Глава 18
Приехав на дачу, я первым делом подошла к бару, налила полный стакан текилы, села на диван и уставилась в одну точку. Минут через пять подошла Юлька и испуганно посмотрела на меня.
— Чупа, господи, у тебя такой вид… Что случилось?
Я опустила голову и тихо произнесла:
— Кто-то упорно пытается меня убить.
— Кто?
— Я не знаю. Я думала, что Шах, а оказалось, что не он.
— Как ты пообедала с Шахом?
— Неплохо, не считая того, что за этим обедом его убили… Представляешь, его голова упала в тарелку с куриными грудками…
— Его убили?!
— Да, только я не могу понять одного. Тот человек, который убил Шаха, собирался убить меня или он просто решил меня подставить?
— Как это — подставить?
— Очень просто. Ты прекрасно знаешь, что Шах приехал на стрелку один и без оружия. Машина ждала его у входа в ресторан. Теперь шаховская братва ни за что не поверит, что Шаха убил кто-то со стороны. Они будут думать на нас. Ты только прикинь, какая может начаться война.
— Это точно. Послушай, Чупа, ведь если тот человек хотел убить тебя, он бы сделал это. Скорее всего, тебя действительно решили подставить.
Выпив полстакана текилы, я посмотрела на Юльку.
— Понимаешь, с того самого момента, как умер Фома, вернее, не умер, а испарился, пропал в неизвестном направлении, стали твориться совершенно необъяснимые вещи. Меня постоянно хотят убить либо подставить. Когда ты лежала в больнице, я ездила на свою городскую квартиру. Представляешь, там кто-то бывает.
Юлька широко раскрыла глаза и изумленно выдохнула:
— Как — бывает?
— Обыкновенно. Кто-то налил мне полную ванну воды. Я потрогала воду — она была горячей. Кто-то расстелил постель и поставил поднос с двумя рюмками моего любимого джина, но самое страшное — это то, что кто-то подложил ко мне в шкаф покойника.
— Покойника?! — сдавленным голосом переспросила Юлька.
— Покойника. Вернее, в тот момент, когда я его нашла, он еще не был покойником. И даже предостерег меня, сообщив, что мне необходимо кого-то бояться. Правда, кого — он так и не успел сказать. Умер. Утром, когда я вместе с коммерсом вернулась на квартиру для того, чтобы спрятать покойника, вернее, перенести его куда-нибудь в другое место, подальше от моего жилища, его уже не было.
— Как — не было?
— Не было, и все. В шкафу осталась засохшая кровь, а вот покойника нигде не было.
— Чупа, тебе было страшно?
— Не знаю. Может быть. Я как-то об этом не думала. Скорее всего, была какая-то злость. Злость оттого, что мне приходится играть в прятки, ходить по какому-то непонятному лабиринту, построенному человеком, который слишком хорошо знает мою психику и играет со мной втемную. Я бы предпочла знать, с кем имею дело, — тогда бы я, по крайней мере, могла просчитать, чего мне ожидать в следующий раз от своего неведомого противника.
— Боже мой, почему ты мне не рассказала об этом раньше?
— Когда? Ты лежала в больнице. Да и что бы ты смогла сделать? Ничего. Вот и сегодня: убили Шаха. Мне даже страшно подумать, во что это может для нас вылиться. Все как-то навалилось сразу, в один момент. В прошлый раз в «Каштане» убили двух моих телохранителей и водителя. Я чудом учуяла беду и залезла под стол. Наступит момент, когда я или сойду с ума, или вообще перестану выходить на улицу.
— Чупа, а может, тебе надо куда-нибудь уехать?
— Куда?
— Куда-нибудь отдохнуть. Вернешься через какое-то время — когда все закончится и успокоится.
— Ты считаешь, что это выход из положения?
— Конечно. Особенно сейчас, когда убили Шаха. Тебе нужно где-нибудь пересидеть, потому что в Питере настанут не самые лучшие времена. Ты же так любишь Египет. Давай съездим.
— Разве я могу оставить своих ребят в такой момент?
— А что с ними будет, с твоими ребятами? Они же не малые дети и не слепые котята. Они всегда могут за себя постоять. А может, тебе вообще все бросить к чертовой матери? Твое предприятие становится слишком опасным.
— Ты предлагаешь мне отказаться от власти?
— А почему бы и нет?
— Ты сумасшедшая! Это равносильно тому, что отказаться от собственного ребенка. Я упиваюсь этой властью и получаю такое наслаждение, которое не получаю даже от секса. Я не могу и не имею права куда-либо уезжать.
— Конечно, тебе виднее. Просто я боюсь за тебя.
— Скоро подъедет Гарик. Будем надеяться, что ему удалось хоть что-нибудь прояснить. Может, кто-то видел место, откуда был произведен выстрел, а может, даже стрелявшего заметили. Ведь это все-таки ресторан, причем довольно известный ресторан, с большим штатом сотрудников, хотя Шах постарался сделать так, чтобы нам никто не мешал и мы с ним обедали вдвоем.
— Какое впечатление на тебя произвел Шах?
— Самое приятное. Ты же прекрасно знаешь, что первое впечатление всегда обманчиво. Я думаю, что в других ситуациях он был не столь галантным и вежливым, как сегодня со мной.
— А по какому поводу была встреча?
— У меня осталось впечатление, что вообще не было никакого повода. Шах просто хотел посмотреть, с кем он имеет дело. Он нес про какое-то сотрудничество на взаимовыгодных условиях. Все это было похоже на бред сумасшедшего, и не больше.
Посмотрев на часы, я допила текилу и встала.
— Ты куда?
— Мне нужно спуститься к Бульдогу. Я хочу поставить его в известность, что меня только что чуть не убили. Может быть, он закончит надо мной издеваться и мы наконец нормально поговорим.
— Не слишком ли для него много чести?
— Пойдем со мной.
Юлька мигом натянула тапки, и мы пошли в подвал.
Спускаясь по лестнице, я представила себе прикованного к батарее Бульдога, и сердце бешено застучало. Мне было искренне жаль, что он вынужден сидеть на холодном полу в этом дурацком чулане, но кто виноват в том, что он такой упрямый? С другой стороны, мне было приятно от того, что тем не менее он рядом, недалеко от меня.
Вставив ключ в замок, я надавила на дверь плечом, и она открылась. При виде Бульдога, изрядно уставшего, прикованного к батарее, сердце дико заныло.
— Привет, Макс!
Бульдог поднял голову, посмотрел на меня, но ничего не ответил.
— Бульдог, ты что, оглох? — влезла Юлька. — Или ты уже совсем оборзел — не видишь, кто перед тобой стоит?! А может, тебе в этом чулане понравилось? Если понравилось — ты только скажи. Мы можем организовать здесь тебе пожизненную отсидку. Места много. В еде ты не привередлив, так что особых хлопот с тобой нет.
Бульдог перевел взгляд на Юльку и ухмыльнулся. Затем он вновь посмотрел на меня и тихо сказал:
— Выпусти меня отсюда. Иначе будет поздно.
— Что — поздно?
— Макс может умереть, а я даже не успею с ним попрощаться.
— Какой еще Макс? — не поняла я.
— Бульдог.
— А ты тогда кто?
— Я же тебе сказал, что я Тим.
— Это как понимать?
— Я брат-близнец Макса. Меня зовут Тим. Он старше меня на пять минут.
Мы с Юлькой не могли поверить в то, что слышим. Когда до меня наконец дошли его слова, я вновь обрела дар речи и осторожно сказала:
— Что-то Макс мне ничего не говорил о том, что у него есть брат-близнец…
— Об этом почти никто не знает. Я живу на Урале и очень редко встречаюсь с братом. Мы люди разных миров. Он профессиональный телохранитель, а я обычный инженер-радиоэлектронщик. Работаю в телевизионном бюро, а посему звезд с неба не хватаю. Довольствуюсь в этой жизни тем, что имею. Если честно, то я уже лет пять не был в Питере. В последний раз, когда я прилетал на недельку, Макс постарался сделать так, чтобы нас вместе никто не видел. Если мы куда-то выбирались на пару, то один из нас обязательно надевал кепку и очки. А тут мне позвонили из больницы и сказали, что мой брат в тяжелом состоянии. Я взял невесту — и сюда…
— Что с Максом?
— Его несколько раз переехала машина. У него сломан позвоночник и нарушена опорно-двигательная система плюс куча осложнений.
— Почему ты мне сразу все это не рассказал? Зачем тянул время?
— Макс предупредил меня, что мне надо быть крайне осторожным и по возможности не выходить из дома, чтобы не встретиться с тобой.
— Но почему?!
— Мне кажется — он не переживет, если ты увидишь его в таком состоянии.
— Тебя это не касается. С этим мы как-нибудь сами разберемся. Где он лежит?
— Я могу показать, только с уговором, что ты меня отпустишь.
— Я ненавижу какие-либо уговоры. Я хочу, чтобы ты сию минуту отвез меня к Максу, а дальше я все решу сама.
Поднявшись наверх, я приказала охраннику освободить Тима и привести его в порядок. Затем подбежала к зеркалу и дрожащими руками принялась накладывать косметику. В комнату зашла Юлька, встала в дверях и, улыбаясь, принялась наблюдать за моими суматошными действиями.
— Ты рада?
— Еще бы! — крикнула я.
— Я тоже за тебя рада. Тебя не смущает, что он стал калекой?
— Ерунда! Я люблю его еще больше. Теперь-то он точно мой, и никто не сможет его у меня отнять. А выходить его и поставить на ноги я сумею.
— Чупа, есть травмы, после которых люди никогда не встают на ноги… Тебе будет с ним очень тяжело.
— Не тяжелее, чем раньше. Ты поедешь со мной?
— Нет, конечно. Ты же прекрасно знаешь, что я буду только мешать. Мне кажется, что кое о чем вам захочется поговорить вдвоем.
— Спасибо тебе!
— За что? — удивилась Юлька.
— За то, что ты меня так понимаешь.
Я чмокнула Юльку в лоб и вышла на улицу. В беседке сидел Тим и смотрел на небо, подставив лицо теплому летнему солнышку.
— Ну, как на воле? — поинтересовалась я.
— Я, наверное, только теперь научусь ценить и понимать свободу. Тебя зовут Лана?
— Лана.
— Лана, ты не разрешишь мне воспользоваться твоим сотовым? Моя девушка сидит дома у Бульдога и льет крокодиловы слезы. Сама представь, каково ей остаться в такой ситуации в чужом городе, на чужой квартире, без знакомых.
— Больше будет любить и ценить.
— Да у нас с этим и так все в порядке, — улыбнулся Тим.
Я протянула трубку. Тим набрал номер и бросил пару незначительных фраз по поводу того, что нет надобности за него переживать и он скоро объявится. Положив трубку в сумочку, я внимательно посмотрела на него и произнесла:
— А я смотрю, ты свою девушку особо не жалуешь. Уж больно сухим тоном ты с ней разговаривал.
— Обычно я ласков один на один, — улыбнулся Тим.
Подозвав Жорика, я направилась к машине.
— Гарик не звонил? — спросил Жорик, открывая мне дверь.
— Пока нет, — вздохнула я и с радостью подумала о предстоящей встрече. Мне безразлично, как выглядит Бульдог, каким он стал, главное, что я по-прежнему уверена в своих чувствах, ну и, конечно, то, что он жив. Вот сумасшедший! Как можно было от меня скрывать то, что с ним случилось? Кто сможет его понять и любить больше, чем я?!
Мы ехали долго. Неожиданно в сумочке запиликал мобильный. С Гариком разговаривать не хотелось, но все же надо снять трубку. Нажав на кнопку, я с ужасом поняла, что звонит Димка. Терпение мое было на грани. Чтобы не испытывать судьбу, я отключила телефон и засунула его поглубже.
Доехав до больницы, я надела белый халат и пошла по коридору вслед за Тимом. Сердце мое оглушительно стучало, ноги подкашивались и не хотели слушаться. Открыв последнюю дверь в конце коридора, Тим пригласил меня войти. Я приказала Жорику остаться рядом с дверью и никого не пускать в палату. Зайдя внутрь, я сделала глубокий вдох и подошла к кровати. Бульдог лежал с закрытыми глазами в какой-то нелепой пижаме. Рядом с ним светились и попискивали какие-то медицинские приборчики. К шейной вене подключена капельница. Я с ужасом посмотрела на его руки — на них не было живого места. Теперь понятно, почему медикам пришлось ставить заглушку на шее. С трудом сдержав слезы, я поняла, что нужно срочно взять себя в руки и никому не показывать свое состояние.
Тим подошел к кровати брата и потрепал его по щеке.
— Макс, проснись.
Бульдог приоткрыл глаза, посмотрел на Тима, затем перевел взгляд на меня. Словно не поверив своим глазам, он покачал головой. Я положила свою руку на его ладонь и почти шепотом произнесла:
— Макс, это я. Если бы ты знал, как долго я тебя искала.
Бульдог укоризненно посмотрел на брата и сквозь зубы процедил:
— Я же тебя просил…
— Ничего себе — просил. Меня, между прочим, украли посреди шумной улицы, где было полно народу, и два дня держали пристегнутым к батарее в полнейшей темноте. По мне бегали крысы, а он, видите ли, просил! Кто виноват, что у тебя такие знакомые. А у меня там, между прочим, Маринка одна сидит. Она вообще совсем одна, города совершенно не знает. Дверь закрывать не умеет.
Бульдог перевел взгляд на меня и тихо произнес:
— Чупа, уходи…
— Почему?
— Потому что я так хочу.
— Врешь ты все. Ты хочешь, чтобы я была рядом.
— Я же ясно тебя попросил: уходи.
Я зло посмотрела на Тима:
— Послушай, Тим, а ты не хочешь поехать к своей девушке домой?
— Конечно, хочу.
— Тогда уматывай. Ты мне больше не нужен. А еще лучше улетай.
— Как это?
— Раком. Ты уже взял билеты на свой Урал?
— У меня нет билетов.
— А домой тянет?
— Еще бы! Мне на работу надо.
— Сейчас мой водитель и телохранитель завезут тебя за твоей девушкой и отвезут вас в аэропорт. Когда самолет?
— Обычно вечером.
— Ну вот и чудненько. Как раз успеваете. Мои ребята посадят вас на рейс.
— А если нет билетов?
— Для моих ребят всегда есть билеты. — Я достала несколько купюр и протянула Тиму.
— А это зачем?
— Это на подарок для девушки.
Поблагодарив меня, Тим положил деньги в бумажник. Затем он посмотрел на брата и спросил:
— А как же Макс?
— Макс в порядке.
— Я боюсь за него.
— Макс будет со мной. Считай, что он в порядке и находится в надежных руках. Вот номер моего мобильного. Звони, если что-то захочешь узнать.
— Спасибо. — Тим сунул бумажку с номером в карман и подошел к брату: — Макс, я полечу. Ты же знаешь, мне надо на работу.
— Лети. В тебе и не было особой необходимости, — сморщился Бульдог.
— Давай поменьше у него спрашивай. Уже бы в аэропорту был, — разозлилась я. Взяв Тима за руку, я вывела его за дверь и посмотрела на скучающего Жорика. — Жорик, садись в машину и проконтролируй ситуацию. Скажи водителю, что этого молодого человека нужно довезти до Московского проспекта, а затем в аэропорт. Купишь билеты ему с подругой на рейс до… Куда там ему надо? До Урала. Как освободитесь — сразу ко мне.
— Чупа, я не могу оставить тебя одну. Может, лучше этого товарища посадить на такси? — Жорик недовольно посмотрел на Тима.
— Нет. Делай, что я тебе сказала, и не задавай лишних вопросов. Я буду тебя ждать здесь, в этой палате. Постарайся уложиться как можно быстрее.
Жорик кивнул и потащил за собой Тима. Я посмотрела на часы и вздохнула. Ровно четыре часа. Через час в зимнем саду меня будет ждать Димка. Хотя можно особо не переживать. Сегодня он весь вечер проторчит там и вряд ли наделает каких-нибудь глупостей. Сделав глубокий вдох, я вновь зашла в палату и села рядом с Бульдогом.
— Ну вот мы и одни, — сказала я, с трудом сдерживая слезы. — Если бы ты знал, как я ждала этой встречи… Сколько я о тебе думала и как сильно люблю…
Я наклонилась над Бульдогом, и слезинки предательски капнули на его лицо.
— Ты плачешь? — прошептал Макс.
— Да.
— Ты же сильная.
— Сейчас нет.
Бульдог улыбнулся:
— Знаешь, я опять уловил знакомый запах, твои волосы пахнут спелой пшеницей. Мне столько бессонных ночей мерещился этот запах, а теперь даже не верится, что я опять могу его вдыхать.
— Макс, что с тобой случилось? Что произошло той ночью?
— Я и сам не знаю. Я знаю только одно: ты в опасности. Кто-то охотится за тобой и следит за каждым твоим шагом. В ту ночь этот проклятый корейский джип несколько раз переехал меня. Затем эти скоты выкинули меня прямо на дороге, а больше ничего не помню. Я очнулся в больнице. Единственное, что я до сих пор не могу понять, почему меня тогда не убили. Зачем оставили жить калекой?!
— Ерунда, Макс. Главное, что ты жив и что я рядом. Я буду твоей женой, матерью, любовницей, сиделкой. Ты нужен мне любой — я не могу без тебя. Погладь мои волосы — я так соскучилась по твоим рукам…
Макс крепко сжал скулы, и из его груди раздался пронзительный стон.
— Что случилось? — испугалась я.
— Чупа, мои руки не работают и больше никогда не будут работать…
— Как?
— Я не могу взять в руки карандаш, а ты хочешь, чтобы я погладил тебя по волосам.
— Ерунда. Я видела кучу фильмов, читала массу литературы. Со временем все функции восстановятся. Просто нужно время и физические нагрузки. Вот увидишь — все будет хорошо. Ты не один, нас двое.
— Нет, Чупа, ничего не восстановится. Я безнадежен.
— Но так не бывает!
— Бывает.
— Нужно верить в собственные силы — тогда будет результат.
— Какая вера?! О чем ты говоришь?! Мне нужно умереть, вот и все.
Я сморщила лоб, взяла кисть Бульдога и приподняла. Рука безжизненно упала на кровать, не задержавшись в воздухе даже на пару секунд.
— Ну а поднять голову ты можешь? — спросила я, не скрывая слез.
— Нет, — прошептал Бульдог. — Я ничего не могу, Чупа. Я не могу поднять ногу, голову. Я совершенно не чувствую нижней части. Я больше никогда не смогу сделать тебе что-либо приятное. Все атрофировано.
— Так не бывает, — рыдала я, прижав руки к груди.
— Как видишь, бывает все.
— Но ведь ты был такой здоровый мужчина…
— Это меня не спасло.
Я вытерла платком слезы и вышла из палаты. Обнаружив дверь с табличкой «Главный врач», я постучалась и зашла в кабинет. Представившись, села в кресло и попыталась вникнуть в смысл произносимых врачом слов. Эти слова звучали как приговор, больно раня мои оголенные нервы.
— Он никогда не сможет ходить. Повреждены важнейшие нервы. Все функции опорно-двигательного аппарата атрофированы и восстановлению не подлежат.
— У меня есть деньги. Много денег. Я отдам последнее за то, чтобы этот человек двигался, — вырвалось у меня.
— Есть вещи, которые нельзя купить за деньги. Здоровье не купишь, — сухо сказал врач. — Используйте свои деньги для того, чтобы поместить этого человека в самый лучший дом инвалидов и обеспечить ему хороший уход.
Вернувшись в палату, я подошла к Бульдогу и зарыдала.
— Не надо, Чупа, не плачь, — прошептал он. — Послушай, что я тебе скажу. Я очень сильно тебя люблю. Настолько сильно, что ты даже не можешь себе представить. Мне больно оттого, что я больше никогда не смогу тебя защищать и быть рядом. Прости меня. Помнишь, ты когда-то меня подозревала…
— Я не хочу это вспоминать.
— Нет. Послушай. Я хочу, чтобы ты это знала. Ты подозревала меня напрасно. Я любил тебя с той самой минуты, когда впервые вошел в твой дом. Ночью я строил планы, мечтал о том, что когда-нибудь мы будем вместе. Я никому не говорил о том, что у меня есть брат-близнец, но Дашке я как-то рассказал о нем. Тот рюкзак она притащила, узнав, что Тим заядлый грибник и дачник. К выстрелам в Гатчинском дворце этот рюкзак не имеет никакого отношения.
— Я не хочу ничего слушать, — шептала я. — Все будет хорошо. Они хотят оформить тебя в дом инвалидов, но ты же знаешь, что я никогда этого не допущу. Ты будешь жить на даче вместе со мной. Я буду о тебе заботиться, а большего мне и не надо. Просто позволь мне быть рядом. Я так устала за эти дни, проведенные без тебя.
— Нет, Ланочка. Ты сама не ведаешь, что говоришь. Я калека. Я даже не могу самостоятельно сходить в туалет, пойми, я не могу воспользоваться твоей жалостью, твоим состраданием и самопожертвованием. Я не допущу, чтобы моя болезнь связала тебя по рукам и ногам.
— Макс, родной! Что ты такое говоришь! Главное, что мы вместе. Это не сострадание. Это любовь. Неужели ты до сих пор не понял? Я люблю тебя, черт побери. Я куплю тебе инвалидную коляску…
— Я не могу сидеть, — перебил меня Бульдог.
— Научишься.
— Да не научусь я, пойми! Я уже ничему не научусь!
— Ну не научишься, и не надо. Днем ты будешь лежать в беседке и смотреть на небо. Каждый день я буду приносить тебе кассеты и включать видик. Я скуплю все фильмы — лишь бы тебе не было скучно.
— Милая, посмотри мне в глаза.
Я вытерла слезы.
— Скажи правду: а ты бы смогла так жить, даже если я был бы рядом.
— Я бы постаралась, — прошептала я.
— Зачем ты врешь? Ты же мне никогда не врала раньше.
— Нет. Я бы обязательно постаралась. Мне кажется, что у меня бы обязательно получилось.
— Нет. Я слишком хорошо знаю тебя, а ты знаешь меня. Ни ты, ни я не сможем так жить. Нам придется расстаться, пока наши чувства сильны и чисты. Пока болезнь не изъела любовь.
— Господи, да что ты такое говоришь? Я с таким трудом тебя обрела. Что угодно, но расстаться я с тобой не смогу!
Глаза Бульдога стали влажными.
— Единственное, чему я еще не разучился, — это плакать…
— Мне кажется, что плакать ты не разучился, а научился. Я просто уверена, что раньше ты этого не умел.
— Лана, милая, послушай. У меня никого нет ближе и дороже тебя. Ты очень сильная женщина, настолько сильная, что я всегда поражался твоей выдержке, нервам, хватке. Ты должна мне помочь. Скажи, ты все для меня можешь сделать?
— Конечно. Какой разговор. Ты можешь не сомневаться. Проси меня о чем угодно. Ты же знаешь, что я никогда не смогу тебе отказать.
— Мне нужна твоя помощь.
— Макс, да не тяни. Говори. Ты же знаешь, что я сделаю все, что угодно.
— Я просил Тима съездить в одно место и привезти одно лекарство. Я хочу, чтобы ты мне его вколола.
— Что это за лекарство?
— Лекарство, которое избавит меня от мук. Лана, ты сможешь это сделать, только ты. Помоги мне уйти и не мучиться.
Я широко раскрыла глаза и на мгновение потеряла дар речи.
— Что за лекарство? — повторила я спустя несколько секунд.
— Смертельное, — постарался улыбнуться Бульдог. — Ты должна это сделать во имя нашей любви. За границей это обычная процедура, а у нас ее, к сожалению, не делают, заставляя мучиться таких, как я.
— Нет, Макс. Не я давала тебе эту жизнь, и не я буду ее забирать.
— Лана, ну пожалуйста, подумай обо мне.
— А ты обо мне подумал?! — зарыдала я. — Как я буду без тебя! Каково будет мне! Почему ты не хочешь подумать обо мне? Я не могу без тебя, пойми! Ты мне нужен любой.
— Лана, милая моя девочка. Я безумно тебя люблю и в первую очередь думаю о тебе. Тебе нужно продолжать жить. Ты обязательно кого-нибудь встретишь, родишь ребенка. Ты достойна лучшей жизни, чем жить с калекой…
— Да пошел ты к черту, — перебила его я. — Какая может быть достойная жизнь, если я хочу жить только с тобой. Я увезу тебя отсюда к себе на дачу, и не вздумай со мной спорить.
— Лана, мои руки не работают, ноги не двигаются, тело не может шевельнуться. Я вообще ничего не чувствую. Мое тело — словно не мое! Я даже не мужик, в конце концов, как ты не можешь этого понять!
— Главное, что твои мозги в порядке, а большего мне и не надо…
— Если ты не сделаешь то, о чем я тебя прошу, это сделает кто-нибудь другой. Мне будет очень жаль, что это будешь не ты. Я бы очень хотел принять смерть из твоих рук. Помоги мне, Лана. Ты должна меня понять. Если ты не сможешь, то кто?! Жизнь, какую ты мне предлагаешь, не для меня. Помоги мне уйти на тот свет. Я всегда буду рядом в твоих мыслях, поступках. Я всегда буду рядом!
Я взяла его за руку:
— Что я должна сделать?
— Встань и подойди к тумбочке.
Я встала и подошла к тумбочке.
— На верхней полке лежат шприц и ампула, достань их.
Я сделала все, как сказал Бульдог. Взяла ампулу и попыталась прочитать, что на ней написано.
— Не старайся, Лана. Ты ничего не узнаешь.
— Почему?
— Обычно на таких препаратах не пишут название.
— Что в ампуле?
— Я же тебе сказал. В ампуле — смерть.
— Может, это лекарство имеет какое-то название или оно так и называется — смерть?
— Лана, смерть всегда называется смертью. У нее нет синонимов. Ты умеешь колоть?
— Да.
— А в вену?
— Да. В школе на учебно-производственной практике я была неплохой медсестрой.
— А теперь скажи: ты сильно меня любишь?
— Как ты можешь такое спрашивать? Ты же прекрасно знаешь! Я не хочу жить без тебя.
— Тогда сделай то, о чем я тебя прошу. Ты сможешь. Ты должна это сделать, если по-настоящему любишь меня. Это произойдет быстро. В крови ничего не останется. Экспертиза и вскрытие покажут, что у меня случился инфаркт. Не мучай меня, родная. Я слишком тебя люблю. Пусть у нас останутся только хорошие воспоминания друг о друге и никаких глупых обязанностей.
— Я не знаю, я ничего не знаю… — шептала я, словно в бреду. — Как же так! Бульдог, как же так! Я только тебя обрела, а ты предлагаешь, чтобы я тебя убила. У меня даже ничего не останется о тебе на память.
— А что бы ты хотела?
— Подари мне что-нибудь.
— Возьми в кармане моего пиджака именной браслет. Я буду очень доволен, если ты будешь его носить.
Я полезла в карман и достала оттуда шикарный золотой браслет, украшенный мелкими бриллиантиками. В верхнюю часть браслета была вмонтирована маленькая платиновая пластинка с надписью «Бульдог». Повертев браслет в руках, я надела его на свое тоненькое запястье.
— Великоват немного. Но все равно здорово. Я никогда не буду его снимать.
— Спасибо, — прошептал Бульдог и постарался улыбнуться. — Ты сделаешь то, о чем я тебя прошу?
— Сделаю. Но ты и представить не можешь, как мне будет тебя не хватать. Знаешь, я хочу тебе покаяться…
— В чем?
— Я хочу тебе рассказать, что произошло со мной за то время, пока мы не виделись.
— Расскажи.
— Я была в публичном доме…
— Ты сумасшедшая, — улыбнулся Бульдог.
— Я думала, что ты меня бросил, и поехала с Гариком в бордель. Там отдохнула с негром. Ты на меня злишься?
— Нет. Я просто тебя люблю.
— А еще я не знала, что у тебя есть брат-близнец, и посадила Тима на цепь в своем подвале. Ночью я пришла к нему обнаженной в накинутой норковой шубе и стала выяснять отношения.
— Ты сумасшедшая.
— Я, наверное, дура, потому что несу всякую галиматью. Я не знаю, как мне себя вести в данной ситуации…
— Милая моя Ланочка. Ты лучше всех, ты неземная женщина. Если бы работали мои руки, я бы обязательно прижал тебя к себе и никуда не отпустил. Прости меня.
— За что?
— За то, что я не смогу быть с тобой. За то, что тебе придется жить без меня. Помоги мне, моя хорошая. Набери лекарство в шприц и отправь меня на тот свет. Я не могу смотреть тебе в глаза, когда ты видишь меня таким. Мне очень тяжело. Пойми меня правильно.
Я громко зарыдала и дрожащими руками стала набирать шприц.
— Лана, только ради бога не плачь. Вытри слезы. Ты не убиваешь меня, а просто избавляешь от мучений. Улыбнись — я хочу уйти в иной мир с улыбкой на лице.
Я упала на колени, положила шприц рядом и тихо сказала:
— Бульдог, я не смогу…
— Сможешь.
— Господи, ну почему так! Я ведь не смогу без тебя! Почему я должна тебя потерять? Ну что это за жизнь?! Господи, какая же сука, эта жизнь! Я ненавижу ее! Грязная порочная сука — жизнь! Будь она проклята, если она имеет нас как захочет! Сука — жизнь!
— Спасибо тебе за то, что ты меня так любишь. Тебе будет проще не прокалывать вену, а сделать укол прямо в заглушку на шее. Там как раз проколота вена.
Я встала с полу, подняла шприц и села на кровать.
— Знаешь, Бульдог, теперь я знаю, что такое любовь. Я столько о ней слышала, но не знала, что это такое. Любовь точно такая же сука, как и жизнь. Она не приносит ничего хорошего, кроме беды и горя. Где твоя заглушка? — спросила я, обливаясь слезами.
— На шее, — прошептал Бульдог.
— Макс, скажи, ты будешь меня ждать?
— Где?
— Я не знаю где — в аду или раю. Где бы ты ни был, ты будешь меня ждать?
— Конечно. Только как ты меня найдешь? Как ты узнаешь, куда я попал?
— Я найду тебя. Макс, я обязательно тебя найду. Ты же меня знаешь. Я ведь нашла тебя в этой больнице. Я переверну, к чертовой матери, весь ад и рай и буду рядом. Там еще проще, потому что там нас никто не сможет разъединить. Ты только обещай, что будешь меня ждать.
— Я обещаю…
— Я недолго, я мигом — вот увидишь. Ты даже не успеешь забыть, как пахнут мои волосы.
— Лана, да разве такую, как ты, можно когда-нибудь забыть?!
— Скажи, ты не боишься?
— Нет. Я просто устал мучиться. Это так скверно — просто лежать. Ты не сможешь этого понять. Человек вообще не может ничего понять, пока не испытает что-либо на собственной шкуре. Мое тело словно в какой-то скорлупе, которая сковала меня и не дает вдохнуть полной грудью. Страшно ощущать собственную ничтожность, особенно когда рядом сидит любимая женщина. Я ничего не боюсь. Я счастлив, что тебя дождался и что приму смерть именно из твоих рук.
— Я бы сошла с ума, если бы ты меня не дождался. Главное — ничего не бойся. Ты же помнишь Юльку? Так вот, она говорит, что смерть очень красивая… Она там была. Она ее видела. Юлька утверждает, что человек никогда не умирает в муках. Он умирает, испытывая жуткое блаженство. Это как оргазм, понимаешь. Ты мучаешься, пока не увидишь ее. Как только ты ее увидишь, прикоснешься к ней рукой — так сразу закончатся все твои мучения.
— Прощай, Лана, не мучай меня больше… — прошептал Бульдог, обливаясь слезами.
— Прощай, Макс, — рыдала я.
— Не смей плакать, а ну-ка, улыбнись. Ты же умеешь так красиво улыбаться. Подари мне свою улыбку.
Я улыбнулась, поцеловала Бульдога в лоб, открыла заглушку и вставила иглу.
— Спасибо, Лана. Спасибо, родная, — прошептал Бульдог и широко улыбнулся.
Правда, улыбку его я видела словно в тумане, так как слезы не давали мне возможности что-либо разглядеть.
Когда лекарство пошло по вене, Бульдог закрыл глаза и тяжело задышал. Введя все до капельки, я вынула шприц и взяла Бульдога за руку. Рука была теплой.
— Макс, ты где? Где ты?.. — шептала я. — Ты уже там или еще здесь, со мной?
Ответа не последовало. Я упала на пол и стала биться в истерике. Затем вновь потрясла Бульдога за плечи.
— Макс, ты ее видел? Она и вправду красивая?
Взяв Макса за руку, я издала пронзительный, душераздирающий крик — рука была безжизненной…
