Глава 14

Около минуты мы с дровосеком пристально смотрели друг на друга, и это была борьба. Когда я была ребенком, эту игру мы называли игрой в то, кто кого пересмотрит. Я не моргнула ни разу, и, несмотря на то, , что мои глаза наполнились слезами, в моем взгляде читался вызов. Дровосек заморгал первым. Наверно, он уже давным-давно не играл в подобные игры. Когда он заговорил, его голос был натянут и выдал большое внутреннее напряжение.

— Если бы я тебя душил, тебя бы уже не было. У меня руки сильные.

— А чего не задушил? Пожалел или твои сильные руки на деле оказались слабыми?

— У меня с некоторых пор к бабам жалости нет. И ты это прекрасно знаешь, сама могла в этом убедиться. Я их уже давно не жалею, у меня к ним свои счеты. Что касается слабости моих рук, то, если есть желание, могу запросто это продемонстрировать. Вот увидишь, не продержишься даже минуты. Умрешь через несколько секунд после того, как я прикоснусь своими руками к твоей лебединой шее. Она хрустнет намного быстрее, чем ты можешь себе представить. Это я тебе гарантирую. Хочешь, чтобы я показал это наглядно?

— Я ничего не хочу, — судорожно замотала я головой.

— Хочешь сказать, что веришь в силу моих рук?

— Верю.

— Правильно делаешь. А ты должна быть благодарна мне за то, что я спас тебя. Если бы не я, ты уже, точно, была бы на том свете. Считай, что тебе повезло и я вовремя тебя спас.

— Спас от кого?

— От того, кто хотел тебя задушить.

— А кто хотел меня задушить? — Я почувствовала, что у меня окончательно сдают нервы, и повторила этот вопрос уже более громким голосом: — Кто хотел меня задушить? Быть может, ты все-таки скажешь правду и прекратишь ходить вокруг да около?! Я хочу знать правду!

— Ты хочешь знать правду? — На лице дровосека появилась издевательская усмешка. — Правда заключается в том, что ты легла со мной спать, а это значит, что не должна была никуда убегать и заниматься самодеятельностью, которой ты все же занялась. Ты от кого хотела убежать?! От меня?! Я хочу, чтобы ты знала — от меня убежать невозможно. Невозможно!!! Ты думаешь, я крепко спал? Наверно, забыла, что я сбежал из зоны, а на зоне крепко спать не умеют. Там всегда надо быть начеку, даже ночью. Там люди почти не спят, они просто создают видимость, а если ты крепко уснул, обязательно жди беды.

Если бы ты не спал, то остановил бы меня сразу, не дал мне уйти, тормознул до того, как я встала с кровати. Почему же ты меня не остановил? Почему мне удалось сесть в машину и уехать? Потому что ты крепко спал! А если бы я не зашла в эту гребаную сторожку и не увидела мертвого сторожа… Если бы я вообще не стала останавливаться в дачном поселке и проехала мимо, никто не спустил бы мне колеса и я совершенно спокойно доехала до своих ребят. Мы бы с тобой больше никогда бы не встретились. Естественно, что мое похищение не осталось бы не наказанным: сюда бы сразу приехали мои ребята и я не знаю, что бы они с тобой сделали! Я бы этим просто не интересовалась, потому что мне до этого нет никакого дела.

— Если бы, да бы мешает… — Лицо дровосека стало свирепым, и я ощутила, что уже в который раз перегнула палку. Дровосек взял меня за подбородок и резко повернул мое лицо к себе. — Послушай, дорогая моя, и запомни, что от меня еще никто и никогда не уходил. Даже если бы ты не остановилась в дачном поселке, я бы не дал тебе уехать. И не надо намекать, что я слишком крепко сплю и мне пора сдавать на пожарника. Я все видел и все слышал. У меня большие уши и очень дальнозоркие глаза. — Дровосек противно хохотнул. — Я ехал следом. Если бы не спустили колеса машины, я бы расстрелял их из пистолета, они бы в любом случае спустились. А что касается того, что я дал тебе встать с кровати, то знай, что я не спал. Я задремал и быстро проснулся. Когда я выскочил из дома, ты уже отъехала, но я поехал следом за тобой. Я знал, что я обязательно тебя догоню, потому что я знаю, что делаю. Других вариантов не было. Видимо, тебя бил нервяк, и ты не увидела меня сразу, но я был сзади. Я видел все, что ты делаешь, и даже знал, о чем ты думаешь. Ты зря начала говорить со мной таким тоном, а я дурак, что я тебя спас. Нужно было не бросаться тебе на помощь, а спокойно посмотреть, как тебя задушат, и, убедившись в том, что тебя уже нет, отправиться досыпать. Между прочим, чтобы спасти твою шкуру, я рисковал собственной жизнью, дурак.

— У меня не шкура, — резко ответила я дровосеку.

— Ну, хорошо. Будем считать, что я неправильно выразился. Для того чтобы спасти твое драгоценное тело, я сам чуть не отправился на тот свет. Человек, который тебя душил, оказался далеко не робкого десятка.

— А кто меня душил? Кто?

— Солдат в бегах.

— Кто? — Я почувствовала, что у меня не хватает дыхания. — Господи! Что ты сказал?

— Беглый солдат.

— Бог мой! Сначала я имела честь познакомиться с беглым зэком, а теперь с беглым солдатом. Прямо эпидемия какая-то. И я от тебя бежала. Почему все откуда-нибудь бегут?

— Бегут оттуда, где плохо. Не бегут только оттуда, где хорошо. Я бежал из зоны, потому что не мог там больше находиться, я уже просто начал сходить с ума. В один прекрасный момент у меня сорвало чердак, и я дал ходу. Солдат бежал из воинской части, потому что не выдержал дедовщины и очень хотел домой. Ты сбежала от меня, потому что тебя измучила неизвестность.

— Ты хочешь сказать, что меня душил солдат?

— Представь себе, тебя душил беглый солдат. — Дровосек попытался перевести все в шутку, но юмор получился неприятным.

— Веселенького мало… — спросила я. — А где сейчас этот беглый солдат?

— В подвале сидит. Что будет с ним дальше, мы еще не решили, но думаю, что ничего хорошего. Солдат на тебя напал, а я на него. Просекла всю цепочку? Если бы не я, то тебя бы уже не было. Ты меня всю оставшуюся жизнь обязана благодарить. Если хочешь знать, то это был рыцарский поступок. Никогда бы не подумал, что из-за бабы я когда-нибудь буду рисковать собственной жизнью.

— Если бы я могла раздавать награды, я бы обязательно дала тебе звание героя и объявила об этом по телевизору. Но, к сожалению, я не власть и награждать не умею, — съязвила я.

— Смейся, смейся, дрянь неблагодарная, — обиделся дровосек.

Чтобы отвлечь его, я стала расспрашивать про солдата:

— Значит, он сбежал из части… — Обидные слова дровосека нисколько меня не задевали. Обижаться на этого неотесанного мужлана у меня не было ни сил, ни желания, ни настроения. — Как же он сбежал?

— Ну, понятное дело, схватил свой автомат и убежал. Голодный, ошалелый, одуревший и ничего не понимающий. У него вообще в голове на тот момент не было никаких мыслей. У человека башню снесло от того, что он сотворил.

— А сторожа и собаку он убил тоже потому, что у него башню снесло? — Мой голос был полон неподдельного испуга.

Видимо, он сначала собаку стрельнул, чтобы сторожа па продукты и на деньги потрясти, а после того, как тот перепугался и стал кричать, хлопнул и его. А тут еще и ты нарисовалась… Солдатику бедному уже и так худо, он уже окончательно разум потерял, а тут ты непонятно откуда взялась. Странно, что он тебя не стрельнул, а душить начал. Хотя причина и так понятна, тут думать много не надо. Видимо, он тебя поиметь хотел. А может, я ошибаюсь, может, ему баба в тот момент меньше всего была нужна… Может, он просто не в себе был и у него уже такое помутнение рассудка было, что он захотел тебя задушить, и только. Ты хоть понимаешь, что такое помутнение рассудка?

— Могу представить, что такое временное помутнение рассудка.

— Хорошо, что ты хоть это можешь представить. Так вот, временное помутнение рассудка запросто может перейти в постоянное. Этот солдатик и сейчас не в себе. Он даже не помнит, как его зовут, где он живет и кто его родители. По-хорошему, его нужно в «дурку» отправить.

— А сторожа-то он зачем убил? — испуганно спросила я.

— Жрать хотел!

— Кого, сторожа?

— Дура! Не сторожа, а то, что было у сторожа. Я же сказал, жрачку искал.

— А зачем человека убивать? Он бы ему и так дал!

Я же тебе уже объяснил, что у солдата окончательно крыша поехала. Понимаешь, окончательно! Да и как она могла не поехать, если он сам не ведал, что творит. Ты еще спрашиваешь, почему ему никто не дал поесть?.. А ты сама как думаешь? Ты бы дала поесть беглому солдату, если бы встретила его один на один? Да ты бы стала истошно кричать, бросать тяжелые предметы и вызывать милицию! Вот что ты бы делала! Это я все говорю к тому, что не надо бегать по этому лесу одной и совать свой нос туда, куда тебе не следует! Дровосек ненадолго замолчал, а потом продолжил:

— Считай, что ты выжила по счастливой случайности и благодаря мне. Если бы я накинулся на него несколькими секундами позже, то… По идее, ты должна меня благодарить, а я даже не услышал от тебя элементарного слова «спасибо».

— Спасибо, — грустно сказала я и опустила глаза.

— На здоровье! — в очередной раз съехидничал дровосек. — Заходите еще. Всегда рады.

Когда между нами воцарилась пауза, ее тут же нарушил сидевший в углу изрядно подвыпивший мужик, который внимательно слушал наш диалог и никак не мог вставить хотя бы одно свое слово.

— Колюня, — наконец заговорил он, — я что-то не понял: а почему твоя баба бежать надумала? Я вообще ничего не понял. Я проснулся только, когда услышал громкий человеческий вопль. Вышел, смотрю, ты какого-то солдатика связанного в чулан тащишь. Потом я помог тебе твою бабу в дом перенести, ребят мы так и не добудились. Я никак въехать не могу: что же произошло? Вроде все было нормально, разошлись по разным комнатам и легли спать. Ничего не предвещало беды. В доме стоял сильный храп. А затем бац, бац — и такое! Ситуацию ты мне вроде всю объяснил, только я одного не понял: почему твоя баба решила от тебя убежать? Это ж вроде твоя зазноба любимая, так чего она от тебя по лесу бегает?! Да еще говорит, что если она от тебя сбежит, то каким-то своим ребятам нажалуется и те с тобой разберутся. Не пойму: кому она нажалуется? Конюхам своим или трактористам? А может, начальнику колхоза, что ты его девку колхозную имеешь? Знаешь, по ее говору я бы не сказал, что она деревенская. На сельскую она у тебя не сильно похожа. Может, ты все-таки мне объяснишь, кто она такая и какими ребятами она тебя пугает? Она блатная или действительно сельская? Может, сейчас на селе все девки с таким гонором, я толком не знаю. А что касается ситуации по поводу дач, то тут все ясно. Одно я понял точно, после того, что этот помешанный солдатик на дачах натворил и сторожа на тот свет отправил, я, не раздумывая, могу сказать, что нам отсюда нужно валить, и как можно скорее. Сегодня всем с этого дома сваливать надо, а то, не ровен час, кто-то на дачи пожалует, увидит картинку со сторожем, милицию тут же вызовет. Вот тогда кипиш и начнется. От дач до этого дома не так далеко. Всего лишь небольшой пролесок. Как пить дать, и на этот дом выйдут. Нас подставят, да и тебя сразу загребут. Этот солдат, сволочь, всю малину попортил. Валить надо отсюда, и чем быстрее, тем лучше!

— Рано еще валить, — возразил дровосек. — В дачном поселке сейчас глушняк. Пока этого сторожа хватятся…

— Глушняк не глушняк, но рисковать все же не стоит. Не тот риск, чтобы идти напролом.

А никто напролом и не идет, — совершенно рассудительным голосом сказал дровосек и все же как-то чересчур нервно закурил сигарету. — Во-первых, ты сам сказал, что от дачного поселка нас отделяет пролесок. Этот дом стоит не так уж близко к дачам. И он совсем не на виду. Его может найти только тот, кто о нем знает. Во-вторых, в дачном поселке сейчас никто не живет. Здесь нет ни одного дома, где бы люди жили постоянно. Все сидят в городских квартирах. Воду на дачах только в мае дадут. Кому охота без воды на холодной даче сидеть… Так что я считаю, что больших оснований для паники нет.

— А я считаю, что есть, — не уступал мужик. — Сторож не может без связи работать. На то он и сторож. Видимо, у него мобильный был. Солдат про телефон не говорит, потому что не в себе. Возможно, он отобрал трубку и куда-нибудь в снег выкинул. Сам не помнит. А может быть, он навсегда эту память потерял, если даже свое имя забыл. Так вот, если у сторожа был мобильник, то ему сейчас названивают и жена, и дети, и внуки, если таковые имеются. Когда они поймут, что телефон не отвечает, они тут же суету наведут, и неизвестно, чем это все закончится.

— Возможно, ты прав. Если есть труп, то обязательно будет и народ, который его найдет. Но это не значит, что прямо сейчас срываться надо. По крайней мере и я буду знать, что здесь нельзя отсиживаться долго.

Кореша немного проспятся, и будем уходить, — согласился мужик. — А ты так и не сказал мне, почему твоя баба убежать хотела. Я вот смотрю на нее, слушаю и начинаю понимать, что это совсем не твоя баба, будь она твоя, никогда не сказала бы подобные вещи! Никогда! Я слышал, что она сказала совсем недавно. И показалось мне, что она какая-то случайная у тебя и ненавидит тебя лютой ненавистью. Похоже, когда ты с зоны сбегал, ее где-то на местности зацепил и своей заложницей сделал.

— Кем? — не поверила я тому, что услышала.

— Заложницей. Тебя Колюня использует как щит?

— Нет, — замотала я головой.

— А может быть, да?

— Нет, нет, нет!

— А мне кажется, я попал в точку. Я это сразу просек. У вас отношения совсем не такие красивые, как вы для нас изображаете. Я думаю, что они очень сильно далеки от этого.

Именно в этот момент я ощутила, как на моем лбу выступила настоящая испарина и страх почти парализовал меня. Собрав остаток сил, я взглянула на сидящего в углу мужика и заговорила, словно в тумане:

— Это я волнения всякую ерунду говорила. После того, как на меня этот солдат накинулся, я вообще перестала что-либо понимать. Оно и понятно, столько страху натерпелась. А на самом деле у меня с Колей любовь. И не надо нас в чем-то подозревать. У нас самые близкие и доверительные отношения, какие только могут быть между двумя близкими людьми. Мы никогда не сомневались в своей любви, а что я от него сбежала так у кого не бывает… А что мы посреди ночи разругались, ничего страшного — в постели мы не поладили… Всякое бывает, и даже срывы в постели…

— Где, где вы не поладили? — мужик заинтересовался.

— В постели. А то сам не знаешь, можно не поладить и в постели. Ничего страшного в этом нет. Не срослось у нас как-то. Я женщина горячая, сказала Коле все, что думаю, и сбежала.

— Да, Колька много выпил, вот и не смог ничего, — засмеялся слегка подобревший мужик, — но это совсем не значит, что из-за этого нужно срываться куда-то в лес и доводить мужика до подобного состояния. У любого мужика, который хорошенько переберет, может не встать. Кто этого не знает.

— А до какого такого состояния я его довела?

— Он от страха за тебя чуть голову не потерял. Переживал. А если бы этот гад тебя задушил, он бы в жизни себе этого не простил.

— Правда? — Я повернула голову к дровосеку и посмотрела на него уже другими глазами.

— Что — правда? — как-то по детски покраснел дровосек.

— Правда, что ты меня так сильно любишь?

— Да пошла ты… — Дровосек встал, подошел к своему товарищу и налил себе полный стакан. — Ахинею несешь какую-то бабскую… И по поводу того, что у меня не встал, напридумывала. Поднимать нужно умеючи, тогда и стоять будет нормально. Если у мужика не стоит, это совсем не его вина, а бабы, которая по-человечески не понимает… Поняла, дура бестолковая?!

— Ты всегда был щедр на комплименты…

Ощущение того, что я так и не смогла убежать из этого адского дома, пришло ко мне в полную меру только тогда, когда дровосек взял меня за руку и потащил в спальню. Остановившись в дверном проеме, он посмотрел на сидящего в углу мужика и сонно сказал:

— Петрович, давай тоже поспи, а то на пьяную голову тяжело соображать, что лучше делать. Сейчас все равно никого не добудишься. Мужики все в ауте.

В знак согласия Петрович кивнул головой, но, поняв, что он врядли дойдет до кровати, уронил голову на стол и мгновенно уснул.

— Сломался Петрович, — подтвердил дровосек и, затащив меня в спальню, повалил на кровать.

Как только мы очутились на одной кровати, я быстро отодвинулась и отвернулась к стенке.

— Ты что, мной брезгуешь? — обиженным голосом спросил дровосек.

— От тебя самогонкой за версту несет. Дышать нечем.

— Я ж из-за тебя напился. Когда ты без сознания лежала, я уже, грешным делом, думал, что все, тебе крышка. Я и не надеялся, что ты в себя придешь и зашевелишься. Мне уже даже казаться стало, что он действительно тебя задушил.

— Ты, значит, с горя напился?

— Ну вроде того.

— У алкоголиков всегда есть оправдание, — на свой страх и риск сказала я, не смогла удержаться.

— Это кто алкоголик-то?

— Ты.

— Я?!

— Ну да. Я тебя вообще трезвым не видела.

— А ты меня часто видишь? Ты меня вообще ни черта не видела. А ну-ка, повернись ко мне.

— Зачем?

— Повернись ко мне лицом, я сказал! Иначе пойдешь спать в чулан к беглому солдату. Там как раз один матрас на двоих. Может, от него будет вонять лучше, и его вонь придется тебе по душе!

Естественно, эта перспектива меня не обрадовала. Я не стала испытывать судьбу, а повернулась к дровосеку и закрыла глаза.

— Только знай, что о побеге лучше забудь. Я второго раза не допущу. Пристрелю сразу.

Я ничего не ответила на грозное предупреждение дровосека, закрыла глаза и попыталась уснуть. Но так и не смогла этого сделать. Перед глазами возникли будка, рядом с которой лежала мертвая собака, сторож, лежащий с простреленным горлом в дряхлой сторожке. От этих видений меня начало колотить. Чудовищный страх снова охватил меня, и я невольно прижалась к дровосеку и слушала, как сильно и учащенно бьется мое сердце.

— Ты что? — удивился он. — Замерзла, что ли?

У меня действительно зуб на зуб не попадал.

— Вроде не холодно, а ты ледяная, точно лягушка. Я въехал! Ты не от холода, а от нервов так трясешься. Это тебя нервяк бьет. Воспоминания, что ли, мучают?

— И воспоминания, и кошмары, и то, что впереди опять неизвестность. Так хоть какая-то надежда на спасение была. А теперь вообще ничего. Я не знаю, кто ты, что тебе от меня нужно, когда ты меня отсюда отпустишь, да и отпустишь ли вообще. Мне неприятно общество твоих пьяных уголовников с их интеллектом и воспитанием.

— Это ты зря! Хоть они у меня и уголовники, но с интеллектом у них полный порядок. Им всем можно ученую степень дать. Жизненную, я имею в виду. А что касается воспитания, то уж извините. Мои кореша росли не в барских хоромах и из золотых чашек чай не пили. Их улица воспитывала.

— Для того чтобы иметь элементарное воспитание, совсем не обязательно расти в барских хоромах и пить чай из золотых чашек. Можно быть нищим и даже очень воспитанным.

— Каждому свое, и вообще давай не будем о высоких материях. А то, не ровен час, и мы заговорим с тобой о высокой духовности. А я как-то не настроен на подобную тематику. Спать хочется.

— Я устала, я больше не могу, у меня опускаются руки. Я не знаю, что ждет меня завтра, — снова заговорила я о том, что так беспокоило меня. — Смогу ли я увидеть брата, своих ребят, любимого человека…

При упоминании о любимом человеке дровосек зло перебил меня:

— Про любимого человека могла бы и не говорить!

— Как не говорить, если я очень за него переживаю. За него и за наши с ним отношения.

— Да хорош врать! Нет у тебя никакого любимого человека, — самоуверенно заявил дровосек.

— А вот и есть! С чего ты взял, что его у меня нет?!

Да потому, что ты его придумала. Сама посуди, кому такое сокровище нужно? Мне бы такая и за миллион долларов не нужна была. Кому нужна баба с пушкой? Любому мужику хочется, чтобы баба была домашняя, чтобы вкусно готовила, ждала мужа с работы. А с тебя какой прок? У таких, как ты, любимых людей не бывает, потому что они вообще любить не умеют.

— Откуда тебе знать?! — разозлилась я еще больше. — У меня есть любимый человек, и он очень меня любит.

— Нет у тебя никого, — стоял на своем дровосек. — Не зли меня своим враньем. В этом нет необходимости. Давай спать. И запомни, если ты не то что сбежать, с кровати попытаешься встать, я тебя собственными руками задушу. Сама знаешь, мне уже терять нечего.

— Скажи, а я для тебя действительно что-то вроде заложницы? — осторожно спросила я.

— Что-то типа этого.

— Ты обещал рассказать мне о том, что будет со мной дальше. Ты это обещал!

— А ты обещала не сбегать и играть роль образцово-показательной хозяйки.

— Я ее и играла!

— А потом сбежала. О твоей дальнейшей судьбе я расскажу завтра. В отличие от тебя я умею держать слово.

— Я бы хотела услышать это сегодня.

— Короче, хорош болтать! Давай спать. И помни, что я тебе сказал. Забудь о побеге.

Я уже и не собиралась бежать. Силы покинули меня настолько, что я действительно не думала пока о новом побеге. Дровосек обнял меня покрепче, прижал к себе и засопел.

Я тоже закрыла глаза и тут же провалилась в глубокий сон. Во сне я увидела Лося, который нежно обнимал меня за плечи, целовал мою грудь. Как только он ко мне прикоснулся, у меня исчезли все сомнения и страхи. Я не отвергла его рук и его жарких поцелуев. Напротив, я подставила ему свою грудь, потому что отчетливо осознавала то, что мы хотим этого оба. Я дрожала от нетерпения, потому что прекрасно понимала, что я принадлежу только этому мужчине и хочу всегда принадлежать ему.

— Я люблю тебя, — отчетливо прошептала я и потянула руки к улыбающемуся Лосю. — Господи, ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю! Как сильно! Какая же я дура… Какая же я дура, что так долго скрывала свои чувства. Моя любовь чистая, искренняя, и я не могу устоять перед искушением. Я не хочу больше отрекаться от своей любви и от своих желаний. Не хочу и не буду…

Я несла себя навстречу поцелуям мужчины и чувствовала себя по-настоящему счастливой. Счастливой оттого, что мы были наедине друг с другом, оттого, что наша любовь больше не хотела быть тайной, в этом не было необходимости и нам не от кого было больше прятаться. Я была его судьбой, а он моей, и другого мы не хотели. Чем больше Лось меня целовал, тем больше и больше он пробуждал во мне ответную страсть. На моем лице была счастливая улыбка, и я благодарила Всевышнего за его щедрость и за то, что он помог нам встретиться. Я знала, что я обязательно должна отдаться во власть этого мужчины, которого природа создала для меня одной. Связавшая нас когда-то тайна ширилась с каждым днем и в любой момент могла вырваться наружу. Я училась у Лося искусству любви и с каждой минутой нашей близости любила его все сильнее и сильнее. Я даже подумала о том, что, если бы мы начали жить вместе под одной крышей, мы бы понимали друг друга с полуслова, делились бы друг с другом самыми сокровенными мыслями и ощутили такое редкостное и такое гармоничное единение душ.

— Я хочу тебя. Ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебя…

А затем эти руки… Эти губы… Эти объятия… Эти ласковые и нежные слова…

— Сашка, Сашенька, Санечка… Девочка моя… Моя любимая девочка… Можно?

— Да, я хочу…

— А можно?

— Господи, дурачок… Ну, конечно же, можно… Уже давно можно и всегда… Слышишь, всегда можно! Всегда…

А затем этот сладострастный экстаз. Мне показалось, что я закричала, но мне не было стыдно, да и некого было стыдиться. Я не стыдилась своих чувств и не мучилась оттого, что не могу их сдерживать. Мне было просто хорошо… Мне было потрясающе хорошо, потому что рядом со мной лежал мой любимый, который был мне необыкновенно близок и дорог.

Я счастливо улыбнулась, открыла глаза… и тут же вскрикнула, чуть было не лишившись рассудка. На мне лежал дровосек и обливался чудовищным потом.

— А ну-ка быстро пошел отсюда! Быстро! — крикнула я что было сил.