Глава 19. Черные рейтары

Даже при наличии денег путешествие по Франции, которая только начала приходить в себя после Столетней войны, было занятием совсем не увлекательным и опасным, тем более – пешком. Разоренные деревни находились в запустении, крестьяне были либо убиты, либо сбежали, поэтому обширные поля оставались невозделанными, и лишь местами встречались редкие клочки земли, на которых что-либо произрастало. Необъятные равнины Шампани, Боса, Бри, Гатине, Шартра, Дрё, Мена и Перша, Вексена (как французского, так и нормандского), Бовези, равнины Ко от Сены в районе Амьена и Абвиля, окрестностей Санлиса, Суассона и Валуа до Лана и дальше до Гэноля были совершенно пустынны, заброшены, лишены обитателей, покрыты кустарником и молодым подлеском.

В этих районах люди смогли обрабатывать только участки, тесно примыкавшие к городам, крепостям и замкам, чтобы за ними можно было бы присматривать с башни или иного наблюдательного пункта. Заметив приближение налетчиков, били в колокол, подавали сигнал горном или зажигали костер, который давал много дыма, дабы предупредить тех, кто работал в полях и на виноградниках, что нужно срочно возвращаться за крепостные стены.

Это состояние постоянной настороженности и готовности дать деру при малейшей опасности настолько широко распространилось и стало таким обыденным, что быки и рабочие лошади, после того как их освобождали от повозок, услышав сигнал тревоги, без всяких понуканий галопом неслись к тому месту, где они могли находиться в безопасности. Ту же привычку приобрели овцы и свиньи на свободном выпасе.

Жиль, Гийо и Андрейко мечтали разжиться лошадьми. Но в местах, порушенных войной, они были такой же редкостью, как и харчевни. К тому же денег на покупку коней беглецы не имели. Гийо сердито ворчал, сокрушаясь, что на пастбищах лошади охранялись настолько тщательно, притом хорошо вооруженными пастухами, что украсть их не было никакой возможности. Что касается моральной стороны этого дела, то беглецам на нее было наплевать – парижская жизнь вытравила из них многие принципы, изложенные в Священном Писании.

Беглецы шли в Азей-лё-Брюле. Жиль решил продолжить свое обучение в Болонье (по крайней мере, такие намерения у него были) и хотел вытрясти из Ангеррана де Вержи немного деньжат на это предприятие. Гийо, естественно, следовал за своим господином, а что касается Андрейки, то ему было все равно, куда идти, лишь бы в хорошей компании. Он сильно привязался к Гийо; можно даже сказать, что они подружились, несмотря на разницу в возрасте.

Передвигаться по дорогам Франции было опасно, тем более втроем. Поэтому по совету бывалого Гийо они присоединились к группе паломников, которые совершали «великое» паломничество в Рим. Среди этой толпы легче было затеряться от глаз бдительных ищеек парижского прево. Видавший виды Гийо разочаровал молодых парней, которые считали, что все их проблемы закончились, едва они покинули Париж. Не исключено, что по их следу уже идет погоня, поэтому лишняя предосторожность не помешает.

В те времена различали паломничества «великие» и «малые». К «великим» относились паломничества в Иерусалим, Рим и Сантьяго-де-Компостела. Путешественников, направляющихся в Рим, называли «ромеи», тех, кто шел в Иерусалим, – пальмиеры (название произошло от пальмовой ветви, по обычаю, привозимой паломниками из Палестины), а ходоков в Сантьяго-де-Компостела – пилигримы.

Стремление посетить святые места получило среди европейцев широкое распространение. Причины тому были самые разнообразные, равно как и характеры самих паломников. Для некоторых такое путешествие было надеждой на прощение за совершенные грехи, гарантией спасения души после смерти или, по крайней мере, уменьшения наказания за совершенные проступки. Другие жаждали исцеления от болезней, для третьих это был способ избавиться от скуки, если в их жизни не происходило ничего примечательного или интересного. Но для большинства глубоко верующих христиан паломничество в святые места было всепоглощающим желанием, которое помогало им преодолевать тяготы нелегкого пути. Чтобы припасть к христианским святыням, паломники рисковали своими жизнями, ведь они могли умереть от несчастного случая, от голода или руки врага, могли попасть в плен к пиратам или сарацинам и оказаться в рабстве со всеми его ужасами.

Паломники-ромеи, к которым присоединились беглецы, оказались потрясающими сквалыгами. У них нельзя было выпросить даже корочку хлеба. В своем большинстве паломники были увечными. Они мечтали об исцелении у подножия папского престола и всю дорогу только об этом и говорили, наводя тоску на беглецов. Тем не менее Жиль, Андрейко и даже записной болтун Гийо держали себя тише воды, ниже травы. Дело в том, что у всех паломников были королевские охранные грамоты, обеспечивающие им безопасность передвижения по странам Европы. А беглецы при встрече с людьми прево могли показать сержантам разве что пустые кошельки.

Распевая псалмы в промежутках между болтовней, паломники двигались от прихода к приходу, от часовни к часовне, останавливаясь у чудодейственных источников и находя гостеприимство в монастырях. Именно этот момент больше всего и привлекал беглецов. Одно дело – ночевать где-нибудь в поле, а другое – за надежными стенами монастыря. Тем более что сердобольные монахи предлагали не только кров, но и еду, правда весьма скудную и грубую.

Первым от такой жизни взбунтовался Гийо:

– Мессир, вы как хотите, но я больше не могу выслушивать кошачьи вопли этих бродяг! Предлагаю от них отделиться. Конечно, нас могут подстерегать опасности, но зато есть шанс поохотиться и обеспечить себя пропитанием. Монастырская каша у меня вот где стоит… – Гийо указал на свой кадык. – Без мяса мы точно протянем ноги. Кстати, впереди леса, где полно оленей. Жирненьких, вкусных… – он сглотнул голодную слюну и облизал сухие губы.

– Ты хочешь поохотиться на оленя во владениях бургундского герцога? – Жиль скептически ухмыльнулся и покачал головой. – Однако… Наш Филипп недавно издал новый свод лесных законов по английскому образцу, и там ясно указано, что за охоту на оленя полагается казнь. Ты хочешь посмотреть на мир с высоты дерева, на котором тебя повесят?

– Все в руках Господа нашего… – прогнусавил Гийо, копируя одного из паломников, который все набивался в приятели к беглецам.

Это был вполне здоровый мужчина лет сорока с хорошо заметным брюшком и загробным голосом. Его звали Гастон. Похоже, он жил не бедно и шел в Рим, чтобы замолить какой-то большой грех. На плече у него висела туго набитая сумка, в которой находились продукты и вино. Но Гастон не поделился с беглецами даже хлебной крошкой, жевал в сторонке, прикрывая еду от чужих глаз листком лопуха. Запас продуктов, полученный от цыгана, у беглецов быстро закончился, и они отчаянно голодали.

– Не возражаю, – согласился Жиль. – Но только у лесников герцога руки гораздо длиннее и быстрее. Не успеешь и ахнуть, как окажешься на осине.

– А вы как думаете, Андре? – обратился Гийо к Андрейке.

Юному Нечаю паломники надоели еще больше, чем Пройдохе. Перехожих калик хватало и в Киевском княжестве, но французские паломники своим фанатизмом могли дать им сто очков форы. Многие из них шли босиком, хотя башмаки были у всех. Но одно дело – идти по мягкой пыли битого шляха или по лугу, а другое – по дороге, усеянной мелкими острыми камешками. К вечеру босые паломники сбивали ноги в кровь, но боль и страдания они принимали как должное и поутру продолжали ковылять дальше со скоростью черепахи, что никак не устраивало беглецов.

– Ну их всех к дьяволу! – решительно заявил Андрейко. – От них идет вонь, как из грязного хлева. А от воды они шарахаются словно черт от ладана, не хотят помыться. Что за дикость?! Я тоже за то, чтобы отделиться от паломников. Как-нибудь перебьемся. Тагар подарил нам добрый лук, а стрелять я умею неплохо. Поэтому жаркое нам на ужин обязательно будет.

Андрейко уже знал, что проповедники призывали ходить в рванье и никогда не посещать баню, так как именно таким образом можно было достичь духовного очищения. А еще мыться нельзя было потому, что человек смывал с себя святую воду, к которой прикоснулся при крещении. Поэтому некоторые истинно верующие не мылись годами. Кроме всего прочего, парижане справляли нужду, как малую, так и большую, где придется, и у Андрейки на первых порах глаза лезли на лоб от удивления и смущения. Даже самый забитый киевский пахолок не позволял себе такого непотребства.

Паломники, к которым примкнули близнецы, тоже боялись воды. Когда они переходили вброд неглубокие речушки и ручьи, то вымазывали ноги толстым слоем грязи – чтобы вода не коснулась кожи. Поэтому дух от их немытых тел шел отвратительный. Даже Гийо чихал, когда ветер дул со стороны плотной массы бредущих впереди паломников. Беглецы старались держаться позади, потому что драть глотки, распевая вместе со всеми псалмы, ни у кого из них не было ни малейшего желания.

Они отстали от паломников, когда вошли в густой лес. Все шли быстро – торопились засветло добраться до ближайшего монастыря, но беглецы решили продолжать путь самостоятельно и свернули в заросли, когда от них наконец отстал Гастон. Паломники опять затянули очередной псалом, и он поторопился присоединиться к общей группе, благо обладал хорошим голосом и слухом.

Искать дичь долго не пришлось. Для этого пытались обратиться за помощью к Гаскойну, но смышленый пес все же был дворняжкой, не смыслящей в охоте, и только распугивал дичь своим лаем. Поэтому Гийо строго-настрого приказал ему замолчать, что Гаскойн и сделал, при этом сильно обидевшись на хозяина.

Андрейко быстро вспомнил свои охотничьи навыки и выследил оленье стадо по свежему помету. Видимо, свод лесных законов и впрямь поспособствовал увеличению численности животных, на которых любила охотиться знать, потому что весь лес был истоптан оленьими и кабаньими копытами. Впрочем, в той местности, по которой шли паломники, леса еще не подвергались вырубке, и дичи в них было много.

Олень оказался молодым и хорошо упитанным, и, когда солнце начало клониться к горизонту, на лесной поляне уже горел костер, над которым на вертеле запекалась оленья туша. Беглецы буквально пожирали ее глазами. Они едва дождались, пока мясо запеклось, и набросились на аппетитное жаркое, словно голодные волки.

– Уф-ф! – Гийо отвалился в сторону и лег, поглаживая вздувшийся живот. – Вот теперь я готов даже петь псалмы… прости меня, Господи.

– Какое отношение имеет Всевышний к этому оленю? – лениво спросил Жиль, который тоже наелся до отвала, но продолжал грызть мосол.

– Самое непосредственное, мессир, – назидательным голосом ответил Пройдоха. – Все то время, что мы провели в компании паломников, мои мысли были только о добром куске жаркого. Когда паломники пели самые возвышенные псалмы, я лишь мычал, чтобы не вызвать подозрений. Мое поведение было грехом, и теперь я прошу прощения у Создателя. Но, с другой стороны, я наконец понял, почему синьоры и вообще богатые люди сильно набожны. Сытость вызывает желание поблагодарить Господа за его милости. А на голодный желудок никакие молитвы не лезут в голову. Собственно говоря, за это меня и поперли из монастыря.

– Да ну?! – удивился Жиль. – Расскажи.

– Дело, конечно, прошлое… Должен сказать вам, мессир, что монахи грешат точно так же, как обычные люди. Для оступившегося существует целый свод наказаний. После первого прегрешения монаха обычно увещевает настоятель монастыря, если дал маху второй раз и тебя поймали, тоже не прибегали к наказанию, но если монах нарушал дисциплину третий раз, его не допускали к трапезе и к общей молитве. При серьезной провинности монаху запрещалось общаться с братией, но ежели и это не способствовало наставлению его на путь смирения, то тогда беднягу пороли розгами, да так усердно, что он недели две не мог сесть на свои ягодицы. За грешника молилась вся братия, чтобы способствовать его исправлению, однако, если он не смирял свою гордыню, его выгоняли из монастыря…

На этой фразе Гийо споткнулся – в зарослях послышался хруст сломанной ветки. Уже изрядно стемнело, и поляна превратилась в ярко освещенный ковчег, который плыл по темному лесному морю в неизведанные дали. По крайней мере так казалось Жилю, обладавшему возвышенной поэтической натурой.

Все не без тревоги прислушались. Гаскойн тоже насторожился – встал на ноги и поднял вислое ухо. Но в лесу снова воцарилась тишина, которую нарушал лишь шелест ветвей.

– Кабаны вышли кормиться, – высказал предположение Жиль. – Неподалеку от нас дубовая роща. Желуди – это лакомство для кабанов.

– Скорее всего, – с некоторым сомнением ответил Гийо. – И то верно: кто в такое позднее время отправится в лес? – он словно убеждал себя, что его тревога беспочвенна.

– Ну и что дальше? – нетерпеливо спросил Жиль, который любил занимательные истории Пройдохи.

У Гийо и впрямь был большой талант рассказчика.

– Дальше? – Гийо сладко потянулся. – Эх, времена были! В общем, я прошел все стадии грехопадения. Нет-нет, они ни в коей мере не затрагивали веры! Я был не настолько глуп, чтобы попасть в лапы инквизиции. Мои грехи в основном были связаны с моей ленью и с чисто плотскими желаниями. Неподалеку от монастыря находился небольшой городишко, в котором проживала одна прелестная вдовушка. Звали ее Мэрион. Жила она не бедно, хотя и была замужем за рыцарем, изрядным мотом, которого потянуло на подвиги. Он отправился в Крестовый поход, где и сгинул. Вот тут-то меня и свела судьба с Мэрион. Уж не знаю, почему ей вздумалось поцеловать подол моего монашеского одеяния, – наверное, в тот момент ей сильно понадобилось монашеское благословение, – но наши глаза встретились, и меня обуяло неистовое желание. Да-да, мессир, когда-то я был ходок по этой части не хуже вашего…

Гийо подкинул хвороста в костер и продолжил:

– В общем, вскоре у нас закрутился роман. Как я сумел пробраться в спальню вдовушки, не суть важно. Могу только сказать, что женщины любят, когда их пленяют прежде всего сладкими речами, а уж по этой части, как вам, мессир известно, равных мне мало найдется. Говорю это без похвальбы… Моя связь с Мэрион долго оставалась втайне – я был осторожен, как лис перед посещением курятника. Пока наш келарь не заметил, что я почти перестал вкушать грубую монастырскую пищу. Да и как можно месяцами есть сухую кашу и запивать ее разбавленным вином! То ли дело стол моей разлюбезной Мэрион. Я так наедался, что весь следующий день не чувствовал голода. Еще и с собой прихватывал кусок окорока или буженину. Ну, вы знаете, что я запасливый человек… А уж что мы вытворяли в постели! Ее муженек-рыцарь больше заботился о своем коне, нежели вникал в проблемы жены, тем более интимного характера. Он был груб и неотесан и исполнял свои супружеские обязанности так, словно отдавал долг ростовщику. Для него наивысшим наслаждением были охота и турниры. Мэрион так и не понесла от своего мужа. Но всему хорошему когда-нибудь приходит конец. Вот как в моем случае… Короче говоря, меня поймали на горячем и вышвырнули из монастыря. Уж больно стар и строг был наш приор. Он считал связь монаха с женщиной наивысшей степенью грехопадения.

– А что случилось с Мэрион? – нетерпеливо спросил Жиль, потому что Пройдоха на последних словах сонно прикрыл глаза и всхрапнул.

– Вечный позор и строгая епитимья, – сонно ответил Пройдоха. – Да шучу я, шучу. Что может случиться с богатой вдовой, которая ударилась в блуд? Она исповедалась, причастилась, и на том все закончилось. Конечно, городские кумушки какое-то время посудачили на сей счет, но поскольку у многих из них рыльце было в пушку, то разговоры с течением времени прекратились, а Мэрион продолжала грешить и дальше, только стала гораздо осторожней. Но уже не в компании вашего покорного слуги. Мне пришлось покинуть этот городок и удариться в странствия…

Жиль хотел еще что-то спросить, как вдруг кусты на краю поляны зашелестели, зашевелились, затрещали, и на беглецов набросились какие-то люди. Нападавшие даже не дали никому подняться на ноги, так быстро все произошло. В мгновение ока беглецы были связаны по рукам и ногам и уложены рядком. Гаскойн конечно же чуял, что в лесу чужие люди, он даже пытался растормошить Гийо, потыкавшись в него носом (Пройдоха принял все это за проявление верноподданнических чувств), но приказ хозяина заткнуться и не тявкать он исполнял как хорошо вымуштрованный солдат. Едва на беглецов напали, пес поджал хвост и шмыгнул в кусты, рассудив собачьим умом, что своя шкура дороже.

«Лесники герцога!!!» – эта мысль ударила в головы всем троим одновременно, и Жиль почувствовал животный страх, не поддающийся никаким разумным доводам. Лесники долго не рассуждали, вешали пойманных на месте преступления браконьеров без разбора и долгих судебных тяжб. Поди докажи им, что оленя беглецы убили только из-за голода. Да и кого волнуют эти объяснения.

– Э, да нам повезло! – весело сказал один из тех, кто напал на беглецов. – Жаркое даже не успело остыть!

Несмотря на голод, беглецы осилили лишь малую часть запеченной туши. Все, что осталось от оленя, должно было пригодиться им в дальнейшем.

Не обращая больше никакого внимания на пленников, пришельцы мигом разрезали мясо на куски и, подбросив дров в костер, устроили настоящее пиршество, благо вино у них было – во фляжках. Жиль присмотрелся к ним и облегченно вздохнул – это не лесники. Он невольно подивился их внешнему виду. Неизвестные ничем не напоминали и разбойников, как можно было предположить. В черных доспехах, с лицами, вымазанными сажей, они уже в нескольких шагах от костра становились невидимыми, сливаясь с темнотой. Кто эти люди?

Ответ пришел быстро. Рядом шевельнулся Гийо и прошептал:

– Это черные рейтары Гийома де ла Марка, Арденнского Вепря… – его голос предательски дрогнул.

Жиль сразу понял почему: черные рейтары по жестокости смело могли соперничать со швейцарскими наемниками, которые творили страшные бесчинства. Эти солдаты (вернее, разбойники) набирались в округах Нижней Германии и действовали как легкая кавалерия. Кроме того, что рейтары были одеты во все черное, и лошадей они подбирали для себя только вороных. Юный де Вержи был немало наслышан и о бароне Гийоме де ла Марке.

Отпрыск знатного рода, он стал вожаком разбойничьей шайки, известным своим буйным нравом, жестокостью и бесстрашием. Арденнский Вепрь набрал себе шайку – более тысячи человек – и жил грабежами и насилиями, не признавая над собой ни власти короля Франции, ни власти Филиппа Доброго, герцога Бургундии. Рейтары Гийома де ла Марка нападали на всех подряд, даже на духовных лиц. Состоятельных пленников он отпускал за большой выкуп, а тех, кто не мог за себя заплатить, отдавал на потеху рейтарам, которые или вешали несчастных, или устраивали на них «охоту» – как на диких зверей. Гийом де ла Марк обложил данью не только мелкие городки Бургундии, но даже обители, угрожая спалить любой монастырь, если ему не заплатят серебром и золотом.

Насытившись, рейтары наконец обратили внимание и на своих пленников. Один из них, наверное сержант, который откликался на имя Эрхард, подошел к связанным беглецам и, присмотревшись, пнул ногой Гийо, определив в нем старшего по возрасту.

– Эй ты! – пробасил Эрхард. – Кто вы и куда идете? Только не ври! Иначе кожу с живого спущу.

По мнению рейтара, юнцы должны дрожать от страха, а значит, толковых ответов можно ждать лишь от человека бывалого и более уравновешенного. Действительно, у Пройдохи первый испуг прошел, и его лицо приобрело спокойное и несколько отрешенное выражение, хотя в голове с лихорадочной скоростью строились и тут же разрушались карточные домики планов, как выбраться из смертельной ловушки, в которую угодили беглецы.

– Господин, мы всего лишь бедные паломники, – смиренно ответил Гийо. – Идем в Рим, поклониться святыням.

– Так уж и бедные? Хм… – недоверчиво хмыкнул Эрхард. – Ну-ка, Хайнрих, посмотри, что там у них припрятано под одеждами.

Здоровенный верзила сначала обыскал Гийо, а затем Жиля и Андрейку. Забрав у них кошельки, он отдал их Эрхарду, который с некоторым раздражением убедился, что Гийо сказал чистую правду, – в кошельках беглецов нашлось всего несколько турских солей. Пройдоха все-таки оставил немного денег – на всякий случай, хотя и побожился Тагару, что отдает ему все, что имеют беглецы.

– Ну и что с вами делать? – задумчиво спросил Эрхард.

– Убить их – и дело с концом! – сказал один из рейтаров, он был рыжим и беззубым, поэтому немного шепелявил.

– Какой ты скорый, Рольф! – сердито ответил Эрхард. – Забыл наказ хозяина? Всех странных людишек тащить к нему на допрос. Король Карл засылает шпионов в Бургундию, и наша обязанность – их выявлять. А эти паломники мне кажутся подозрительными.

– Так, может, попытаем их прямо здесь? – не унимался Рольф.

– У нас времени в обрез. Нужно торопиться. Мы и так опаздываем. Правда, у нас есть оправдание… – Эрхард бросил взгляд на то, что осталось от оленьей туши; разбойники с пониманием рассмеялись. – Все, хватит рассиживаться! По коням!

– Мсье, не забудьте мою лютню! – воскликнул Жиль, когда его поставили на ноги.

– Так ты шпильман?! – приятно удивился Эрхард.

– Именно так, ваша милость.

– Отлично! Вы слышали, друзья? – обратился он к рейтарам. – Мы привезем нашему хозяину отличный подарок! Сегодня он задает пир по случаю приезда его невесты, Жанны д'Аршель, баронессы Скунховен. Этого, – Эрхард указал на Жиля, – посадить на коня – он должен быть свежим и бодрым, а остальных привяжите к арканам и пусть бегут следом.

Рейтары разговаривали с пленниками на ломаном французском. Впрочем, Гийо знал и немецкий язык, так что он понимал все, о чем толковали разбойники Арденнского Вепря.

Лошади рейтар находились неподалеку, буквально на соседней поляне. Похоже, они заехали в лес, чтобы отдохнуть. И когда до них донесся запах дыма и жаркого, они немедленно отправились на поиски добычи. В том, что они осторожничали, не было чего-то необычного. За Арденнским Вепрем охотились не только отряды швейцарских наемников на службе короля Франции, не знающих пощады, но и солдаты герцога Бургундии, с которым он совсем недавно побил горшки, хотя до этого Филипп в пику королю Карлу даже приютил у себя Гийома де ла Марка. Так что предусмотрительность черных рейтар была вполне объяснима.

Жиль лишь тяжело вздохнул, когда рейтары привели их к своим лошадям. Ну надо же было так неудачно выбрать место для костра! Пройди они еще немного в глубь леса, их там не нашла бы ни одна собака. И что теперь делать? Сидя позади рейтара, Жиль оглядывался на Адрейку и Гийо, которые бежали позади коней, привязанные арканами за луку седла. Если бег для Андрейки не представлял больших затруднений – молодые легкие работали как кузнечные меха, то Гийо, который большую часть свободного времени валялся на постели или сидел в таверне, пришлось тяжело. Он изо всех сил старался не упасть, опасаясь, что рейтары его просто прикончат. Им вполне хватало и двух пленников для отчета хозяину.

Гийо мысленно поблагодарил Господа, когда отряд рейтар спустя небольшой промежуток времени свернул с битого шляха и поехал по узкой извилистой тропе, где особо не разгонишься. Лошади перешли с рыси на шаг; полная луна уже поднялась достаточно высоко, ее сияние хорошо освещало тропу, так что особых затруднений в передвижении не было, и Гийо наконец смог передохнуть и задышал не так тяжело.

Что касается Андрейки, то все его мысли были сосредоточены на побеге. Он не привык сдаваться, поэтому на бегу пытался ослабить узлы на руках, чтобы потом избавиться от аркана, петля которого обхватывала его талию. Что будет потом, когда ему удастся освободиться, Андрейко пока не думал.