Глава 27
— Марат, его срочно в Париж надо.
— Что значит срочно? — покосился Марат на Жана.
— Чем быстрее, тем лучше.
— Ну Париж, это же не соседняя деревня. Поэтому быстро вряд ли получится.
— Ему сначала до Москвы нужно добраться, а там уже легче.
— Да уж, влип твой француз, ничего не скажешь. А что у него глаза такие осоловелые? Он курнул, что ли, чего?
Да это я его своей ядреной самогонкой напоил, — похвастался дед. — Моя самогонка кого хочешь с того света поднимет и на ноги поставит. Она у меня целебная.
Я посмотрела на деда и тихо сказала:
— Матвей, мы сейчас уедем, а ты сразу звони в милицию. Сделай все так, как мы с тобой договаривались.
— Может, с утра позвоню? Уже ведь ночь. Что тут милиция в потемках шарахаться будет?
— Нет. Звони сейчас.
— Ладно, позвоню. Я сейчас все равно не усну. Как бы мне этого ни хотелось, не усну.
— А что случилось? — Марат никак не мог понять, о чем мы с Матвеем шепчемся.
— Валю убили, — с трудом проговорила я и уткнулась ему в плечо.
— Какую Валю?
— Соседку мою. Она этажом выше живет. Заточкой прямо в сердце. Она сейчас на соседней даче сидит. Я туда зашла и все видела своими глазами.
Не выдержав, я упала Марату на грудь и зарыдала. Пока я плакала, Марат гладил меня по голове и старался успокоить.
— Томочка, все хорошо. Я рядом, значит, все хорошо. Все плохое уже закончилось.
— Хорошая женщина Валентина была. Необыкновенная, — дед достал носовой платок и как-то по детски всхлипнул.
Отзывчивая, добрая, хозяйственная. Обо мне никогда не забывала. На 9 Мая мне путевку в санаторий подарила. Сказала: «Поезжай, дед, полечись хорошенько, а то загнешься тут на своих грядках». Ведь сколько нас ветеранов осталось? По пальцам пересчитать можно. От государства, кроме банки тушенки да вялой гвоздички, все равно ничего не дождешься. Оно обо мне ни черта не заботится, а вот чужой человек взял и позаботился. И я поехал. Пиджак с орденами надел и поехал. Она мне еще денег с собой на дорогу дала. Я отдохнул, как белый человек, подлечился. Вот такой мне подарок Валюша на 9 Мая сделала. Я всю жизнь прожил и понятия не имел, что такие санатории бывают. Да и куда на мою пенсию-то разгуляешься. На хлеб да на воду только хватает. Мы с ней, конечно, не родня и никогда ею не были, но отношения у нас с ней были, как у близких родственников. Все про деда Матвея забыли. Всем на него начихать! — прокричал дед охрипшим голосом. — Всем глубоко наплевать, что дед Матвей всю войну прошел, ранения имеет и всегда на передовой был. Одна Валюша помнила. Она всегда обо мне помнила. Где бы она ни была, куда бы ни уезжала, но на День Победы, на 23 февраля и на мой день рождения она всегда сюда приезжала. Всегда баловала меня, как ребенка. Мне поначалу стыдно было, что женщина меня подарками балует, а она всегда махала рукой и говорила…. Мол, ладно тебе, дед, канючиться. Какой ты мужик? Ты пенсионер. В нашей стране пенсионеры — это люди, которые раньше много работали, во все фонды все отчисляли, верили в светлое будущее, а когда старость пришла и работать уже мочи нет, то оказалось, что тебе никто и ничего не перечислит и надеяться тебе уже не на кого. Ты всю жизнь только на государство работал. Всю жизнь на него положил, а себе к старости и на лекарство заработать не смог. Валюта вечно сядет на этот стул и душу мне изливает. Она старости больше всего боялась. Говорила, что в нашей стране самая убогая и чудовищная старость, что у нас даже понятие такое есть, как «испытание старостью». Мол, государство тебя постоянно испытывает на прочность, насколько же тебя хватит и когда ты уже наконец на тот свет отойдешь и голову морочить не будешь, все равно с тебя проку уже никакого, и государственную казну ты ничем не пополнишь. Если ты работаешь, значит, ты еще человек. А если уже постарел и работать не можешь, то иди к чертовой матери, помирай.
Дед всхлипнул, я не выдержала, подошла к нему поближе и его обняла:
— Матвей, успокойся, пожалуйста.
— Сам не знаю, что на меня нашло. Просто Валя всегда меня понимала и делала все от чистого сердца и светлой души. И зачем она только с этим Владом связалась?! Я же ей тысячу раз говорил, что вид у него жестокий и непонятно, что у него в голове. Но она слушать меня не хотела, пошла НА поводу у этого головореза. Вот и погибла. Такую страшную смерть приняла.
Дед успокоился и поднял глаза на Марата.
— Тома, вот у этого человека доброе сердце. Этот человек способен на мужественные и настоящие поступки. Вот таких для жизни выбирать надо. Женщина должна быть за мужиком, как за каменной стеной. — Через несколько секунд он перевел взгляд на француза и уже так, из вежливости, произнес: — А про этого я тебе особо ничего сказать не могу. Какое у него сердце, непонятно. Французское, вот какое. Может, для Франции оно и пойдет, а для наших девок не знаю… За таким шибко не спрячешься.
Распрощавшись с дедом Матвеем, я слезно пообещала его как-нибудь навестить и помогла Марату довести Жана до машины. Жан оживал на глазах и, отказавшись от помощи Марата, резко скинув с себя его руку, дошел до машины уже уверенным шагом.
— Эй, француз, может, тебе самогонки с собой в Париж дать? — добродушно предложил ему Матвей, когда тот садился в машину, но Жан оценил юмор, улыбнулся и покачал головой:
— Лучше я тебе французского вина из Парижа пришлю!
— Да на кой мне твое вино, — почесал затылок дед. — Я в деревне на самогонке вырос. Меня твое вино все равно не возьмет и ни грамма не вставит. Если только Матрене подарок сделать.
В машине я сидела между Маратом и Жаном. Автомобиль вел один из охранников. За одну руку меня держал Жан, а за другую Марат. Да, забавная ситуация. Ощутив, что Жан слегка поглаживает мою руку, я бросила взгляд на Марата. Он тут же положил мою руку к себе на колени и стал больно ее сжимать.
— Марат, мне больно.
— Прости. Это просто нервы.
— Почему ты нервничаешь?
— Я боялся тебя потерять.
В завершение своих слов Марат поднес мою руку к своим губам и стал жадно ее целовать. Я закрыла глаза и подумала о том, что рядом со мной сидят двое мужчин, с которыми я была близка, а одного из них я люблю. Каждый держит меня за руку, старается посмотреть на меня преданным взглядом и говорить мне слова, которые просто мечтает услышать любая женщина, но оба эти мужчины женаты. У каждого из них есть семья, есть близкие люди, которыми они дорожат. Получается, что эти мужчины, считающие меня своей, совсем не мои. Бред какой-то. Я подумала о жене Жана. Наверное, это интересная, худощавая и ухоженная француженка. Она любит своего мужа, согревает домашний очаг и переживает по поводу случившегося. У них общие интересы, общий ребенок и общая жизнь. Она слишком уверена в Жане, потому что знает, что он никогда не уйдет из семьи, так как очень сильно ею дорожит. Он умеет любить так, чтобы об этом никто не знал и его тайная любовница из Казани не смогла создать проблем и принести боль его обожаемой жене и ребенку. Я всего лишь тайна. Маленькая, далекая тайна, которая умеет дарить праздник и скрашивать серые будни. Тайна, о которой никогда и никому не расскажут и которая никогда не сможет ничего нарушить.
А затем я подумала о жене Марата. Это уставшая женщина на грани нервного срыва. Скорее всего, она сидит на транквилизаторах или злоупотребляет спиртным, потому что жутко страдает от открытых измен своего мужа. В отличие от Жана, Марат совершенно не дорожит спокойной жизнью своей семьи. Об этом говорит и тот факт, что он поселил нас с Лейсан на своей даче и временно позабыл о существовании своей жены, не считая нужным ее предупредить о том, что на даче гости. Я не знаю, можно ли назвать отношения Марата с его женой семьей, но мне кажется, что эти двое уже давно не семья. Они просто создают видимость семейных отношений. На чем основан подобный брак? Не знаю, но уж точно не на любви, не на уважении и не на взаимопонимании. По идее, Марат сейчас должен быть рядом с женой, стараться ее успокоить и уверять в том, что больше подобное не повторится и его жизнь будет принадлежать только одной женщине — это ей. Мужчины всегда ласковы и добры после своих измен. Но он не с ней. Он со мной, потому что ему безразличны ее слезы, ее чувства и ее переживания. Он не из тех мужчин, которые оправдываются. Он из тех мужчин, которые живут так, как им хочется, не считаясь с тем, кто живет с ними рядом. Его позиция проста: не нравится, никто не держит. Его жене не нравится, но она держится уже из последних сил. Считает, что Марат — это тот, кто ей нужен. Она уже давно забыла про гордость и про достоинство. Такие, как она, бегают по бабкам, колдуют, привораживают и НЕ ЖАЛЕЮТ НА ЭТО СОБСТВЕННОЙ ЖИЗНИ…
Двое женатых мужчин пытаются обратить на меня свое внимание, и ни один из них не может предложить мне нечто большее, чем просто встречи… Мне показалось, что там, в небесной канцелярии, решили надо мной посмеяться… Эти двое мужчин, далеко не подарок судьбы. Это мое наказание. Мне было страшно подумать о том, что же будет дальше… Жан уедет в Париж, Марат предложит мне роль любовницы, а дальше что? Какое наказание мне вынесет судьба за то, что я убила человека? Я наказала человека смертью, хоть не имела на это права. Как же теперь накажут меня? Я начинаю сопоставлять свои поступки с представлениями о добре и зле. Мои представления расходятся с библейскими заповедями, и это неправильно. Но ведь это всего лишь представления… Но самое страшное в том, что расходятся не только мои представления. С библейскими заповедями расходятся мои поступки…
— Вот и отель. Постоялец здесь проживает? — наигранно-официально спросил Марат и отпустил мою руку.
— Здесь.
— Тогда с вещами на выход.
— Марат, прекрати.
Я повернулась к Жану и произнесла:
— Жан, сейчас приведешь себя в порядок и поедешь в Москву. Тебе придется полететь на самолете. Самым первым утренним рейсом. Тебе опасно тут оставаться. Чем быстрее ты улетишь, тем мне будет спокойнее. Я буду знать, что ты в безопасности и с тобой все в порядке.
— А тебе? — Жан так и сверлил меня взглядом. Стало не по себе.
— Но ты же не заберешь меня с собой в Париж. У тебя там жена волнуется.
— А как же ты?
— Я постараюсь разобраться со своими проблемами. Ты по-любому не сможешь мне ничем помочь. Главное, чтобы ты был в безопасности.
— За Тому не переживай. Я ее не оставлю, — сказал Марат и открыл дверь, чтобы выйти из машины. — С ней все будет в порядке. Я тебе обещаю, что я ее не оставлю.
— Спасибо, — поблагодарил его Жан. — Может, я тоже чем могу помочь?
— Да чем ты можешь помочь из своей Франции?
— Может, деньгами? — В голосе Жана не было уверенности.
Марат рассмеялся и достал сигарету.
— Да, нет уж, спасибо, братишка. Сами справимся. Я не из тех, кому нужны твои деньги. Я из тех, кто привык их сам зарабатывать себе на жизнь.
— Ты обещаешь, что поможешь Томе? Я могу быть за нее спокоен?
— Конечно, можешь. Я же сказал, что я ее не оставлю. Я на ней женюсь.
— Марат, — я попыталась образумить распоясавшегося Марата, но у меня это не получилось.
— Я женюсь на тебе, Томка. А я человек слова. Сказал женюсь, значит, женюсь.
С этими словами Марат вышел из машины и громко хлопнул дверью. Я виновато посмотрела на Жана и махнула рукой.
— Не обращай внимания. Он шутит.
— Шутит?! А мне показалось, что нет.
— Это у нас такая русская шутка. Он не может на мне жениться.
— Почему?
— Потому что он женат, как и ты. Я сейчас не об этом. — Я взяла Жана за руку и постаралась успокоить: — Тебе придется полететь в Москву на самолете. Ты готов?
— На вашей «тушке»? — выпучил глаза Жан.
— На нашей «тушке». К сожалению, другие самолеты в Москву не летают.
— Я не смогу. Это исключено.
— Выпьешь хорошенько.
— Нет, — замотал головой Жан.
— Я тебя алкоголем накачаю. Ты словно под наркозом лететь будешь. Не поймешь, где взлет, а где посадка.
Я же сказал, что нет. Я, как только в «тушку» сяду, сразу протрезвею. Летайте сами на своих «тушках».
— Ну ты даешь, — в моем голосе послышалось разочарование. — Я хотела как лучше.
— А делаешь как хуже. Тома, я больше не хочу испытывать свою психику на прочность. Я поеду поездом. Уже почти утро. Я соберу вещи и поеду самым первым проходящим поездом на Москву.
— Как знаешь.
Как только мы вышли из машины, я, слегка придерживая Жана, подвела его к Марату.
— Жан не полетит самолетом. Он их боится. У него фобия.
— Что значит боится? А в Париж он тоже на поезде поедет?
— Он полетит в Париж не на «тушке». Зайдя в холл отеля, Марат остановился у кресел и посмотрел на часы.
— Ты в номер с ним пойдешь? — Он заметно нервничал и не пытался этого скрыть.
— С ним.
— Он поедет на утреннем поезде?
— Уже утро. Он хочет уехать на утреннем поезде.
— Это хорошо, — улыбнулся Марат и облегченно вздохнул.
— Что ж хорошего-то?
— Хорошо то, что ты останешься с ним в номере не так долго, как могла бы остаться, а то я начинаю уже ревновать.
Марат… — Я хотела сказать какую-нибудь резкость, но он не дал мне этого сделать и нежно закрыл мой рот своей мощной ладонью.
— Тихо. Ничего не говори. Ты потом мне все скажешь. Помоги ему собраться, а я пока смотаюсь на вокзал. Возьму билеты на проходящий поезд. Скоро будет светать. Я буду со своими ребятами ждать вас в холле. У тебя глаза воспаленные. Тебе нужно будет хорошенько выспаться. Я думаю, что теперь ты будешь высыпаться со мной, а не со своим французом.
Я покосилась на стоящего неподалеку Жана, который весь искривился, пытаясь услышать то, о чем мы говорим, и недовольно пробурчала:
— Послушай, я не пойму, почему мужчины после одной случайной близости считают, что они имеют на женщину права? Это была всего лишь близость, и ничего больше. Какой-то порыв… Сиюминутное желание, и все. Голимый секс без продолжения. Если ты хочешь сделать из меня свою любовницу, к которой ты сможешь заезжать в любое удобное для тебя время, то у тебя ничего не получится.
— Я не хочу делать из тебя любовницу. Я сделаю из тебя жену.
— Какую, запасную?
— Единственную.
— А настоящую куда денешь?
— Зачем ее куда-то девать? Она сама по себе. Я сам по себе. Я тебе после все объясню.
Даже если бы ты был свободен, я бы никогда не пошла за тебя замуж, — произнесла я с вызовом в голосе.
— Почему? — не ожидал такого ответа Марат.
— Потому что я бы никогда не смогла жить с мужем, у которого в кармане всегда лежит пачка презервативов. Так, на всякий случай. А вдруг что подвернется.
Не говоря больше ни единого слова, я взяла Жана за руку и пошла с ним собирать его вещи. Как только мы зашли в номер, Жан сразу пошел принимать душ, а я смотрела на его разбросанные по всему номеру вещи и понимала, что это все. Это конец всего, что когда-то так потрясающе началось… Это конец всего, что так и не оправдало моих надежд. Я не заслужила своего счастья. Наверное, это оттого, что я слишком много нагрешила. Я убила человека, желала чужих мужей и никогда не жила праведно. Я обыкновенная грешница, которая расплачивается за свои грехи и ищет пресловутое счастье, которое постоянно куда-то ускользает из моих рук.
Когда из ванной комнаты вышел Жан, он вытер полотенцем мокрые волосы и, поправив белый махровый халат, сел рядом со мной на кровать.
— Тома, а этот Марат, он твой любовник? — Он задал мне вопрос, который сильно его волновал еще с того самого момента, как только он увидел Марата.
— Я с ним недавно познакомилась. Когда смогла убежать с Валиной дачи. В ту ночь, когда дед Матвей отвел тебя в свой подвал.
— Ты с ним спала?
— Да.
— Я это сразу понял.
— Почему?
— Наверно, потому, что у меня есть глаза и уши. Когда я тебя увидел у Матвея, то сразу понял, что теперь я в твоей жизни не один. Помнишь, что ты говорила мне про нашего общего ребенка, который бы смог у нас родиться?
— Так ты же спал, — недоумевала я.
— Я притворился. Я все слышал. Ты рассказывала мне про ребенка, который обязательно улетит в Париж. А еще ты сказала мне о том, что ты мне изменила.
Я опустила глаза и сидела, не пошелохнувшись, не зная, что говорить и как вести себя дальше. Но ситуацию разрядил Жан. Он положил руку мне на плечо и как-то даже по-дружески произнес:
— Тома, выходи за него замуж. Он сделает тебя счастливой.
— Что? — не поняла я.
— Он сделает тебя счастливой. Он хороший мужчина, и он настроен весьма решительно. Даже если бы ты родила мне ребенка, я бы все равно не смог с тобой остаться. Выходи замуж за Марата.
— Он женат, — гробовым голосом произнесла я и сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. — И я его не люблю.
Он разведется. Он обязательно разведется. Он не такой, как я. У него больше воли и мужества. Это я никогда не разведусь и не смогу сделать тебя счастливой. А он разведется и сможет. А что касается того, что ты его не любишь… Знаешь, в этой жизни еще неизвестно, что лучше, любить или быть любимой. Понимаешь, не во все случаях любовь приходит сразу. Бывают случаи, когда поговорка стерпится-слюбится становится актуальной. Люди начинают жить под одной крышей и открывать друг в друге лучше стороны. Вот тогда приходит любовь. А еще говорят, что такие браки самые крепкие.
Я слушала все, что говорил Жан, и не верила, что эти слова произносит мой любимый мужчина. По моим щекам потекли слезы, и мне не хотелось их вытирать потому, что я их не стыдилась.
— Тома, я тебя очень люблю.
— Правда? — Я подняла голову и посмотрела на него глазами, полными слез, а в этих глазах читалась надежда.
— Я тебя очень люблю. — Жан еще раз повторил то, что он произносил крайне редко. — Но я ничего не могу! — беспомощно крикнул он. — Я не из тех мужчин, которые могут круто поменять свою жизнь и начать все сначала.
— Но ведь можно попробовать.
— А как же любовь?
— У меня слишком развито чувство долга. Есть люди, за которых я несу ответственность. Они полностью от меня зависимы. Моя жена мне как близкая родственница. Разве я могу предать близкую родственницу?
— Это не предательство. Ты будешь ей помогать. Ты просто хочешь изменить свою жизнь.
— Для меня это предательство. У моей жены умерла родная сестра. За год до смерти ее оставил муж. Ушел к другой женщине. После этого сестра не жила целый год, а просто существовала. Она устала от вечной боли, и у нее не выдержало сердце. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Понимаю.
— У сердца же тоже есть какой-то резерв. Если в нем поселится вечная боль и оно забудет, что такое радость, оно может просто не выдержать и остановиться. От боли, усталости и одиночества.
Как только Жан замолчал, я вытерла слезы и закивала головой:
— Жан, ты прав. Ничего не нужно. Езжай к жене. Береги ее и делай так, чтобы в ее сердце никогда не было боли. Улыбайся ей чаще, дари подарки. Мы, женщины, любим, когда нас балуют. Пусть в ее сердце будет побольше радости. А за меня не переживай. Я сама разберусь, что мне делать дальше. Мое сердце не остановится. Наши женщины не такие неженки, как ваши. Наши женщины сильные, ты даже представить себе не можешь, какие мы сильные! Мы можем всю жизнь с болью прожить. Наших женщин ничем не убьешь, и им особо плакать некогда. Их и с двумя детьми бросают, и с тремя. Им умирать некогда. Им детей надо на ноги поднимать, кормить их и о завтрашнем дне думать. Вот такие у нас женщины!
Им по одной щеке дадут, а они вторую уже не подставят. Они и ответный удар нанести могут!
Жан выдавил из себя улыбку и кивнул головой:
— Я знаю про ваших женщин. И коня на скаку остановит. И в горящую избу войдет.
— Запросто! Только бы избы и кони были! А за нами дело не станет.
Жан ласково приподнял мою голову, вытер слезы и заглянул в глаза:
— Тома, выходи замуж за Марата. Он от тебя все проблемы отведет. Он не боится начать все сначала. Он из тех, кто может в любой момент круто изменить свою жизнь.
Притянув меня к себе, Жан нежно меня поцеловал, но я его оттолкнула и посмотрела на разбросанные по номеру веши.
— Побереги силы для своей жены. Вернешься из командировки и докажешь ей, что ты ни с кем не был.
— Ну зачем ты так?
— Сама не знаю, что со мной. Внутри меня что-то происходит. Мне кажется, что это от того, что я тебя теряю.
Я встала с кровати и принялась судорожно собирать вещи Жана, оставив ему только то, что он должен надеть.
— Переодевайся в чистые вещи, а то, когда ты заходил в гостиницу, на тебя так персонал смотрел… Они не поверили, что это ты. Думали, бомж какой-то. Документы досконально проверяли. Не знаю, мне кажется, что те вещи, в которых ты пришел, можно выкинуть в мусорный бак.
— Так выкинь.
— Надеюсь, тебе их не жалко.
— Не издевайся. Я никогда не был мелочным.
Я встала, для того чтобы собрать грязные вещи, но Жан встал следом за мной и запустил руки под сарафан.
— Жан, ты чего?
— Тома… Моя Тома…
Его руки стянули мои трусики, а его ласки становились все смелее и все откровеннее. Громкий звук в дверь заставил нас опомниться.
— Тома, открой. Это я, Марат, — донесся до меня обеспокоенный голос моего доброго волшебника.
