Глава 10

Владения Петра были довольно обширными ивключали в себя красивое кафе, находящееся прямо на ялтинской набережной, и большую летнюю веранду. Разглядывая стильную обстановку в зале, я решила, что Пётр Петрович — порядочный жмот, потому что при таком раскрученном бизнесе он в течение получаса возмущенно брызгал слюной из-за купленных на рынке шмоток.

— Ну как? — не без хвастовства спросил Пётр, когда я, закончив осмотр, вышла на веранду.

— Впечатляет, — похвалила его я и чуть тише добавила: — У тебя такое кафе, а ты босоножки купить жмотился. Перед продавщицами позорился.

Оглянувшись по сторонам, Пётр посмотрел на внимательно наблюдающих за нами сотрудников и так же тихо спросил:

— Ты что несешь?

— Обидно…

— Что тебе обидно?

— Такой мужик, а жадина….

— Смотри, договоришься у меня! Что-то ты вообще много разговаривать стала. Не нравится мне все это. Садись, сейчас тебя накормят. — Слегка подтолкнув меня вперед, Пётр встал рядом со мной и громко объявил: — Представляю вам новую сотрудницу, Анастасию. Она будет заниматься консумацией. Все указания в отношении ее я дам позже. Ей положены бесплатные обеды. Прошу любить и жаловать.

— Мне очень приятно вас всех видеть. — Я постаралась улыбнуться, но тут же обратила внимание, что все сотрудники с нескрываемым любопытством рассматривают мои ободранные колени. — Это я от собаки убегала, — не задумываясь, соврала я. — Споткнулась, и все коленки себе разодрала.

— Осторожнее нужно быть, — заметила стоящая рядом со мной девушка.

— Так разве от собак убережешься?

— Разговоры прекратить и работать, — грозно прервал треп сотрудников Пётр Петрович, и все разбежались по своим делам.

Пётр встретил знакомых и подсел к ним за столик. А я расположилась на летней веранде и принялась ждать положенный обед. Вскоре официантка принесла мне первое блюдо. Она задержалась у моего столика и, с любопытством меня разглядывая, не без иронии произнесла:

— Меня Люся зовут.

— А меня — Настя.

— Ты местная?

— Я из Москвы.

— Из Москвы?! — Люся вытаращилась на меня с полным недоумением и, словно она плохо расслышала, переспросила еще раз: — Ты приехала сюда работать из Москвы?

— Да.

— А как тебя взяли?

— Обыкновенно. Как и везде на работу берут.

— У нас тут свои на работу не могут устроиться, так еще и москвичи поперли. Обычно наши в Москву на заработки едут. Чудеса… А ты что на самом солнцепеке села? Может, все-таки в помещении пообедаешь?

— Я по солнышку соскучилась.

— Смотри, голову напечет. Что, у вас в Москве солнца нет?

— Почему нет? Есть. Меня здесь в сарае поселили. Условия так себе, терпимые, но окна нет. Живу, как в собачьей конуре.

— Ну ты, Настя, даешь… Обычно в Ялту отдыхать едут, а ты работать приехала. Я что-то не поняла. Чем ты заниматься-то будешь? Слово какое-то странное хозяин произнес. Я так поняла, что у тебя должность какая-то неприличная.

— Что значит — неприличная? Самая что ни на есть приличная. Я консумацией заниматься буду.

— Проституцией, что ли?

— Это не имеет к проституции никакого отношения.

— А разве проституция и консумация — это не одно и то же?

— Это совсем разные вещи. Просто слова звучат похоже.

— Теперь буду знать.

— Проститутки занимаются своим ремеслом, и мне незачем переходить им дорогу. Каждому свое. Проститутки получают деньги за торговлю своим телом, а я буду получать их и без этого.

— А так бывает?

— Все бывает.

— Так я все же не поняла, что такое консумация?

— Это развод клиента на деньги. Пётр Петрович все объяснит.

— Теперь, кажется, поняла, — почесала затылок Люся.

— И что ты поняла?

— Пётр Петрович тебя в Москве нашел, потому что ты в этом профи. Ты приехала наших местных девушек этой новой науке обучать и наглядно показывать, как мужиков можно раскрутить, не вступая с ними в интимную связь.

— Люся, какая ты умная! У меня суп остывает. Я могу поесть?

— Пожалуйста. Да и мне работать пора. И все же ты бы в основной зал перешла или хотя бы под зонтик, что ты села на самый солнцепек? Голову напечет.

— Ты не парься по этому поводу. Все в порядке.

Принявшись за обед, я стала рассматривать посетителей и думать, что сегодня вечером мне придется заняться делом, о котором я практически ничего не знаю. И вдруг я опять вспомнила свою тетушку. Та твердила, что у меня нет нужного шарма и что я не отношусь к женщинам, которые покоряют мир. Она хотела видеть во мне эдакую боевую амазонку, ничего и никого не боявшуюся и идущую по жизни не оглядываясь. Видимо, Ялта меня этому и научит. Эх, и почему я пошла в мать, а не в тетку? Тетка знает себе настоящую цену и при помощи одного взгляда может осадить любого кавалера. Действительно, в этой жизни нелегко быть роковой женщиной, но ею, при желании, можно стать. Хотя тут есть как свои плюсы, так и свои минусы. Не каждый мужчина решился бы связать судьбу с такой женщиной, как моя тетушка. Многие бежали от нее как от огня, потому что хорошо понимали, что любовная связь с ней полностью опустошит кошелек, вывернет наизнанку душу и разорвет сердце на части. Увлечение такой женщиной может слишком дорого стоить, и оно не для слабонервных. Она прирожденный лидер и энергетический вампир. От ее мужчин остаются только высосанные шкурки…

Когда я допивала компот, ко мне за столик подсел Пётр и добродушно спросил:

— Ну что, настроение боевое? Я уже по поводу коктейлей дал распоряжение. Клиенту — коктейль, а тебе — сок, ничем не отличающийся от коктейля, чтобы ты у меня всегда на работе трезвая была. Ты только смотри мне, работай с головой.

— Это ты о чем?

— В клиентов своих не влюбляйся.

— Я что, сумасшедшая?

— Да кто тебя знает, а то клиент тебе комплиментов насыплет, а ты и размякнешь.

— Ерунду не говори. Я что, похожа на ту, которая мужикам в рот смотрит? Влюбляться! Скажешь тоже! Да не родился еще тот человек!

— Это почему же?

— Да потому, что я только что с любимым человеком рассталась. На душе у меня пусто, а сердце стучит ровно. Такое внутреннее болезненное опустошение. Я слышала, что для того, чтобы боль расставания притупилась, нужно срочно влюбиться. Новые чувства убивают старые, но это, увы, не про меня. Я так не умею. Мне тяжело сразу заменить одного человека другим, но не потому, что этот человек незаменим. Незаменимых людей не бывает. Просто я убедилась, что душевные раны заживают намного дольше, чем телесные. Не хочется новых потрясений. А они, как правило, неизбежны. Я ведь сюда на отдых с любимым собиралась приехать. Мы вместе об этом мечтали, строили планы. Но этим планам не суждено было сбыться.

— Он что у тебя, загулял? — поинтересовался Пётр.

— Нет. Он меня очень сильно ударил, а этого вполне достаточно, чтобы убить любовь.

— Приревновал? Повод дала?

— Да я только короткую юбку надела и другу его разок улыбнулась. Женщина может давать поводов сколько угодно, на то она и женщина, а мужчина может возмущаться только на словах, но переходить грань не стоит.

— Какую еще грань?

— Грань вседозволенности.

— А я тоже свою Тоньку бью.

— Ты это серьезно?

— А что такого?

— Печально такое слышать.

— Ну знаешь, в семейной жизни всякое бывает. Иногда по заднице луплю. Один раз такого пинка дал, что она в стенку влетела и зубы передние потеряла. Пришлось вставлять. А если совсем меня выведет, то за мной дело не встанет, я ведь могу и в ухо заехать, и это несмотря на то, что короткие юбки она у меня не носит и моим друзьям не улыбается. Да она у меня вообще никогда не улыбается. У нее по жизни деревянное лицо. А если честно, то Тонька хорошая баба. Безропотная, покладистая. Куда поставишь, там и стоит.

— А дети у тебя есть?

— Троих настрогал, и все девки.

— И они наблюдают, как ты бьешь их мать?

— Конечно. Только я же ее не избивал до смерти, ребра не ломал. Я ее просто воспитывал. А девки должны знать, что, если они не будут выполнять то, что им говорят, то же самое может произойти и с ними. Поэтому дети у меня шелковые.

— И как с тобой жена-то живет? — покачала я головой. — А ты, оказывается, деспот.

— А мужик и должен быть деспотом, чтобы баба знала свое место и не задирала нос. Ты думаешь, Тоньке плохо со мной? Она живет на всем готовом. Ей о деньгах думать не надо. Я ведь сразу на ней женился, как только она школу закончила. Взял чистую, скромную девочку и «сделал» ее под себя. Можно сказать, что она в этой жизни ничего не видела и никого, кроме меня, не знает. Единственное, что от нее требуется, так это домашний очаг беречь и белье за постояльцами стирать и гладить. Программу минимум она мне выполнила.

— А какая у тебя программа минимум? — поинтересовалась я.

— Детей родила.

— А программа максимум тогда какая?

— Сына должна родить.

— За что ж ты ее бьешь тогда? Она ведь у тебя просто святая.

— В целях воспитания иногда приходится принимать профилактические меры.

— Как ты, такой здоровый мужик, можешь поднять руку на слабую женщину? — попыталась я пристыдить Петра.

— Свободно, — спокойно ответил он. — Моя женщина, что хочу, то с ней и делаю. Моя семья — мои порядки.

— Я бы не смогла с таким, как ты, жить.

— А я бы на такой никогда не женился. Я искал скромную, тихую, преданную, чтобы она мужиков, кроме меня, не знала. Ведь Тонька мне даже нецелованной досталась.

— Вот ты мне все про порядок в семье говоришь, про подчинение, но еще ни разу про любовь не сказал. В твоей семье такое понятие, как любовь, присутствует?

— Тонька любит меня.

— Это после того, как ты ее отлупишь? Просто она других мужиков не знала, вот и терпит тебя. Думает, что так все живут. Ей нужно хоть разочек другого мужика попробовать, тогда у нее сразу к тебе отношение измениться.

— Хватит меня стыдить. Если бы Тонька просто на кого-нибудь посмотрела, я бы ей быстро шею открутил. Я выбрал именно такую — и баста!

— Бедная женщина, — только и смогла сказать я.

— Что это она бедная? Я ей денег даю. Она обута, одета, сыта. Ей всего хватает. Тоже мне нашла бедную. У меня семья ни в чем не нуждается, я нормальный кормилец и поилец.

— Я в этом и не сомневаюсь, я совсем другое имела в виду. Просто жаль, что она не знает, что такое быть счастливой.

Пётр свел брови, показывая, что ему не нравится этот разговор.

— Все говорят про счастье, а на самом деле не знают, что это такое. Можно подумать, что такие как ты, счастливые. Прыгаете от одного мужика к другому и смотрите, кто получше.

— А так и должно быть, — расплылась я в улыбке. — Методом проб и ошибок нужно искать достойный вариант. Мы не по мужикам прыгаем — мы любовь ищем, а когда ее находим, то прыгать нам больше незачем.

— Поэтому у вас и браки такие некрепкие. У вас чуть что не так — сразу развод. А Тонька моя мой кулак хорошо знает.

— Уж лучше всю жизнь одной быть, чем с таким, как ты, жить, — сделала заключение я и перевела разговор на другую тему: — Ну что, я все поняла, сегодня вечером приступаю к работе. Первый блин может быть комом, но я буду учиться, ты же знаешь.

— Что значит «первый блин комом»? Никаких проколов быть не должно.

— Буду стараться.

— Мужиков ты крутить умеешь. Я в этом сегодня на собственном опыте убедился. Так что, думаю, все пойдет как по маслу. Если ты видишь, что клиент начинает хотеть от тебя чего-то большего, чем простое общение, и хамски намекает тебе на продолжение банкета, то смело говори, что общаться с тобой он может только здесь, в кафе. И смотри, к кому подсаживаешься. К сильно пьяным лучше не садиться. Они по любому будут распускать руки. Садись к подвыпившим, их проще раскручивать. Если видишь, что подсела не к тому, к кому нужно, смело вставай с места и иди охотиться за другой столик. Вроде бы я все доступно объяснил.

— Доступнее некуда. Если честно, то я сомневаюсь, что посетитель посмотрит на подсевшую к нему девушку не как на проститутку, но поживем — увидим.

— Мы с тобой выполняем великую миссию. Начинаем воспитывать наших мужиков и отучать их от мысли, что если ты потратил на женщину деньги, то она должна расплачиваться за это своим телом. Самое главное, чтобы ты не вела себя как девушка легкого поведения.

— Я что-то не очень хорошо понимаю, как должна себя вести. Может, мне очки надеть и портфель под мышку сунуть?

— Это будет выглядеть так, как будто ты в библиотеку собралась. Главное, без вульгарных штучек. Я вот вспоминаю ту немецкую девушку, которая основательно подчистила мой кошелек. Она профессионально это сделала. Вела себя с достоинством и одновременно то манила к себе, то держала на расстоянии. Как только я начинал заводиться, сразу возводила между нами преграду.

— А что в твоем понимании «вульгарные штучки»? — заинтересованно спросила я.

— Не говори с посетителем на интимные темы, не облизывай губы язычком и не наклоняйся к нему слишком близко, чтобы лишний раз продемонстрировать свою грудь. Не обещай того, что не сможешь выполнить. Если посетитель приглашает тебя в гости, то ты прямо скажи, что у тебя нет желания, и если он захочет увидеть тебя еще раз, то может найти тебя каждый вечер в этом кафе.

Мы сели с Петром в машину, он посмотрел на часы и деловито сказал:

— Сейчас я отвезу тебя домой, а к семи часам ты должна быть на рабочем месте. Дойдешь сама, тут недалеко. Приучайся ходить пешком — я тебя возить не буду.

Почувствовав пристальный взгляд Петра, я растерянно улыбнулась и тихо спросила:

— Что-то не так? Все в порядке?

— Я подумал о том, что ты теперь приоделась, найдешь кавалера и можешь ко мне не вернуться.

— Что за фантазии? Не так уж я шикарно приоделась, как тебе кажется. Подумаешь, пара рыночных шмоток! И что значит «найдешь кавалера»? Я что, проститутка? Между прочим, я учусь на юридическом факультете. Хватит ко мне с глупостями приставать.

— Так я даже паспорт у тебя забрать не могу, — совершенно спокойно отреагировал он. — Гарантий никаких нет.

— Господи, в чем тебе нужны гарантии? У тебя в сарае даже украсть нечего, кроме твоей роскошной кровати, у которой ржавая сетка до пола провисла.

Пётр молчал.

— И что ты мне все о шмотках да о шмотках? Отдам я тебе деньги за них! Обеспеченный мужик, а ведешь себя как настоящий жлоб. Ненавижу скряг! — неожиданно разозлилась я. — Не знаю, как там насчет немецких девушек, но у меня создалось впечатление, что я первая женщина, на которую ты потратился. Вернее, вторая, после жены. Ты сам говорил, что у тебя жена вещи носит до тех пор, пока они по швам не расползутся.

Все так же молча Пётр завел мотор. Но все-таки не выдержал:

— Если ты меня наколешь и сбежишь, то я всю Ялту переверну и тебя из-под земли достану. У меня руки длинные.

— Только давай без угроз, — сказала я.

— А я и не угрожаю. Я предупреждаю.