Картины из пепла

Пещера, которую Мо и Черный Принц отыскали за долго до того, как Коптемаз устроил детям представление, находилась в двух часах ходу к северу от Омбры. Для детских ножек это был неблизкий путь, а в Чернильном мире наступила зима, с дождем, все чаще переходящим в снег, белыми бабочками, висевшими на ветвях, как ледяные листья, и серыми совами, гонявшими фей.

— Мои-то феи в это время года спят! — оправдывался Фенолио, когда Деспина расплакалась: на ее глазах сова разорвала на куски сразу двух разноцветных крошек. — А эти глупышки, которых выдумал Орфей, летают себе и летают, как будто не понимают, что такое зима!

Черный Принц вел их вверх-вниз по горам, по густым зарослям, каменистым склонам, узким тропам, где детей по большей части приходилось нести на руках. У Мегги вскоре разболелась спина, зато Элинор шагала неутомимо, как будто хотела как можно скорее обойти весь этот чудесный новый мир, хотя она старалась, по возможности, не показывать своего восхищения его создателю.

Фенолио шел прямо за ними, с Резой и Дариусом. Девочка, которую несла Реза, была до того похожа на Мегги, что той казалось, если случалось обернуться, что она смотрит в прошлое, которого на самом деле не было. Мо носил ее на руках, когда она была маленькая, Мо — и больше никто. Но каждый раз, когда Реза прижималась лицом к волосам малышки, Мегги хотелось, чтобы прошлое было иным. Тогда, может быть, без Мо не было бы так больно.

На полпути Резе стало плохо, и Роксана запретила ей поднимать малышей.

— Осторожнее! — донеслись до Мегги ее слова. — Ты ведь не хочешь рассказать мужу, когда он вернется, что не уберегла его ребенка?

Беременность Резы была уже заметна, и Мегги иногда хотелось положить руку туда, где подрастал новый ребенок, но она этого не делала. У Дариуса выступили слезы, когда он услышал новость, а Элинор воскликнула: "Ну уж теперь-то все просто обязано кончиться хорошо!" — и обняла Резу так крепко, что, наверное, немного помяла будущее дитя. Но Мегги часто ловила себя на мысли: не нужна мне сестренка. И братик не нужен. Верните мне отца! Правда, когда малыш, которого она полдня несла на спине, в благодарность крепко поцеловал ее в щеку, она вдруг ощутила радостное предвкушение и вообразила, каково будет чувствовать в руке крошечную ладошку братика или сестренки.

Все были рады, что Роксана отправилась с ними. Ее сына не было среди тех, кого поймали Свистун и Коптемаз, но она все же взяла Йехана с собой.

Свои длинные черные волосы Роксана снова носила распущенными, как комедиантка. И улыбалась она теперь чаще, чем прежде. А когда дети, усталые от долгого пути, начали хныкать, Мегги впервые услышала, как Роксана поет — совсем тихонько, но и этого было достаточно, чтобы понять то, что говорил ей когда-то Баптиста: "Когда Роксана поет, она снимает у тебя с сердца всю печаль и превращает ее в музыку".

Почему Роксана так счастлива, хотя Сажерука с ней не было?

"Потому что теперь она знает, что он всегда будет к ней возвращаться", — сказал Баптиста. А Реза — она тоже уверена в своем муже?

Вход в пещеру Мегги заметила лишь тогда, когда они были в метре от цели. Его загораживали высокие сосны, заросли терновника и кусты, у которых с веток свисал белый пух, длинный и мягкий, как человеческие волосы. Кожа у Мегги чесалась еще несколько часов, после того как она вслед за Дориа пробралась сквозь эти заросли.

Расселина, ведшая в пещеру, была такой узкой, что Силачу пришлось протискиваться в нее боком, пригибая голову. Зато внутри своды оказались высокие, как в церкви. Детские голоса так гулко отдавались от каменных стен, что шум, казалось Мегги, должен быть слышен до самой Омбры.

Черный Принц выставил караул из шести человек. Они заняли наблюдательные посты высоко в кронах деревьев. Еще четверых он послал заметать следы. С ними пошел Дориа со Сланцем на плече. Стеклянный человечек привязался к нему, с тех пор как Фарид покинул лагерь. Замести следы такого количества маленьких ножек — почти безнадежное дело, и Мегги видела по лицу Черного Принца, что он рад был бы увести детей еще дальше, куда угодно, лишь бы до них не добрались ни Свистун, ни собаки Зяблика.

Черный Принц позволил нескольким матерям сопровождать детей. Он знал своих людей и понимал, что роль нянек не для них.

Роксана, Реза и Минерва помогали женщинам обустроить пещеру для жилья. Они натягивали между стен одеяла и тряпки, приносили сухие листья, чтобы мягче было спать на каменистом полу, расстилали сверху звериные шкуры и насыпали перегородки из гальки, чтобы устроить отдельные спальные места для самых маленьких. Они оборудовали место для готовки, осмотрели припасы, заготовленные разбойниками, и все время прислушивались к звукам снаружи, опасаясь вдруг услышать собачий лай или голоса солдат.

— Вы только посмотрите, как эта малышня трескает! — ворчал Хват, когда Черный Принц поставил его раздавать детям еду. — Наших запасов хватит на неделю, не больше. А потом что?

— Через неделю Змееглав будет уже мертв, — возразил Силач запальчиво, но Хват презрительно улыбнулся в ответ.

— Правда? А Свистуна Перепел тоже прикончит? Тут ему тремя словами не обойтись! А с Зябликом и латниками что будет?

Хороший вопрос. Ответа ни у кого не было.

— Виоланта прогонит их всех, как только не станет ее отца, — сказала Минерва, но Мегги по-прежнему не доверяла Уродине.

— С ним все в порядке, Мегги, — твердила ей Элинор. — Не убивайся так! Если я правильно поняла всю эту историю ("что, конечно, было непросто, поскольку наш достойнейший сочинитель любит запутанные сюжеты", — добавляла она каждый раз, укоризненно взглядывая на Фенолио), с головы твоего отца в Омбре и волос не упадет, потому что он должен спасти для Змееглава эту самую книгу. Он, вероятно, не может этого сделать, но это уже другая проблема. Как бы ни было, все будет хорошо, вот увидишь.

Ах, если бы Мегги могла верить ей, как когда-то верила Мо! "Все будет хорошо, Мегги!" Большего не требовалось — она клала голову ему на плечо в полнейшей уверенности, что он уж как-нибудь все устроит. Какже давно это было! Очень давно…

Черный Принц послал в Омбру ручных ворон Гекко к Хитромыслу и к своим соглядатаям в замке. Реза часами простаивала перед пещерой, высматривая в небе черные силуэты. Но единственная птица, которую Гекко на второй день принес в пещеру, была ободранная сорока. А весть о Перепеле принес в конце концов Фарид, а не ворона.

Он весь трясся от холода, когда караульный провел его к Черному Принцу, а лицо у него было потерянное, как бывало всегда, когда Сажерук отсылал его прочь. Мегги ухватилась за руку Элинор, когда Фарид, запинаясь, сообщил свои новости: Виоланта увезла Мо из Омбры в замок своей матери. Сажерук пойдет за ними. Свистун избивал Мо и угрожал ему, и Виоланта испугалась, что Среброносый убьет Перепела. Реза закрыла лицо руками, Роксана обняла ее за плечи.

— Замок ее матери? Но ведь мать Виоланты умерла! — Элинор знала теперь повесть Фенолио едва ли не лучше, чем ее автор.

Она прижилась у разбойников, как будто здесь и родилась, просила Баптисту спеть ей песни, которые любят в Омбре, Силача — научить ее разговаривать с птицами, а Сланца — рассказать, какие бывают виды стеклянных человечков. Она вечно спотыкалась о подол своего странного платья, на лбу — пятна сажи, в волосах — пауки, но вид у Элинор был такой счастливый, каким прежде бывал разве что при виде особенно ценной книги или еще в то недолгое время, когда в ее саду плясяли феи и стеклянные человечки.

— Это замок, где выросла ее мать. Сажерук слышал о нем. — Фарид отвязал от пояса кожаный кошель, запачканный копотью, и стал счищать пятна. — Мы пускали огненных пауков и волков, чтобы уберечь твоего отца! — В голосе юноши слышалась гордость.

— И все же Виоланта решила, что ему опасно оставаться в Омбре. — Это прозвучало, как обвинение. Реза как будто хотела сказать: вы не можете его уберечь. Никто из вас. Он там один.

— Озерный замок… — Похоже было, что Черному Принцу не особенно нравится затея Виоланты. — О нем сложено немало песен.

— Мрачных песен, — добавил Гекко.

На плече у него сидела сорока. Она была тощая и глядела на Мегги так, словно хотела выклевать ей глаза.

— Что это за песни? — Голос Резы от страха звучал глухо.

— Истории о призраках и прочие небылицы. Рифмованный вздор! — Фенолио вел за руку Деспину. — Озерный замок давно заброшен. Вот о нем и сочиняют разные сказки, но это только сказки.

— Утешительно, ничего не скажешь! — Под взглядом Элинор Фенолио покраснел.

Настроение у него было отвратительное. С тех пор как они добрались до пещеры, он непрерывно жаловался на холод, детский плач и невыносимую вонь от медведя. Большую часть времени он сидел в самом темном углу за высокой каменной перегородкой и бранился с Розенкварцем. Улыбку у него могли выманить только Иво и Деспина — а еще Дариус. Как только они оказались в пещере, Дариус присоединился к старику, и, помогая Фенолио складывать из валунов перегородку, стал робко расспрашивать о созданном им мире: где живут великаны? долговечнее ли нимфы, чем люди? что за страна лежит за горами? Видимо, Дариус задавал правильные вопросы, потому что Фенолио не сердился на него, как на Орфея.

Озерный замок.

Фенолио покачал головой, когда Мегги подошла с вопросами о месте, куда Уродина повезла ее отца.

— Это был всего лишь эпизод, Мегги, — недовольно буркнул он, — одно из многих второстепенных мест. Декорация! Почитай, что сказано о нем в моей книге, если Сажерук когда-нибудь согласится выпустить ее из рук. Мне казалось, что ему следовало бы отдать книгу мне, хотя он меня по-прежнему недолюбливает, — ведь написал ее все-таки я! Ну да ладно, главное, что она теперь не у Орфея!

Книга.

Огненный Танцор давно выпустил из рук "Чернильное сердце", но Мегги промолчала, сама не зная, почему. Сажерук оставил книгу ее матери.

Фарид передал Резе "Чернильное сердце" так торопливо, словно за его спиной снова мог вырасти Баста с ножом и отобрать книгу, как тогда, в другом мире. "Сажерук говорит, что у тебя она будет всего сохраннее, потому что ты знаешь, какое это мощное оружие, — пробормотал он. — А Черный Принц этого не понимает. Спрячь ее получше. Нельзя, чтобы она снова попала в руки Орфея. Хотя Сажерук уверен, что у тебя он не додумается ее искать".

Реза взяла книгу неохотно и спрятала в своей постели. С отчаянно бьющимся сердцем Мегги вытащила томик из-под одеяла матери. В последний раз она держала в руках книгу Фенолио на торжестве Каприкорна, где ей предстояло вычитать Призрака. Странное это было чувство — вновь открыть эту повесть в том мире, о котором она рассказывала. На мгновение Мегги испугалась, что эти страницы могут засосать в себя все, что ее окружало. Каменный пол, на котором она сидела, одеяло, под которым спала ее мать, бабочку-ледянку, случайно залетевшую в пещеру, и детей, со смехом гоняющихся за бабочкой.

Неужели все это действительно зародилось под книжным переплетом? Книга казалась такой незначительной по сравнению с чудесами, которые описывала, — всего лишь сотня-другая покрытых печатными знаками страниц, с десяток картинок, не шедших ни в какое сравнение с миниатюрами Бальбулуса, серебристо-зеленый льняной переплет. И все же Мегги не удивилась бы, обнаружив на этих страницах свое имя, или матери, или Фарида или Мо — хотя нет, ее отца в этом мире звали иначе.

У Мегги до сих пор не было случая прочесть повесть Фенолио. Откуда начать? Может быть, там есть картинка с Озерным замком? Она торопливо листала страницы, когда услышала голос Фарида:

— Мегги!

Она поспешно захлопнула книгу, как будто делала что-то запретное. Какая глупость! Книга ничего не знала ни о том, что внушает ей страх, ни о Перепеле, ни даже о Фариде…

Мегги уже не думала о нем все время, как раньше. Казалось, с возвращением Сажерука закончилась глава, рассказывавшая о Мегги и Фариде, и история пошла развертываться заново, каждым новым словом стирая прежний рассказ.

— Сажерук дал мне кое-что на дорогу. — Фарид смотрел на книгу у нее на коленях, как на ядовитую змею. Но, поколебавшись, все же присел рядом с Мегги и отвязал от пояса испачканный копотью кошель, который все теребил, отчитываясь Черному Принцу. — Вообще-то он дал мне его для Роксаны, — тихо сказал он, высыпая пепел на каменный пол и собирая в тонкий круг. — Но у тебя такой подавленный вид, что…

Не закончив фразу, он зашептал слова, понятны только ему и Сажеруку — и огню, который вдруг пробился из пепла, словно все время дремал там. Фарид выманивал его, нахваливал, соблазнял, пока пламя не разгорелось так жарко, что его середина стала белой как бумага, и на ней проступила картина — сперва едва различимо, потом все отчетливей.

Холмы, покрытые густым лесом… Солдаты на узкой тропе, верхом… Среди них две женщины. Брианну Мегги сразу узнала по волосам. Всадница впереди — видимо, Уродина, а за ней ехали Сажерук — и Мо. Мегги невольно протянула к нему руку, но Фарид удержал ее пальцы.

— У него лицо в крови, — прошептала она.

— Это Свистун.

Фарид снова что-то нашептал огню, и панорама стала шире, они увидели, как тропа заворачивает к горам, куда более высоким, чем холмы вокруг Омбры. Под ногами лошадей лежал снег, как и на видневшихся вдали склонах, и Мегги видела, как Мо дует на замерзшие руки.

Он выглядел непривычно в плаще с меховой оторочкой — как персонаж сказки. "Он и есть персонаж сказки", — подумала Мегги. Перепел… А что в нем осталось от ее отца? Разве Мо когда-нибудь выглядел так сурово? Уродина обернулась к нему — конечно, это Уродина, кто же еще? Они говорили о чем-то, но пламя показывало лишь немые картины.

— Видишь, с ним все в порядке. Благодаря Сажеруку. — Фарид глядел в огонь с такой тоской, как будто просил перенести его к учителю. Потом вздохнул и тихо подул на пламя, и оно постепенно потемнело, словно краснея от ласковых прозвищ, которые Фарид ему давал.

— Ты пойдешь за ним?

Фарид покачал головой.

— Сажерук велел мне охранять Роксану.

Мегги почувствовала горечь его слов, как желчь на языке.

— А ты что собираешься делать? — Он вопросительно посмотрел на нее.

— А что мне теперь делать?

Шептать слова. "Это единственное, что я еще могу", — мысленно добавила она. Все слова, которые комедианты пели о Перепеле: что от его голоса волки становятся кроткими, как ягнята, что он неуязвим и быстр, как ветер, что феи защищают его, а Белые Женщины охраняют его сон. Слова. Только ими она могла уберечь Мо, и она шептала их день и ночь, каждую минуту, когда на нее никто не смотрел, и посылала их вслед отцу, как тех ворон, которых Принц отправил в Омбру.

Пламя погасло, и Фарид стал собирать теплый пепел в ладони. На пол перед ним легла тень. Сзади стоял Дориа с двумя детьми.

— Мегги, тебя Голосистая ищет.

У разбойников было много прозвищ для Элинор. Мегги рассмеялась, а Фарид недовольно покосился на Дориа, бережно собрал пепел в кошель и поднялся.

— Я у Роксаны, — сказал он и поцеловал Мегги в губы. Он давно этого не делал. А потом прошел мимо Дориа и удалился, не оборачиваясь.

— Он ее поцеловал! — прошептала малышка так громко, что Мегги услышала. Встретив взгляд Мегги, она покраснела и спрятала лицо в одежде Дориа.

— Да! — прошептал Дориа в ответ. — А она поцеловала его в ответ?

— Нет! — отозвался мальчик справа от него и оглядел Мегги с головы до ног, словно оценивая, приятно ли ее целовать.

— Это хорошо, — сказал Дориа. — Это просто замечательно.