НОЧНОЙ НЕЗНАКОМЕЦ
Лунный свет заполнял глаза деревянной лошадки, равно как и глаза мышки, когда Толли затаскивал её под подушку, чтобы получше разглядеть. Тикали часы, и ему казалось, что в тишине он слышит топоток крохотных голых ножек по полу, хихиканье, перешептыванье и звук, похожий на шелест страниц какой-то большой книжки.
Л. М. Бостон. Детииз Грин-Ноу
В ту ночь шёл дождь, моросящий, шепчущий дождь. Даже через много лет, стоило лишь закрыть глаза, Мегги слышала, как он словно пальцами постукивает по стеклу. Где-то в темноте лаяла собака, а Мегги всё вертелась с боку на бок и никак не могла заснуть.
Под подушкой лежала книга, которую она читала. Переплёт прижимался к уху, как будто манил девочку на спрятанные под ним страницы.
– Это, наверно, очень удобно – подкладывать под голову что-нибудь твёрдое, – сказал отец, когда впервые обнаружил книгу у неё под подушкой. – Признайся, она нашёптывает тебе по ночам свои истории?
– Иногда, – ответила Мегги, – но это только для детей.
В ответ Мо ущипнул её за нос. Мо. Мегги ещё никогда не называла отца иначе.
В ту ночь, когда всё началось и многое навсегда изменилось, под подушкой лежала одна из любимых книг Мегги. Раз дождь не давал ей спать, девочка села на кровати, протёрла глаза, прогоняя усталость, и вытащила из-под подушки книгу. Когда она раскрыла её, страницы многообещающе зашелестели. Мегги заметила, что каждая книга раскрывалась со своим особенным шелестом – в зависимости от того, знаешь ты, о чём эта книга, или нет. Теперь нужен был свет. В ящике своего ночного столика Мегги спрятала коробок спичек. Мо запретил ей зажигать ночью свечи. Он не любил огня.
«Огонь пожирает книги», – говорил он, но ведь Мегги было уже двенадцать, а значит, она могла уследить за парой свечей.
Она любила читать при их свете. На подоконнике стояли три свечи в подсвечниках. Только она поднесла горящую спичку к чёрному фитильку, как услышала снаружи шаги. Испугавшись, она задула спичку (спустя много лет она помнила этот момент во всех подробностях), встала на колени перед мокрым от дождя стеклом и выглянула наружу. Темнота посерела из-за дождя, и незнакомец показался в ней просто тенью. Лишь его лицо как будто светилось. Мокрые волосы прилипли ко лбу. Дождевая вода струилась по его одежде, но он этого не замечал – стоял неподвижно, скрестив руки на груди, словно хотел немного согреться, и разглядывал дом.
«Надо разбудить Мо!» – подумала Мегги, но даже не пошевелилась.
Сердце её колотилось, однако она продолжала смотреть в окно, словно незнакомец заразил её своей неподвижностью. Внезапно он повернул голову, и Мегги показалось, что они встретились взглядом. Она так быстро соскочила с кровати, что раскрытая книга упала на пол. Босиком она выбежала в тёмный коридор. В старом доме было прохладно, хотя стоял уже конец мая.
В комнате Мо ещё горел свет. Он часто читал допоздна. Именно от него Мегги унаследовала любовь к книгам. Когда по ночам ей снились страшные сны, она убегала спать к Мо, и ничто не убаюкивало её лучше ровного дыхания отца и шороха переворачиваемых страниц. Ничто так хорошо не прогоняло кошмары, как шелест книжной бумаги.
Но незнакомец перед домом – это не ночной сон.
Книга, которую читал Мо, была в светло-голубом переплёте. Мегги запомнила и это. Какие же мелочи остаются в голове!
– Мо, во дворе кто-то стоит!
Отец поднял голову и посмотрел отсутствующим взглядом – он всегда смотрел так, когда его отрывали от чтения. Каждый раз это длилось всего несколько мгновений, пока он не возвращался из сложного мира букв.
– Кто-то стоит? Ты уверена?
– Да, и смотрит на дом. Мо отложил книгу.
– Что ты читала перед сном? «Доктор Джекил и мистер Хайд»?
– Прошу тебя, Мо! Пойдём, – наморщила лоб Мегги.
Он не верил ей, но всё равно пошёл. Мегги так отчаянно тащила его за собой, что в коридоре он споткнулся о стопку книг. Обо что же ещё он мог споткнуться? Книжные стопки были везде. Книги не только стояли на полках, как у всех людей, – они лежали под столами, на стульях, в углах комнат. Книги были даже на кухне и в туалете, на телевизоре и в платяном шкафу; маленькие и большие стопки, толстые, тонкие, старые, новые… Книги. Их раскрытые страницы манили Мегги за завтраком, прогоняли скуку пасмурных дней, а иногда они с отцом о книги просто спотыкались.
– Вон там он стоит, – шептала Мегги, ведя Мо в свою комнату.
– А лицо у него волосатое? Тогда это может быть оборотень.
– Прекрати! – серьёзно сказала она, хотя его шутки прогоняли страх. Она уже и сама почти не верила в незнакомца под дождём… пока снова не присела на корточки возле окна. – Вон! Видишь? – шёпотом спросила Мегги.
Мо посмотрел сквозь непрерывно стекающие по стеклу струи дождя, но ничего не ответил.
– Ты ведь говорил, что к нам никогда не залезет грабитель, потому что у нас нечего красть, – прошептала Мегги.
– Это не грабитель, – ответил Мо, а когда он отошёл от окна, лицо его было очень серьёзным.
Сердце девочки забилось ещё сильнее.
– Иди в постель, – сказал он, – это ко мне.
И прежде чем Мегги успела спросить его, что, во имя всего святого, это за гость, который приходит ночью, Мо уже вышел из комнаты. Она побежала за отцом, взволнованная, а в коридоре услышала, как он снимает цепочку на входной двери. Очутившись в прихожей, она увидела, что отец уже стоит в проёме открытой двери.
В дом ворвалась ночь, тёмная, сырая, а шум дождя был угрожающе громким.
– Сажерук! – крикнул Мо в темноту. – Это ты? Сажерук? Что за имя? Мегги не могла вспомнить, слышала ли она уже однажды это имя, но звучало оно знакомо, словно какое-то далёкое воспоминание, которое всё никак не могло принять чёткие очертания.
Сначала снаружи было тихо. Слышен был лишь шёпот моросящего дождя, словно у ночи вдруг появился голос. Но потом раздались шаги, и из темноты появился тот самый незнакомец. Длинное пальто, мокрое от дождя, прилипло к его ногам, а когда он вышел на свет, Мегги на секунду показалось, что из рюкзака за его спиной, будто принюхиваясь, высунулась маленькая мохнатая головка и тут же быстро спряталась обратно.
Ночной гость вытер рукавом лицо и протянул Мо руку.
– Как дела, Волшебный Язык? Давно здесь? – спросил он.
– Очень давно. – Мо нерешительно пожал протянутую руку. При этом он смотрел куда-то мимо гостя, словно ожидая, что из темноты появится кто-нибудь ещё. – Заходи, а то, чего доброго, заболеешь. Мегги говорит, ты давно там стоишь.
– Мегги? Ах да, конечно…
Сажерук вошёл в дом. Он внимательно изучал Мегги, которая от смущения не знала, куда девать глаза. В конце концов она тоже стала смотреть на незнакомца.
– Она выросла, – сказал он.
– Ты помнишь её?
– Разумеется.
Мегги заметила, что Мо запер дверь на два оборота.
– Сколько ей сейчас? – Сажерук улыбнулся девочке.
Странная у него была улыбка – то ли надменная, то ли снисходительная, а может быть, гость просто смущался – Мегги не поняла, поэтому не улыбнулась в ответ.
– Двенадцать, – ответил Мо.
– Двенадцать? Боже мой!
Незнакомец убрал со лба мокрые волосы. Они доставали ему почти до плеч. Мегги стало интересно, какого же они цвета, когда сухие. Щетина вокруг узких губ была рыжая, как шерсть у бездомной кошки, для которой Мегги иногда ставила перед дверью блюдечко с молоком. На щеках щетина была редкой, словно у юноши. Она не прикрывала три бледных шрама, отчего казалось, будто его лицо однажды разбили, а потом снова склеили из кусочков.
– Двенадцать лет, – повторил он. – Ну конечно. Тогда ей было… три года, кажется?
Мо кивнул.
– Пойдём, я дам тебе, во что переодеться. – Казалось, Мо старался поскорее увести незнакомца от дочери. – А ты, – сказал он ей через плечо, – иди спать.
Не добавив больше ни слова, он закрыл за собой дверь в мастерскую.
Мегги стояла и тёрла холодные ноги одна о другую. «А ты иди спать»… Иногда Мо поздно вечером приносил ей в кровать пакетик орешков. Бывало, после ужина он носился за ней по всему дому, пока она, вдоволь насмеявшись, не оказывалась у себя в комнате. А порой он так уставал, что просто лежал на диване, а Мегги варила ему кофе, прежде чем лечь в постель. Но никогда ещё он не отправлял её спать так, как сейчас.
Какое-то предчувствие, похожее на страх, зародилось в её сердце, словно вместе с этим незнакомцем, чьё имя было таким странным и очень знакомым, в их жизнь ворвалось что-то ужасное. Она так жалела, что испугалась и позвала Мо. Лучше бы этот незнакомец остался на улице, пока бы его не смыло дождём.
Дверь в мастерскую открылась, и девочка вздрогнула.
– Ты всё ещё тут? – удивился Мо. – Иди спать, Мегги.
На его переносице залегла морщинка, которая появлялась только тогда, когда он был чем-то сильно встревожен, а смотрел он сквозь неё, точно его мысли были совершенно о другом. Тревожное предчувствие в сердце Мегги росло и росло.
– Прогони его, Мо! – сказала она, когда Мо привёл её в комнату. – Он мне не нравится.
Мо остановился в дверях.
– Когда ты завтра проснёшься, его уже не будет. Честное слово.
– Честное-честное? Ты не скрещиваешь пальцы? – Мегги посмотрела ему в глаза – она всегда замечала, если Мо лукавил, как бы он ни старался это скрыть.
– Не скрещиваю.
В доказательство он показал руки. Потом он закрыл за собой дверь, хотя знал, что Мегги этого не любила. Девочка прижалась к двери. Она услышала, как кто-то гремел посудой.
«Ага, Рыжая Борода захотел горячего чаю. Надеюсь, он подхватит воспаление лёгких», – подумала Мегги. Он не должен умереть от этого сразу, как мама её учительницы по английскому. Она услышала, как закипел чайник, как Мо поставил на поднос чашки и пошёл в мастерскую.
Когда он закрыл дверь, Мегги предусмотрительно подождала пару секунд, хоть это было и нелегко, а затем снова выскользнула в коридор.
На двери мастерской висела маленькая медная табличка. Мегги знала наизусть то, что было на ней написано. По этим старинным заострённым буквам она училась читать, когда ей было пять лет:
Некоторыми книгами надо наслаждаться, другие – проглатывать; и лишь немногие нужно жевать, а затем хорошо переваривать.
В пять лет ей приходилось забираться на ящик, чтобы разобрать эти буквы. Слово «жевать» она тогда понимала буквально и с отвращением спрашивала отца, зачем он повесил на дверь высказывание какого-то осквернителя книг.
Затем она узнала, что всё это значило, но сейчас её совершенно не интересовали слова на табличке. Она хотела понять другие слова – тихие, почти неразборчивые, которыми обменивались двое за этой дверью.
– Ты не должен его недооценивать! – услышала она голос незнакомца.
Его голос был так не похож на голос Мо. Да и ни один другой голос не был на него похож. Мо словно рисовал своим голосом картины в воздухе.
– Он всё сделает, чтобы заполучить это! – снова услышала она голос Сажерука. – Не сомневайся, он из-под земли тебя достанет!
– Я никогда ему этого не отдам. – Это был уже Мо.
– Но так или иначе он её получит! Говорю же тебе: они взяли твой след.
– И уже не в первый раз! До сих пор мне всегда удавалось от них уйти.
– Да? И как долго это ещё будет, по-твоему, продолжаться? А как же твоя дочь? Только не говори, что ей очень нравится постоянно переезжать с места на место. Поверь, я знаю, о чём говорю: они скоро будут здесь.
За дверью стало тихо. Мегги задержала дыхание, боясь, что её услышат.
Затем снова заговорил отец – нерешительно, как будто слова давались ему с трудом.
– И что… и что я, по-твоему, должен делать?
– Пойдём со мной. Я отведу тебя к ним!
Кто-то из собеседников постучал ложкой по чашке. Обычные звуки казались в тишине очень громкими.
– Ты ведь знаешь, Каприкорн высокого мнения о твоих талантах, и он, несомненно, обрадуется, если ты сам принесёшь ему это. Тот новенький, которого он взял на смену тебе, совсем ничего не умеет.
Каприкорн… Ещё одно странное имя. Гость с трудом его выговорил, как будто это слово могло прокусить ему язык. Мегги пошевелила окоченевшими пальцами. Холод пронизывал её до костей, и она не понимала, о чём говорят двое мужчин, но старалась запомнить каждое слово.
В мастерской снова стало тихо.
– Не знаю… – сказал наконец Мо. Голос его был таким усталым, что у Мегги сжалось сердце. – Я должен подумать. Как ты считаешь, когда его люди будут здесь?
– Скоро! – Слово упало в тишине как камень.
– Скоро… – как эхо, повторил Мо. – Хорошо. Тогда я решу до завтра. У тебя есть где переночевать?
– Найдётся. С этим у меня никогда не было проблем. – Сажерук засмеялся, но смех этот был совсем не весёлым. – Но я бы хотел знать, что ты решишь. Ты не против, если я зайду завтра? Днём.
– Конечно. В полвторого я забираю Мегги из школы, а потом приходи.
Мегги услышала, как отодвинулся стул, и быстро побежала обратно в комнату. Едва она успела притворить за собой дверь, как открылась дверь в мастерскую. Натянув одеяло до подбородка, Мегги лежала и слушала, как отец прощался с гостем.
– Спасибо за предупреждение, – донёсся до неё голос Мо.
Послышались шаги – тихие, нерешительные, словно гость медлил, потому что сказал ещё не всё.
Наконец он ушёл, а дождь продолжал барабанить по окну мокрыми пальцами.
Когда Мо вошёл в её комнату, Мегги быстро зажмурила глаза и постаралась дышать ровно, как будто она крепко спала.
Но Мо был не глуп. Иногда он был даже чертовски умён.
– Мегги, вытащи ногу из-под одеяла, – сказал он.
Девочка неохотно выставила наружу всё ещё холодную ступню и положила её в тёплую руку отца.
– Так я и знал: ты шпионила. Хоть раз ты можешь меня послушаться?
Отец со вздохом накрыл её ногу тёплым одеялом. Он сел на кровать, потёр руками уставшее лицо и посмотрел в окно. У него были чёрные, как шерсть крота, волосы. А белокурые волосы Мегги достались ей от мамы, которую она знала только по выцветшим фотографиям. «Радуйся, что ты больше похожа на неё, чем на меня, – говорил Мо. – Моя голова плохо бы смотрелась на твоих плечах». Но Мегги очень хотела быть похожей на него, ведь на свете не было другого лица, которое бы она так любила.
– Я всё равно ничего не поняла из того, что вы говорили, – пробормотала она.
– Хорошо.
Мо смотрел в окно, словно Сажерук всё ещё стоял во дворе. Затем он встал и направился к двери.
– Попытайся немного поспать, – сказал он. Но Мегги совсем не хотела спать.
– Сажерук. Что это за имя? И почему он называет тебя Волшебным Языком? – спросила она, но Мо не ответил. – А тот, что ищет тебя… я слышала. Каприкорн. Кто это?
– Уж его-то тебе совсем не нужно знать, – ответил отец, не оборачиваясь. – Я думал, ты ничего не поймёшь. До завтра, Мегги.
На этот раз он оставил дверь открытой. Свет из коридора падал на её кровать. Он смешивался с ночной темнотой, проникавшей сквозь окно. Мегги лежала и ждала, пока темнота не исчезнет совсем и не заберёт с собой тревожное предчувствие в её душе.
Лишь много позже она поняла, что все беды начались не этой ночью.