Глава 6. Похищение

Плыть по Днепру было одно удовольствие. Желтые песчаные отмели среди зелени берегов были словно золотые россыпи, так ярко и чисто сверкали они под солнечными лучами. Вербы, нагнувшиеся до самой воды, казались пахолками, которые низко кланялись проезжающему мимо важному пану. На правом берегу высились лесистые холмы, верхушки которых словно срезаны саблей, а пологий левый берег возле самой воды порос преимущественно ольхой. Вода все еще стоит высокая, с самой весны, и если продраться через заросли ольхи, то взору открывается целое озеро, огороженное тыном из высоченных деревьев. Таких заводей по Днепру много, они служили хорошим местом для ночного привала.

Первым делом выставлялась стража, а затем приступали к делу кашевары. Каша, конечно, главная еда в любом походе или путешествии, и все же рыба, зажаренная на костре, гораздо вкуснее и питательнее. Поэтому Андрейко, хорошо усвоивший уроки знатного рыбака деда Кузьмы, устанавливал сеть вдоль камышей, а затем начинал шуметь, шлепая палкой по воде. И спустя небольшое время он получал за свои труды достойное вознаграждение: в сети, словно живое серебро, прыгала крупная плотва, а вместе с нею щелкали зубами и крупные щуки. Однажды удалось поймать даже сома. Вот шуму-то было! Народ хвалил подростка, а он лишь щурился от удовольствия, как кот на завалинке: эх, хорошо!

Весь путь до днепровских порогов показался Андрейке сплошным праздником. Никто его не гонял, не заставлял работать с раннего утра до ночи, не помыкал и не высказывал своего превосходства. Даже Ивашко не капризничал, по своему обыкновению, очарованный дикой природой, проплывавшей мимо байдаков. Днепр до самых порогов отнюдь не был безлюдным. И вниз, и вверх по реке сновали купеческие байдаки и струги, боевые лодьи, лодки-однодеревки, и даже плоты. Река была самой безопасной дорогой, и многие народы, как южные, так и северные, пользовались Днепром ко всеобщему благу и процветанию.

Но один день особенно запомнился Андрейке. С утра погода не предвещала ненастья: ярко светило солнце, на горизонте толпились пушистые тучки, как стадо тонкорунных белых овец, собравшихся у водопоя; тихий ветерок ласково щекотал лицо, и только чайки, которые до этого спокойно ловили мелкую рыбешку на отмелях, вдруг дружно поднялись на крыло и с беспокойными криками закружили даже не над водой, а над берегом.

Караван байдаков вел опытный кормчий Карпо Юряга. Изменчивый норов Днепра он знал так же хорошо, как выкрутасы своей злонравной жинки, от которой старался как можно быстрее сбежать в очередное плавание. Глянув на хоровод, устроенный чайками над лесными зарослями, он нахмурился, глубокомысленно подергал себя за длинный ус и решительно сказал:

– Ну-ка, хлопцы, правь к берегу! Левая – табань, правая – на воду! Тиша, Яцко, вы что, уснули, гемонские дети?!

Андрейко – да и многие другие – с недоумением наблюдали за действиями кормчего. Что случилось?! Но объяснение люди получили только тогда, когда караван нашел укромную заводь и все байдаки были хорошо закреплены канатами, которые привязали к деревьям.

– Батька Днепр вознамерился дать нам добрую взбучку, – сказал Карп, когда сошел на берег. – Будем ставить шатер… если, конечно, успеем. Надвигается буря.

Бывалые гребцы со страхом посмотрели на небо и начали сноровисто разворачивать грубую шатерную ткань. Увы, поставить шатер им не дал сильный ветер. Он налетел непонятно с какой стороны, и, несмотря на то что заводь окружали высокие деревья, казалось, упал на землю прямо с небес, как кузнечный молот на наковальню. От этого невероятного по силе напора гребцы, которые ставили шатер, разлетелись в разные стороны, словно кости во время игры в «бабки» от удара «литком». Шатер взвился в воздух, как кленовый лист во время листопада, и, не попадись на его пути мощной дубовой кроны, улетел бы неизвестно куда.

– Держите шатер, чтоб вас!.. – заорал Карп Юряга. – Эх-ма, что за народ такой криворукий?!

Общими усилиями шатер поймали и усмирили, благо ветер вдруг стих. Воцарилась звенящая тишина, которую нарушал лишь тихий шум струящейся днепровской воды. Клочок неба, который видел Андрейко, по-прежнему был незамутненно ясен, но в воздухе разлилась какая-то непонятная напряженность, которая вызывала желание куда-нибудь спрятаться, забиться под выворотень, коих было немало в лесах по берегам Днепра; да хоть в мышиную норку! Но самое странное: никто из гребцов уже и не пытался ставить шатер. Все со страхом смотрели на небо, хотя оно вроде и не предвещало никакой беды.

И вдруг грянуло! Казалось, что где-то неподалеку обвалилось небо и в образовавшуюся дыру в небесном своде хлынуло море. С неба лил не просто дождь, а падал сплошной поток воды. Черные тучи опустились так низко, что создавалось впечатление, будто они пьют воду из Днепра, а затем выливают ее обратно. Потрясающей силы ураган поднял огромные волны, взбурлившие даже хорошо защищенную песчаной косой заводь, вход в которую был похож на узкое горлышко бутылки.

Андрейко вместе со всеми прятался под деревьями, но это была лишь видимость укрытия. Ливень легко пробивал самые густые кроны, и спустя короткое время на Андрейке нельзя было найти ни единой сухой нитки. Гром грохотал так, что в ушах закладывало. К нему примешивался рев Днепра, и страх начал комом подступать к горлу подростка, в особенности когда неподалеку от залива в воду ударила молния и столб ярко-белого света прорвал покрывало из плотных туч. После этого молнии начали бить, не переставая, – дальше, ближе, совсем близко…

Неожиданно среди вакханалии сплошного ужаса раздались человеческие крики, несколько приглушенные расстоянием и шумом грозы. При неверном свете молний потрясенный Андрейко увидел, как неподалеку от берега разыгралась страшная трагедия. Большое купеческое судно, у которого имелся парус, пыталось противостоять разбушевавшейся стихии. Увы, от паруса остались одни клочья, и вдобавок сломалось рулевое весло. Днепровские волны играли судном, как щепкой, и слабые попытки гребцов хоть как-то исправить положение не давали результатов. Некоторые уже бросили весла и молились, уповая только на высшие силы, а остальные рвали жилы, пытаясь грести к берегу. При этом они в отчаянии кричали так громко, что их голоса перекрывали даже гул бури.

Но вот по Днепру пошла высоченная волна, судно резко развернулось и опрокинулось. Какое-то время можно было наблюдать потерпевших кораблекрушение, барахтающихся в кипящем водовороте, а затем ударила еще одна волна и накрыла их словно могильным камнем. После того как она прошла, Андрейко, обладающий очень острым зрением, долго всматривался в бурлящую воду, но так и не увидел ни единого живого человека…

Остаток дня и ночь они провели на берегу. Днепр все еще гневался, бился в берегах, словно огромный сом в сети, да и ветер не унимался, трепал тучи, как бабы коноплю. Гребцы все-таки поставили шатер и развели большой костер, чтобы обсушиться и приготовить ужин. Залив, в который их загнала непогода, был не очень удобен по части безопасности. Он располагался в сухой низменности, где преобладала лесостепь, и Карп Юряга небезосновательно побаивался нападения татар, которые любили такую местность: и спрятаться есть где, и корма для коней хватает, и ничто не помешает, если придется уноситься прочь от погони, ведь открытые пространства были ровными, как стол.

Несмотря на усталость, Андрейко долго не мог уснуть из-за переживаний и печали по погибшим. Страшная гибель потерпевших кораблекрушение стояла у него перед глазами. Он ворочался с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, пока на него кто-то не прикрикнул. В шатре все лежали вповалку, тесно прижимаясь друг к другу, и Андрейко мешал спать соседям, людям бывалым, которым и не такое приходилось видывать. Их сон был крепок и без кошмарных сновидений, которые подняли Андрейку с утра пораньше, когда рассвет только протянул тонкую светло-серую нить над дальними лесами.

Андрейко вышел из шатра, потянулся до хруста костей и направился к костру. Он уже едва тлел. Ночной страж, Панко Щепа, сладко спал, прислонившись к дереву. Сокрушенно покачав головой – вот те раз! а ну как татарин нагрянет? – Андрейко наломал тонких сухих веточек и положил на тлеющие угли. Дул несильный ветерок, и ветки загорелись быстро. Он подбросил в костер несколько толстых поленьев, и спустя небольшой промежуток времени пламя поднялось высоко, осветив все еще темные заросли, которые были совсем рядом.

И тут, к своему ужасу, Андрейко увидел в кустарнике чьи-то глаза. В них отразился свет костра, и ему показалось, что они горят дьявольскими огнями. Все еще сонный взгляд подростка мигом приобрел свою обычную остроту, и он разглядел, что в зарослях таится несколько человек с оружием в руках.

Дальнейшие события превратились в сплошное мелькание. Лук Панка лежал возле стража, как и колчан со стрелами. Андрейко одним прыжком преодолел расстояние до незадачливого охранителя, упал рядом с ним и в считаные мгновения исхитрился выдернуть стрелу из колчана, наложить ее на тетиву и выстрелить. Раздался жуткий вопль, который вмиг разрушил утреннюю тишину.

– Татары, татары! Тревога! – закричал Андрейко.

Спрятавшись за толстый древесный ствол, он начал с похвальной быстротой опустошать колчан, целясь по мечущимся теням.

Ошеломленный Панко, вырванный из сладких объятий предутреннего сна, вскочил на ноги и, расставив руки, словно намереваясь кого-то поймать, забормотал:

– А что это тута творится?

– Падай! – крикнул ему Андрейко, но Панко был тугодумом и продолжал бессмысленно топтаться на месте, в свете разгорающегося костра представляя собой отличную мишень.

И татарская стрела не заставила себя долго ждать. По Андрейке тоже стреляли, но подростка спасал древесный ствол, а Панка мог спасти разве что его ангел-хранитель. Однако в этот момент он, видимо, отсутствовал, и Панко Щепа упал как подкошенный, а его душа взмахнула крылышками и унеслась к Творцу всего сущего.

Шатер ожил сразу же, едва раздался крик раненого татарина. Что это были именно татары-крымчаки, сомневаться не приходилось – их гортанный говор спутать с другими языками трудно. Гребцы, не раз бывавшие в подобных переделках, не стали выбираться наружу через выход, а начали выкатываться из шатра по бокам. Оружие они всегда держали при себе, поэтому сразу же могли вступить в бой, но пока не видели, где находится враг, – татары все еще таились среди деревьев, да и темновато было. Только Ивашко Немирич, которого, как хозяина, положили спать подальше от входа в шатер, потому что оттуда тянуло сыростью, по неопытности выскочил из-под полога на прямых ногах, и в тот же миг, прошипев, как потревоженная змея, татарский аркан, сплетенный из жестких конских волос, упал ему на плечи.

Этот момент заметил только Андрейко. Ивашко не успел даже ахнуть, как его уволокли в кусты. И сразу же бой прекратился. Впрочем, события возле шатра и боем-то назвать было трудно. Похоже, крымчаков было немного, и они выполнили свой замысел – умыкнули пленника. Схватив Ивашку, татары быстро отступили; Андрейко хорошо слышал, как хрустит валежник под торопливыми шагами.

Судя по шуму, который производили крымчаки, их было немного, скорее всего, разъезд какого-нибудь татарского чамбула, который нечаянно наткнулся на стоянку каравана Карпа Юряги. Воровская натура этих нехристей просто не могла пройти мимо такого лакомого кусочка, и татарам захотелось поживиться хоть чем-нибудь. Что им и удалось.

Андрейко долго не раздумывал. Представив на миг, что сделают с ним Немиричи, а в особенности пани Галшка, когда он вернется в Киев без Ивашки, которого обязан был защитить даже ценой своей жизни, пахолок страшно испугался. И бросился сломя голову вдогонку за крымчаками. Он держал направление по запаху – вонь немытых человеческих тел, смешанная с резким запахом конского пота, была сродни ясно видимой тропинки.

Подросток бежал так быстро, что догнал татар, которые очень хорошо ездили на лошадях, но ходоками были неважными. Их и впрямь насчитывалось всего пятеро, хотя коней было шесть. Похоже, стрела Андрейки укоротила жизнь одному из степных разбойников. Лошадей крымчаки спрятали в неглубоком яру. Привязав Ивашку, как мешок с половой, к свободному коню, они двинулись по дну высохшего ручья с намерением выехать на степной простор, где их никто не сможет догнать.

Конь! Ему нужен конь! Сражаться с пятью хорошо вооруженными людоловами он не мог, а значит, нужно было дожидаться удобного момента, чтобы освободить Ивашку. А как это сделаешь без коня?

Уже изрядно рассвело, и Андрейко хорошо различал фигуры всадников. Подросток быстро пробежал по краю яра и залег в том месте, где он делал крутой поворот. Когда в его поле зрения показался пятый всадник, Андрейко твердой рукой натянул тетиву, и стрела попала точно в сердце татарину. Степной разбойник упал на землю, даже не охнув. Убедившись, что ехавшие впереди крымчаки не видели, что случилось с их товарищем, так как место событий скрывал обрыв, Андрейко скатился в яр и первым делом схватил коня за повод.

Ему были хорошо известны повадки специально обученных татарских коней, которые не подпускали к себе чужаков. Конь мог свободно загрызть его или зашибить копытами. Поэтому он, стараясь успокоить животное, ласково заговорил с ним по-татарски:

– Мин яхши, мин якын…

При этом Андрейко успокоительным жестом прикоснулся к шее коня, стараясь не подать виду, что он побаивается.

На удивление, конь отнесся к перемене хозяина довольно спокойно. В детстве отец немало рассказывал ему о повадках лошадей, и от него любознательный Андрейко узнал, что такое поведение хорошо обученного татарского коня может быть лишь в одном случае – когда тот теряет хозяина и его берет под седло другой крымчак. Прежнего двуногого друга конь не забудет до самой смерти, но свои защитные навыки он теряет. Конь просто не хочет сражаться за новоявленного хозяина, который ему чужд.

Забрав у поверженного татарина его саблю (Андрейкина осталась в шатре) и колчан со стрелами, подросток вскочил на коня и направился вслед за похитителями Ивашки. Он знал, что татары вскоре обеспокоятся исчезновением своего товарища и будут его искать, поэтому не стал ехать за ними до самого выхода из яра, а поднялся по крутому склону наверх и умчался вперед, к темнеющей неподалеку рощице, где и спрятался, чтобы наблюдать за степными разбойниками.

Они и впрямь несколько задержались в яру. Похоже, татары нашли мертвого товарища и начали совещаться, что им делать дальше. Андрейко без особого труда разобрался в их мыслях и опасениях. Крымчаки точно знали, что купцы гнаться за ними не будут из-за одного человека, кто бы он ни был. К тому же пешком это бессмысленно. Значит, их товарища убил кто-то другой, и он передвигается по степи на лошади.

Не исключено, размышляли татары, что это может быть отряд кайсаков, которые наводили ужас на татарские чамбулы. Кайсаки знали степь не хуже крымчаков. Они появлялись внезапно, когда их никто не ждал, и были жестоки не менее, чем сами татары. От них пощады ждать не приходилось. Вдруг кайсаки уже окружили яр и поджидают их на выходе, который порос высоким кустарником?

Конечно же татары не стали рисковать и пошли по пути Андрейки. Они вышли по склону наверх неподалеку от рощицы и, нахлестывая коней нагайками, во весь опор помчались в глубь степи. Спустя какое-то время за ними последовал и Андрейко. Во время бешеной скачки он мысленно благодарил отца, который посадил его в седло, едва Андрейке исполнилось три года. А уже к десяти годам юный Нечай управлялся с конем не хуже взрослого наездника.

Татары-крымчаки поистине были бичом, только не христианского Бога, а чуждого православным Аллаха. Дед Кузьма часто рассказывал внуку о татарах. Он словно предчувствовал, что Андрейке когда-нибудь придется сойтись с ними на узкой дорожке.

Дед говорил, что татарина легко узнать с первого взгляда. Росту татары были небольшого, коренастые, глаза черные и узкие, цвет лица смуглый, а волоса черные как смоль и грубые, словно лошадиная грива. Все татары – воины крепкие и мужественные, приученные с малолетства презирать труды и непогоду. Начиная с семи лет, они оставляют свои кибитки на двух колесах, всегда спят под открытым небом и едят только то, что сами добывают охотой, ничего не получая от родителей. Научившись с детства метко попадать в цель, юные татары на двенадцатом году жизни отправляются в поле воевать против неприятеля. Татарки ежедневно купали своих детей в соленой воде для того, чтобы кожа их загрубела и сделалась нечувствительной к холоду, чтобы они не боялись простуды даже в случае переправы через реки в зимнее время.

Одежда крымчаков состояла из короткой рубахи и шаровар. Одеянием знатных татар был суконный кафтан, подбитый лисьим или собольим мехом, голову они покрывали меховой шапкой, а сапоги носили обычно красные, из сафьяна. Одеждой простонародья был овчинный тулуп. Зимой его надевали шерстью внутрь, а летом или во время дождя – шерстью наружу.

Татарские наездники были вооружены саблей и луком и имели колчан с двадцатью стрелами. На поясе висели нож, огниво и шило (запасливый Андрейко не преминул все эти нужные вещи убитого им крымчака присвоить) и несколько ременных веревок для вязания пленников. Кольчуги, судя по рассказам деда Кузьмы, имели только зажиточные татары.

Ловкость и проворство крымчаков были изумительны. Несясь во весь опор, они перескакивали с усталого коня на запасного и легко избегали преследования неприятелей. Хорошо обученный конь, не чувствуя на себе всадника, тотчас брал правую сторону и скакал рядом, чтобы хозяин в случае нужды мог снова перескочить на него. С виду неуклюжие и некрасивые лошади татар, густая грива и хвост которых достигали земли, могли мчаться без отдыха хоть целый день. Но запасных лошадей татары брали только во время больших походов. Малочисленные чамбулы предпочитали обходиться одноконем.

В походе все татары низшего звания в основном питались не хлебом, а кониной. Если в походе случалась мука, ее размешивали вместе с лошадиной кровью, варили и ели как самое лакомое кушанье. Мясо татары резали на большие тонкие пласты и клали на спину лошади под седло. Спустя несколько дней подвяленная таким образом конина была готова к употреблению. Мурзы – татарские дворяне – и другие зажиточные крымчаки обычно пили кумыс, остальные – простую воду, ведь вино у крымчаков было запрещено. Остающиеся дома татары ели овец, козлят, кур и другую домашнюю живность, кроме свинины. Из муки, если удавалось ее достать, пекли лепешки, но обычно их пища состояла из просяной, ячменной и гречневой каши.

Все эти обрывочные сведения о татарах Андрейко во время скачки по степи доставал из запасников своей памяти. Причем не без некоторого усилия. Его в основном интересовала меткость татар, и Андрейко, задетый за живое байками деда, который восхищался татарскими лучниками, каждый свободный час посвящал стрельбе из лука. В конечном итоге он выработал у себя удивительную меткость (не хуже, нежели у татарских стрелков!), чем и гордился. Что касалось жизни и быта степных разбойников, то эти моменты его не сильно волновали. Главным для него было точно и быстро попасть в цель, а что там ел-пил сраженный татарин-крымчак, во что одевался и какой бес притащил его на Русь, это не важно.

Татары мчались быстро. Похоже, им и впрямь чудился отряд кайсаков, висевший у них на хвосте. Вскоре они скрылись с глаз в степном мареве, и Андрейке пришлось читать следы. Они были хорошо видны в высокой густой траве, но временами в степи попадались голые каменистые проплешины, и тогда приходилось доверяться чутью коня. На удивление, он находил направление движения отряда крымчаков, как хороший охотничий пес – следы зверя. Андрейко постоянно подбадривал его по-татарски, похлопывая по шее, и умный конь, видимо, проникся доверием к своему наезднику.

Если поначалу его бег был каким-то неуверенным, словно он размышлял, бежать ли ему дальше или все же сбросить чужака со спины, то теперь конь полностью подчинился Андрейке и летел как птица, каким-то невероятным чутьем угадывая, где на его пути кочка, а где колдобина. В принципе, степь была ровной, как хороший шлях, но слишком много в ней копошилось разной живности, которая рыла норы, оставляя земляные холмики. Да и сильные ливни, особенно в осеннее ненастье, тоже делали свое дело, прокладывая по степной равнине извилистые канавки.

Поначалу бросившись в погоню без раздумий, Андрейко по мере продвижения по степи начал усиленно размышлять, каким образом он сможет освободить Ивашку, если его похитители примкнут к чамбулу, в котором точно насчитывалось не менее двух десятков крымчаков. И не находил ответа. Но все равно Андрейко Нечай упорно скакал вперед, стараясь не потерять следы татар и надеясь, что по ходу событий он придумает какой-нибудь хитрый ход.