Глава 15

Все последующие дни проходили для меня будто в тумане. Я, словно робот, делала все чисто механически. По ночам ублажала Олега, утром готовила ему завтрак, затем обед, убирала немаленький дом. Иногда Олег разрешал выходить мне на улицу, и мы вместе с ним садились в беседке и играли в карты или лото. Иногда я читала ему вслух какие-нибудь книги, играла с ним в бильярд, смотрела телевизор или разговаривала с ним на различные темы. В доме не было телефонов, поэтому я не имела возможности сделать телефонный звонок. Доступа к оружию у меня тоже не было. Я знала, что оно хранится в сейфе, ключи от которого были только у Олега. Иногда я просыпалась среди ночи, смотрела на спящего Олега и представляла, как я беру подушку и начинаю его душить. Но потом я подходила к окну, смотрела на сидящего в домике вооруженного охранника и понимала, что у меня нет никакой возможности отсюда убежать, и от этого я приходила в еще большее отчаяние. Олег никуда из дома не отлучался и вел себя по отношению ко мне достаточно спокойно. Я старалась не пугать Олега своим мрачным лицом и давала волю своим эмоциям и чувствам только тогда, когда принимала ванну; тогда под шум воды я могла пореветь над своей тяжелой судьбой. Меня страшила неизвестность, которая ждала меня впереди. То, что меня в дальнейшем убьют, я даже не сомневалась, но я знала, что у меня еще есть в запасе немного времени и что я должна что-то делать, потому что сидеть сложа руки нельзя, так как своим бездействием я сама рою себе могилу.

За все это время к Олегу только один раз приехал все тот же гость, который просидел у него несколько часов и уехал ближе к ночи. После этого визита Олег зашел в бильярдную и, увидев, что я стою у большого окна и тупо смотрю в сторону леса, спросил:

— Бежать, что ли, вздумала?

— Бежать бесполезно, — тихо сказала я и повернула голову в сторону Олега.

— Я рад, что ты это понимаешь. Видишь, какой автоматчик меня охраняет?

— Вижу.

— Видишь, какой у него большой автомат? А знаешь, как он из него хорошо стреляет?

— Я никуда не собираюсь бежать, — покорно ответила я и отошла от окна.

— Ты куда?

— Пойду ужин разогрею. Есть хочешь?

— Хочу. Сегодня у нас будет ужин при свечах.

— А мы что-то празднуем?

— Просто расслабимся, праздновать потом будем. У меня завтра тяжелый день. Мне будет нужно отъехать, тебе придется посидеть взаперти.

— Да я уже и так черт знает сколько сижу взаперти. Я счет времени потеряла, — с грустью сказала я и подумала о том, что отъезд Олега означает только одно: завтра в нашем городе на одного банкира станет меньше, а какая-то семья лишится своего кормильца и добытчика.

— Сколько я уже здесь?

— Две недели.

— Тут даже календаря нет.

— А зачем он тебе?

— Хочу счет времени вести, а то я здесь, ей-богу, как Робинзон Крузо. Прямо хоть какие-нибудь зарубки на косяке делай. Ты-то как сам во времени ориентируешься?

— По солнцу, — улыбнулся Олег.

— Извини, но по солнцу я не умею.

— Хочешь, научу?

— Лучше не надо. Я плохо поддаюсь дрессировке.

— Тогда мне придется подарить тебе календарь.

— Это замечательная идея.

— Я как в воду глядел.

Олег поставил рядом со мной объемный пакет и произнес торжественным голосом:

— Я к тебе с подарками.

Посмотрев на пакет удивленным взглядом, я растерянно пожала плечами и спросила:

— Что здесь?

— Я же тебе сказал — подарки. Ну что ты так смотришь на этот пакет, будто там бомба лежит?

— Я уже не знаю, чего от тебя ожидать. Может, закончилось мое время.

— Дура ты, я тебя порадовать хотел. Там шмотки и календарь.

— За календарь спасибо, конечно. А какие там шмотки?

— Я попросил, чтобы тебе кое-какие вещи купили, а то у тебя ни белья, ни одежды. В общем, в этом пакете есть все, чтобы ты могла чувствовать себя нормально.

— Чтобы чувствовать себя нормально, нужна свобода, но мне кажется, что свободу ты вряд ли смог бы положить в этот пакет. Несмотря на то что он достаточно большой, ее туда не засунешь.

Не говоря ни единого слова, Олег приблизился ко мне вплотную и ударил меня по лицу. Удар получился настолько сильным, что я отлетела к стене и, ударившись головой об стену, медленно съехала вниз.

— Еще одна такая выходка, пущу пулю в лоб, — достаточно жестко сказал Олег и направился к выходу.

Через несколько минут он вернулся в бильярдную и, поймав на себе мой затравленный взгляд, сказал уже более спокойным голосом:

— Чтобы через час был готов ужин при свечах и чтобы ты была в полном параде. В вечернем платье и в черных чулках. Шмотки в пакете. Ты меня поняла?

— Поняла, — чуть слышно ответила я и с ненавистью посмотрела на своего врага.

Олег многозначительно улыбнулся и, кинув мимолетный взгляд на часы, сказал с ярко выраженной угрозой в голосе:

— Сейчас ровно восемь часов вечера. В девять я приду на ужин. Ты меня поняла? Тебе все ясно?

— Ясно.

— Тогда торопись, пока я не разозлился еще больше.

Оставшись одна, я провела рукой по лицу и, ощутив во рту вкус крови, всхлипнула от неимоверного унижения и сильной боли. Затем встала и, взяв валявшийся на полу пакет поплелась в ванную комнату. Некоторое время я разглядывала свое распухшее лицо и, только открыв кран с водой и сделав напор посильней, дала волю своим чувствам. Именно в этот момент мне вдруг захотелось исчезнуть из жизни, вернее, уйти из нее навсегда. Мне казалось, что сейчас я уже готова взять на себя подобный грех, что я имею на это полное право, но все же при этом я ощущала страх, страх от одной мысли, что я смогу это сделать. Мне казалось, что с тех пор, как я попала в этот дом, на моем сердце образовалась открытая рана. Все эти две недели я держалась как только могла, а сегодня поняла, что я выдохлась, что совершать ежедневное насилие над собой у меня просто нет больше сил.

Умывшись, я осторожно промокнула лицо полотенцем и, сунув руку в пакет, вынула оттуда отрывной календарь. Подержав его немного в руках, я грустно улыбнулась и, посмотрев на часы, вспомнила о том, что я строго ограничена во времени. Я достала из пакета дорогое вечернее платье и тут же его надела, отметив про себя, что тот, кто совершал эти покупки, попал в точку и приобрел нужный размер. Надев черные чулки и вечерние туфли, я распустила волосы и постаралась ими прикрыть припухшие глаза и кровоподтек на лице. Затем я достала из пакета нижнее белье, рассмотрела его и сунула обратно. Пакет я отнесла в спальню и направилась на кухню для того, чтобы разогреть ужин. Ровно в девять часов вечера ужин при свечах был готов, и на кухне появился Олег.

Я взглянула на часы и отметила про себя то, что он достаточно пунктуален. Оглядев меня с ног до головы оценивающим взглядом, он улыбнулся, как мартовский кот, и произнес не без восхищения в голосе.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты очень красива?

— Ты первый, — тут же ответила я и подумала о том, что об этом мне постоянно говорил Лешка. Он не забывал мне напоминать об этом даже тогда, когда я набирала лишние килограммы, долго не красила волосы и приезжала из командировок жутко уставшая с темными кругами под глазами. Лешка всегда мог меня приободрить и напомнить мне о том, что я самая-самая. Когда я говорила, что мне необходимо заняться собой, он махал рукой и уверял меня в том, что для него совершенно не имеет значения, как я выгляжу, что он будет любить меня любой, даже если я наберу вес, подурнею и перестану нравиться сама себе. Он так говорил, но оказалось, что его словам грош цена. Он говорил то, что говорят все мужчины, потому что женщины хотят это слышать.

— Врешь. Но все же ты неотразима. И размер твой.

— Меня это удивило. Такое впечатление, что платье именно по мне пошили.

— У моих друзей глаз — алмаз!

Мы сели напротив друг друга, Олег разлил вино по бокалам и со словами: «Пожелай мне удачи. У меня завтра слишком тяжелый день» — поднес свой бокал к губам.

— Удачи тебе. Ни пуха ни пера!

— К черту.

Прикоснувшись разбитыми губами к краю бокала, я ощутила острую боль.

— Я тебя не сильно ударил? — поинтересовался Олег, сделав несколько небольших глотков.

— Завтра я буду выглядеть еще хуже, — ушла я от ответа.

— Можно сказать, что ты сама напросилась. Я же просил тебя меня не злить. Две недели вела себя хорошо, а сегодня ни с того ни с сего стала выступать. Что на тебя нашло?

— Наверно, я морально устала. Ты ведь находишься здесь по своей воле, а я по принуждению.

— Я тоже прозябаю здесь не по своей воле, а потому, что так сложились обстоятельства. Что мне здесь торчать по своей воле?!

— Тебе легче.

— Почему это мне легче?

Потому, что ты знаешь, что с тобой будет дальше, а я живу в неизвестности. — Я набрала в грудь побольше воздуха и пояснила: — Ты сам сказал мне о том, что у тебя нет любимого человека, а это значит, по тебе никто не тоскует и никто за тебя не переживает. У тебя нет людей, которые бы за тебя беспокоились. Со мной совсем другая ситуация. У меня есть близкие люди, которые не находят себе места. Это моя мама и моя сестра.

— Давай не будем о грустном, — не захотел меня дальше слушать Олег. — У меня когда-то была девушка, и я действительно ее любил.

— Ты ей изменил, а она не простила измену?

— Нет, — мой ответ вызвал у Олега улыбку. — Мы бы никогда не расстались из-за таких пустяков. Я изменял ей много раз. Она об этом хорошо знала и умела закрывать на измены глаза.

— Она тебе все прощала?

— У нее не было выбора. Она знала, что я мужик, а не гуляет только импотент. Она ничего не имела против моих измен.

— Если она так спокойно реагировала на твои измены, тогда почему вы расстались?

— Она умерла, — мрачным голосом ответил Олег.

— Извини. Я не знала.

Олег допил свой бокал до дна и лениво поковырял вилкой в салате.

— Она была наркоманкой со стажем.

— Наркоманкой?

— Да. А что тебя так пугает этот слово?

— Не знаю… Я никогда не сталкивалась с наркоманами в реальной жизни. Я боюсь этого слова, боюсь этих людей.

— А я очень сильно любил эту девушку. Наркоманы — это точно такие же люди, как и мы. Разница только в том, что в жизни обычного человека есть праздники, будни, мечты, желания, а вся жизнь наркоманов — это шаг в бездну. Из этой бездны почти не выбираются, а тех, кто выкарабкался, единицы.

— А когда ты с ней познакомился, она уже сидела на наркотиках?

— Да, — кивнул головой Олег.

— А ты?

— Я — нет. Это не для меня. Я просто знал слишком многих людей, которые от этого погибли, и знаю, что лучше даже и не начинать.

— А почему она умерла? — Я задала вопрос, но тут же смутилась. — Тебе неприятно, что я об этом спрашиваю? Ты скажи, я больше не буду.

— Она умерла от передоза, — задумчиво ответил Олег.

— От передоза?

— Да, от него, родного.

— А она пробовала бросить? Ведь у нее был стимул — это ты.

Олег закурил сигарету и посмотрел куда-то мимо меня, словно он разговаривал не со мой, а со стенкой.

— Вся наша с ней совместная жизнь сводилась к тому, что она постоянно хотела соскочить с иглы, но для этого нужна невероятная, железная сила воли. Моя любимая ею обладала, но проходило время, и она ломалась. Ее приучил к наркотикам родной брат.

— Родной брат приучил свою сестру к наркотикам? — не поверила я своим ушам.

— Он был наркоманом со стажем. Сначала он дал ей попробовать анашу, потом давал ей таблетки, так называемые «колеса», а один раз уговорил ее сделать укол. Можно сказать, что до того, как она встретила меня, ее жизнь проходила в наркоманских тусовках. В их квартире всегда варилась эта отрава. Ей нравился мир, в котором она находила забвение. Когда я с ней познакомился, она была уже в системе. Жаль, что я не познакомился с ней раньше. Возможно, у меня бы получилось ее спасти.

— А что такое система?

— Система — это когда наркоман уже не может без очередной дозы. Без нее его начинает кумарить.

— Что значит — «кумарить»? Человеку становится плохо?

— Плохо, это слишком слабо сказано, — усмехнулся Олег. — У человека болят суставы, ломит все тело, ему кажется, что его выворачивает наизнанку. Он испытывает невероятные муки, ему нужна очередная доза.

— Я видела это в кино.

— А я слишком часто видел это в жизни. После того, как между нами возникли достаточно сильные чувства, мы стали жить вместе. Я постоянно говорил ей о том, что нужно завязывать, а она постоянно мне клялась, что бросит и что если она захочет, то сможет соскочить с иглы в любой момент. Причем она меня не обманывала. Она сама верила в то, что соскочит, а я понимал, что она в системе и соскочить практически невозможно. При этом она постоянно заявляла мне о том, что все это несерьезно и что она обязательно оставит это занятие. Мне слишком долго пришлось убеждать ее в том, что она настоящая наркоманка, что ей нужно лечиться, потому что она слишком втянулась и уже не сможет бросить это сама. Ты даже представить себе не можешь, как тяжело доказать наркоману, что он наркоман. Моя девушка боялась меня потерять, поэтому она согласилась, что ей просто необходимо лечь в клинику.

— Почему же она не вылечилась в клинике?

— Потому что, даже пролечившись в клинике, наркоту могут бросить не все. Я клал ее во многие больницы, но все это было бесполезно. Как только она выходила из больницы, то совсем чуть-чуть держалась, а потом все начиналось сначала. Я тратил кучу денег на ее лечение. Я ничего не жалел, а однажды я понял, что все это бесполезно.

— Почему?

Потому что проходило совсем немного времени, и она снова начинала колоться. А однажды моему терпению пришел конец. Я просто закрыл ее дома, изолировал от внешнего мира, особенно от контактов с братом. Я накупил ей всяких таблеток и закрыл ее в квартире, отключив при этом все телефоны. Я терпел ее ломку, ее бессонницу, ее крики по поводу того, что она меня ненавидит и что я конченая сволочь. Я просто хотел ей помочь. Когда она каталась по кровати и кричала оттого, что у нее ломало все тело, я старался сдерживать слезы и давал ей различные обезболивающие таблетки. Я верил в то, что она справится. Я просил ее об этом. И однажды у нее закончилась ломка. Она стала лучше себя чувствовать, начала улыбаться и говорить мне о том, что она пересилила себя ради меня. Я ей поверил. Я видел, как она ожила и как на ее щеках появился румянец. Мне показалось, что это окончательное выздоровление, и мы вновь стали выходить на улицу и зажили обычной, нормальной жизнью. Один раз она осталась дома, я уехал по делам, а когда приехал, то не застал ее. Я стал ее ждать, она все не возвращалась, несмотря на то что уже наступила глубокая ночь. Почувствовав неладное, я поехал к ее брату. В его квартире было целое сборище наркоманов. В самом дальнем углу сидела она, и она была «под кайфом». Тогда я заорал от бессилия. Мне было страшно от мысли, что все было напрасно. С того дня она опять начала колоться. Мы стали бороться с этой напастью сначала, но ее хватало лишь на несколько дней. У нее начинались ломки, но я же не мог все время находиться рядом с ней. Я должен был отлучаться по делам, и как только я уезжал, она тут же кололась. Я стал гулять. Я менял девок, но по-прежнему любил ее, а она все кололась. Я перестал давать ей деньги, тогда она стала менять на дозу вещи из нашей квартиры, влезала в долги, выносила из дома все ценное. Без наркотиков она могла прожить, самое большое, три дня. Больше она не выдерживала и начинала судорожно искать деньги. Я устал за нее бороться. Наступил момент, когда я понял, что у меня закончились силы. Каждый день я приходил домой и видел, что у нее исколоты руки. Она просила прощения, клялась в любви, обещала соскочить с иглы и просила деньги на дозу. Однажды я сказал ей, что я больше так не могу, что нам нужно расстаться. Я хотел отправить жить ее к брату: там нет запретов, там одни наркотики и там именно тот мир, который ей нужен. Я устал бороться за человека, который не хотел принимать участие в этой борьбе. Мы жили словно на разных планетах. Я любил ее той любовью, которой только может любить реальный мужчина, а она любила меня так, как умеет любит наркоманка. Она разревелась, побежала в ванную и попыталась вскрыть себе вены. Я смог ее спасти, и она осталась жива. Когда я увидел ее в крови, я пообещал ей, что никогда ее не брошу. А потом все началось сначала: я запирал ее дома, а она постоянно ползала на коленях и просила деньги на наркоту.

— Как ты все это выдержал?

Я просто ее очень сильно любил. Ты не представляешь, как она унижалась, когда просила деньги на дозу. Доза стала смыслом ее жизни, без дозы мир был ужасен и скучен. Ей нужно было колоться каждые четыре часа, потом начиналась ломка. Летом я решил свозить ее на море, чтобы она немного развеялась, но перед отлетом она все же успела уколоться. Когда мы приехали на море и отправились на пляж, то люди оглядывались нам вслед и ничего не могли понять. Я пришел на пляж в шортах, майке и кепке, а моя любимая — в теплом свитере, джинсах и кроссовках. И это в тридцатиградусную жару! Я разделся до плавок и сел на лежак, а моя любимая, не снимая одежды, закуталась в полотенце и стала трястись от холода.

— Почему она мерзла?

Потому что ее кумарило. Несколько дней она пролежала в номере, а потом ей стало значительно лучше и она даже искупалась со мной в море. Когда мы вернулись домой, она заметно посвежела. Мы привезли целую кучу шмотья, я совершал с ней ежедневные походы по магазинам и покупал ей все, что она хотела. Я, как мог, старался ее отвлечь, чтобы она не вспоминала о дозе. Я хотел ей показать другую жизнь, в которой есть совсем другие ценности и которая намного интереснее жизни, в которой человек живет от укола до укола. У нас даже наладился секс, ведь когда она сидела на дозе, секс ей был не нужен. Доза заменяла ей секс. В то время я даже перестал гулять, потому что между нами возобновились нормальные сексуальные отношения. Она начала следить за собой. Вспомнила, что она женщина, и даже стала наряжаться к моему приходу, не позабыв о косметике. А потом она опять сорвалась и стала колоться. И она вновь мне клялась, что этот укол был последним, но за ним следовали все новые и новые уколы. Один раз у нее полопались сосуды в носу, и мне пришлось вновь положить ее в больницу. После того, как ее выписали, она клялась мне, что завязала, но через день я нашел ее у себя на квартире мертвой от передоза.

Олег замолчал, и я увидела в его глазах слезы.