от тебя никогда и никуда не уеду.
