Эпилог
Я смотрела на отца Дмитрия и улыбалась. В глубине души я прекрасно понимала, что должна уйти в монастырь, что в моей жизни наступил момент, когда я больше не могу управлять своей судьбой и должна вручить ее тем людям, которые это умеют.
Я устала получать удары судьбы и свято верила в то, что в монастыре меня обязательно поймут, приютят. Отец Дмитрий одобрил мой выбор и даже сказал мне о том, что у меня светлая душа. Я любила беседы с ним, потому что именно из них я многое черпала, многому училась. Например, я никогда не думала о том, что Бог есть любовь, а оказывается, это так, и что любовь сама по себе не падает к нам с небес, ей нужно учиться. Мое сердце подсказало мне, что я должна молиться. Когда я молилась, я верила, что с Божьей помощью все образуется. Я любила петь «Ave Maria!».
По вечерам я пела и мысленно прощалась с демоном, прощалась с ним навсегда. Я отказывалась не от одного демона, я отказывалась от всех демонов, искушающих душу человека. Я окончательно решила для себя постричься в монахини и полностью посвятить себя Христу.
Я пела эту песню, потому что так просила моя душа, которая обливалась слезами, изливая пением свои чувства. Игуменья не хотела, чтобы я пела подобные песни. Она говорила мне о том, что это пение католическое, а я должна петь православное. Но я ничего не могла с собой поделать. Я это делала не сама, просто об этом просила меня моя истерзанная душа…
Я не отрицала, что я великая грешница. Я слишком много грешила, много любила и много страдала, а теперь для того, чтобы искупить все грехи, мне придется набраться много сил… Слишком много… И все же, несмотря ни на что, я стала послушницей. Просто в моей жизни наступил момент, когда Я ПОНЯЛА, ЧТО Я ДОЛЖНА ПРИЙТИ К БОГУ.
В монастыре я научилась вставать очень рано, на рассвете, и всегда начинала свой день с обращения к Богу. Я всегда прятала свои слезы, потому что плакать тут было нельзя. Слезы считались грехом уныния, а больше я не могла грешить. Я проходила послушание и готовилась к постригу. Я перестала петь католические песни и разучила православные песнопения. Жизнь текла своим чередом, и я сама ее выбрала. Это был мой выбор, и никто не вправе его осудить. Где-то там осталась другая, мирская, жизнь.
Перед самим постригом я почувствовала однажды, как сильно забилось мое сердце, и вышла за монастырские ворота. Прямо у ворот монастыря стояла машина, в которой сидел мужчина и читал газету. Увидев меня, он тут же выскочил из машины, уронил газету и крикнул:
– Девушка, можно вас на минутку?
– Нет, – покачала я головой, – я не должна ни с кем общаться.
– Почему?
Я не ответила на этот вопрос и постаралась пройти мимо машины к обрыву, чтобы полюбоваться на реку и еще раз посмотреть на большой мир. Подойдя к обрыву, я обхватила руками дерево и вновь почувствовала, что меня одолел грех уныния. По щекам потекли слезы. Я плакала оттого, что большой мир уже переставал для меня существовать и больше не был для меня моим домом. Теперь моим домом был Борисоглебский женский монастырь, который находился под Звенигородом. Моя жизнь заключалась в том, что я очень много молилась, много работала. На сегодняшний день у меня была одна цель – устроиться торговать в церковный киоск свечками. По крайней мере это была бы хоть какая-то связь с большим миром. В монастыре бывает много экскурсий, в церковный ларек приходят люди за свечками, я бы украдкой рассматривала этих людей, слушала, о чем они говорят, смотрела, во что они одеты, узнавала о том, что творится в большом мире, за стенами этого монастыря. Но работать в киоск меня пока не брали, говорили, что у меня еще недостаточно знаний.
– Девушка, вы плачете? – Мужчина встал рядом со мной и невольно заставил меня вздрогнуть.
– Я не хочу ни с кем общаться. Уходите!
– Уйду. Только ответьте мне на один вопрос. Почему вы ушли в монастырь?
Я украдкой посмотрела на мужчину и отметила про себя его респектабельную одежду. Его руку украшали дорогие массивные часы. Помолиться приехал, подумала я.
– Я ушла в монастырь, потому что на все промысел Божий.
– А понятнее вы можете ответить?
– Я прошла много испытаний, слишком много нагрешила. Я думала, Господь меня не простит, но я покаялась. Я долго каялась и просила прощения. Я прошла церковное таинство покаяния. Я была уверена, что Господь меня покарает, но он меня простил. Простил и теперь ведет к лучшему. Бог указал мне путь, и я верю, что с Божьей помощью все образуется. Я за это целыми днями молюсь.
– А вам не кажется, что вам еще рано отрекаться от всего мирского?
– Нет, – покачала я головой и хотела было уйти, но мужчина взял меня за руку и, волнуясь, очень сбивчиво заговорил:
– Ну, здравствуй, Санечка! Здравствуй! Я тебя не сразу узнал. Ты в этом платье и в этом платке сама на себя не похожа. Мне сердце подсказало… Ты больше похожа на девочку-подростка. Ничего от твоей сексуальности не осталось, сплошное целомудрие…
– Что? Да как вы смеете? Кто вы такой???
Я еще раз попыталась вырваться, но мужчина не позволил мне этого сделать.
– Санька, Санечка, родная, любимая… Если бы ты только знала, как я тебя искал… Если бы ты только знала! Я же обещал, что обязательно тебя найду. И я искал, но никогда бы не подумал, что ты решишь закончить свою жизнь в монастыре. Я обещал тебя найти и жениться. Так вот, моя любимая девочка, после того, как я тебя нашел, дело не закончится монашеским постригом. Оно закончится свадьбой.
Я вскрикнула и посмотрела на мужчину глазами, полными ужаса. Передо мной стоял красивый, дорого одетый мужчина, и на его лице не было безобразного шрама. У него был совсем другой нос, более раскосые глаза, но их выражение… Передо мной стоял Дровосек, только в новом обличье. Я узнала его по глазам…
– Колька?!
– Колька, – обрадовался Дровосек.
– Как ты меня нашел? Как ты меня узнал? – На моих глазах появились слезы.
– Я лежал в другой клинике, но несколько операций я сделал в той же клинике, что и ты. Я увидел твою фотографию в папке у врача, попросил назвать твое имя.
– Но ведь это могла быть не я?
– Я это почувствовал. Я видел твои снимки обгорелой и то, какой ты стала. Не каждая обгорелая женщина по имени Александра может позволить себе полтора года пролежать в дорогой клинике. На это нужны деньги. Тем более я видел тебя обгорелой, когда вытащил из огня и привез к Глаше.
– А почему ты вытащил меня из огня? Почему ты тогда вернулся?
– Я почувствовал, что ты в беде, что тебе угрожает опасность. – В глазах мужчины стояли слезы. – Я увидел лица тех людей, которым передавал деньги, и я это понял… Я очень долго тебя искал…
– А как ты вышел на этот монастырь?
– На все промысел Божий, – засмеялся мужчина. – Это просто случайность. Я знал, что у тебя умер брат, что твой любимый человек женился и что ты ушла… Пропала… И я подумал про монастырь. Я ездил по всем монастырям, а однажды мне повезло. Мне встретился отец Дмитрий…
– Меня невозможно было найти! – воскликнула я. – Это произошло против теории вероятности.
– Я тебе обещал… Я верил, что тебя найду. Если есть цель, ее всегда можно достичь, если свято в нее верить и не опускать руки. Если я нашел тебя против теории вероятности, это знак свыше. Это судьба. Мы должны быть вместе.
Я провела ладонью по щеке Дровосека и тихонько всхлипнула.
– А как сложилась твоя судьба? Где твой шрам?
– Мой шрам там же, где и твои ожоги. Я проходил лечение за границей. Мне не только убрали шрам, но и подарили новую внешность. А пару заключительных операций я сделал в Москве. У меня новые документы. Правда, я оставил свое имя, и меня зовут Николой.
– А как твоя жена?
– Она уже давно живет в новом браке и родила третьего ребенка. Она по-настоящему счастлива. Она ни в чем не виновата. Она нашла свою половинку. Мы с ней были случайные люди, а случайные люди не могут долго жить под одной крышей. Они все равно будут искать свои половинки.
– А мой муж тоже женился, – рассмеялась я.
– Правда?
– Да. Я Ритке звонила. У них родилась девочка, а теперь они ждут мальчика. Он устроился на хорошую работу, и они ни в чем не нуждаются. Он старается изо всех сил. Они безумно счастливы. Я действительно поверила в то, что они половинки единого целого. А мы с ним… мы были тоже случайные люди, а ты сам сказал, что случайные люди не могут долго жить под одной крышей.
– Вот и я нашел тебя потому, что знаю, что ты моя половинка. Я это сразу почувствовал. Ты меня за прошлое прости, если что-то было не так. Я ведь только с зоны сбежал. Одичавший был, озлобленный. Жена только к другому ушла… Все одно к одному. Я обещал найти тебя в третий раз и нашел.
– Но почему в третий, а не во второй?
– Потому что в первый раз я увидел тебя в ресторане, когда ты убила Колесника. Я стоял за шторкой. Я и был тот киллер, которого все искали.
– Это был ты?!
– Конечно. Это была наша с тобой первая встреча. Тогда я на тебя злой был. Я ведь с зоны бежал, мне нужно было подзаработать, и мне предложили это дельце, а ты мне все испортила. Меня тогда чуть не взяли. Думал, найду тебя и разорву собственными руками. Я тогда тебя выследил, но, когда узнал, кто ты такая, решил на тебе заработать денег. Да ладно, это все дело прошлое. Я больше криминалом не занимаюсь. Я стал совсем другим. Я на зоне познакомился с одним очень влиятельным человеком, и он мне помог. Оказалось, я когда-то спас его сына, который чуть было не утонул в реке. Мы с ним с зоны вместе бежали. Мы с ним как братья. Он и себе новую внешность сделал, и мне помог. – Мужчина помолчал и продолжил: – В общем, Саня, решать тебе. Мы с тобой жили неправильной жизнью, а очиститься от всего сможем только вместе. Если ты уйдешь из мирского, что тогда мне делать? Мне без тебя не жить. ДАВАЙ ПОПРОБУЕМ НАЧАТЬ ВСЕ СНАЧАЛА. ВЕДЬ ГОВОРЯТ, ЧТО НАЧИНАТЬ СНАЧАЛА НИКОГДА НЕ ПОЗДНО. НИКОГДА. ДАВАЙ ПОПРОБУЕМ ЭТО ВМЕСТЕ. Ведь мы половинки единого целого, и судьба не зря соединила нас вместе. Сними с себя этот платок. Мы уедем из Москвы в другой город… Мы сможем… У нас еще есть силы… У нас все получится…
Я сняла платок, тихонько всхлипнула, уткнулась в Колькино родное плечо и почувствовала, что у меня еще много сил для земной любви, что мне еще и в самом деле рано отрекаться от мирского. Я знала… Я точно знала, что человек, который сейчас стоял рядом со мной, и есть моя судьба и любовь, потому что он послан мне самим Богом. Я знала, что мы обязательно попробуем начать все сначала и у нас все получится. Демоны уже отступили от нас и подарили нам эту встречу.
И нам можно простить все. Буквально все… Потому что все отступает, прощается и меркнет перед большой, настоящей любовью.
Когда к обрыву подошла экскурсионная группа, все уставились на нас, словно на привидение. Экскурсовод замолчал, да и туристы не произносили ни единого слова. Они смотрели на плачущих мужчину и женщину… Дорого одетый мирской мужчина прижимал к себе плачущую женщину из монастыря, а в реке плавала ее косынка… Все смотрели как завороженные и все понимали, что, несмотря ни на что, эти люди из разных миров счастливы… Они неимоверно счастливы…
– Мы повенчаемся, – шептала я Николаю и целовала его заплаканное лицо. Ведь у мужчин тоже есть слабости и наступают моменты, когда они не просто выдавливают мужскую слезу, они плачут… Они по-настоящему плачут…
– Мы обязательно повенчаемся, – повторил мою мысль Николай. – И ты будешь красива. Ты будешь самая красивая невеста на этой земле… А повенчает нас отец Дмитрий… Он поймет. Он нас обязательно поймет… Он поймет, что мы тоже имеем право на счастье…
Когда и мы заметили стоявшую рядом с собой экскурсионную группу, мы смутились, а я прошептала:
– Извините нас!
Но туристы были настолько растроганы, что захлопали в ладоши и закричали:
– Горько! Горько!!!
Мы засмеялись и начали целоваться. В моей жизни это было уже второе «Горько!». Первое и на самом деле оказалось горьким, но я свято верила в то, что второе «Горько!» у меня обязательно будет сладким.
А еще… Еще мне обязательно захотелось снять черное платье и надеть белое. Жаль, что Женька нас не видит и не может порадоваться вместе со мной. Хотя нет… Он все видит. Он же стал человеком-невидимкой. Он всегда рядом. Он где-то здесь… Он с нами и одобряет мой выбор… Он улыбается нам…
– Сашка, пойдем, я познакомлю тебя со своей мамой, – сказал Николай, взял меня за руку и повел к машине.
Из машины вышла немного постаревшая Глаша. Она громко заплакала и бросилась мне на шею…
