Глава 15
Увидев, что я не одна, дед спрятал лопату за спину, от волнения заморгал покрасневшими от водки глазами. Немного отдышавшись, он подошел поближе и как ни в чем не бывало спросил:
— Ой, Анют, а ты что тут делаешь? А что у тебя с машиной-то?
— Колесо спустило.
— А запасное есть?
— Есть, да только поставить не могу. Новые постояльцы ничего не дают сделать.
Парни переглянулись и поздоровались с дедом Герасимом.
— Здорово, дед.
— Здравствуйте, ребята, а вы что мою дочку обижаете, что ли?
— Да мы вообще женщин никогда не обижаем. Мы с ней просто разговор за жизнь ведем. Смотрим, девушка одна на дорогой машине у кладбища застряла. Вот мы и заинтересовались, что же она тут делает, в таком месте? Почему ничего не боится. А девушка нагло нам врет, что у нее колесо спустило и что она мимо кладбища случайно проезжала. Да, видно, ничего случайного не бывает. Смотрим, со стороны кладбища знакомый дед идет. Грязный да усталый, словно он носом все кладбища перепахал. Дед, а ты-то что на кладбище делал?
— Да так, прогуливался… Я тут часто прогуливаюсь. За кладбищем смотреть некому, вот я иногда сюда прихожу. Слежу, чтобы хулиганов не было.
— Ты чо, тут вроде смотрителя, что ли?
— Вот верно, вроде смотрителя.
— На добровольных началах или тебя сюда кто на работу поставил?
— На добровольных. Кто меня сюда поставит, ежели кладбище брошено и никакого начальства нет.
— Дед, а ты за свой базар отвечаешь? — вспылил Витюха.
— Как это?
— Я тебя ясно спросил: ты за свой базар отвечаешь?!
— Да ни за какой базар я не отвечаю… Ни за кладбище, ни за базар. У нас тут вообще никакого базара уже тысячу лет нет. Ежели вам базар нужен, то вы в районный центр езжайте.
Парни недобро гоготнули и одновременно посмотрели на часы. Видимо, комбинация из двух стрелок произвела на них должное впечатление. Лица у них стали серьезными и напряженными, словно они кого-то ждали или им нужно было куда-то явится в назначенное время.
— Дед, ты чо, вообще блатного языка не знаешь?
— Я с блатными никогда дел не имел. Я всю жизнь с деревенскими общался и говорю, как все деревенские говорят. А вы блатные?
— Ты законченный придурок, лох деревенский. Кого собрался за нос водить? Ты чо, дурнее себя ищешь? Да только знай, что дурнее тебя не бывает. Дурнее уже просто некуда.
Дед затоптался на месте.
— Да кто дал вам право так со мной разговаривать? Я вдвое, а то и втрое старше вас! Я в этой деревне вырос, а вы только приехали и сразу решили свои порядки наводить. Я вот бабке Матрене сегодня же скажу, чтобы она вам в жилье отказала. Нечего таким извергам, как вы, в нашей деревне делать! В город езжайте и там на блатном языке говорите, а здесь деревня, и старших тут уважать надо! Здесь свои правила! У нас перед старшими шапки снимают, почитают. А если вы подобру-поздорову сами убраться не захотите, я в районный центр поеду и милицию привезу.
— Ты кого вздумал милицией-то пугать? — не на шутку разозлился говорливый. — Это только такие лохи, как ты, милиции боятся. Что я должен перед тобой снять? Шапку? А у меня шапки нет. Хочешь, я перед тобой штаны сниму и тебе свою задницу покажу? У меня задница волосатая. Не веришь? Ты чо, никогда не видел волосатых задниц? Щас покажу! Хочешь, я всегда тебя в деревне так встречать буду — сразу свою задницу показывать? Ты же почтения, по-моему, хотел… Жопу тебе, а не почтение!
Дед покраснел от злости и в упор посмотрел на меня. В его глазах читались и злость, и беспомощность одновременно.
— Анна, тебе еще много работы осталось?
— Нет. Я колесо поставила. Осталось только закрутить.
— Так крути быстрее и поехали отсюда. Я с этими архаровцами разговаривать не желаю! Мы в райцентр в милицию заявление отвезем.
— Да я бы и рада колесо закрутить, да не дают, — жалостливо пробурчала я.
— Как это не дают?
— Руки распускают.
— Как это «распускают»?
— Так, распускают, и все.
— Крути, я сказал. Пусть они только попробуют тебя пальцем тронуть, убью гадов!
Я растерянно пожала плечами и, с трудом заставив себя согнуть ватные ноги, села на корточки. Я принялась орудовать домкратом, искоса поглядывая то на парней, то на злобного деда Герасима. Наверное, для того, чтобы заполнить вынужденную паузу, дед скорчил свирепую гримасу и громко запел: «Сколько я зарезал, сколько перерезал, сколько я отправил на тот свет…» Эта песня придала мне уверенности, и я стала орудовать домкратом быстрее. В это мгновение один из парней толкнул меня в спину и схватил за волосы. Я рванулась, мне удалось вырваться, а в его руке остался клок моих волос. Я завизжала и принялась махать руками. Дед замахнулся лопатой на одного из парней так, что чуть было не отрубил ему голову.
— Убью, гады! — что есть мочи орал дед, рассекая воздух лопатой. — Всех, на хрен, сейчас на куски порублю! Знай наших, деревенских, городское быдло!
Один из парней выхватил пистолет и прицелился в него.
— Стой, зараза, я щас тебе седую башку прострелю!
Вид оружия на деда подействовал, и он резко остановился.
— Дед, ты пистолет видишь?
— Вижу.
— Ты знаешь, что из пистолета убить могут?
— Знаю.
— А что люди от пули дохнут, тоже знаешь?
— Знаю.
— Тогда молись, дед. Ты щас сдохнешь.
— Не надо, сынок. Не бери грех на душу.
— С каких пор я тебе сынком стал? Папашка хренов. Я с таким папашей даже рядом не сяду. Скажи, ты жить хочешь?
— Хочу, — испуганно ответил дед.
— Точно хочешь?
— Точно хочу.
— Тогда говори, какого хрена на кладбище делал? И зачем ты лопату с собой брал?
— Какую лопату? — Дед спрятал лопату за спину и удивленно заморгал глазами.
— Ту самую, что ты за спиной держишь, урод.
— А, эту, что ли…
Дед вытащил лопату и посмотрел на нее так, словно видел ее в первый раз.
— Ты, чо, дед, опять горбатого лепишь? Я тебя щас, ей-богу, замочу.
— Да я просто забыл про эту лопату. Я на кладбище ходил, могилку себе рыл.
— Что делал?
— Могилку рыл. Ежели я умру, кто меня хоронить будет? У меня родных никого нет. Бывшая жена и сын со мной не знаются, они в городе живут. Я совсем один-одинешенек. Вот я сам о себе забочусь. Могилку себе выкопал. Хорошую такую, чтобы лежать удобно было, просторно, чтобы ногами в землю не упираться. Лежать-то долго придется. Поэтому об удобствах нужно заботиться заранее.
— А что ж, тебя дочка-то похоронить не сможет? — Парень показал пистолетом на меня.
— Да это моя названная дочка. Она в городе живет. В банке работает. Зачем я ее обременять буду? Пусть себе спокойно работает, а о своих похоронах я сам позабочусь.
— Значит, ты тут по совместительству не только за кладбищем смотришь, но и могилы копаешь?
— Бывает иногда. Я человек свободный. Распоряжаюсь своим свободным временем, как моей душеньке угодно.
В этот момент у одного из парней затрезвонил мобильный. Он ответил, утвердительно кивнул и несколько раз сказал слово «еда».
Витюха вновь посмотрел на часы и задумчиво произнес:
— Ладно, пошли на кладбище.
Мы с дедом одновременно переглянулись и в один голос произнесли:
— Мы?
— Вы. И ты, дед, и ты, названная дочка.
— Зачем?
— Могилку посмотрим, ту, которую дед себе вырыл.
— А что ее смотреть-то? — не на шутку перепугался дед и бросил на землю лопату.
— И вправду, что на нее смотреть? — поддержала я деда, понимая, что нам эта экскурсия даром не обойдется.
Черный зрачок пистолета смотрел то на меня, то на деда и заставлял наши сердца стучать, как два паровых молота.
— Быстро пошли на кладбище! Второй раз не повторяю, а стреляю!
Мы с дедом подумали, что спорить будет себе дороже, и двинулись между могилами. Парни молча пошли следом за нами.
— Ребята, у меня времени нет. Мне в город пора, — первой нарушила я молчание. — Меня муж дома ждет. Он у меня ревнивый, ругаться будет.
— Ты еще совсем недавно говорила, что у тебя никакого мужа нет. Чо заливаешь-то?
— И вообще я очень тороплюсь. Мне сегодня на работу нужно. Я во вторую смену выхожу.
— Так ты где, на шахте работаешь или в банке?
— В банке. У меня работа сменная. Если я не выйду, то меня уволят.
— В банке сменных работ не бывает.
— В нашем бывает. Так удобнее, чтобы не уставать. Ребята, ну на что вам сдалась эта могила? Меня, ей-богу, уволят.
— Боюсь, что тебе больше никогда работать не придется, — злобно хихикнул один из парней.
— Почему не придется-то?
— Потому что мы хотим создать тебе все условия для того, чтобы ты не уставала.
Я не стала задавать больше вопросов, ответы на них напрашивались сами собой. Вот именно сейчас я по-настоящему испугалась. Испугалась так, что от страха зажмурилась, при этом чуть не упав носом в землю.
— Подруга, тебя чо, твои костыли не держат?
— Нет, я просто канавки не увидела…
Дойдя до могилы, где еще совсем недавно лежал уголовник, я встала у ее края и, посмотрев на деда со значением, затаила дыхание.
— Вот моя могилка. — Дед встал рядом со мной.
— Так говоришь, что ты эту могилу себе вырыл?
— Именно так.
— А в соседней кто лежит? Вторая могила совсем свежая. Земля еще не осела. Такое впечатление, словно в неё на днях кого-то похоронили.
— Про эту могилу я ничего не знаю. Она недавно появилась.
— Как же она недавно появилась, если кладбище недействующее и здесь уже черт знает сколько времени никого не хоронят?
— Этого я сказать не могу. Здесь незаконно кого-то похоронили. Ежели бы это участковый из соседней деревни увидел, он бы потребовал за нарушение закона литр спирта, а то и больше. У нас с этим делом строго. У нас порядки такие.
— Говоришь, порядки у вас строгие?
— Да, очень.
— Тогда дед щас тебе хорошенько попотеть придется.
— Как? — прищурился испуганно дед.
— Надо эту могилку раскопать. Посмотреть, кто же там лежит противозаконно?
— Да вы чего, ребята? — запаниковал старик. — Это же грех — могилы тревожить. Зачем вам это нужно? Дураку же понятно, что там покойничек. Пусть он себе спит спокойненько.
— Вот мы щас грешить-то и будем. Где твоя лопата?
— Я ее у машины оставил.
— Пойди за ней.
— Зачем?
— Затем, что ты щас будешь работать! Ежели ты за лопатой идти не хочешь, так греби руками. Может, у тебя руками лучше получится, чем лопатой?
Дед ущипнул себя за седую бороду и шагнул в сторону.
— Что, я и вправду могу идти?
— Можешь, но только за лопатой. Нам уже самим интересно стало, кто же здесь общественный порядок нарушает.
— Тогда я пошел… — Дед побледнел как полотно, посмотрел на пистолет и продвинулся еще на несколько шагов.
— Давай топай быстрее. Шевели поршнями, а то твоя дочка на работу в банк торопится.
— Я сейчас. Я мигом, — кивнул дед и опрометью бросился прочь.
— Ежели ты через минуту не вернешься, то мы твою названную дочку застрелим! — донеслось вслед пыхтящему деду. — Ты понял, застрелим!
Но дед не вернулся ни через минуту, ни через пять, ни через десять. Я стояла как вкопанная и чувствовала, как на глаза закипают слезы… Один из парней пошел посмотреть и вернулся ни с чем.
— Вот гад, сбежал…
Я стояла ни жива ни мертва и боялась встретиться с парнями взглядом.
— Ты слышала, дед твой сбежал!
— Слышала.
— Так он, падла, тебя любит! Если бы мы знали, что он такой гад, то его не отпустили бы. Он же за тебя так заступался… Получается, милочка, в жизни ничего святого нет. Он оставил тебя подыхать и наплевал на ваши родственные связи. Ему, главное, свою задницу спасти.
— Нет у нас никаких родственных связей. Мы совершенно чужие. Я здесь дачу снимаю и иногда ему из города бутылку привожу. Вот и все, что нас связывает.
— А что ж он тебя тогда дочкой называл?
— Да мало ли кем меня назвать можно?! Если он меня дурой, не дай бог, назовет, значит, я, по-вашему, дура?
— Тогда дураки мы, если этому козлу поверили и отпустили.
Я жалобно посмотрела на парней:
— Ребята, надеюсь, вы меня-то копать не заставите? Отпустите меня, пожалуйста. Я ничего не видела и ничего не знаю. Я живу тихо, мирно, никому не мешаю.
— Хорошо стелешь, да только так ли уж ты мирно живешь? Если тебе этот дед никто, тогда какого хрена ты в эту деревню приехала?
— Я здесь дачу снимаю. Мне ее мой друг сдал.
— А что ж здесь за радость дачу снимать? Тут отродясь дачников не было.
— Но ведь вы тоже комнату у бабки Матрены сняли.
— Мы сюда по делу приехали. У нас в этих местах друг пропал. Должен был позвонить и дать о себе знать. Мы его искать стали и нашли убитым в этой могиле, про которую дед сказал, будто он ее себе вырыл.
У меня перехватило дыхание. Должно быть, в этот момент я позеленела. Сомнений не было, речь шла об уголовнике.
— Вы хотите сказать, что он лежал в этой могиле?
— Лежал, пока мы его не вырыли и не отдали товарищам, чтобы они похоронили его по-человечески, а не как собаку на заброшенном кладбище. Друг наш в бегах был. Только с зоны оторвался и тут… такое. Мужик он нормальный, жил по понятиям. Сильный, выносливый — вот мы и стали думать, кому его смерть понадобилась? Кому наш человек помешал? Он, можно сказать, без проблем выбрался оттуда, где люди пожизненный срок мотают, и так глупо погиб. Вот мы и стали местных жителей прощупывать, а их оказалось всего-то раз, два и обчелся. Одно старье. Ты нашего друга видела?
— Нет, — замотала я головой. — Не видела и не слышала.
— А чего побледнела так?
— Да вы такие страсти рассказываете. В этой деревне всегда все было спокойно. Тут вообще тишь да гладь, да божья благодать. Спокойнее этого места не найти.
— Тем не менее наш товарищ убит. А может, ты его все-таки видела? Его трудно не запомнить. У него все тело в наколках.
— Не видела я никакого товарища.
Парень по имени Витюха метнул на меня подозрительный взгляд и клацнул зубами.
— Девка говорит, а сама от страха трясется.
— Конечно, трясусь. А что я, по-вашему, должна делать, если на меня пистолет направлен? Боюсь, что он выстрелит.
— А может, наш товарищ к тебе приставал и вы с дедом его на пару замочили? — Витюха так посмотрел на меня, будто прочитал мои мысли. — Он у нас на баб голодный был. Столько времени без женщины. На одной Дуньке Кулаковой далеко не уедешь. А тут такая телка… Если одеть нормально, то была бы и ничего.
— Да что вы такое говорите…
— А может, дед тебя приревновал? Послушай, а ты случайно с дедом не трахаешься?
— Нет.
— А то, может, ты деду иногда даешь, а дед ревнивый, ни с кем делиться не хочет.
Несмотря на свой страх, я начала злиться и запыхтела как паровоз:
— Я ваш бред слушать не желаю! У меня, кроме дружеских чувств, с дедом ничего нет и быть не может. А вашего товарища я никогда не видела и ничего о нем не слышала.
— Хороши у тебя с дедом дружеские чувства, а вот ему твоя дружба по барабану. Он от тебя свалил и забыл про все на свете. Он твою жизнь ни в грош не ценит.
— Конечно, ему собственная жизнь намного дороже. Он человек пожилой, ему нервничать нельзя. У него сердце может не выдержать.
Я посмотрела на пустую могилу, где еще совсем недавно лежал уголовник, и решала, как же эти двое могли определить, что в этой яме находился труп? Но никаких соображений по этому поводу у меня не было, как и не было возможности даже хорошенько подумать.
Парни вновь посмотрели на часы и занервничали.
— Вот, старый хрыч, убежал, — сказал молчаливый и достал свой мобильный.
— Надо было его не отпускать…
— Да кто знал, что он такой козел.
— А как ты думаешь, куда он рванул?
— Да где-нибудь за сараем прячется. Дело сделаем и обязательно его найдем. Далеко не уйдет. Прятаться надоест.
— А может, он за помощью побежал?
— За какой помощью, если в деревне всего три бабки? Что, он их сюда, что ли, приведет? Пусть ведет, мы их всех уложим. Милиции тут нет и быть не может. За участковым нужно за три деревни бежать. Уж больно далеко. А тащиться до райцентра — тоже не ближний свет. Все, что старый ублюдок может, так это где-нибудь укрыться и трястись от страха в надежде, что мы скоро свалим.
В этот момент у парня вновь зазвонил мобильный.
— Витюха, я пока девку покараулю, а ты пойди, там Глеб приехал. Он товар из сарая забрал, сказал, что лучше дело днем обстряпать, потому что ночью гаишники всех подряд стопорят, можно попасться. А днем среди машин затеряешься и никому нет до тебя никакого дела. Я с ним вполне согласен. Глеб — бывалый, плохого не посоветует.
Признаться честно, я плохо понимала, о чем идет речь. Вернее, я уяснила только то, что приехал какой-то Глеб и привез какой-то товар, но не понимала, зачем я могла понадобиться этим отморозкам? Дождавшись, когда парень скроется между могил, я посмотрела на пистолет и тихо спросила:
— Я больше не нужна? Я могу идти?
— Куда? — деловито поинтересовался парень.
— Домой.
— Домой?
— Ну да. Домой. Мне еще до города черт знает сколько ехать. А дел выше крыши.
— Забудь про свои дела. От дел отдыхать нужно.
— Не могу. У меня дела неотложные.
— Неотложных дел не бывает. Отложить можно любые дела.
— И все же мне пора, — жалобно настаивала я на своем.
Парень снял пистолет с предохранителя, нахмурился и засопел.
— Ты что делаешь-то? — перепугалась я не на шутку.
— Сейчас я тебя порешу.
— Тебя же за это посадят.
— У меня уже две ходки. Я тюрьмы не боюсь.
— Ты что, на третью ходку собрался?
— Собрался.
Мне стало себя невообразимо жаль, и я заплакала. Ну кто меня пожалеет, если не я сама! Стою на кладбище под прицелом законченного отморозка и трясусь от страха. И никакой перспективы того, что скоро все это закончится…
— Ну что ты так на меня смотришь? Что ты от меня хочешь? Я же тебе уже тысячу раз говорила, что ни в чем не виновата, что здесь оказалась случайно… Дай мне уйти…
— У меня друга убили, а ты уйти собралась. А ну скажи, кто моего друга убил?
— Я не знаю, — замотала я головой. — Я ничего не знаю.
— Пока ты запаску меняла, твой дед могилу копал. Видишь, земля совершенно свежая.
— Я про это ничего не знаю…
— Все ты знаешь. Кстати, что тут за крендель лежит?
— Понятия не имею.
— Рожа у него такая знакомая, словно я его раньше видел. Только вот память напряг, а вспомнить не могу. Вид у него такой… интеллигентный. Главное, что при нем никаких документов нет. Ни прав, ни паспорта, ни удостоверения личности, вообще ничего. И все-таки где-то я с этим кренделем встречался. Мне даже показалось, что он на мента похож. Морда как у ищейки, ему только в фильмах ментов играть. Мы его сразу засекли. Довольно странный тип. Все ходил, вынюхивал… То ли за нами следил, то ли за кем-то еще. Ни машины у него, ни какого иного средства передвижения; не понятно, каким образом он до этой деревни добрал. А когда мы могилу копали и на своего товарища наткнулись, этот крендель за соседней могилкой спрятался и внимательно за нами следил. Я его очки и усы сразу приметил. Морда легавая. Он палил без разбора. Мы в этом деле оказались разборчивее, его сразу хлопнули. Пух, и готов.
Все время, пока он это рассказывал, я чувствовала, что меняюсь в лице. Мои эмоции опережали разум, который совершенно не хотел принять к сведению информацию, которую слышал.
Посмотрев на могилу, где лежал лжеследователь Голубев, я опустила глаза и еле внятно сказала:
— Так это вы его убили…
— Мы.
— Кошмар какой-то…
— Да ничего кошмарного тут нет. Мы бы его не замочили, ежели бы он первый не начал. Как ищейка, ей-богу. А зачем его дед откапывал?
— Наверное, хотел посмотреть, кто там находится. Он эту могилу себе выкопал, да тут такая незадача. Дед разозлился и захотел посмотреть, кто его место занял.
— Жалко, что он деру дал, а то бы мы ему местечко-то освободили. Нехай лежит, загорает.
В этот момент из-за могил показались двое. Один был довольно хорошо мне знаком, а вот другого я видела впервые. Молодые люди тащили огромный железный ящик, который, судя по их напряженным лицам, был довольно тяжелым. Вид у незнакомого мужчины, которого называли Глебом, был довольно свирепым, руки были в наколках. Поставив железный ящик рядом с могилой, они откинули крышку, и моему взору предстала целая груда совершенно нового, еще промасленного оружия.
— Ребята, я ничего не желаю видеть. Я тут вообще сбоку с припеку, — жалобно взмолилась я и попятилась.
— Стой, сучка, ты куда собралась?
— Да что я вам мешать буду, ей-богу. У вас тут свои дела…
— А ну-ка стой, а то я щас тебе ногу прострелю!
Угроза на меня подействовала. Я застыла, как вкопанная и практически не шевелилась. Мужчины начали складировать оружие в разрытую могилу. Они делали все так аккуратно, словно клали на дно ямы не бездушные железки, а хрупкие, бьющиеся предметы.
— Глеб, а давай мы, когда все оружие перетаскаем, поставим здесь табличку: «Осторожно, бесценный груз». Ни один, даже самый навороченный покойник не стоит столько, сколько стоит эта могила.
— Давайте лучше сделаем так, чтобы к этой могиле никто не приближался даже на пушечный выстрел. А то какие-то деды шастают, какие-то девки…
— Да деда найдем. Этот хромоногий стрекозел далеко не уйдет, а вот девку мочить придется. Больно много знает.
— За что меня мочить? — не поверила я своим ушам. — Я же вам сказала, что даже сейчас ничего не вижу и ничего не слышу.
Парень снова вытащил пистолет, слегка дернул рукой и злобно оскалился:
— А может оставить тебя живой? Только сперва нужно сделать так, чтобы ты и в самом деле ничего не видела и ничего не слышала. Для этого я выстрелю тебе в глаз и в ухо.
Схватившись за голову, я затряслась, меня охватила истерика.
— Ребята, да вы что? Вы вообще думаете, что творите?
— Думаем. Тут особо и думать нечего. Отправим тебя к тому очкастому кренделю, и будете вместе лежать. А то ты, и в самом деле, слишком много знаешь. У баб ведь язык без костей. Они болтают так, что не остановишь. Тем более есть подозрения, что ты о гибели нашего товарища что-то знаешь, но молчишь. А то как-то все через задницу получается… Мы специально искали заброшенное кладбище, чтобы спрятать оружие. Оно ведь не игрушечное, а настоящее и очень больших денег стоит. Подъезжаем на кладбище и диву даемся, ничего рыть не надо, все давно вырыто. Вот это сервис! Качественно, красиво, удобно, надежно. Тем более кладбище старое. Ни одна живая душа сюда не сунется. А про того, кто яму выкопал, мы даже не подумали как-то. Просто мысленно его поблагодарили и пожелали крепкого здоровья и долголетия. Первым сюда наш кореш, сбежавший из тюрьмы, отправился. Договорились встретиться в условленном месте. Он должен был к местным жителям присмотреться и жилье снять. Короче, лечь на дно. Он ведь в бегах, как-никак. А тут такие дела — кореш наш исчез. Признаков жизни не подает, в назначенное время не появляется, на связь не выходит. Мы снова приехали на кладбище и чуть было не лишились рассудка. Могилка, предназначенная для хранения оружия, недавно зарыта, а рядом новая вырыта. Ну, думаем, прямо чудеса техники. И кто это здесь такой землекоп? Решили проверить, посмотреть, что же в нашу родную могилку закопали? Вот так мы на своего товарища и вышли. А когда его выкапывали, тут-то этого очкастого кренделя и приметили. С пистолетом прятался. А когда палить начал, пришлось его хлопнуть. Закопали его и решили все же разузнать, кто здесь могилами занимается? Вот и узнали. Оказывается, дед ста лет со своей названной дочкой. А ну колись, этот очкастый из вашей с дедом компании?
— В смысле?
— В смысле, что вы с ним одна бригада?
— Нет. Я его не знаю.
— А мне кажется, знаешь. Святая троица. Ты, наверное, не дедова любовница, а очкастого.
— Да вам-то что за дело, чья я любовница?
В этот момент раздался выстрел, и парень с пистолетом свалился в могилу. Я завизжала. Выстрелы зазвучали вновь. Дед Герасим нещадно палил из ружья. Двое спрыгнули в могилу, где лежало оружие, и открыли стрельбу по старику.
— Я вам, гадам, покажу, кто в этой деревне хозяин! — до хрипоты орал дед. — Я вас, архаровцев, всех положу! Это моя деревня, моя земля и мои порядки! В городе будете себя вести как хотите, а здесь… Здесь старших почитают… Сколько вас сюда из города приезжать будет, столько я и убью! Пачками будете приезжать, пачками буду убивать!
Вдруг дед Герасим замолчал и рухнул на землю. Я хотела было броситься к нему, но позади раздался выстрел, и я, не раздумывая, бросилась со всех ног в ту сторону, где стояла моя машина. Видимо, меня спас тот отрезок времени, пока эти двое выбирались из могилы.
Добежав до машины, я сунула домкрат в багажник и, посмотрев на незнакомый джип, на котором, видимо, было привезено оружие, молниеносно заскочила в свой салон. Я не знаю, как нашла силы завести машину и надавить на газ. В такой момент для меня это было труднее всего на свете. Я ни о чем не думала и, наверное, даже не хотела думать. Я просто смахивала слезы, тихонько всхлипывала и давила на педаль…