Глава 20
— Анька, я без тебя не могу… — сказал тихо Михаил.
— Анька, знаешь, где?
— Хорошо. Если тебе не нравится, то я буду называть тебя Анной. Только, ради бога, не говори, чтобы я стоял к тебе в очереди за автографом.
— Не буду.
— И еще не проси, пожалуйста, чтобы я называл тебя Анной Петровной.
— Не буду просить, — рассмеялась я и встала с пола.
— Анна, а что ты ко мне с моим «Мерседесом»-то пристала, а?
Михаил тоже встал и заправил рубашку в брюки.
— Ничего я не пристала. Просто я нашла в бардачке сто рублей и подумала, что они тебе нужны, а оказывается, что нет.
— Ты нашла в бардачке сто рублей?
— Нашла.
— И ты хочешь мне их вернуть? — недобро усмехнулся Михаил.
— Теперь уже нет. Я их истратила.
— Истратила?
— Да.
— Да какое ты имела право тратить мои деньги? — рассмеялся Михаил, но это выглядело как-то неестественно и наигранно.
— Не обеднеешь. Для тебя полторы тысячи рублей — копейки, а уж сто рублей и подавно.
Михаил сказал:
— Аня, я пойду в душ первым, а ты пока, если тебя, конечно, не затруднит, свари кофе.
— А свет можно включить?
— Конечно, включай.
Как только Михаил скрылся в дверях ванной комнаты, я быстро оделась и щелкнула выключателем. Я прошлась по комнатам и везде включила свет. Спустившись в коридор, чтобы пройти на кухню и сварить кофе, я остановилась у приоткрытой двери просторного кабинета. Недолго думая, я прошмыгнула в кабинет и включила помпезную лампу, стоящую на старинном дубовом столе. Я принялась лихорадочно открывать ящики стола и перебирать бумаги. Признаться честно, я и сама не знала, что искала, но тем не менее пыталась что-то найти… Что-то, что пролило бы свет и внесло хоть какую-то ясность.
Куча бесполезных бумаг, каких-то документов… Фотографии Жанны в ящике справа. Я внимательно посмотрела на нее и она показалась мне недалекой и глупой. Странно, и куда она могла подеваться? Такая и двух дней не протянет без своего супруга. Самостоятельной женщиной эту дамочку не назовешь. Такую на улицу нельзя, заблудится…
И тут я увидела еще одну, не цветную, но крайне любопытную фотографию. Михаил, Жанна, а между ними счастливый лжеследователь Голубев, обнимающий их обоих…
— Бог мой, это Голубев, — произнесла я словно во сне и почувствовала, как на лбу выступил холодный пот. — Это он…
Я посмотрела на фотографию еще раз и ощутила, как кто-то невидимый со всей силы саданул мне под сердце. Острая боль заполнила всю левую сторону и потекла к кончикам пальцев. «Еще одна такая фотография — и можно запросто схлопотать инфаркт», — отметила я про себя и постаралась вдохнуть как можно глубже.
Будь проклят тот час, когда я согласилась приехать в проклятый дом на званый ужин в качестве «подружки по прейскуранту». Будь он проклят! Постоянные бессчетные и безуспешные попытки разобраться со всем этим дерьмом не приводят ни к какому результату.
Положив фотографию на место, я открыла последний, самый нижний ящик и увидела… пистолет. Это был мощный сорокапятикалиберный «Глок». Эта серьезная игрушка была хорошо мне знакома. Именно с такой игрушкой я снималась в одном навороченном боевике, где играла возлюбленную мафиози. Я даже помню съемочный день, когда мне выдали этот реквизит. Я настолько вошла в образ, что, взяв пистолет, почувствовала безграничную уверенность. Наверное, так бывает всегда — берешь оружие и сразу чувствуешь себя героиней. Не раздумывая, я схватила пистолет, с которым неплохо умела управляться.
— Анна, ты что-то потеряла?
Я дернулась от неожиданности и резко обернулась, спрятав за спиной пистолет.
— Что?
Михаил держал меня на прицеле. Вокруг бедер он обмотал полотенце, а в руке сжимал пистолет. Полумрак сглаживал его черты, но все же я смогла отметить, что вид у него был весьма суровый.
— Я спрашиваю, Анна, что ты делаешь в моем кабинете?
— Здесь была дверь открыта.
— А ты всегда заходишь в чужие кабинеты без спроса?
— Бывает.
— Если у тебя такое бывает, то, значит, ты или профессиональная воровка, или клептоманка.
— Я не воровка. Миш, убери пистолет. Ну что ты за спектакль устроил?
Мой голос дребезжал, как скрипучая дверь, наглядно демонстрируя, что нервы у меня на пределе.
— Я уже давно хотел поговорить с тобой, да все как-то не было удобного случая.
— А сейчас удобный случай?
— Удобный.
— Ты же прекрасно знаешь, что я не воровка… — Я говорила, смотрела в безумные глаза Михаила и чувствовала, как срабатывает инстинкт опасности, который еще никогда меня не подводил. — Я просто случайно сюда заглянула…
— Зачем?
— Сама не знаю.
— Ты не знаешь, зачем зашла в чужой кабинет?
— Не знаю. Миш, убери пистолет. Еще скажи, что ты можешь меня убить…
— Я боюсь, что мне придется это сделать.
— Что?
— Что слышала.
— Не говори чепухи.
Я почувствовала, что уже не могу спокойно стоять, сдавшись на милость Михаила. Если бы он не наставил на меня пистолет, то сейчас я бы металась по комнате, заламывала руки и ругалась на весь белый свет. Но сейчас… Сейчас я понимала, что в моей ситуации самое лучшее — это не делать резких движений, да и вообще никаких движений. Я знала, что нужно только терпение, которым я всегда пользовалась в самых критических моментах своей жизни. Буря самых разнообразных эмоций трансформировалась в идеальную выдержку, и это дало мне возможность создать образ стойкой, смелой женщины.
Я заметила, что Михаил с трудом стоит на ногах.
— Я смотрю, пока ходил в ванную, ты здорово набрался.
— Первое, что я сделал, когда вышел после душа, так это основательно промочил горло. А затем отправился на кухню выпить крепкого кофе. Я не рассчитывал застать тебя здесь.
— Ты всегда ходишь в душ с пистолетом?
— В последнее время он всегда со мной. Находиться в проклятом доме стало слишком опасно. Иногда мне начинает казаться, что дом полон привидений. Странные звуки… Странные события… Слишком много непонятного происходит в последнее время. Поэтому я всегда держу пистолет наготове.
Я взглянула на Михаила и поняла, что передо мною совсем не тот человек, с которым я несколько минут назад исступленно занималась любовью. С ним что-то произошло буквально за те несколько минут, пока мы не видели друг друга.
— Анна, так ты не хочешь мне показать, что ты нашла в моем столе?
— Под дулом пистолета?
— Я же тебе уже сказал, что не уберу оружие.
— Я нашла любопытную фотографию, где изображены ты, твоя жена и лжеследователь Голубев.
Я по-прежнему не вынимала из-за спины руку, в которой держала пистолет, а подняла руку с фотографией и показала ее Михаилу.
— Любопытно, правда? Ты не находишь?
— Не нахожу тут ничего любопытного.
— Кто этот мужчина?
— Это наш семейный адвокат. Только его фамилия не Голубев, а Синицын.
— Ну, это почти одно и то же. Видимо, он очень любит птиц.
— Да, у него есть своя голубятня. Голуби — его страсть. Он может пропадать на голубятне сутками.
— Свою любовь к птицам он выражает в своих фамилиях. Так вот, именно он приходил в мой дом и расспрашивал о твоей жене.
— Этого не может быть.
— Почему не может? Я тебе рассказывала про него, только на фотографии он без очков, а ко мне он приходил в очках.
— Ты уверена, что это он?
— Уверена.
— Это наш семейный адвокат. Очень порядочный, серьезный и кристально честный человек. Он всегда выручал меня в бизнесе и бывало вытаскивал из полного дерьма. Он был моим адвокатом даже в те времена, когда я еще не был женат на Жанне, не был удачливым бизнесменом, а только вставал на этот тернистый и долгий путь. Он был со мной с самого начала, и мы съели с ним не один пуд соли. Я безгранично доверяю Синицыну и знаю, что его совесть чиста. Он терпел мой характер и находил лазейки в сложных делах. Ведь когда-то, еще до женитьбы на Жанне, смысл моей жизни был только в деньгах. И если бы было не так, то я бы сейчас не стал тем, кто я есть. Я делал деньги не ради себя и своих близких, я делал деньги ради денег. Я могу получать удовольствие от дела только в том случае, если оно приносит хорошую прибыль. Я уважал только деньги, я просто бредил деньгами. Люди были для меня ничто. Обыкновенная пыль. Синицын всегда был рядом, несмотря на то что меня в любую минуту могли пристрелить. Я ходил по острию ножа, и знал, что киллер может появиться в любой момент. Ты не понимаешь, как это страшно — жить и ждать смерти… Это кошмар… Но дело того стоит. Ты имеешь реальные деньги, а это значит, имеешь реальную власть над людьми. Я бы уже не смог жить по-другому. Просто не смог бы, и все. Так что этот человек с фотографии прошел со мной через многие испытания и всегда был рядом. Я платил ему хорошие деньги, а за это он служил мне верой и правдой. В жизни есть немного людей, которым доверяешь, а особенно в большом бизнесе. Здесь честных людей нет.
— А где же сейчас тот, кому ты так безгранично доверяешь?
— На Кипре.
— Где?
— На Кипре, что тут непонятного? Он взял у меня месяц отпуска и уехал на Кипр. Если не ошибаюсь, то у него там имеется какая-то недвижимость.
— А почему его не было на торжестве?
— Он улетел за несколько дней до того.
— Очень странно…
— Что тебе кажется странным?
— Такой близкий тебе человек не остался на торжество?
— Тут нет ничего странного. Синицын очень устал. Вероятно, у него были и личные дела. Да и вообще человек просто захотел отдохнуть. А мое торжество… Да кому на хрен нужно было это гребаное торжество, кроме моей жены? Это она закатила эту проклятую вечеринку, организовывать которую у меня не было ни сил, ни желания. Да я, собственно, ничего и не организовывал, а только исполнял кое-какие прихоти и все оплачивал. А Синицын улетел на Кипр со своей молоденькой любовницей.
— Вот как?
— Да. Ты что, не знаешь, что богатые дяди возят отдыхать за границу своих милых сердцу подружек? Любовницы отрабатывают этот отдых в постели.
— Может быть, только меня в жизни никто никуда не возил. Всегда катаюсь одна за свои собственные деньги.
— Никогда не поверю.
— Так оно и есть. Ни одна собака никуда не пригласила. Хоть бы один кобелек сказал: «Дорогая, а не хочешь ли ты прокатиться в Мексику»? Так нет, ни одна псина не сказала, хоть убей.
— Конечно, если так относиться к мужчинам, то никто никуда не повезет. Если бы ты была моей любовницей, я бы тебя возил каждые три месяца.
— Ох, как же ты любезен, — ехидно заметила я и продолжила уже более серьезно: — Твой Голубев, или, как там его, Синицын, вовсе не на Кипре. Вместо Кипра он отправился в заброшенную деревню и очутился в могиле.
— Не может быть!
— Может, дорогой, очень даже может. Я видела его труп своими собственными глазами.
— А что Синицын делал в деревне?
— Это ты у него мог бы спросить. Но он теперь не ответит.
— Он на Кипре! — пьяно запыхтел Михаил и раздул ноздри от злости.
— Если заброшенную деревню ты считаешь Кипром, то так оно и есть.
— Я видел билеты! Туда и обратно!
— Ну и что же с того, что ты видел билеты? Это совсем не означает, что он их использовал.
Не выпуская пистолета из рук, Михаил достал из кармана мобильный и принялся набирать номер адвоката.
— Недоступен. Телефон выключен.
— Оно и понятно. В земле нет зоны приема. А теперь позвони любовнице. Я просто уверена, что она не улетела ни на какой Кипр, а находится дома. Позвони, позвони.
— Я ее номера не знаю.
— Как это? Ты даже не знаешь номер телефона любовницы своего адвоката? Надо знать. Это лучший способ найти человека, когда ты его найти не можешь.
— У него любовниц как собак нерезаных, разве всех упомнишь.
— И что, всех подряд он вывозит на отдых?
— Ну, он очень состоятельный мужчина и может себе это позволить.
— А он их как, по одной вывозил или всех скопом?
— Мне по барабану. Я его последнюю любовницу один раз всего видел. Не знаю, ни кто она, ни где живет.
— Михаил, твой адвокат мертв, — сказала я с дрожью в голосе и кинула фотографию на пол, чтобы взяться за пистолет двумя руками.
— Может быть, ты расскажешь мне, кто его убил?
— Хорошо, если ты уберешь пистолет.
— Я же сказал тебе, что не уберу.
— Твоего Синицына убили какие-то отморозки и закопали. Я тебе могу дать координаты того места, где он похоронен. Ты же сам говорил мне, что он тебе как родной, так что можешь вырыть его труп и перезахоронить с почестями. Хотя на твоем месте я не стала бы этого делать. Чтобы привезти мертвого человека в Москву, нужно как-то объяснить его смерть и сообщить об этом в милицию. Начнутся ненужные вопросы и подозрения, которые не принесут тебе ничего, кроме вреда. Оставь все как есть, и знай, что у тебя больше нет адвоката. Надо искать нового, но только честного, который не будет тебя обманывать хотя бы по мелочам. Хотя вряд ли ты такого найдешь. Там, где замешаны большие деньги, всегда ложь.
— Я хочу ясности. Зачем он сказал, что летит на Кипр? Зачем поехал в деревню?
— Я тоже люблю ясность, но в последнее время научилась жить в неведении.
— А как ты оказалась в деревне?
— У меня там дача.
— Дача? Надо же, известная актриса имеет дачу в глухой деревне! Прямо нонсенс.
— Это не моя дача, а рекламного агента, я упиваюсь там одиночеством. Для меня эта так называемая дача то же самое, что для тебя этот дом.
— Но ведь я не покупал избу в какой-нибудь глухомани?
— И не советую. Там очень много пьяных отморозков и прочей нечисти. Я тоже пожалела о том, что поехала туда.
— Я не воспользуюсь твоим советом. Иногда бывает полезно сменить крутые апартаменты на деревенскую халупу. С той минуты, как в мой дом пришла беда, все комнаты стали холодными, из них ушло тепло. Понимаешь, это очень важно, чтобы даже в самый лютый мороз в доме было тепло. Ты что-то от меня скрываешь, Анна. Я знаю, что ты со мной неоткровенна. Ты принадлежишь к типу женщин, в которых может сосредоточиться весь мир. Для таких женщин, как ты, на небосклоне кружатся звезды и каждый день восходит солнце. Оно восходит и заходит только в твою честь. Я просто в этом уверен. Ты такая далекая и одновременно близкая. Тебя не зря называют звездой, потому что ты и в самом деле — звезда. Ты такая реальная, и одновременно сказочная. Ты покинула меня в прошлый раз, но все предметы в доме хранили аромат твоих духов и запах наших любовных утех. Я познакомился с тобой и понял, что мой брак ничто, что все эти долгие годы я искал именно такую женщину, как ты. Семейный мир, который всегда казался мне счастливым и прочным, вдруг рухнул и превратился в груду обломков. Мы с тобой очень похожи. Я не понимаю, почему ты не хочешь признать, что между нами есть родство душ и прочная нить, которая связывает нас воедино. Мы одинаково воспринимаем жизнь, мы одинаково мыслим. Да мы все делаем одинаково. Я увидел тебя в первый раз и в голове вспыхнул огонь, я сразу ощутил тепло. Понимаешь, не каждая женщина может принести мужчине тепло! Далеко не каждая.
— О, да тебя потянуло на лирику. Еще скажи, что у тебя со мною любовь.
— У меня с тобою любовь.
— Мне принимать это как объяснение в любви?
— Принимай это как хочешь.
— Первый раз вижу, чтобы объяснялись в любви с пистолетом. Если любишь, зачем пистолет? Неужели ты можешь убить любовь?
— Могу. Любовь надо убивать самому, иначе наступит момент, когда она убьет тебя. Нужно наносить удар первым, иначе его нанесут тебе.
Я грустно улыбнулась и почувствовала, как на моих глазах появились слезы… Вот и еще одно объяснение в любви. Такое неожиданное и такое нелепое. Мне признался в любви крупный бизнесмен, денежный мешок, у которого деньги сыплются отовсюду, ну разве только что не из задницы… Но как он признался? С пистолетом в руках, пьяный в стельку… Конечно, когда человек почти неделю находится один в доме без света и уходит в тихое пьянство, наверное, он не только признается в любви, но и предложит руку и сердце. Я почувствовала сумасшедшую, пугающую тоску, в которой причудливо смешались ностальгия по ветреным годам быстро уходящей молодости и любимые, которые быстро переставали быть таковыми и оставались где-то там, в прошлом.
И все же в моих руках был пистолет, а оружие всегда приносит уверенность и защищенность. Куча вопросов без ответов, увеличивающаяся, как снежный ком, очень сильно подорвала мою психику и окончательно сломила нервную систему. Мне представился Макс, добропорядочный отец семейства, который, наверное, уложив дочку спать, пошел в опочивальню к любимой женушке и занялся с ней тихим, одним словом, домашним сексом в самой семейной позе — бутерброда. При этой мысли мое сердце заколотилось с бешеной скоростью, а на душе стало совсем погано.
Я сняла пистолет с предохранителя и прицелилась в Михаила.
— Привет, — тихо сказала я и посмотрела на него в упор.
— Привет, — прохрипел Михаил и слегка попятился.
— Здорово мы стоим, да?
— В смысле?
— В смысле, что у нас обоих оружие. Интересно, кто быстрее выстрелит? Теперь ты понял, что я делала в твоем кабинете?
— Искала оружие?
— Правда. Какой ты догадливый.
— Ты хоть умеешь им пользоваться?
— А чего там уметь? Тут уметь-то и нечего. Меня работа научила.
— И зачем тебе оружие?
— Затем же, зачем и тебе.
— Ты хочешь мне задать несколько вопросов?
— Правильно. Какой ты умный.
— И какие вопросы ты мне хочешь задать?
Я не отводила взгляд в сторону, а смотрела Михаилу в глаза. Меня поразило, что в его глазах не было ни капли страха, а только восхищение. Господи, я вызывала только восхищение, и ничего больше!
— Миш, ты что, меня совсем не боишься?
— Боюсь, — нервно засмеялся Михаил и тоже снял с предохранителя свой пистолет.
— Что-то непохоже, чтобы ты меня боялся.
— Я очень тебя боюсь. Так боюсь, что сейчас, по-моему, описаюсь.
— А ты зря смеешься, ведь я могу и выстрелить.
— Так неинтересно. Мы с тобой так не договаривались. Для начала ты обещала мне задать несколько вопросов. Что же это за вопросы такие, если их нужно задавать под дулом пистолета?
— Ты уверен, что хочешь услышать эти вопросы?
— Ты меня заинтриговала.
— Хорошо, Михаил, а ты меня любишь?
— Что?
— Я спрашиваю, ты в самом деле в меня влюблен?
Михаил усмехнулся, но не помедлил с ответом:
— Ты считаешь, что этот вопрос надо задавать с пистолетом?
— Да.
— Я могу тебе на него ответить так: я влюбился в тебя сразу, как только увидел.
— Это большая и чистая любовь?
— Это очень большая любовь. Не знаю, как там насчет чистоты, но в любви полно грязи. Без грязи не бывает любви.
— Хорошо. Тогда скажи мне, куда ты дел свою жену?
— Что?
— Я, по-моему, ясно спросила. Куда ты дел супругу, Миша?
— Я дел?
— Ты дел. Ладно, Миш, хватит ломать комедию. Все было сработано неплохо, только уж слишком примитивно. — Я улыбнулась и холодно посмотрела в глаза Михаилу.
Михаил изменился в лице и резко нажал на курок. Но выстрела не последовало.
— Ой, черт, забыл, что пистолет не заряжен.
Я тоже нажала на курок, но произошло то же самое.
— Сукин сын, у тебя не оружие, а настоящее дерьмо!
