Глава 20
А дальше было такое… Сплетение губ, сплетение душ и сплетение тел… Это был настоящий, смелый, откровенный секс, который только может быть между женщиной и мужчиной. Я даже не сомневалась в том, что этот мужчина подарен мне господом Богом за все мои страдания, не хотелось даже думать о том, что раньше он был с кем-то, кроме меня. Спустя какое-то время, отдышавшись, Сашка задал совсем неожиданный вопрос:
— У тебя паспорт с собой?
— Какой, заграничный?
— Российский.
— Российского нет, а может, пойдет заграничный?
— Не пойдет. В загс нужно российский. Дадим взятку, нас зарегистрируют побыстрее. Так где твой российский?
— У матери.
— А мать где?
— Часа четыре от Москвы ехать.
— Завтра поедем.
Я приподнялась и посмотрела на Сашку детским беспомощным взглядом.
— Ты это серьезно?
Нежно поцеловав меня в щеку, он засмеялся и слегка потрепал меня за ухо:
— Ну не дождались мы с тобой официальной брачной ночи, что теперь поделаешь… Дело молодое, нехитрое…
— Хватит издеваться над бедной девушкой.
— Так уж и бедной?!
— Бедной, как церковная крыса. У меня нет ничего. Кроме тысячи долларов.
— О! Так, оказывается, ты у нас еще и богатая, ненаглядная ты моя тысяча!
Мы лежали, уставившись в потолок, и наслаждались тем, что находимся рядом друг с другом.
— Ольга, а ты когда хочешь Динку из Штатов привезти? — спросил башка немного возбужденным голосом.
— Что?
— Ни что, а кого! Я говорю, ты когда Динку из Штатов привезешь? Когда разговор заходит о дочери, ты начинаешь как-то странно себя вести. Ты за нее очень переживаешь?
— Очень!
— Я вижу. И какого черта ты ее у родственников оставила?! Нужно было брать ее с собой и все. Может, мы переговоры закажем?
— С кем? — опешила я.
— Ну, с твоими родственниками…
— Зачем?
— Спросим, как там Динка, все ли у нее нормально.
Быстро поднявшись, я села и замотала головой.
— Нет. Нет, нет…
— Что нет-то?!
— Не надо никуда звонить. Ради Бога, не надо. Зачем лишний раз людей беспокоить…
— Как это беспокоить?! Там твой ребенок, а ты стесняешься родственников беспокоить. Да мы их звонками забомбим, а как только все утрясется, поедем и заберем свою дочь.
От этих слов мне стало совсем дурно. Хотелось кричать о своей беде, поведать Сашке о том, что произошло и что творится у меня на душе, но я знала, что этим я только оттолкну его от себя, не вызову ничего, кроме гадливости и отвращения. Если бы он знал, что собрался жениться на женщине, пытавшейся продать собственного ребенка, он бы выкинул меня из своей кровати и послал так далеко, что я вряд ли смогла бы вернуться.
Я взяла Сашу за руку и забормотала, словно во сне:
— Потом позвоним, Сашенька, не сейчас, потом.
— Как скажешь…
Он откровенно зевнул и сказал уже совсем сонным голосом:
— Ты, главное, не переживай. Все уладится. Жалко, конечно, что ты нашу дочку не сфотографировала, так бы хоть фотка была. На стол бы поставили.
— Говорят, раньше трех месяцев фотографировать нельзя.
— Это почему?
— Сглазить можно. Вот после трех месяцев, пожалуйста.
— Ну нельзя, так нельзя. Я думаю, что, когда нашей дочке будет три месяца, она уже будет рядом с нами.
— Конечно, будет.
Он мгновенно заснул и громко захрапел. А я так и сидела, поджав ноги, напуганная и подавленная. Странный все-таки этот Сашка. Переживает за приемную дочь так, как не каждый отец переживает за свою собственную. Собрался жениться потому, что ценит и держит мужское слово. Настоящий мужик! Умеет подарить женщине сказку. И эта сказка могла бы быть с хорошим концом. Могла бы, если бы моя доченька была рядом…
Этот крохотный комочек, я была готова биться головой о стену, захлебнуться собственной кровью.
Встав с кровати, я закуталась в махровый халат и стала нервно ходить по комнате. Говорят, что в жизни бывают черная и белая полосы. Мол, сначала идет черная, а ее сменяет белая. Сначала мы сталкиваемся со всеми превратностями судьбы, сносим все невзгоды, а затем в нашей жизни наступает такое приятное и такое долгожданное спокойствие. Только у меня все происходит не по-человечески, словно полосы слились воедино и черная поглотила белую. Я не хотела, я просто могла потерять Сашку. Значит, я никогда не смогу рассказать ему правду. Может быть, это трусость, страх перед тем, что из-за этой чудовищной правды мы расстанемся навсегда. Но как я смогу выйти за него замуж и жить в постоянном вранье, обманывая и его, и себя? Как я могу нести груз потери любимой дочери совсем одна? Как?!
Выйдя из комнаты, я прошла по длинному темному коридору. На кухне сидела древняя старушка и чистила картошку. Увидев меня, она потрясла морщинистым подбородком и тихо спросила:
— А муж где?
— Спит.
— А тебе что не спится?
— Сна нет.
— Что ж ты сразу не сказала, что ты Сашкина жена?
— Я и сама об этом узнала только сегодня, — задумчиво произнесла я и устало спросила: — А что бы от этого изменилось?
— Ничего. Просто я пустила тебя как гостью, а так бы как хозяйку.
Да какая разница! — Я немного помолчала. — Баба Глаша, а у тебя есть что-нибудь выпить?
— Выпить?
— Ну да. Плохо мне, баба Глаша. Ты даже не представляешь, как мне плохо.
— Ну если только самогонка… Я ее сама делала. Иногда приторговываю.
— Давай самогонку.
Старушка полезла куда-то за шкаф и извлекла литровый пузырь самогона.
— Сколько тебе налить? Стакан, полстакана?
— Ставь бутылку, — еле слышно сказала я и поймала на себе удивленный взгляд бабы Глаши.
— Что так много-то? Так можно и на тот свет отправиться!
— А я и хочу отправиться на тот свет. Может, тебе денег заплатить?
— За что?
— За самогонку.
— Да иди ты подальше со своими деньгами. Ты же Сашкина жена, а Саша мой любимый сосед. Он мне всегда по дому помогает. Попросишь гвоздь забить, без проблем… Дверь смазать, тоже без проблем. Только ты много не пей. Уж больно она ядреная. Ты ж совсем молодая. У тебя вся жизнь впереди.
— У меня вся жизнь позади, — глухо бросила я и, прихватив бутыль, направилась к себе в комнату.
В коридоре мое внимание привлекла медицинская аптечка, висевшая над холодильником. Открыв аптечку, я обнаружила начатую пачку реланиума. Взяв ее, я осторожно вошла в комнату и села на пол. Пачка реланиума и литр самогона… Хватит ли? Конечно, хватит! Я высыпала на ладонь все таблетки и одним махом проглотила их. Наверно, моей дочери уже нет в живых и ее крохотным органам нашли применение… Будет лучше, если я отправлюсь следом за ней. Сердце учащенно забилось, стало как-то трудно дышать. Открыв бутыль, я сделала глоток и почувствовала невыносимое жжение, внутренности буквально разрывало. Я вытерпела эту боль, потому что та, которая терзала мою душу, была намного острее и намного глубже.
Неожиданно приоткрылась скрипучая дверь, и показалась голова бабы Глаши. Она смотрела на меня перепуганными глазами и моргала.
— Ты что хотела, баба Глаша? — раздраженно спросила я.
— А ты чего сидишь на полу, одна, с бутылкой в руках?
— Ас кем я, по-твоему, должна сидеть?
— Может, мужа разбудить?
— Нечего его будить. Пусть спит. Мужики вообще не любят, когда их будят.
— А ты что задумала?
— Ничего.
— Может, пойдем на кухню? Я картошки сварила. Нельзя пить без закуски, желудок сожжешь.
— Не нужна мне твоя закуска.
— Тогда хоть водички возьми. Нужно запивать.
— Сама пей свою водичку.
— Может, тебе выговориться надо? Пошли на кухню, я тебя выслушаю. А хочешь, завтра сходим в церковь. Исповедуешься, причастишься.
— Я не крещеная.
— Ты только не сиди одна, пошли на кухню.
Я почувствовала, что меня окончательно повело, перед глазами забегали чертики.
— Баба Глаша, если тебе не трудно, смойся, пожалуйста. — Я напряглась и облегченно вздохнула только тогда, когда голова старухи скрылась за дверью.
Жадно выпив еще несколько довольно приличных глотков самогона, я уже не чувствовала жжения, только невесомость, легкость во всем теле. Я подошла к допотопному прием-Нику. включила его на полную катушку и, обняв полупустую бутылку, принялась пританцовывать. Халат распахнулся, волосы разлетались в разные стороны.
Когда Сашка поднял голову и посмотрел на меня сонными глазами, я послала ему воздушный поцелуй и заорала, стараясь перекричать громкую музыку:
— Привет, муженек! Ты что так долго спишь?! Может, немного потанцуешь?! А еще лучше, подойди к окну. Выпрями спину! Я хочу посмотреть на твое тело!!!
Сашка вскочил с кровати и выключил приемник.
— Ты что врубила-то?! Уже поздно, люди спят…
— А мне плевать на людей!
— Не плюй, тебе придется среди них жить.
Увидев, что я вновь пью из бутылки, Сашка изменился в лице и выхватил ее из моих рук.
— Самогон.
— Самогон!!! — весело прокричала я и вновь почувствовала страшное головокружение.
— Ты где его взяла?!
— На бороде.
— Все понятно, баба Глаша удружила. Старая сука!
Он заметил на полу пустую пачку из-под реланиума, поднял ее и побледнел как мел, на его лбу выступили капельки пота.
— А это ты где взяла?
— В аптечке.
— В какой еще аптечке?
— В коридорной.
— В коридорной аптечке баба Глаша хранит свои лекарства.
— Вот я у нее и одолжила.
— Она видела?
— Нет.
— Старая сука! Я же ей говорил, чтобы она хранила свои лекарства у себя в комнате! Говорил! И ты выпила эту пачку?
— Выпила.
— Ты совсем рехнулась?!
— Может быть!
У меня начал заплетаться язык, я, раздвинув ноги, громко захохотала.
— Давай, муженек, угощайся! — выкрикнула я, чувствуя, что силы оставляют меня.
Сашка ударил кулаком о пол и яростно прокричал:
— Зачем? Зачем ты это сделала?! Ты же понимаешь, что можешь умереть?!
— Муженек! Не нужно кричать. Сначала соседям мешала громкая музыка, а теперь им мешает твой громкий голос! Ты же сам сказал, что на них не нужно плевать, потому что нам придется среди них жить. Ну, что сидишь как не родной?! Муж ты мне или кто?! Говорят, что жена должна быть недотрогой на людях, а в постели проституткой. Представь, что я профессионалка. Хочешь, я сделаю тебе такое, что закачаешься?!
Сашка не обратил внимания на мои слова и, подняв меня с пола, закинул на плечо, словно мешок.
— Эй! Эй!!! Куда ты меня понес, сукин ты сын!!!
— Не ори, — прорычал Сашка, неся меня в ванну.
Он включил ледяную воду и засунул меня под душ. Я попыталась заорать и выскочить обратно, но он держал меня такой хваткой, что просто не было сил вырваться.
— Я заболею и умру от воспаления легких! — орала я.
— От воспаления легких не умрешь, а вот от самогонки с реланиумом можешь скопытиться.
— У меня будет переохлаждение!
— Ни хрена. Переохлаждение — не отравление!
В двери ванной комнаты показалась перепуганная баба Глаша.
— Саша, может, я смогу помочь? — проскрипела она, словно несмазанная дверь.
— Помочь?!
— Нуда. Помочь.
— Спасибо, баба Глаша, чем могла, ты уже помогла.
— Да я хотела как лучше…
— Лучше не бывает! Чуть было девку не угробила!
— Да кто ж ее гробил?! Она сама себя гробила.
— Ладно, баба Глаша, я с тобой после поговорю. Я тебе за такие дела точно по барабану настучу. Сколько раз говорил, чтобы я даже запаха твоей вонючей самогонки не слышал?! И чтобы ты свои психотропные таблетки по всей квартире не разбрасывала!
— Да они у меня в аптечке лежали…
— Хреново, значит, лежали, если ими девушка отравилась.
— Так нечего было туда лезть.
— Ладно, баба Глаша, иди спать. Я с тобой утром поговорю. По-настоящему, по-мужски! А сейчас уйди, пока я тебе хорошенький щелбан не дал!
Сашка вытащил меня из-под душа и поставил на колени перед унитазом. Я принялась грязно ругаться, но это не произвело должного впечатления.
Он взял литровую банку с теплой водой и развел марганцовку.
— Пей!
— Что?!
— Что слышала. Пей, я сказал!
— Зачем?!
— Пей, а то сдохнешь!
— Я хочу сдохнуть…
— Я тебе сейчас так сдохну, что мало не па кажется! Пей, дура бестолковая!
Я начала пить и почувствовала, как сильно меня замутила.
— Сдохнуть она решила, — приговаривал Сашка. — Я тебе щас так сдохну, что мало не покажется! Ты должна ради ребенка жить! У тебя дочь, двинутая ты баба!!!
Я попыталась поставить банку на пол, но Сашка не позволил мне этого сделать.
— Пей до конца!
— Я не смогу.
— Сможешь.
Выпив полную банку марганцовки, я почувствовала мощный приступ тошноты и посмотрела на Сашку жалобным взглядом.
— Тебе нужно прочистить желудок, — сказал он.
— Как?
— Засунь два пальца в рот и вырви.
— Я не смогу.
Сашка не выдержал, схватил меня за запутанные волосы и откинул мою голову.
— Ты сама сунешь два пальца в рот или мне это сделать?!
— Оставь меня, я хочу спать…
Сейчас я хотела только одного — лечь рядом с унитазом и уснуть. Может, это и есть медленная смерть, когда ты ничего не хочешь, ничего, кроме того, чтобы лечь и заснуть.
— Какой, к черту, сон?! Ты сейчас сдохнешь!
— Ну и пусть…
— Ты что, совсем дура?! Если ты сейчас уснешь, то уже никогда не проснешься!
— Это так здорово… — Я чувствовала, что мой язык заплетается, каждое слово дается с огромным трудом.
— Что здорово?
— Уснуть и никогда не проснуться. Это легкая смерть. Легкая и такая приятная.
— Не хрен думать о смерти!
Сашка все-таки заставил меня засунуть пальцы в рот. Повиснув на унитазе, я почувствовала, как полилось все, что находилось в моем желудке. Меня рвало долго, наконец в унитазе стали виднеться первые капельки желчи. Когда все закончилось, я села и попыталась восстановить прерывистое дыхание.
— Живая? — спросил Сашка приглушенным голосом.
— Вроде живая.»
— Полегче?
— Полегче.
— Дышать тяжело?
— Да так, средней паршивости.
Сашка накинул на мои плечи халат и подошел к крану, чтобы ополоснуть свое вспотевшее лицо. Я сидела в своей любимой позе, поджав ноги под себя, и чувствовала, что постепенно прихожу в нормальное состояние. Но это было лишь мгновение. Я упала на холодный кафельный пол и стала громко рыдать. Помыв свои руки и лицо, Сашка закутал меня в махровый халат и понес в комнату. У дверей своей комнаты стояла вусмерть напутанная баба Глаша и с тревогой смотрела на нас.
— Иди спать, баба Глаша. Опасность миновала, — сказал Сашка, а я по-прежнему не переставала рыдать и при всем своем желании не могла успокоиться. Сашка посадил меня на диван. — Ну все, успокойся, самое страшное позади.
Я постаралась улыбнуться. Сашка сбегал на кухню и принес большую кружку крепкого чая.
— Выпей, будет полегче, вот увидишь.
— Легче?
— Ну конечно. Чай всегда помогает.
— Думаю, мне уже никогда не будет легче, — вздохнула я и сделала несколько глотков.
— Меня беспокоит твоя душа, — Сашка нервно заходил по комнате, посматривая на меня напряженным взглядом. — Знаешь, тогда в лесу ты была совсем другая.
— Откуда тебе знать? Ты видел меня всего несколько минут.
— Все равно. Первое впечатление очень верное. Ты была собранная, уверенная в себе, отчаянная, готовая пожертвовать своей жизнью ради жизни совершенно незнакомого человека. Сейчас с тобой что-то творится, а я не могу понять что. Мне кажется, у тебя больная психика.
— Ты не ошибся, у меня и в самом деле больная психика.
— И давно?
— Нет. С тех пор как я полюбила свою дочь.
— А когда ты ее полюбила?
— Когда она родилась. Ну что, теперь ты не захочешь жениться на женщине с больной психикой?
— Я этого не сказал. Кстати, я знаю, как излечить твою психику.
— Как?
— Нам нужно побыстрее забрать нашу дочь к себе.
— Господи, если бы все было именно так, как ты говоришь. Если бы…
Помолчав несколько секунд, я посмотрела на Сашку ледяным взглядом и произнесла с дрожью в голосе:
— Моя дочь умерла.
— Как?
— Моя дочь умерла сразу, как только родилась.
— Но ведь ты сказала, что оставила ее у родственников.
— Я не хотела тебя расстраивать. И себя лишний раз…
Сашка сел рядом со мной на диван и положил мою голову к себе на колени:
— Бедная ты моя девочка! Господи, сколько тебе всего пришлось пережить… Но что тут поделаешь? Нужно держаться.
Я подняла голову и прошептала:
— Я не знаю, что мне делать!..
— Я знаю. У нас еще будет ребенок. Он обязательно у нас будет.
А затем я окунулась в сон. Нежные заботливые руки, гладившие мое лицо, напоминали о том, что я не одна, что у меня есть близкий человек.
