Глава 12
Мы зашли в тускло освещенный зал, где нас с наигранной радостью встретили официанты, и сели за столик на двоих. Я оглядела довольно уютный, небольшой зал и уставилась на пламя свечи, стоявшей посередине нашего столика.
– Ты знаешь, мне кажется, здесь как-то темновато.
– Ты меня видишь? – Гера обнажил в улыбке свои белоснежные зубы.
– Вижу.
– Значит, здесь достаточно светло.
Гера сделал заказ и, как только официант принес нам бутылку красного вина, торжественно протянул мне бокал.
– Ну что, Татьяна… За встречу и за твое освобождение.
– За встречу.
Я сделала глоток вина, наклонилась к Ворону и недоверчиво спросила:
– И что, ни один человек с улицы не может зайти сюда?
– Ни один.
– Но почему?
– Потому что для человека с улицы полно различных уличных кафе.
– А кто же тогда сюда ходит?
– Я.
– И все? – я махнула головой в сторону мужчин, сидевших за столиком у стены. – Но ведь мы здесь не одни…
– Сюда хожу я и люди, ко мне приближенные.
– И все?
– Почти все. Сюда ходят те, кого я хочу здесь видеть.
– Выходит, что это твое собственное кафе?
– Нет. Я же не бизнесмен.
– Тогда что же все это означает?
– А то, что в этом кафе хотят всегда меня видеть и могут создать мне все условия для комфортного и полноценного отдыха, – как-то загадочно сказал Ворон.
Допив свой бокал до самого дна, я вновь наклонилась к Ворону и все так же тихо спросила:
– Гера, скажи, а тяжело так жить?
– Как? – не понял моего вопроса Гера.
– Ну так, как ты…
– А ты знаешь, как я живу?
– Я догадываюсь.
– Я живу совершенно спокойной, обычной и нормальной жизнью. Может быть, немного не такой жизнью, как живут тысячи моих сограждан, но только немного. Тяжело было жить так, как я жил в молодости.
– А как ты жил в молодости? Ты считаешь себя старым?
– Совсем нет. Я считаю себя зрелым. Я мужчина в самом расцвете сил и лет.
Гера рассмеялся и налег на салат.
– Я не люблю вспоминать, как я жил в молодости. Жилось мне очень непросто и совсем не сладко. Но человек так устроен, что он ко всему привыкает, и даже к такой жизни тоже.
– К какой именно жизни?
– К несладкой, – уточнил Гера.
– Можно подумать, она бывает сладкой.
– Не скажи. У некоторых вся жизнь в шоколаде.
– Никогда не встречала таких людей.
– Еще встретишь.
– И к чему же тебе пришлось привыкнуть в молодости? Или это секрет?
– Это не секрет. Мне пришлось привыкнуть к тому, что я был вынужден довольно часто менять квартиры. Хотя бы раз в два месяца. Я вынужден был это делать в целях конспирации. Знаешь, это довольно сложно жить, не имея своего постоянного угла. Ни постоянного угла, ни постоянных вещей. В этой жизни мне вообще нельзя было иметь ничего постоянного. Даже постоянную женщину.
– Почему?
– Потому, что если бы я имел постоянную женщину, то она была бы подвержена риску не меньше меня. Семья в криминальном мире считается слабым местом, а я не хочу, чтобы у меня были слабые места.
– А теперь у тебя есть что-нибудь постоянное?
– Есть. Только не что-нибудь, а кто-нибудь. У меня есть постоянная женщина.
– Поздравляю. И кто же она?
– Эта женщина ты.
Я в упор посмотрела на Геру и процедила сквозь зубы:
– Мне кажется, что это неудачная шутка.
– Выходит, что у тебя напрочь отсутствует чувство юмора. Так вот, я не договорил. Во времена моей молодости мне пришлось очень несладко. Девчонок у меня было полно, и ты знаешь, я всегда был щедрым. Я умел благодарить за каждую ночь, за каждое мгновение. Если девчонка понравилась, то я обязательно подарю ей костюм от Нины Риччи, Армани или от Версаче. За бугор их катал, только шум стоял. Хочешь – тебе Испания, хочешь – Италия, а хочешь – будет тебе Париж. А в основном вся моя молодость прошла в казино. Даже страшно подумать, сколько я там денег спустил…
– А как же стрелки, разборки, перестрелки? Или у тебя тоже вся жизнь была в шоколаде?
– Татьяна, ты, наверно, каких-то боевиков начиталась.
– Но ведь твои ранения откуда-то взялись… – Я поняла, что Ворон просто не хочет говорить мне правду.
– Я случайно попал в перестрелку, – рассмеялся Ворон и подлил мне вина.
– А разве в перестрелку можно попасть случайно?! Еще скажи, что ты шел мимо, смотришь, стреляют, и тебе досталось. – Я заметила, что бокал Ворона полон до краев, как и в прошлый раз, он опять ничего не пил. – А почему ты не пьешь?
– Ты же знаешь, что я не пью. Но если хочешь, я смогу составить тебе компанию. Я могу выпить сок.
– Но за нашу встречу-то можно выпить…
– Ну, если только за встречу.
Ворон отпил из своего бокала небольшой глоток и одарил меня обаятельной улыбкой.
– И все же, как ты получил свои ранения?
– Зачем тебе это нужно?
– Любопытство.
– Я никогда не отвечаю на вопросы ради чужого любопытства.
– Хорошо. Мне это интересно чисто по-человечески.
– Ты хочешь, чтобы я ответил тебе чисто по-человечески?
– Хочу.
– А ты не боишься знать то, что тебе не нужно?
– Как это?
– Я имел в виду, не боишься ли ты владеть чужой информацией?
– Я не понимаю, о чем ты. – Я почувствовала, как по моей спине пробежала холодная дрожь.
– О том, что ты совсем не думаешь, когда совершаешь какие-либо поступки. Своей информацией владеть не страшно, а вот чужой… Ты даже не представляешь, как это опасно. За это могут убить.
– Ну тогда лучше ничего не говори, – вконец перепугалась я. – Я спросила тебя чисто по-человечески. У меня и в мыслях ничего не было…
– А я тебе и отвечаю чисто по-человечески. Я получил их тогда, когда начался отстрел.
– Какой отстрел?
– Я не думаю, что тебе это нужно знать, что такое отстрел, но уж так и быть. Отстрел – это когда хоронят твоих товарищей и приходится ездить на кладбище по нескольку раз в неделю. А кто производит этот самый отстрел, не скажу, потому что, если скажу, все равно не поверишь. Да и не стоит тебе это знать. После первого ранения я уехал на Лазурный берег Франции. Лазурное море, пальмы, красивые пейзажи и не менее красивые женщины сделали свое дело, и я быстро окреп.
– Все, хватит! – резко перебила я Геру. – Не смей мне больше ничего рассказывать. Я не хочу это слушать.
– Почему?
– Потому что это чужая информация, а за чужую информацию могут убить.
– Молодец, быстро соображаешь. Просто схватываешь на лету. Я как тебя увидел, так сразу понял, что ты умненькая девочка. Ладно, давай не будем о грустном. Я просто позвал тебя сюда для того, чтобы поздравить с тем, что с тебя сняли все обвинения и теперь ты совершенно свободна.
– А я приехала сюда для того, чтобы сказать тебе слова благодарности за все, что ты для меня сделал. Я твоя вечная должница. Если бы не ты… Мне страшно даже подумать о том, что было бы, если бы не ты…
Ворон достал сигарету и вальяжно закурил.
– Ты считаешь, что за то, что я для тебя сделал, ты должна меня отблагодарить?
– Должна. – Я задрожала как осиновый лист и недоверчиво посмотрела на Ворона.
– Мне очень приятно, что тебе не нужно ничего объяснять и ты все понимаешь сама.
Ворон наклонился ко мне совсем близко и взял меня за руку.
– Ты что так дрожишь? Тебе страшно? Ты меня боишься? Но ведь ты же знаешь, что я совсем не страшный.
– Я не боюсь. Просто я немного нервничаю… – Я собрала все свои силы и постаралась унять дрожь, но из этой затеи у меня мало что вышло. – Это просто нервы… В последнее время мне столько пришлось пережить…
Не выдержав, я посмотрела на косившихся на нас мужчин, сидевших за столиком у стены, и дрогнувшим голосом спросила:
– Гера, кто эти люди? И почему они на нас так смотрят?
– Это мои люди. Не обращай на них внимания. Я же уже сказал тебе, что в этом кафе не может быть ни одного человека, от которого бы исходила опасность.
– Ты уверен?
– Иначе меня бы здесь не было.
Ворон протянул руку и коснулся моего лица. К моему удивлению, его пальцы оказались нежными и необычайно мягкими. А я… Я просто не знала, как именно мне нужно себя вести в такой ситуации. Если передо мной сидел просто Гера… Тот Гера, с которым я познакомилась на далеких-предалеких островах… Познакомилась, напилась, занималась любовью, поругалась… В общем, я вела бы себя совершенно непринужденно и раскованно… Но сейчас передо мной сидел совсем не тот Гера, с далеких-предалеких островов… Передо мной сидел криминальный авторитет, известный вор в законе, который привез меня в какое-то таинственное кафе, чтобы напомнить мне о моем долге, который он непременно хотел получить. А что именно я должна сделать, я еще не знала.
Я откинула голову и посмотрела на дверь в другой зал, завешанную плотной зеленой шторой.
– А там что?
– Там что-то типа казино.
– Игорные столы?
– Они самые. Хочешь поиграть?
– Нет. Я больше люблю наблюдать, чем играть. Играют тоже только свои?
– И играют, и едят, и ходят в туалет… Сюда чужие не зайдут, я же уже тебе объяснял.
– И что, у этого закрытого частного клуба выручка есть? Он себя оправдывает?
– Еще как.
– Получается, что здесь много своих.
– Получается так.
Ворон переместил свои пальцы с моего лица на мою шею, а затем коснулся моей груди. Я задрожала еще сильнее, обуреваемая шквалом совершенно непонятных мне ощущений.
– В прошлый раз ты совсем меня не боялась.
– В прошлый раз у меня был стресс, я была пьяна и не знала, кто ты такой.
– А ты не думай, кто я такой. Я просто человек…
– Ты не просто человек. У тебя слишком много титулов.
– Какие к черту у меня титулы?
– Люди говорят…
– А ты не слушай, что говорят люди. Люди мелют все что ни попадя, языки у них без костей. Знаешь, что я сейчас хочу больше всего на свете?
– Что?
– Я хочу обладать тобой.
– Прямо сейчас и прямо здесь?
– Мы можем поехать ко мне домой. Тут совсем недалеко.
– Там тоже вход только для своих?
– Туда чужой не зайдет. Зачем нам сдерживаться, если мы хотим друг друга? Мы же с тобой взрослые люди.
Я закрыла глаза и поняла, что я уже полностью во власти этого сильного, решительного мужчины, с таинственным прошлым и точно таким же таинственным будущим. Этот мужчина привык брать от жизни все, что он хочет, и похоже, он взял и меня. Он смотрел на меня не отрываясь. А я… Я тяжело задышала и подумала о том, что я готова поехать с ним хоть на край света, только бы он был рядом.
Гера нежно обхватил мое лицо руками, и я тут же открыла глаза. Мы смотрели друг на друга в упор и понимали друг друга без слов.
– Ну что, поехали?
Я уже хотела было кивнуть, но вдруг подумала о лежащем в моем доме раненом Сергее и о Люське, которая, наверное, каждую минуту смотрит на часы, переживает, не освободился ли Сергей от пут, и ждет моего возвращения.
Мои губы дрогнули в робкой улыбке. Я отвела глаза в сторону и как-то по-детски произнесла:
– Гера, я не могу.
– Почему?
– Я не могу.
– Что, мама не пускает? – усмехнулся Ворон.
– Мама тут ни при чем. Просто в моем доме лежит раненый…
– Какой еще раненый? – Гера сдвинул брови на переносице.
– Я даже не знаю, как тебе объяснить. Просто, понимаешь, в моем доме был отстрел.
– Какой еще отстрел?
– Извини, но больше я тебе ничего не скажу, потому что если ты узнаешь правду, то все равно мне не поверишь.
– Это что, розыгрыш?! – На лице Ворона появилась малоприятная гримаса.
– Это не розыгрыш. В моем доме был отстрел. У меня есть раненый. Сейчас он лежит привязанный к кровати, а рядом с ним сидит врач, моя подруга Люська.
– Какая Люська?
– Ты что, забыл? Я же тебе о ней рассказывала.
– А, это та самая, которая согласилась переспать с твоим мужем для того, чтобы ты смогла найти причину для развода?
– Точно. Она самая. Прекрасная женщина.
– А я в этом не сомневаюсь. И все же, может, ты все-таки объяснишь мне, что у тебя стряслось?
– Ты не боишься чужих проблем?
– Я уже давно ничего не боюсь. Кстати, ты уже, наверное, убедилась в том, что решать чужие проблемы я умею.
– Хорошо. Если так, то слушай. Я производила отстрел родственников своего покойного мужа в своем собственном доме. После того как я огласила завещание, родственники словно с цепи сорвались, каждый из них хотел пробраться в дом и отвоевать свое место под солнцем. Короче, я взяла в руки ружье и встала на защиту своего дома. Самым настойчивым оказался сын Вадима Сергей. Несмотря на то что я поменяла все замки, он каким-то непостижимым образом прорвался в дом, где я уже была во всеоружии. В общем, я его ранила два раза и хотела добить, но помешала моя подруга Люська, которая уговорила меня прекратить кровопролитие и пообещала его вылечить. Она тут же съездила за капельницами и прочими медицинскими атрибутами и засучив рукава взялась за дело. Когда ты мне позвонил, я на всякий случай привязала раненого веревкой к кровати.
– На какой случай?
– На тот случай, чтобы он не убежал.
– А как же он убежит, если он раненый?
– Этот раненый себе на уме. Он если захочет, может убежать вместе с кроватью.
Гера убрал руки от моего лица, нервно достал сигарету и насмешливо спросил:
– Скажи, ты все это придумала?
– Что именно?
– Ну этот отстрел…
– Ничего я не придумала, а сказала тебе сущую правду. У меня в доме сейчас находятся раненый и моя подруга врач, которая вызвалась его выхаживать.
– Ты хочешь сказать, что совсем недавно ты стреляла в родственника своего покойного мужа?!
– Я стреляла в его сына.
– Из чего?
– Из охотничьего ружья.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты сумасшедшая?
– Говорили. И первый муж, и второй…
– И третий муж скажет тебе то же самое… Ты голову когда в последний раз проверяла?
– Зачем? Я ее вообще никогда не проверяла.
– А зря, тебе бы это не помешало. А я-то, дурак, так старался, чтобы спасти тебя от тюрьмы… Выходит, что тебе совсем не нужна свобода?!
– Как это не нужна? Она мне очень даже нужна.
– Зачем она тебе нужна, если ты не сегодня-завтра сядешь опять?! Что тебе приспичило стрелять в собственном доме?!
– Еще как приспичило. Я что, должна стоять и смотреть, как совершенно чужой человек расхаживает по моему дому?! Тем более этот человек постоянно мне угрожал и столько раз обещал меня убить. Если я что-то и делала не так, то я делала это в целях самообороны.
– Это не самооборона. Ты нарушила закон. Ты просто нарушила закон…
– Боже праведный, кто бы говорил… Можно подумать, ты его ни разу не нарушал.
– Если я и нарушал закон, то только с умом.
– Никогда не думала, что закон можно нарушать с умом.
– Можно, если, конечно, ум у тебя имеется.
– Найдется, – фыркнула я.
– Если уж ты и решила кого убить, то надо убивать до конца. Нельзя оставлять жертву в живых, потому что, если эта жертва останется в живых, она обязательно убьет тебя.
– Ты что, предлагаешь мне его добить?
– Я ничего не предлагаю. Просто говорю тебе, что уж если ты что-то начала, то обязательно это докончи. Не умеешь, не берись.
Гера немного помолчал и добавил:
– Я понял, что мы с тобой сегодня никуда не поедем.
– Я не могу. У меня дома раненый.
– Но ведь у раненого есть сиделка.
– Этот раненый очень опасен и совершенно непредсказуем.
Гера посмотрел на часы и пожал плечами:
– Смотри сама. Хозяин барин. Я никогда не принуждаю женщин. Просто уже глубокая ночь. Я уверен, что и твой раненый, и его врач уже спят. Пошли, я отвезу тебя домой.
– А как же мой долг тебе?
– Про долг я расскажу тебе в следующий раз.
– Просто я не люблю долгов и хотела бы побыстрее рассчитаться.
– В следующий раз, – отрезал Ворон, четко давая мне понять, что наша встреча состоится снова.
Мы встали из-за столика и направились к выходу. Как только мы подошли к машине, яркая вспышка света, исходящая из незнакомой припаркованной у кафе иномарки, прочертила ночную тьму и ударила прямо в наши лица. Я испуганно вскинула руки и закрыла глаза. Яркий луч сначала осветил мое лицо, а затем переместился на лицо Ворона. Сказать, что мне стало страшно, значит, ничего не сказать. Те считанные секунды, пока нас освещала незнакомая машина, показались мне настоящей вечностью. Я спряталась за спину Ворона и не могла даже представить, что именно мне ждать в следующую минуту. В тот момент, когда из машины показалась рука с направленным на нас пистолетом, я вцепилась в Ворона с такой чудовищной силой, что перестала чувствовать свои пальцы. Ворон резко откинул меня назад, и я упала на землю, крепко ударившись об нее носом. Это был настолько сильный удар, что я сразу ощутила, как из носа у меня хлынула теплая кровь. А затем прогремел выстрел. Ворон вытащил пистолет, упал на меня и несколько раз выстрелил в ответ. Открылась дверь частного кафе, из нее выскочили вооруженные люди и принялись целиться в незнакомую иномарку. Иномарка с пробитым пулей ветровым стеклом тут же вспыхнула ослепительным светом фар и понеслась прочь через соседний двор.
Почувствовав, что опасность миновала, Ворон быстро встал и закричал выбежавшим людям:
– Догнать! Догнать, пока не ушла! Она без номеров!
Мужчины, выбежавшие из кафе, совершенно не пряча своего оружия, сели в стоявшую рядом машину и бросились следом. Взволнованный Ворон помог мне подняться и с ужасом посмотрел на мой разбитый нос, из которого по-прежнему текла кровь.
– Танечка, ты как? Это просто недоразумение. Это всего лишь недоразумение…
Как только Ворон завел меня обратно в кафе, услужливые официантки тут же усадили меня на стул, откинули мою голову назад и положили на переносицу мокрое полотенце.
– Танюш, посиди так немного. Сейчас станет легче, – с какой-то прямо-таки отеческой лаской сказал Ворон и велел одной из официанток налить мне полную рюмку коньяка.
– Но я не пью коньяк…
– Он расслабляет и очень хорошо снимает нервное напряжение. Тебе просто необходимо его выпить.
Я прикусила губу и почувствовала, как от страха и отчаяния по моим щекам потекли слезы. Я хотела рассказать Ворону о том, как мне было страшно, но не смогла. К моему горлу подступил комок, мешая словам вырваться наружу. Голова шла крутом, и я старалась не показывать, что со мной творится. Я всегда была сильной женщиной и потому не могла расслабиться при Вороне. Хотя мне хотелось стать слабой, как маленькая девочка, уткнуться ему в плечо и от души выплакаться. Мне надоела роль сильной женщины, но я выбрала ее сама и уже не могла никуда от этого деться. Когда меня слегка затрясло, Ворон сразу сообразил, что меня лихорадит, и накрыл меня легким пледом. Шок вырвался из моего подсознания, и я старалась подавить его, как только могла.
Пока я сидела с полотенцем на переносице, Ворон беспрерывно звонил по телефону, постоянно с кем-то ругался, награждая кого-то весьма нелестными эпитетами. В кафе стали съезжаться незнакомые люди, которые пожимали Ворону руку и поздравляли его с возвращением с того света.
Почувствовав себя немного лучше, я откинула полотенце в сторону, выпила принесенную сердобольной официанткой рюмку коньяка и попыталась побороть навалившееся головокружение. Закрыв глаза, я попробовала мысленно перенестись в другое время, чтобы почувствовать себя спокойной и даже умиротворенной. Но почему-то в который раз я подумала об Артуре, о том, что уже глубокая ночь и что, наверно, он уже давным-давно спит со своей женой.
Я вдруг мысленно стала винить себя в том, что всю свою жизнь была сосредоточена на себе и никак не могла сосредоточиться на каком-нибудь мужчине. Я стала думать о том, что никто из моих мужчин никогда не любил меня так, как я того заслуживаю. Даже попыталась вспомнить себя совсем юной, молоденькой и наивной девчушкой, которая слепо верила в любовь, мечтала встретить открытого, доброго, отзывчивого парня, прожить с ним всю жизнь и при этом постоянно чувствовать себя счастливой. А о том, будет ли ее избранник богат, эта девчушка как-то даже не задумывалась. Я попыталась вспомнить тот недобрый час, когда я перестала быть чистой наивной девочкой и предала близкого мне человека, оставив его в дураках с незаживающей раной на сердце. Я попыталась его вспомнить, но так и не смогла. Не смогла…
В моих глазах всегда светилась всепоглощающая любовь к жизни, а еще в них всегда была бездонная грусть… Когда мужчины подходили ко мне знакомиться, они сразу обращали внимание на мои глаза, потому что в них сверкали живые огоньки и никогда не было фальши. Я вновь подумала об Артуре и о его словах, которые он мне сказал, когда мы только познакомились. Он сказал мне, что как только я ушла, в первый день нашего знакомства, я унесла с собой что-то такое, без чего жизнь в ту же самую минуту стала уже не мила. Я смогла затронуть в его душе струны, о которых он даже не подозревал. Мы стали встречаться, и Артур перестал быть тем образцово-показательным семьянином, каким он был раньше. Его собственные, совершенно новые чувства застали его врасплох, и он подумал, что не стоит сдерживать бурлящую в жилах кровь, потому что я обязательно принесу ему радость.
С каждой нашей встречей моя грусть в глазах постепенно таяла, но растопить ее до конца оказалось Артуру не по плечу. Я черпала из наших отношений жизненную силу и ощущала новую, еще большую уверенность в себе. Когда он сжимал меня в своих объятиях, я закрывала глаза и не хотела, чтобы он меня отпускал. Иногда я слышала голос рассудка, который говорил мне, что я должна немедленно порвать с Артуром, что у него семья, но… я не могла с собой ничего поделать, теша себя тем, что я не увожу его от семьи и меня вполне устраивает существующий порядок вещей.
Я не чувствовала за собой никакой вины, да и откуда ей было взяться. Я хотела слышать его восхитительные слова, слушать стук его сердца и обжигающее дыхание и, конечно же, ощущать его настойчивые руки. И какая разница, что именно мной руководит – настоящая любовь, похоть, страсть, сексуальный голод, проклятое одиночество или экзотический восторг от того, что я обладаю чужим мужем… Какая кому разница, искренна ли я с ним, играю ли на его чувствах или просто приспособилась и пользуюсь его расположением…
Я знала, что его жена прекрасно знает о моем существовании, что эта не в пример мне далеко не сильная женщина смирилась с его двойной жизнью и просто делает вид, что меня нет. Женщина всегда чувствует мужчину, а особенно когда его сердце не первый год принадлежит другой женщине. Она считает меня беспощадной, жестокой стервой, но меня никогда особо не интересовало ее мнение. Она чувствовала жалость ко мне, потому что проходят годы, а я не могу определиться и сделать какой-нибудь выбор… Я, в свою очередь, чувствовала жалость к ней…
Артур всегда называл меня опасной женщиной, а я и сама не знаю, как я ею стала. Я просто всегда пыталась быть сексуальной и утонченной, наверное, это поистине гремучая смесь. А еще я всегда улыбалась, даже если было не место и не время, я все равно улыбалась, совершенно не думая о том, что скажут обо мне. Сама по себе улыбка уже достойна внимания. Люди сначала обращали внимание на улыбку, а затем уже на меня…
Я все же смогла вернуться в реальность, посмотреть на собравшихся в ресторане мужчин, которым до меня не было никакого дела, и постараться не думать об Артуре и нашей последней ссоре, хотя сейчас я бы отдала все на свете только за то, чтобы он был рядом со мной, потому что он всегда умел меня успокоить.
– Извини, пришлось ненадолго отлучиться.
Рядом со мной появился заметно подвыпивший Ворон.
– Ты пьян?!
– Я просто выпил.
– И все же ты пьян.
– Есть немного.
– Но ведь ты совершенно не пьешь?
– Но ведь в меня не каждый день стреляют. Это было покушение. Очередное покушение.
– Как это очередное? – захлопала я глазами. – Оно что, уже не первое?
– Выходит, так. – Голос Ворона слегка дрогнул. Видимо, Гера побоялся, что его голос выдаст его состояние, и расплылся в улыбке: – Это все пустяки. Все осталось в прошлом. Вот что ты расквасила себе нос – это действительно плохо.
– Мой разбитый нос – это еще не самое страшное. – В моем голосе послышался вызов. – Самое страшное то, что тебя не сегодня-завтра убьют.
– Дура, ты что несешь?! – моментально переменился в лице Ворон.
– Я говорю как есть.
– Это просто недоразумение. Я обязательно найду этих гадов, вернее, того, по чьей наводке они действовали, я даже знаю, кто это. Я им покажу, где раки зимуют. Вот увидишь, я слов на ветер не бросаю. Мои люди попытались догнать эту машину без номеров, но ее бросили в ближайшем дворе.
– Как это бросили?
– Обыкновенно. Выскочили из машины и убежали. Одного из них ранили, но все же ему удалось уйти. Они заскочили в ближайший подъезд, поднялись на последний этаж и, видимо, ушли через крышу на соседнюю. Здесь дома очень близко друг к другу стоят. Мы хоть и прочесали все улицы, но все равно никого не нашли. Наверное, они укрылись или в подвале, или на чердаке. Сейчас там идет работа. Все оцеплено. Повсюду мои люди.
– Их ищут?
– Ищут.
Ворон сел рядом со мной на корточки и заглянул мне в глаза:
– Знаешь, этот вечер не воспринимается так ужасно, потому что ты была рядом.
Я немного стушевалась и посмотрела на хрустальные люстры, которые сверкали так, что слепили глаза.
– Зачем включили такое освещение?
– Ты же сама видишь, сколько народу понаехало. Всем должно быть друг друга видно. Ну как твой нос?
– Уже лучше.
– Сейчас мой водитель отвезет тебя домой.
– На чьей машине?
– На моей, естественно.
– Нет. В твою машину я больше не сяду, – замотала я головой.
– Почему?
– Потому что на ней очень опасно ездить. Ее могут взорвать, обстрелять и тому подобное. На ней словно написано, что это машина смертника.
– Послушай, не говори ерунды, – в силу того, что Ворон был пьян, он совершенно не заострил внимание на моих язвительных словах. – Я же тебе сказал, что это недоразумение. Если хочешь, я дам тебе охранника.
– У тебя и охранники есть?
– У меня много чего есть.
– А ты?
Я вскинула голову и поправила Ворону воротник рубашки.
– Что я? – не понял он моего вопроса.
– А что будешь делать ты?
– Посижу с собравшимися людьми и поеду домой спать.
– А у тебя что, есть дом?
– И не один. Я что, по-твоему, бомж, что ли… Я не понимаю, к чему ты клонишь?
– Я хочу знать, очень ли ты устал?
– Ну как тебе сказать… Вообще-то я мешки не грузил. Просто небольшой стресс.
– Ты выглядишь неважно.
– Просто я выпил. Ты же знаешь, что я не пью.
– Послушай, а у тебя еще есть остатки энергии?
– Конечно.
– Тогда, может, поедем к тебе домой и я выжму из тебя последние соки?!
– Не вопрос, – на глазах повеселел Ворон и, встав со своего места, взял меня за руку.
