Глава 18
Обратно мы ехали молча. Попав в незнакомый район, оставили машину на обочине. Отошли от нее на приличное расстояние и поймали такси. Открыв ключом дверь и переступив порог дома, безумно вымотанные, мы наконец посмотрели друг другу в глаза. Я была в отчаянье и почти ничего не соображала. Виктор только тут заметил, что я босая.
– Где твои туфли?
– Потеряла.
– Ну и фиг с ними. Новые купим.
– Конечно, купим. Ты ведь всегда покупаешь мне то, что я прошу.
– Да. У тебя идеальный муж. Вот тебе тапочки.
– Ты – просто потрясающий.
Мы прошли в комнату и рухнули на диван. Я откинула голову на мягкий валик спинки и устало прикрыла глаза.
– Ева, ты как?
– Кошмар…
В моем голосе прозвучала неподдельная горечь. Я все понимала. Понимала, что сейчас мы избавились от трупа и я опять являюсь соучастницей преступления. При любом раскладе мне будет статья. Но я совершенно не понимала, как такое могло произойти. Я бы отдала все на свете, только бы это было неправдой или дурным сном. Но это была реальность. Чудовищная, ненавистная мне реальность, от которой некуда было бежать.
Я с тревогой смотрела на мужа и тихонько смахивала слезинки, которые без спроса бежали по моим щекам. Наконец, не выдержав, я зарыдала. Муж положил руку мне на плечо, чтобы успокоить, но я скинула его руку. Какие-то несколько минут, и я успокоюсь сама. Вместе со своими слезами я выплескивала свою обиду, тоску, усталость, жалость к себе, ненависть к тому, что произошло. Как только соленые слезы стали заканчиваться, я постаралась хоть немного успокоиться и хоть как-то взять себя в руки.
– Вить, как это произошло? Ну почему именно так?! Никто не хотел его убивать.
– Евушка, я и сам не знаю.
Виктор вновь достал таблетку валидола и сунул себе под язык.
– Вить, что с сердцем-то?
– Простреливает. – Муж расстегнул ворот рубашки. Щеки его были бледны. – Что-то часто бьется. Тахикардия, наверное. Мотор барахлит в последнее время. Постоянные сбои.
– Это стресс. Нужно избегать стрессов.
– Ага, именно это мы сейчас и делаем. Вся наша жизнь – один сплошной стресс, и от этого никуда не денешься. Как бы мотор не отказал полностью.
– Ты хочешь сказать, что у тебя может остановиться сердце?
Муж всегда был настоящим паникером по поводу всего, что касается здоровья.
– Бог его знает. Лучше сдохнуть, чем пережить подобное.
– Витя, самое страшное позади. Мы дома, всё нормально….
Мы с мужем часто менялись ролями. Как только он впадал в хандру, я тут же брала себя в руки и выдавала трезвую мысль. Если в хандру впадала я, муж тут же скидывал с себя все плохое и пытался привести меня в чувство.
– Ты так думаешь? – с надеждой посмотрел на меня Виктор. – А мне кажется, что всё только начинается.
– Ты ошибаешься. Нужно вычеркнуть это событие из нашей жизни и жить дальше.
– Вычеркнуть… Целой жизни не хватит, чтобы забыть такое! – Виктор вновь схватился за сердце и болезненно сморщился.
– Может, «скорую»?
– Пока не нужно.
– Смотри, с сердцем шутить нельзя.
Я стала помогать расстегивать ему рубашку.
– Я, пожалуй, прилягу.
– Конечно, полежи. Может, капель каких накапать?
– Не нужно. У меня валидол под языком.
– В таких случаях нужен не валидол, а нитроглицерин.
– Какая разница?
– Большая.
– Прости, мне надо прилечь.
Виктор встал с дивана, тут же разделся, но вместо того, чтобы лечь в постель, направился в ванную.
– Пойду ополоснусь, а то после покойника как-никак…
Я скинула грязное вечернее платье и, оставшись в одних тоненьких трусиках, стала ждать, когда Виктор выйдет из ванной, чтобы тоже принять душ. Я услышала, как он включил воду, и подумала, что следы преступления можно смыть с тела, рук, но не из души. Память теперь ничем не отмоешь…
Подойдя к трюмо, я посмотрела на себя в зеркало и, по привычке, заговорила сама с собой:
– Эх, Ева, Ева… и на кого ты стала похожа. Что произошло? Ты сошла с ума, тебе снится страшный сон или все это происходит на самом деле? Все окружающие считали тебя стервой, потому что ты такое вытворяла с мужчинами… Ты всегда была женщиной-вамп. Настоящим деликатесом, от которого каждому хотелось отломить хотя бы кусочек. Ты всегда была праздником для мужчин, который все ждали, а теперь… Кем ты стала теперь? В зеркале виднеется какое-то жалкое, забитое существо, которое погрязло во лжи, стало соучастницей сразу нескольких преступлений и боится даже собственной тени. А ведь ты… Ты всегда хотела быть особенной. Ты хотела получить в жизни самую яркую роль. Ты никогда не была тихоней и покладистой женщиной. У тебя всегда была трезвая голова и здравый рассудок. А во что ты превратилась теперь? Нужно как-то выйти из этой ситуации. Достойно, получая истинное удовольствие от своей роли. Я не должна ничего бояться. Ничего, потому что я ничего не совершала. За меня все совершали мои мужчины. Я даже не успеваю отвернуться, как они обязательно что-нибудь совершат. Их хлебом не корми, дай ради меня кого-нибудь убить. Выше голову, Ева, и не раскисать! Слышишь, не смей раскисать! Никогда и ни при каких обстоятельствах! Иначе я плюну прямо в твое отражение! Плюну и разотру, чтобы никогда в жизни больше тебя не видеть!!! Ты всегда выходила победителем и никогда не умела проигрывать. Жизнь издевается и бьет тебя головой о стену, так ты смейся ей в лицо! Смейся, Ева, смейся! Жизнь может загнать в тупик кого угодно, но не меня, потому что я выкарабкаюсь из любой жизненной передряги и тупиковой ситуации! Ты всегда могла интересно жить. Сладко и увлекательно, так и не теряй же вкуса к жизни. Живи с тем, с кем хочешь. Люби кого хочешь. И ничего не бойся! Слышишь, Евка, вообще ничего не бойся! Ты относишься к типу женщин, которые могут все. Ты можешь полюбить мужчину, можешь его боготворить, можешь его возненавидеть, а можешь его уничтожить. Ты можешь обезвредить любую соперницу, если тебе это действительно нужно, а если жизнь решит окончательно тебя наказать и наградить одиночеством, то ты можешь запросто взять верх и над одиночеством. Тоже мне, нашли чем напугать… Ты можешь оцарапать судьбу любого мужчины. Не зря у тебя такие большие ногти и ты делаешь самый дорогой маникюр. Ты не похожа на других женщин. Ты особенная. Зачем примерять чужие одежды, когда у тебя есть свои?! Ты никогда не входишь. Ты всегда появляешься. Ты никогда не уходишь. Ты всегда исчезаешь. Ты не одеваешься, ты себя подаешь. Хотите под маринадом? Хотите под сладким соусом? А хотите в собственном соку? И я всегда была такая! Всегда! От моей самооценки страдали все, кроме меня, конечно. Уж если я люблю, то люблю так, что испепеляю. Меня никогда не бросают, потому что бросать меня бесполезно. Я, как жевательная резинка, сильно прилипаю к рукам. И даже если меня бросают, то всегда возвращаются.
Я даже не заметила, как Виктор, закутанный в полотенце, вышел из ванной и остановился, слушая меня.
– Я – фатальная женщина! – продолжала я, вытаскивая из «взрыва на макаронной фабрики» шпильки и бросая их на трюмо. – Я могу ломать чужие судьбы, если сильно этого захочу. Со мной никогда не скучно. Я слишком своенравна, себялюбива и непредсказуема. А с непредсказуемыми женщинами опасно иметь какие-либо дела. Даже очень опасно. У таких женщин свои правила и свои ставки, и с ними приходится считаться. Со мной может находиться рядом только сильный мужчина, потому что слабого я просто уничтожу. И никто и никогда не узнает, какая я на самом деле. И не только потому, что я этого никогда не допущу, но и потому, что я сама этого не знаю. Меня бесполезно угадывать и разгадывать, потому что я тайна за семью печатями. Я… Я… Я… Да я настоящая шарада для мужчин.
– Ева, ты с кем разговариваешь? – услышала я за спиной голос Виктора и вздрогнула.
– Сама с собой. А что?
– Я раньше не замечал, что ты с зеркалом разговариваешь.
– Между прочим, это очень даже полезно.
– То, что ты любишь у зеркала простаивать и себя часами нахваливать, я знал, но разговаривать – нет.
– Я люблю крутиться у зеркала и не считаю это постыдным. Когда все плохо, я подхожу к трюмо и говорю себе, что всё в этой жизни хорошо. Просто… – Я на секунду смолкла.
– Что «просто»?
– Увидев себя в зеркале, я перепугалась. На меня смотрело настоящее чудовище, а не женщина. Знаешь, это очень страшно, когда в душе образовывается трещина. Очень тяжело ее залатать. Ты не представляешь, как же это мучительно. Мне вдруг показалось, что я стала другим человеком. А потерять себя ужасно. Так страшно… Это настоящая катастрофа.
– Ева, как же ты себя любишь!
– Конечно. Как же я могу себя не любить, если я у себя одна.
– Еще скажи, что самый лучший человек, с кем тебя свела судьба, – это ты сама.
– Так и есть, – не моргнула я глазом. – Просто мне что-то не везет в последнее время. Ладно, поведу-ка я свою любимицу в душ.
– Своди. Сразу легче станет.
– Не сомневаюсь. Я уверена, что судьба опять начнет меня радовать и придет то время, когда я, как и раньше, буду задавать себе все тот же вопрос: «Что хорошего и приятного я сделала сегодня для лучшей из женщин, которых я знаю?» Самая лучшая женщина, которую я знаю, и есть я сама. Это мне сейчас гадко и обидно, что ответить мне нечего, потому что для самой лучшей женщины я не сделала ничего хорошего. Но это не беда. Я исправлюсь. Вот увидишь, я обязательно исправлюсь.
– Странная ты….
Контрастный душ не пошел мне на пользу. Я вся тряслась, буквально вся: руки, ноги, губы и даже голова, как у древней старухи. А затем… Затем меня стал раздражать шум льющейся воды, и захотелось вылезти из ванны как можно быстрее.
– Такое не приснится даже в самом страшном сне, – сказала я вслух своему отражению, надевая короткий атласный халат.
Пригладив мокрые волосы, я подошла к Виктору. Он спал. Сев рядом, я тихонько потрепала его по плечу:
– Вить, ты лучше не засыпай. Уже полседьмого. Тебе к девяти на работу. Если сейчас разоспишься, потом будет очень трудно вставать. С работы приедешь и хорошенько выспишься. Пораньше вечером ляжешь.
– Я сегодня никуда не пойду, – сонным голосом пробормотал Виктор.
– Как не пойдешь?
– Ева, ну какая, к черту, работа?! Пока ты заплывала в ванне, я хватил коньячку. Полбутылки сразу.
– Ты что, с ума соскочил? Ты же за рулём! Какой, к дьяволу, коньяк?!
– Куда я поеду в таком состоянии?
– Как же так…
– Ева, но я же не робот… Я остаюсь дома. Не одна ты плохо себя чувствуешь после того, что произошло. Ты не представляешь, как мне паршиво. Просто я мужчина и стараюсь этого не показывать.
– У тебя опять сердце?
– Да у меня все на свете. И сердце, и душа… И задница…
– Прекрати!
– Что – прекрати?! Ты можешь понять, что мне сейчас просто хреново! Так гадко, как не было никогда в жизни! – Виктор посмотрел на меня, и я увидела в его глазах слезы. – У меня депрессия. Понимаешь, жуткое состояние… Неужели ты думаешь, что я могу пойти на работу?! Мы только избавились от покойника. Ты думала, что я буду улыбаться и делать вид, что ничего не случилось? А ты повяжешь мне галстук и с дежурным поцелуем вытолкаешь за дверь?
– Ну что ты раскипятился, – растерялась я. – Успокойся, я всё понимаю.
– Просто ты всегда видишь и слышишь только себя. Для тебя окружающие люди не существуют! Ты считаешься только с одним человеком на свете, и это – ты. Ты не хочешь понимать, что другие тоже страдают, переживают, болеют, а порой и раскаиваются. Думаешь, весь мир должен крутиться колесом только вокруг тебя?
– Да что ты завелся-то…
– А то, что я живой человек и ничто человеческое мне не чуждо. Я в жизни не убил даже мухи. Когда мой отец в деревне зарубил топором петуха, а тот вырвался и начал носиться по двору без головы, я вообще потерял сознание. А тут такое произошло…
– Твой отец был жестокий человек??
– Нет, конечно. Я же рассказывал тебе, что у отца в деревне хозяйство было. Он и свинью мог зарезать. В деревнях к этому относятся просто. Дело житейское.
– Если бы я увидела петуха без головы, я бы тоже в обморок грохнулась. Еще та картинка…
– В том-то и дело, что мы нынче плачем при виде убитой букашки, а к насильственной смерти человека относимся, как к легкому ветерку, без малейшего душевного трепета.
– Ты считаешь меня бесчувственной? Надо было, чтобы я от ужаса сознание у люка потеряла и полетела в колодец вслед за трупом?
– Прости… Я плохо себя чувствую. Мне не по себе.
– И все-таки зря ты приложился к спиртному. У тебя же сердце. Ты коньяк без закуски, что ли, пил? Зря ты это…
– О закуске я думал меньше всего. Мне как-то не до этого было.
– Конечно. Ладно, проспись хорошенько.
– Ложись рядом.
Я легла рядом и набросила на нас простыню.
– Расслабься и выкинь всё из головы, – сказала я и дружески поцеловала его в нос. – Проспишься, а к обеду встанешь и поедешь со свежей головой на работу.
– Да что ты заладила со своей работой?! Никуда я не поеду. Отстань!
– Но это же неразумно.
– Я позвонил Денису и сообщил, что меня несколько дней на работе не будет. Я простудился. Температура подскочила, озноб, кашель.
– Ты сказал, что у тебя больничный?
– Нет, просто объяснил, что некоторое время буду отсутствовать. Денис просил не волноваться. Если случится что-то серьезное, он позвонит.
– Ты будешь дома несколько дней? – не поверила я своим ушам.
– Да. А что тебя удивляет?
– Да, собственно говоря, ничего. Просто странно. Мне кажется, тебе лучше было быть на людях. Какое-никакое, а алиби.
– Вот еще. Я пока в себя не приду, на работу не поеду. То, что случилось сегодня, выбило меня из колеи. Я чуть с ума не сошел. Единственное, что успокаивает, так это то, что ты рядом. Когда ты рядом, я спокоен.
– Если бы не я, то не было бы и этого страшного случая.
– Уж лучше пусть будет так, только ты бы была рядом…
– Да что ж ты такое говоришь…
– Ева, какое счастье, что мы вместе. Какое счастье… Это так важно, знать, что ты кому-то нужен, что кто-то тебя любит и за тебя беспокоится.
– Совсем недавно ты говорил мне о том, что я никого не люблю, кроме себя.
– Прости. Я просто был в шоке. Я знаю, что мы с тобой любим друг друга. Ты самая верная и преданная женщина, которую я когда-либо видел. Ложись ко мне на плечо.
Я легла к мужу на плечо и вновь почувствовала, как на моих щеках появились мокрые дорожки.
– Эти дни мы побудем вместе и постараемся все забыть. Как проснемся, пойдем погуляем на улицу, возьмемся за руки и почувствуем, что вдвоем мы с тобой сила и что нам с тобой ничего не страшно. Евушка, моя родная. Спасибо, что ты рядом, что самые тяжелые минуты нашей жизни мы всегда переживаем вместе. Ты моя навеки, и я ничего не боюсь и сделаю для тебя все, что попросишь. Я очень тебя люблю. А ты меня?
– Ну почему ты спрашиваешь? Разве ты не знаешь?.
– Нет, ты скажи! Не хорошо отвечать вопросом на вопрос.
– Да.
– Нет, не так. Скажи: «Витенька, я тебя люблю».
– Витька, я тебя люблю.
– Спасибо, солнышко. Спасибо. Ты же меня не винишь? Ты же понимаешь, что я не убивал?
– Знаю…
– Как же я благодарен тебе за твою любовь и мудрость. Твоя вера творит чудеса. Я уверен, что все забудется и мы будем жить как раньше, а быть может, и еще лучше.
– Значит, ты не идешь на работу? – Я еще раз задала мучивший меня вопрос, на который прекрасно знала ответ.
– Нет, родная. Я буду дома несколько дней. Скажи, ты рада?
– Конечно, рада, а сейчас прости. Такое потрясение! Я сама не своя. Мне надо отдохнуть.
– Да, да, конечно, спи. – Виктор ласково провел рукой по моим волосам. – Как говорится, утро вечера мудренее. Хотя эта пословица не совсем в тему – уже день.
– Витюш, не морочь голову. Надо отдыхать, а то у нас совсем крышу сорвет.
– Ничего. Всё пройдет, всё забудется. Спи, моя хорошая… Моя единственная… Вот увидишь, мы проснемся, и будет намного легче.
Я отвернулась и закрыла глаза. Как после таких слов собирать вещи? Меня замутило…
