Глава 21
Я ткнула Макса в бок. Он вздрогнул и не на шутку разозлился:
— Ты что! Я чуть было канистру не уронил! Я же бензин наливаю, у нас горючее на нуле. Не пихайся!
— Я не пихаюсь. Посмотри налево. Видишь машину? Нужно быстрее отсюда дергать.
— С пустым баком далеко не дернешь. Какая еще машина?
— Та самая, на которой приехали бандиты.
— А может, просто модель похожая?
— Я номера запомнила.
Макс моментально изменился в лице. Я вцепилась в его рукав и спросила с дрожью в голосе:
— Ну что, убедился?
Макс посмотрел на меня:
— Нет, ты не ошиблась. Слушай внимательно. В машине никого нет. Скорее всего они обедают. Нам не стоит испытывать судьбу. Немедленно сматываемся. Только без паники. Ты чего побледнела?
— Это ты белый, как смерть. Даже губы. Я нормальная.
— Это не лес, это Москва. Тут нам никто не причинит зла.
— Пуля найдет где угодно. Сейчас могут застрелить даже на Красной площади.
— Это не Красная площадь.
И тут из кафе вышли четверо мужчин. Увидев нас, они замерли.
— Смотри, это же Сереги Белого машина! — сказал один, разглядывая колеса. — Я же сам лично все колеса проколол, а она ездит.
— А каким боком она тут оказалась?
— Непонятно… Баба с мужиком рассекают…
— Да бичи вроде. Только какие-то перебитые. Подрались с кем, что ли?
Макс захлопнул багажник, быстро открыл мне дверцу и пробурчал сквозь зубы:
— Ты какого черта до сих пор стоишь?
— Макс, они нас увидели.
— Знаю, только не нужно демонстрировать, что мы их узнали. Вообще не смотри в их сторону.
— А я и не смотрю.
— Вот и молодец. А теперь быстро в машину!
Не удержавшись, я все-таки стрельнула глазами на преследователей и села в машину.
Макс процедил сквозь зубы:
— Я же сказал тебе — не смотри в их сторону!
— Да я нечаянно. Макс, они так на нас пялятся…
— Пусть, главное, чтобы мы на них не смотрели.
Макс захлопнул за мной дверцу и направился к месту водителя. В этот момент двое мужчин перегородили ему дорогу.
— Привет, командир, — сказал один и похлопал Макса по плечу.
Я сидела ни жива ни мертва и с ужасом наблюдала, что будет дальше.
— Привет, — довольно живо ответил Макс и хотел было пройти вперед, но мужчины и не думали расступаться. — В чем проблема, мужики? Мне надо ехать.
— А на чьей машине катаешься, командир?
— Как это — на чьей? На своей.
— Ты хочешь сказать, что это твоя тачка?
— Моя.
— Так покажи документы.
— А вы что, мужики, из ГАИ, что ли? С чего бы я вам документы показывал?
— Покажи документы, говорят, а то проблемы будут. Эта машина числится в угоне. Ее у нашего товарища прямо от дома угнали.
— Возможно, просто модель похожая…
— И номера тоже похожие?
— Номера тоже похожие.
— Надо же. Где же это видано, чтоб у двух машин были одинаковые номера…
— Всякое бывает, мужики. Сейчас время такое. Ничему удивляться не нужно.
— Всякое, говоришь, бывает?
— Всякое.
Бандиты, заступившие Максу дорогу, стояли перед ним непроходимой преградой, но к активным действиям не переходили.
— Послушай, ты нам давай мозги не пудри. Показывай документы, или мы ментов вызывем. Машина в угоне, тебя сразу по статье закроют. Это машина нашего другана Сереги Белого.
— Хорошо, вызывайте. Пусть они в этом недоразумении разберутся. Мне бояться нечего.
— А может, по-хорошему договоримся, а?
— Слушайте, да о чём нам договариваться? Это моя машина, и точка! Хотите ментов — вызывайте! Ну что прицепились? Да я сам могу ментов вызвать.
— Можешь, говоришь? — процедил один бандит.
— Ну да.
Второй толкнул Макса:
— Послушай, командир, а ты как колеса надул? Они же спущены были. Ты случайно не в шиномонтажке работаешь?
— Нет.
— А мне кажется, в шиномонтажке. Говоришь, хорошо колеса клеишь?
— Я такого не говорил. Я вообще не понимаю, о чем идет речь.
— Тебе по-другому объяснить?
— Мужики, что вы, в самом деле?! Если надо, я вам сейчас документы покажу.
— Давай, показывай.
— Сейчас, одну минуту. — Макс открыл дверцу, нагнулся через меня и стал рыться в «бардачке». — Анька, слушай меня внимательно, — еле слышно прошептал он. — Они нас живыми отсюда не выпустят. Сейчас я закрою дверцу и их задержу, а ты пересаживайся на водительское место, включай зажигание и дави на газ.
— Что?
— Что слышала и не вздумай со мной спорить. У тебя на всё про всё ровно минута. Ты машину водить умеешь?
— Конечно. Я десять лет за рулем.
— Вот и замечательно. Чтобы через минуту я тебя здесь не видел.
Я похолодела:
— Макс, а ты?
— Ты обо мне не думай. Я сам о себе позабочусь.
— Как же ты позаботишься? — Я чуть не заплакала. — Как же ты позаботишься, они убьют тебя, и всё.
— Анька, прекрати трепаться, время дорого.
— Я не могу…
— Вали, я сказал!
— Я не могу тебя оставить.
— Тогда мы оба погибнем, дурочка.
Плечистый мужик постучал Макса по спине не чем-нибудь, а пистолетом. Я чуть было не потеряла сознание.
— Командир, у тебя зрение плохое, что ли? Ты там случайно не за пушкой полез?
— Да погоди ты! Не могу понять, куда документы подевались.
Мужчина, поигрывая пистолетом, перевел взгляд на меня и расплылся в неприятной улыбке:
— Привет, милашка.
— Здрасьте, — еле прошелестела я.
— Ты откуда такая красивая?
— Я киноактриса…
— Ты, наверное, в фильмах ужасов снимаешься? Я, ей-богу, если бы с тобой ночью встретился, умер бы от разрыва сердца. Интересно, кто использовал твой нос вместо боксерской груши?
— Я упала…
— Это ж надо так упасть, чтобы харя всмятку.
— А вы что, правда, видели фильм с моим участием? Он назывался «Дракула».
— Да не «Дракула», а «Ночь мертвецов», ты там самую главную покойницу играла, — покатился со смеху мужчина.
— Я никогда не снималась в таком фильме.
— Ну, еще снимешься. Ты когда бутылки на улице собираешь, чаще морду поднимай, вдруг кто-нибудь из режиссеров мимо пункта стеклопосуды проедет и сразу обратит на тебя внимание.
Макс хлопнул меня по коленке и прошептал:
— Давай!
Он захлопнул дверцу, я с ужасом посмотрела на водительское место. Из глаз бежали слезы. Слезы страха, безысходности и отчаяния. Нам вновь угрожает опасность… А ведь казалось, что самое страшное позади, что наступила долгожданная свобода.
— Ну что, командир, документики посеял? Ты случайно не «макарова» хотел нашарить?
— У меня нет оружия.
— Ксиву давай.
— Наверное, дома оставил.
— Не фига себе! А сам за рулем! Дома, говоришь?
— Бывает. Ну, забыл, что с того?
— Ты заканчивай лапшу на уши вешать! Значит, ты и твоя горилла тоже на охоте были? Где вы спрятались, когда дом горел?
— Мужики, я вообще не понимаю, о чем речь.
— Да неужели?
— Вот крест святой.
— Давай, колись, где вы прятались и как машину на колеса поставили?
Наверное, в другой ситуации я бы обалдела, что меня назвали гориллой, но сейчас мне было глубоко на всё наплевать. Бомжиха, уродина, бичиха… Какая разница? Главное, чтобы мы с Максом остались живы. Это самое главное.
— Ладно, командир, хорош тут дурака валять. Вытаскивай свою макаку из машины и милости просим в нашу. У нас тоже модель неплохая. Салон кожаный.
— Зачем?
— Затем, что отъехать надобно, кое-что перетереть.
Один из громил держал Макса на прицеле. Макс поежился.
— Да вы что, мужики? Всё же ясно. Вы нас с кем-то перепутали.
— Хватит языком трепать. На пустырек отъедем и всё решим.
— Это куда?
— Да тут недалеко.
— Извините, не поеду.
— Подумай хорошенько, а то вмиг пулю проглотишь. — Бандит ткнул его в бок пистолетом так сильно, что Макс сморщился от боли.
— Давай, доставай девку, иначе мы вас прямо здесь завалим.
— Хорошо.
Макс распахнул дверцу и крикнул мне, дрожа от ярости:
— Вали, дура! Давай! — Он захлопнул дверцу и загородил меня собою.
Плохо помню, что было дальше. В одну секунду я перелетела на водительское место и повернула ключ зажигания.
Бандит попытался отпихнуть Макса, но тот буквально лег на дверцу и завопил:
— Анька, трогай! Уезжай скорее!
— Я люблю тебя, Макс, — всхлипнула я. — Я люблю тебя, Макс!
Раздался выстрел. За ним — второй. Я оглянулась — Макс лежал на спине и смотрел в синее небо. Нет больше моего ангела-хранителя. Я вдавила педаль газа, машина рванула с места.
Я летела стрелой, всхлипывая и глотая слезы. Я даже не смотрела, есть ли за мной погоня, — в душе образовалась мертвенная пустота.
Я вспомнила слова Макса, что если умирает любимый человек, то это не означает, что умирает любовь.
Я давила на газ, не обращая внимания на шарахавшиеся от меня машины, не утруждала себя и тем, чтобы посмотреть в зеркальце заднего вида.
Мне с Максом было отпущено слишком мало времени. Даже слишком мало… Но за такой короткий промежуток времени я очень сильно привязалась к нему и была уверена, что Макс влюбился в меня. Наверное, именно поэтому он поставил на кон свою жизнь — пожертвовал собой ради моего спасения. Он влюбился, а по-другому просто не могло быть. В такую, как я, не влюбиться невозможно. Я знаю себе цену.
Машина мчится на предельной скорости. Господи, помоги мне, умоляю тебя! Макс, милый Макс… Еще недавно мы строили планы… А теперь… Я не знаю, что делать… Я была не честна с Максом, страшно боялась чувства, которое возникло между нами, и всячески пыталась ему сопротивляться, но оно оказалось сильнее меня, и я практически сдалась. А ведь мы могли бы быть вместе… Могли бы… И никакого комплекса Клеопатры. Никакого…
Я могла бы его любить, заботиться о нем, доставлять маленькие радости и различные удовольствия… У меня перед глазами возникло его лицо… Он целовал меня торопливо, но очень страстно. И ловил мои легкие слезинки горячими губами. Я утыкалась ему в грудь и тихонько плакала, а он гладил меня по голове, просил успокоиться, потому что я сильная девочка. Я рыдала все сильнее, а Макс что-то говорил, пытаясь меня успокоить.
Я решилась отвлечься от воспоминаний. Ни к чему воспоминания. Меня не спасет прошлое, потому что есть настоящее, а в этом настоящем МАКСА НЕТ НА ЭТОМ СВЕТЕ.
Я взглянула в зеркальце заднего вида и заметила погоню.
— Макса не стало! — кричу я во все горло проезжающим мимо машинам и вытираю рукой слезы.
Кто-то крутит пальцем у виска, кто-то громко возмущается, кто-то делает вид, что ничего не замечает, а кто-то старается держаться от меня на приличном расстоянии. Я притормаживаю на светофоре и встаю рядом со стареньким «жигуленком», в котором чинно восседают дачники: пожилой мужчина и женщина, держащая горшочек с геранью. Открыв окно, я трогаю свой распухший нос и выпаливаю:
— Макса не стало!
Дачники кивают, нервно смотрят на светофор и пытаются вырваться вперед.
Я перевожу взгляд на следующую машину, за рулем которой сидит тучная женщина и жадно поглощает мороженое.
— Макса не стало, — говорю я и тихонько всхлипываю.
— Очень жаль, — понимающе отвечает женщина и сдает от меня назад.
— Макса не стало! — начинаю я орать во все горло, озираясь. — Люди, вы понимаете: Макса не стало! Он еще совсем недавно был, а теперь его нет!..
Но окружающие не смотрят на меня. Не хотят понимать. Им наплевать на мои проблемы. Такова жизнь. Никто не хочет воспринимать чужие проблемы как свои собственные. Мы так живем. По-другому просто не умеем… Я могу выйти на улицу и точно так же закричать: «Макса не стало!», но все пройдут мимо, никто не остановится. Люди стали глухи, слепы, бесчеловечны, пугливы и злы. Потому что мы не живем, а выживаем. Потому что не знаем, что будет завтра, а в послезавтра нам страшно заглядывать. Ненавидя друг друга, ненавидим себя и начинаем презирать за собственную несостоятельность и слабость.
Мы слепо верим чужим словам и уже практически не имеем собственного мнения. Стали холодны, расчетливы, завистливы и совсем не оптимистичны. Потому что научились дружить за деньги, жить за деньги и даже любить за деньги… Нищие страдают, что у них нет денег. Богатые страдают тоже. Мы запросто можем переступить через человека, который лежит посреди улицы, просто взять и переступить, даже не оглянувшись и не поинтересовавшись, что случилось. Может, у него сердце прихватило, а мы идем, не оглядываясь, и нам всё равно…
— Макс, прости! — вскрикнула я и, разогнав машину, с грохотом врезалась в бетонную стену.
