Глава 6
Я принялась чистить картошку. Поставив кастрюлю с картошкой на газовую плиту, я открыла банку тушенки и принялась ждать, когда картофель сварится.
На душе неспокойно. Мучит совесть. Достав золото из кармана, я стала внимательно рассматривать его. Это и в самом деле сумасшедшие деньги, но Павел говорит, что золото паленое. Может, я зря его взяла? Тем более вскоре наши с Павлом пути разойдутся, и я не знаю, что ждет меня впереди. Если меня возьмут менты и найдут золото, то начнутся ненужные вопросы, повесят еще одно убийство. Надо его спрятать. Но куда? Я ведь даже не знаю, где буду ночевать завтра.
Снимать украшения с трупов считается мародерством. Павел и то не захотел с ним связываться, а я, мародерка несчастная, повелась на деньги! Тем более золото именное, может, человеку на том свете с ним спокойнее будет! Какая же я дрянь! Нужно вернуться на кладбище и положить золото на место. Но каким образом? Не раскапывать же могилу — я тогда умру от разрыва сердца! Надо сделать маленькую ямку в холмике и положить золото туда, а сверху засыпать землей, тогда моя совесть будет спокойна. Можно, конечно, подождать Пашку, но он меня и слушать не захочет, скажет, что проще его где-нибудь выкинуть, чем на кладбище возвращаться. Он же не поймет, что я буду чувствовать себя спокойно только тогда, когда золото будет на прежнем месте.
Выйдя из дома, я пошла на кладбище. Мне казалось, будто карман, в котором лежало золото, оттянулся до самых колен. Посмотрев на Пашкины штаны, купленные за триста баксов, и не обнаружив никаких изменений, я спокойно вздохнула. Так можно и умом тронуться!
Дойдя до кладбищенских ворот, я почувствовала, как отчаянно заколотилось сердце и в глазах потемнело. Дернул же меня черт взять это золото! Все не как у людей! Сейчас мигом положу его на место к хозяину и сразу обратно!
Я подошла к свежей могиле и замерла. Совсем близко послышался шум подъезжающей машины. Может, это Паша меня ищет? Но откуда он знает, что я здесь? Нет, это не Паша, но кто тогда? Я спряталась за одну из могил и увидела быстро приближающийся «мицубиси-паджеро». Сердце забилось с бешеной скоростью. Мне пришлось моментально лечь на землю, поджать ноги и с ужасом наблюдать за происходящим. Дышать становилось все тяжелее и тяжелее. Еще не хватало только умереть от сердечной недостаточности!
Из машины вышли двое мужчин в спортивных костюмах. С виду они были похожи на культуристов, уж больно крепкое телосложение у них было. Я замерла и старалась не дышать. Мужчины подошли к могиле и встали напротив.
— Алик, сходи за лопатой, — произнес первый.
Алик вернулся к машине, а его приятель, поставив одну ногу на могилу, стал оглядываться по сторонам. Я вытерла рукавом пот со лба и по-прежнему продолжала наблюдать за происходящим. Алик принес лопату, сел на корточки и закурил.
— Ну что, Вовчик, будем копать?
— А что еще делать! Для нашей же безопасности будет лучше.
— Вот дураки, сами себе двойную работу устроили. Ты, Вовчик, упертый, как осел. Говорил тебе, давай золото снимем, а ты — хрен с ним, хрен с ним!
— Не знаю, почему меня переклинило. Золото надо при любом раскладе снять. Лучше его в речку выкинуть, чем на трупе оставлять.
— Конечно. Даже если кто-то Графа случайно найдет, то никто и не додумается, что это он. Мало ли кого могли здесь закопать. А с золотом каждая собака догадается, кто здесь отдыхает.
— Ладно, давай копать. Золото снимаем и дергаем отсюда.
— Золото куда денем?
— Перед деревней есть озеро. Скинем туда.
— Правильно… так спокойнее спать будет.
Мужчины стали копать по очереди, насвистывая себе под нос различные мелодии. Мне захотелось убежать отсюда как можно дальше, но я понимала, что это нереально. Прошло около получаса. Судя по всему, работа вот-вот должна была подойти к концу, и тут Алик, воткнув лопату в землю, испуганно позвал курившего товарища:
— Вовчик, глянь! Или я совсем дурак, или здесь второй жмурик лежит!
— Какой, к черту, жмурик?!
Вовчик подошел к могиле и от удивления сел прямо на задницу.
— Чертовщина какая-то! Сегодня ночью одного закапывали!
— Точно. Ни черта не пойму, как сюда второй залез.
— В натуре, может, у нас галлюцинации?!
— Какие, на хрен, галлюцинации?! А ну-ка, давай второго жмурика вытащим.
Мужчины вытащили Гарика, положили рядом с могилой.
— Ты его когда-нибудь видел? — спросил первый.
— Вроде морда знакомая, а припомнить не могу.
— И я тоже. Послушай, а на Графе золота нет.
— Как нет?
— Нет и все.
— Цепь посмотри на шее.
— Цепуры тоже нет.
— Вот хрен, куда все подевалось? Прямо мистика какая-то.
— Не мистика, а кто-то решил поиграть с нами в злые шутки. Тот козел, который притащил сюда второго жмурика, и увел золото.
— Думаешь, нас кто-то припас?
— Скорее всего. Только вот кому это понадобилось?!
— Мне кажется, что это Пушкарь сел нам на хвост и такую подлянку подстроил. Я его почерк хорошо знаю.
— Ты думаешь, это Пушкарь?
— Вполне может быть. Надо его проверить.
— Каким образом?
— Прижать к стене и конкретно наехать. Если будет брыкаться, то отправить следом за Графом.
— Ладно, давай ложи второго жмурика на место и будем закапывать. Время — деньги!
Гарика положили обратно. Один из мужчин наклонился над могилой и с ухмылкой произнес:
— Прости, Граф, но мы и сами не знаем, откуда у тебя появился сосед. А может, вам и в самом деле вдвоем веселее?
Закончив работу, мужчины достали по сигарете и закурили.
— Ну что, надо уносить ноги.
— А может, здесь кто из местных лохопедов поковырялся?
— Вряд ли, здесь жилые дома можно по пальцам пересчитать. Конечно, при желании можно всю деревню на уши поставить, но сначала давай Пушкаря пробьем. Мне почему-то кажется, что это его рук дело.
— Похоже на его почерк. Пошли к машине. В багажнике канистра с водой. Руки помоем, а то мертвечину трогали.
Мужчины удалились к машине, а я по-прежнему лежала на земле и боялась пошевелиться. И только после того, как машина отъехала, я встала с земли и бросилась бежать подальше от кладбища. Добежав до дома, остановилась и постаралась отдышаться.
За столом сидел Павел и смотрел в окно. Увидев меня, он недобро покосился на меня и поинтересовался:
— Где тебя черти носили? Я уже подумал, что ты больше никогда сюда не вернешься.
— Можно подумать, что у меня есть выбор. Ты прекрасно знаешь, что мне некуда идти.
— Что ж, проходи, садись за стол. Рад тебя видеть.
Меня что-то насторожило в поведении Павла, только что? Я так и не могла понять. Какой-то потерянный, пустой взгляд, общая несобранность. Я подошла поближе. Наши взгляды встретились. Мы посмотрели друг другу в глаза, и тут я поняла, что Павел пьян.
— Паш, а ты когда успел напиться?
— У меня было достаточно времени. Я уже три часа как приехал.
— Ты пьян.
— Я не пьян. Я просто устал и решил расслабиться.
Я села рядом и улыбнулась.
— Ты перепугался, что больше меня не увидишь? Ты, Паша, влюбился, что ли?
Павел тяжело вздохнул и сурово произнес:
— Ты что несешь, дура! Я тебя застрелю!
— Ладно тебе. Что ж, по-твоему, в меня нельзя влюбиться?
— Я этого не сказал. Завтра наши пути разойдутся.
— А ты хочешь, чтобы они когда-нибудь пересеклись?
— Я об этом как-то не думал. Завтра с утра мне придется переехать на новое место. Довезу тебя до поворота и гуд бай, подружка.
— Хочешь, я поеду с тобой.
— Куда?
— На новое место.
— Ты, в натуре, чокнутая! У меня от тебя и так сплошные неприятности. Занимайся своими делами, а я своими.
— Ты не думай, я не напрашиваюсь. Просто я спасла тебе жизнь. За тобой должок.
— Надо же?! И что же ты хочешь?
— Компенсацию за твое спасение.
— Какую?
— Самую малость. Мне нужен ствол.
— Что?!
— Мне нужен пистолет. Отдай мне свой. У тебя останется винтовка с оптическим прицелом. Тебе проще. Ты знаешь, где можно взять оружие. Захочешь, купишь себе еще.
— И все?
— И все.
— Ну и наглая же ты баба! А ты не хочешь поинтересоваться, есть ли у меня деньги?
— Есть, конечно. Мои четыреста баксов.
— Если ты найдешь мне неплохой пистолет за четыреста баксов, я буду тебе очень признателен. Я таких цен не знаю.
— Ладно, не прибедняйся. У Гарика пятнашку курканул? Вернее, у заказчика. Тебе ли бедствовать? При твоей-то специальности! Завтра новый заказ возьмешь, опять денег слупишь. По-моему, сейчас желающих хоть отбавляй.
Павел сморщил нос:
— Я убью тебя, сука!
— Да ладно, не злись. Я могила, ты знаешь.
— Боюсь, что мне и в самом деле придется положить тебя в могилу.
Я разложила картошку по тарелкам и торжественно произнесла:
— Послушай, если это наш с тобой последний вечер, так давай проведем его по-человечески.
— Неплохое предложение.
Павел подошел к стоящему у входа пакету и достал бутылку «Хеннесси». Я подпрыгнула и захлопала в ладоши:
— Пашечка, ты это для меня постарался?
— Это экспромт.
— Ты хотел меня обрадовать?
— Просто захотелось выпить нормального коньяка.
— Умница! Такая бутылка стоит бешеные деньги! Приятно, что ты у меня не скупой! Только вот под такой коньяк закуска не годится.
— Я это предчувствовал. Что-нибудь хорошее ты вряд ли сготовишь.
— Что?! А из чего, по-твоему, я должна готовить?! Здесь и продуктов-то нет!
Паша стал выкладывать на стол деликатесы. У меня даже челюсть отвисла.
— Ну, Паша, ты даешь! Тебе прямо цены нет! Ты все мои баксы потратил?
— Да пошла ты!
— Ладно, я шучу. Это же настоящий пир!. Я так соскучилась по «Хеннесси», ты даже не представляешь!
Мы сели за стол. Павел немного смягчился:
— Знаешь, хотел свечи купить и не нашел.
— Свечи? Зачем?
— Ну, чтобы был ужин при свечах.
— А ты у меня романтик… Только я ненавижу ужинать при свечах.
— Почему?
— Потому что там, откуда я приехала, ужин при свечах обычное дело.
— А откуда ты приехала?
— Есть такой маленький шахтерский городок Артём, в Приморье. Там люди привыкли жить без света. Электричество так часто отключают, что люди готовят еду на взрывоопасных китайских плитках. Вот так вот… Наверное, поэтому я так ненавижу свечи. Темный город, на улице ни один фонарь не горит, в окнах темно. Бензоколонки не работают, магазины тоже. Люди напашутся на работе, приходят домой — ни телевизора тебе, ни холодильника. Сварят на газовой плитке похлебку, проследив, чтобы китайский баллон не взорвался, съедят ее, детей успокоят, чтобы уснули спокойно. В сортир и то со свечой ходят. Про больницу я вообще молчу… Вот от этой убогой тишины и зажженных свечей, от этого страшного чувства бытовой неполноценности мне и хотелось убежать как можно дальше.
— Наверное, поэтому ты добежала аж до Москвы?
— Может быть. Как бы там ни было, но теперь всю оставшуюся жизнь вряд ли я буду ужинать при свечах. Еще там нет горячей воды.
— Во многих городах нет горячей воды. Ее дают только зимой.
— Нет, ты не понял. Там не просто нет горячей воды. Там нет даже кранов для горячей воды. Только один кран — с холодной водой..
— Да ты что?
— Представь себе. Наверное, когда строили этот город, думали, что шахтерам вовсе не обязательно мыться.
— Как же они обходятся?
— Кто как может. Топят титаны, греют воду в ведрах на газовых плитках, ставят различные обогреватели, только что толку — света ведь все равно нет. В городе действует общественная баня. Ладно, что мы все о грустном. Слава богу, что ты не купил свечи, а то испортил бы такой шикарный ужин.
Паша разлил коньяк по рюмкам, мы выпили и накинулись на еду.
— Что с машиной?
— Порядок. Все в лучшем виде. На следующей неделе она уже будет за пределами Москвы.
— Паша, а что ты напился-то?
— Я не напился, а выпил. Я вообще никогда не напиваюсь. Просто тебя слишком долго не было. Кстати, где ты шаталась?
— Знаешь, я так неуютно чувствовала себя с краденым золотом, что мне захотелось вернуть его хозяину.
— Что?! Ты чокнутая? Ты что, вернулась на кладбище?
— Да, я пошла на кладбище, чтобы положить золото на место.
— Ты хотела еще раз раскопать могилу?
— Нет, конечно. Я собиралась сделать на могиле маленькую ямку, положить туда золото и слегка присыпать землей.
— Не проще было бы сделать эту ямку где-нибудь за домом? Что за необходимость переть на кладбище?
— Я же тебе говорю: я хотела вернуть золото хозяину. Только в этом случае успокоилась бы моя совесть.
— Ты что, совсем дура?! На хрен оно хозяину, он же все равно труп. Совесть! Какая, к черту, совесть, и есть ли она у тебя вообще?
— Ты не дослушал до конца. И вообще, какая тебе разница, где я хожу?!
— Никакой.
— Тогда в чем дело?! На кладбище я увидела «мицубиси-паджеро». Спряталась за одну из могил. Из машины вышли двое братков таких габаритов, что сердце в пятки ушло. Они принялись раскапывать могилу Графа.
Павел удивился:
— Зачем?
— По-видимому, захотели снять с Графа золото. Представь картинку, они разрывают могилу и находят там нашего Гарика…
— А ты где была все это время?
— Я же сказала — за соседней могилой. Пряталась за надгробием.
— Но ведь тебя могли убить.
— Я сидела тихо, как мышь. Мне даже показалось, что меня парализовало. Естественно, никакого золота они не нашли, поэтому положили нашего Гарика обратно и закопали могилу. Кажется, эти бугаи подумали, что над ними подшутил кто-то из своих. Правда, один предложил поставить на уши всю деревню, но другой его не поддержал.
— Что за машина, говоришь?
— «Мицубиси-паджеро», девяносто пятого года, синего цвета, тонированные стекла.
— Может, ты еще и номера запомнила?
— Ты что, шутишь? Там вокруг деревья, кусты и могилы, как я, по-твоему, могла увидеть номера?!
— Тогда расскажи, как выглядят эти люди?
— Как типичные мордовороты.
— А как выглядят типичные мордовороты?
— Затылки, стриженные под «мясо».
— Это как?
— Это значит — стрижки у них такие. Мясо же без волос. Вот и у них волосы отсутствуют — выбриты. Широкие плечи, бычьи шеи и конечно же золотые цепи. У одного из кармана торчал сотовый телефон. Ты что, их знаешь?
— Да уж, под твои описания подходит кто угодно. Ну а особые приметы не заметила?
— Ты что, шутишь? Какие, к черту, приметы? У меня от страха зуб на зуб не попадал! Ты бы на моем месте сразу умер от разрыва сердца.
— Да что ты такое говоришь, — ехидно протянул Павел и разлил коньяк. — Золото где?
— У меня в кармане.
— Почему ты его не выкинула?
— Куда?
— Да куда хочешь! Что, мало мест?
— Я теперь его из принципа себе оставлю.
— Почему?
— Потому что оно кучу денег стоит. Зачем возвращать золото хозяину, если у него его все равно заберут? Ты говорил, что оно паленое. Так никакое оно не паленое, если за ним братки приехали. По воровским законам его брать нельзя! Клали они на твои воровские законы! Я твердо решила — это золото никому не отдам. Придет время, избавлюсь от него, деньги выручу.
— Ой, идиотка! Ну почему все бабы такие дуры!
— От дурака слышу! Мое золото, и все тут! — Я стукнула кулаком по столу в подтверждении своих слов.
— Говорила мне мать, не связывайся с бабой, она тебя погубит! Да еще с такой чокнутой! Запуганная! Да ты сама кого хочешь запугаешь! Чем и как удалось тебя запугать — непонятно!
И тут мы услышали шум подъезжающей машины. Павел моментально вскочил из-за стола, выключил свет и достал пистолет.
— Лезь под стол!
— Пашенька, кто это приехал? Нас убьют? Это те, с кладбища? — затараторила я.
— Заткнись, лезь под стол и не высовывай носа!
Я залезла под стол и постаралась держать себя в руках, но пару раз все-таки всхлипнула.
— Заткнись, дура, в последний раз говорю!
— Нас убьют, Пашенька?
— Будешь реветь, убьют! Тихо!
Я замолчала. Встав на колени, подползла к окну и присела на корточки, боясь выглянуть. Паша сунул мне в руку пистолет и прошептал:
— Возьми! Это на всякий случай, ты же умеешь стрелять, и довольно неплохо.
Павел подполз к входной двери и закрыл ее на замок. Потом подполз к окну и осторожно выглянул на улицу. Я попыталась рассмотреть, что было у него в руке, но в такой темноте мне это никак не удавалось. Какой-то блестящий предмет.
— Что это? — тихо спросила я.
— Закрой рот, мать твою. Граната.
От страха и удивления я потеряла дар речи, язык онемел и прилип к нёбу. Краешком глаза я увидела, что подъехавшая машина припарковалась рядом с машиной Павла. Из нее вышли трое незнакомцев. Павел положил гранату на подоконник, достал винтовку и прицелился. Мужчины забарабанили в дверь.
— Пашка! Мы знаем, что ты здесь. Выходи по-хорошему. Иначе мы тебе весь дом разнесем. Выходи, разговор есть.
Паша выбил винтовкой стекло и сурово спросил:
— Что нужно?
— Выходи. Разговор есть.
— Валите откуда приехали, или стреляю без предупреждения!
Мужчины выхватили пистолеты:
— Не дури, урод! Ты и так в последнее время черт знает что творишь. Поехали к шефу. Он поговорить с тобой хочет. Желает знать, почему ты дело запорол.
— Передайте шефу, что я объявлюсь, как сделаю дело.
— Не надо ничего делать. Шеф требует тебя к себе.
— В последний раз говорю, валите обратно. Придет время, я сам объявлюсь и все объясню.
Паша прицелился и выстрелил. С головы одного мужика слетела кепка. Мужчина пригладил волосы, поднял кепку и несколько секунд рассматривал сквозное отверстие от пули.
— Эй, послушай! Хватит устраивать цирк с конями. То, что ты хорошо стреляешь, мы знаем. Выходи. Ты же не будешь стрелять на поражение?
— Почему не буду? Буду.
Один из мужчин быстро вскинул пистолет. Раздался глухой щелчок, остатки оконного стекла, из которого торчала винтовка Павла, разлетелись вдребезги. Дальше все произошло, как в ускоренной ленте немого кино. Мужчины вбежали на крыльцо, вышибли входную дверь, и я услышала прерывистую автоматную очередь. Звон стекла, отборная матерщина и страшный, болезненный гул в ушах. А затем разрушительная волна чудовищного грохота разлетелась по всему дому. Меня откинуло в противоположный угол комнаты. Я закрыла голову руками и сжалась в комок. Мне было непонятно, живая я или мертвая, сон это или реальность.
Господи, что это было? Если бы не мужчины, угрожавшие Павлу, я бы подумала, что это землетрясение. Открыв глаза, я увидела, что дом полон дыма и напоминает скорее зону боевых действий, чем жилое помещение. Держа в руке пистолет, я подползла к двери в соседнюю комнату. Наконец-то мне стало понятно, что же все-таки произошло, — мой друг бросил гранату. Входная дверь валялась на земле, кругом разбитые стекла, но самое главное — скорчившиеся в невообразимых позах люди.
Паша лежал у батареи, широко раскинув ноги и закрыв глаза. Я подползла и приложила голову к его груди. Кажется, жив. Неожиданно один из мужчин зашевелился. Я поняла, что нельзя медлить ни минуты. Мне пришлось ударить этого типа пистолетом по голове. Мужчина затих.
— Отдохни немного. Я уеду, тогда встанешь, — прошептала я, вытирая слезы.
На столе лежала разбитая бутылка «Хеннесси», рядом стояла чудом уцелевшая рюмка, налитая до краев. Выпив ее, я повесила на одно плечо Пашкину кожаную сумку, на другое — винтовку, подобрала пистолет, принадлежавший одному из мужчин, и бросила его в сумку. Я волоком потащила Пашку к машине. Передо мной встал выбор, на какой машине лучше всего уносить ноги. Я подумала о том, что безопаснее всего ехать на Пашкиной, правда, для меня это будет тяжеловато. Я совершенно не умею управлять отечественной техникой.
Положив Пашку на заднее сиденье, я нажала на газ. В тех немногих заселенных домах, которые остались в этой деревне, зажегся свет. Люди проснулись от жуткого шума и вышли на улицу посмотреть, что случилось. Отъехав на приличное расстояние от деревни, я остановила машину, перелезла на заднее сиденье и попробовала привести Пашку в чувство. Несколько ударов по щекам не принесли желаемого результата. Сиденье было залито кровью. Как божий день ясно, что мой приятель ранен и находится без сознания. Он потерял много крови, и я могу его не довезти. Но куда?!
Не медля ни минуты, я вновь села за руль и доехала до ближайшего райцентра. Увидев указатель с табличкой больница, поехала туда. Поздно. В больнице темно. Лишь в окнах приемного покоя горит свет. Я быстро собрала волосы в пучок, натянула кепку и стала стучать в двери.
— Кого там принесли черти в такой час? — раздался заспанный женский голос.
— Откройте, человеку плохо.
Дверь открылась, и на пороге появилась старушка в белом халате и косынке. Она больше похожа на уборщицу, чем на медсестру.
— В больнице дежурный врач есть?
— Конечно! Спит врач, поздно уже. А что случилось?
— Где спит? — Я отодвинула старушку и зашла в помещение.
— А что, собственно, случилось? — попыталась возмутиться она.
— У меня в машине раненый. Может отправиться на тот свет в любую минуту.
— Господи Иисуси, — перекрестилась старушка и побежала по коридору, громко причитая: — Иван Григорич! Иван Григорич! Вставай! Там раненого привезли.
— Тише! Не ори! — услышала я мужской голос.
Через несколько секунд в коридоре появился пожилой мужичок в мятом халате. Не задавая лишних вопросов, он подошел к машине и помог достать Павла. Перетащив его на кушетку, он снял с него одежду и внимательно осмотрел рану.
— Что там? Он будет жить? — тихо спросила я.
— Не знаю. Ранен в живот. Потерял много крови. Нужно срочно оперировать. Здесь я, увы, бессилен, милая девушка.
— Как это?
— Его надо в город. В нашей больнице нет даже операционной. А до города, боюсь, он не доедет.
— Вы хотите сказать, что он умрет?
— Пуля сидит глубоко. Нужна срочная операция. Срочная! Здесь нет нужной аппаратуры и условий.
— Тогда какого черта вы здесь дежурите?
— На случай, если вдруг у вас заболит зуб, дать анальгин.
— Понятно. Вы должны его прооперировать.
— Я не могу брать на себя такую ответственность. Тем более исход, скорее всего, будет плачевный. Мне, дорогуша, в тюрьму не хочется.
— Вы считаете, что пусть он лучше умрет… Он же не дотянет до города.
— Как человек, я очень вас понимаю и сочувствую, но как врач я не имею права делать то, что не умею. Я могу связаться с городом и вызвать реанимационную машину. Это единственное, что я могу для вас сделать.
Я подошла к окну и потянула из кармана носовой платок, чтобы вытереть слезы, но моя рука нащупала сверток с золотом. Достав сверток, я взяла браслет и печатку, а цепь с медальоном убрала на прежнее место.
Повернувшись к врачу, я протянула сверток ему. Он покраснел и испуганно спросил:
— Что это?
— Золото и бриллианты. Тянет на несколько тысяч долларов.
— Взятка?
— Нет, я хочу вас вознаградить за труд.
Врач дрожащими руками взял изделие и поднес к глазам.
— Здесь написано «Граф». Кто это?
— Это фамильная драгоценность. Граф — мой отец. Теперь оно будет принадлежать вашей семье. Продав его, вы сможете купить машину или пустить деньги на другие цели.
Врач посмотрел на Павла и тихо спросил:
— А если он умрет?
— В этом не будет вашей вины. Вы должны сделать все возможное.
— А вы ему кто?
Я немного помялась:
— Жена.
— Тогда необходимо написать расписку, что вы просите сделать операцию в связи с безвыходной ситуацией. И что вы снимаете с меня ответственность в случае неблагоприятного исхода. Вся ответственность ложится на вас. Никаких претензий к медперсоналу.
— Я напишу все что угодно. Вы только начинайте, а то время идет.
Врач сунул золото в карман и направился в процедурный кабинет.
— Что, оперировать будем? — побежала следом старушка.
— Будем, баба Тася, будем.
— О господи Иисуси Христе, — перекрестилась та и протянула мне чистый листок бумаги и ручку.
Я села за стол и принялась писать. Павла раздели, положили на каталку и повезли по коридору. Опомнившись, я догнала каталку, подошла, наклонилась и поцеловала его в лоб.
— Сохрани его, господи, — перекрестилась баба Тася.
Время, проведенное в приемном покое, показалось мне целой вечностью. Иногда я задавала себе вопрос: зачем мне все это надо? И не находила ответа.
Сколько просидела в одной и той же позе, не имею представления. Час, два, три — не знаю. Может, больше. Не выдержав, подбежала к комнате, куда увезли Павла, и дернула дверь. Она была закрыта. Тогда я села рядом с дверью, прямо на пол, обхватила руками голову и хотела заплакать. Но слез не было.
Наконец дверь открылась и показалась баба Тася. Она опустилась рядом со мной, положила мою голову к себе на колени и принялась гладить.
— Что? — Я заглянула ей в глаза.
— Живой твой соколик, живой, — улыбнулась та. — Наш Иван Григорич настоящий кудесник.
Я подпрыгнула, поцеловала бабу Тасю и захлопала в ладоши. Неожиданно кепка слетела с моей головы, волосы вылезли из резинки и упали на плечи. В эту минуту из комнаты вышел врач, снял колпак и стал вытирать пот со лба.
— Живой! — подмигнул он мне. — Крепкий.
Затем он посмотрел на мои волосы и грустно сказал:
— Где это тебя так угораздило?
— Это личное.
— Ой, детка, такая молодая, а седее меня. Господи Иисуси Христоси, — запричитала баба Тася.
— Видно, ты много пережила, — вздохнул врач. — Все в прошлом, главное — муж жив.
Мы вышли в приемный покой. Баба Тася сварила кофе и разлила по кружкам. Я взяла бумагу и разорвала на мелкие кусочки.
— Иван Григорич, ты мужик умный. Наверное, не в первый раз такие операции делаешь. Мне огласка не нужна, да и тебе тоже. Я тебя не видела, не знаю, да и ты меня тоже.
— Я все понял, дорогуша, как только тебя увидел. Через пару часов можешь забирать своего ненаглядного. Шприцы и лекарства я дам. Самое главное — это постельный режим. Лежать недели три, не меньше.
— Понятно, — задумчиво произнесла я.
— А ехать-то есть куда?
— В том-то и дело, что некуда.
— Решай, дорогуша. Мне нужно, чтобы к утру его здесь не было. Это село, пойми правильно и не обессудь. Слух пронесется, потом сплетен не оберешься. Комиссии из города часто наведываются.
— Я понимаю.
— Иван Григорич, пусть они немного в моем доме поживут, — вмешалась баба Тася. — Как он оправится, так сразу и съедут. Я все равно в доме редко бываю, в основном в больнице живу. Машину в гараж загонят, никто и знать не будет. А ежели кто из сельчан поинтересуется, скажу, что молодую семью пустила. Временные квартиранты.
— Смотри сама, баба Тася.
Я вытащила из кошелька пятьсот долларов мелкими купюрами, разделила пополам и протянула обоим.
— Это за заботу.
— Господи Иисуси Христоси, деньги-то какие шальные, — запричитала баба Тася. — Что ж я с ними делать-то буду? На ямку себе отложу!
— Мы ненадолго. Как только Павлу будет лучше — сразу уедем. Нам есть куда. Просто в таком состоянии его возить не хочется.
— Да живите сколько хотите, — улыбнулась баба Тася. — Я вас не гоню.
Григорьевич подобрел, сложил баксы пополам и положил в верхний карман.
— Только про операцию никому. Просто муж приболел и дома лежит. Это для местных жителей. А еще лучше ни с кем не общайтесь. Я на неделе Павла проведаю. Посмотрю, как идет период восстановления.
— Само собой, — улыбнулась я и пошла к Павлу.
Павел лежал на кушетке. Глаза закрыты.
— Он не умер? — испуганно спросила я у вошедшего следом врача.
— Да нет, — улыбнулся тот. — Под наркозом. Скоро должен очухаться. Только еще раз говорю, главное — постельный режим.
Мы отнесли Павла в машину, положили на заднее сиденье и поехали к дому бабки Таси.
Дом оказался довольно уютненьким и чистеньким. Павла положили в спальню. Машину загнали в железный гараж, стоявший рядом с домом. Баба Тася ушла в больницу, а я села на кровать рядом с Павлом. Он лежал неподвижно, не открывая глаз. Я взяла его сумку, открыла ее и попробовала найти что-нибудь полезное. В боковом кармане сумки лежал конверт. В конверте оказалась фотография молодого симпатичного мужчины лет тридцати пяти. Он стоял у шестисотого «мерседеса» в дорогом костюме и длинном кожаном плаще. На обратной стороне фотографии была надпись: Горелин Виктор, далее следовал домашний адрес.
Я внимательно прочитала его и моментально поняла, что этот субъект проживает в доме напротив дома блондинчика. Теперь понятно, почему Павел был на чердаке. Он готовился убить человека — Виктора Горелина, владельца шикарного «мерседеса».
Только интересно, каким образом он собирался это сделать? У Павла винтовка с оптическим прицелом. Может быть, он хотел выстрелить в окно квартиры? Вряд ли.
Скорее всего, у Павла было точное время, когда «мерседес» подъедет к дому. Стрелять нужно было в тот момент, когда Горелин выйдет из машины и направится к подъезду. Небольшой отрезок времени решает жизнь человека. Здесь нужно быть профессионалом. У любителя такое вряд ли получится. Выходит, что Павел — профессиональный киллер. Его спугнула я и подъезжающие милицейские машины. Он понял, что через несколько минут менты будут на чердаке, и поэтому решил отложить намечающееся убийство. Я где-то читала, что в таких делах не должно быть никаких проволочек. Заказчик подумал, что киллер слупил деньги и запорол дело. В данный момент Павел является опасным свидетелем, и его хотят убрать.
В конверте лежал маленький клочок бумаги с записанным телефоном. В скобочках под телефоном было указано: шеф. Интересно, что это за шеф? То ли это начальник Павла, то ли это и есть тот самый заказчик, который решил убрать непокорного киллера. Это мне еще предстоит выяснить.
Неожиданно я увидела, что у Павла задрожали веки. Быстрым движением я засунула фотографию Горелина и клочок с номером телефона в конверт, а конверт положила в карман штанов. Думаю, он мне когда-нибудь пригодится.
Павел открыл глаза и тупо уставился в потолок.
— Привет с того света. — Я слегка похлопала его по плечу и села рядом.
— Пить хочу… — прошептал он.
— А вот это я не спросила — можно ли тебе пить или нет. Все-таки операцию недавно сделали… Ладно, бог с тобой, пей. — Набрав полную кружку воды, я взяла чайную ложечку и стала его поить.
— Где я?
— В надежном месте.
— Я жив?
— Еще бы! Такие не умирают. Вот сейчас сижу и пою тебя с ложечки, как маленького. Думаю, что это мне когда-нибудь зачтется. Между прочим, я уже во второй раз спасаю тебе жизнь. Теперь ты дважды мой должник. Усек?
— Угу. — Он постарался улыбнуться, но это далось ему с большим трудом, наверное, мучили дикие боли.
Через несколько минут Павел закрыл глаза и погрузился в сон. Я легла рядом и моментально отключилась.
