Книга: Чернильная смерть
Назад: Привет Свистуну
Дальше: Новая клетка

Исчезнувшие дети

В детстве
Я был белкой, перепелом, лисой,
Говорил с ними на их языке,
Взбирался на их деревья, рыл их норы,
Знал вкус каждой былинки и каждого камня,
И смысл солнца, и что хочет сказать ночь.
Норман Рассел. Что хочет сказать дождь
Шел снег — крошечные ледяные звездочки, и Мегги задавалась вопросом, видит ли отец из своего заключения кружащиеся снежинки. "Нет, — отвечала она самой себе, — застенки Омбры слишком глубоко под землей". Мысль, что Мо не видит первого снега в Чернильном мире печалила ее не меньше чем сам факт, что он в тюрьме.
Сажерук его охраняет. Черный Принц без конца повторял ей это. Баптиста и Роксана тоже не уставали об этом твердить. Сажерук его охраняет. Но Мегги все время вспоминала Свистуна и то, какой хрупкой и юной казалась рядом с ним Уродина.
Змееглав будет в дороге еще два дня. Так сказала вчера Крапива. Всего два дня — и наступит решительный момент.
Силач потянул Мегги за собой и показал на тропу между деревьев. Две женщины пробирались через заснеженную чащобу.
Они привели двух мальчиков и девочку. С тех пор как Перепел сдался в плен, дети Омбры начали исчезать один за другим. Матери брали их с собой в поле, или на реку стирать белье, или в лес собирать хворост — и возвращались одни. Люди Принца ожидали детей в четырех местах — эта весть передавалась тихим шепотом из уст в уста. В каждом из приемных пунктов разбойников сопровождала женщина, чтобы детям было не так страшно выпускать материнскую руку.
Реза с Баптистой и Гекко встречала детей у богадельни, которой заведовал Хитромысл. Роксана с Эльфогоном дожидалась там, где целительницы собирали дубовую кору. Еще две женщины встречали детей у реки, а Мегги с Дориа и Силачом расположились у заброшенной хижины угольщика, недалеко от дороги, ведущей в Омбру.
Дети заробели, увидев Силача, но матери тянули их за собой, а когда Дориа поймал на язык несколько снежинок, самая младшая пятилетняя девочка захихикала.
— Что, если мы только рассердим Свистуна, пряча у вас детей? — спросила мать девочки. — Может, он вовсе и не намерен их забирать, раз Перепел уже у него в тюрьме. Ему ведь нужен-то был только он!
Мегги хотелось ударить ее за эти холодные слова.
— Да, а это — его дочь, — сказал Силач, обнимая Мегги за плечи. — Поэтому не говори о Перепеле так, будто тебе все равно, что с ним станется. Не будь ее отца, ты бы не получила своего ребенка обратно — ты что, уже забыла? Но Змееглаву по-прежнему нужны дети для рудников, а ваших детей защищать некому.
— Его дочь? Ведьма?
Вторая женщина притянула детей к себе, но девочка глядела на Мегги с любопытством.
— Ты что, из людей Змееглава? — Силач крепче обнял Мегги, словно желая защитить ее от этих слов. — В чем дело? Хотите вы, чтобы ваши дети были в безопасности? Если нет, пожалуйста, забирайте их обратно в Омбру и надейтесь, что Свистун к вам не постучится.
— Куда вы их уводите? — У младшей из женщин глаза были полны слез.
— Если я вам скажу, вы сможете их выдать. — Силач легко поднял мальчика и посадил себе на плечи будто тот был не тяжелее феи.
— А можно нам пойти с ними?
— Нет. Вас всех нам не прокормить. И детей-то нелегко обеспечить.
— И сколько времени вы собираетесь их прятать? — В каждом слове звучало отчаяние.
— Пока Перепел не убьет Змееглава.
Женщины посмотрели на Мегги.
— Как это может быть? — прошептала одна.
— Он его убьет, вот увидите, — ответил Силач так уверенно, что даже Мегги на один чудесный миг перестала бояться за Мо. Но этот миг прошел, и она снова почувствовала на щеках снег, холодный, как конец всего.
Дориа поднял девочку на плечи и улыбнулся Мегги. Он неутомимо пытался ее ободрить: приносил ей последние ягоды, затвердевшие от мороза, цветы, покрытые инеем, последние в этом году, и отвлекал от горя, расспрашивая о мире, откуда она родом. Мегги уже скучала по нему, когда его не было рядом.
Когда женщины ушли, девочка заплакала, но Мегги погладила ее по голове и рассказала то, что слышала о снеге от Баптисты: некоторые снежинки — это крошечные эльфы, которые ледяными губами целуют тебя в щеки, прежде чем растаять. Девочка вглядывалась в снежный вихрь, а Мегги продолжала рассказывать, сама поддаваясь обаянию своих слов. А мир вокруг становился белым, и она переносилась в те дни, когда Мо рассказывал ей разные истории, пока сам не стал персонажем повести, о которой Мегги уже не могла сказать, ее это история или чужая.
Снегопад был недолгим. Землю лишь слегка припушило белым.
Еще двенадцать женщин привели детей к хижине угольщика. У всех были испуганные, встревоженные лица, всех терзали сомнения, правильно ли они поступают.
Некоторые из детей даже не оборачивались, когда матери уходили. Другие бежали им вслед, а двое так отчаянно рыдали, что матери забрали их обратно в Омбру, где засел Свистун, как серебряный паук, поджидающий жертв.
С наступлением темноты под заснеженными деревьями стояло девятнадцать детей, прижимаясь друг к другу, как стайка гусят. Силач рядом с ними казался великаном. Если кто-то начинал плакать, Дориа находил у него в ноздрях желуди, а в волосах — монетки. Силач показывал, как разговаривать с птицами, и катал детей на плечах по трое за раз.
А Мегги рассказывала истории — те, что слышала когда-то от Мо, так что каждое произносимое слово будто говорило его голосом. Все они страшно устали, пока добрались до лагеря. Между палатками было полным-полно детей. Мегги попыталась их сосчитать, но быстро отказалась от этой попытки. Как же разбойники прокормят столько ртов, когда Черному Принцу своих-то людей с трудом удавалось обеспечить?
Что думают об этой затее Хват и Гекко, было ясно написано у них на лицах. "Няньки! — перешептывались в лагере. — Было за чем уходить в лес!" Хват, Гекко, Эльфогон, Деревяга, Чернобород… Недовольных было много. А что это за щуплый человек с добрым лицом, стоявший рядом с Хватом и озиравшийся так, словно видит здесь все в первый раз? Он похож на… Нет. Нет, этого не может быть.
Мегги протерла глаза. Видно, от усталости ей уже призраки мерещатся. Но тут ее сзади обхватили сильные руки и сжали так сильно, что чуть не задушили.
— Ты только посмотри! Она уже почти с меня ростом, безобразница!
Мегги обернулась.
Элинор.
Что происходит? Она сошла с ума? Или все было только сном, а теперь она проснулась? Может быть, деревья сейчас растворятся в темноте, все исчезнет — разбойники, дети, — а у ее кровати окажется Мо и спросит, уж не собирается ли она проспать завтрак?
Мегги зарылась лицом в платье Элинор — странное бархатное платье, похожее на театральный костюм. Да, ей, видимо, снится сон. Несомненно. Но где же тогда действительность? "Проснись, Мегги! — подумала она. — Ну давай, просыпайся скорее!"
Щуплый незнакомец, стоявший рядом с Хватом, застенчиво улыбнулся ей, поднося к глазам сломанные очки, и это был, несомненно, Дариус!
Элинор снова прижала ее к себе, и Мегги расплакалась. Она выплакала в странное платье Элинор все слезы, накопившиеся с той минуты, как Мо въехал в замок Омбры.
— Ужасно, я знаю! Чудовищно! — сказала Элинор, неумело гладя ее по голове. — Бедная ты моя! Я уже сказала этому писаке, что я о нем думаю. Старый дурак воображает о себе невесть что. Но твой отец еще покажет этому Скрипуну, вот увидишь!
— Свистуну! — Мегги рассмеялась сквозь слезы. — Свистуну, Элинор!
— Не все ли равно? Эти дикие имена запомнить невозможно! — Элинор огляделась. — Вашего Фенолио четвертовать мало за все, что здесь происходит, но сам он, конечно, другого мнения. Я рада, что мы теперь сможем за ним хоть немного присматривать. Он ни за что не пожелал отпускать Минерву одну — наверное, просто потому, что боялся остаться без кухарки и прачки…
— Фенолио тоже здесь? — Мегги утерла слезы.
— Да. А мать-то твоя где? Я ее так и не нашла!
По лицу Мегги можно было догадаться, что о Резе с ней лучше не заговаривать, но, прежде чем Элинор успела спросить, в чем дело, в разговор вмешался Баптиста.
— Дочь Перепела, может быть, ты представишь нам свою подругу в роскошных одеждах? — Он поклонился Элинор. — К какому цеху вы принадлежите, милостивая государыня? Попробую угадать. Вы, конечно, комедиантка. Ваш голос заполнит любую площадь!
Элинор смотрела на него так растерянно, что Мегги поспешила на помощь.
— Баптиста, это Элинор, тетка моей матери…
— О, родственница Перепела! — Баптиста поклонился еще ниже. — Надеюсь, эта рекомендация удержит Хвата от того, чтобы свернуть вам шею. Он как раз пытается убедить Черного Принца, что вы и ваш спутник, — он показал на Дариуса, подошедшего к ним с робкой улыбкой, — шпионы Свистуна.
Элинор повернулась так резко, что локтем задела Дариуса.
— Черного Принца?
Увидев Принца с медведем рядом с Хватом, она покраснела, как юная девушка.
— Он великолепен! — выдохнула она. — И медведь у него точно такой, как я себе представляла! О, как же все это чудесно, просто изумительно!
Слезы Мегги иссякли. Она была так рада, что Элинор здесь. Ужасно рада.

 

Назад: Привет Свистуну
Дальше: Новая клетка