Разрушение

Диван был разбит. Деревянные ножки оказались сломаны, обивка порвана в клочья, сорванные со стены часы превратились в неузнаваемые обломки. Конор разнёс лампы, два маленьких столика, которые стояли по сторонам дивана, а в книжном шкафу у окна были изодраны книги. Даже обои висели грязными бесформенными полосами. Дверцы застеклённого шкафа были разбиты, а содержимое опрокинуто на пол.

Конор застыл, потрясенный. Он посмотрел на свои руки, покрытые кровью и занозами. Его ногти были поломаны и окровавлены, пальцы болели.

— Боже мой, — прошептал мальчик.

Он повернулся к чудовищу, но того нигде не было.

— Что ты наделал?! — закричал Конор в пустоту. Он не мог и шагу ступить из-за обломков, раскиданных по полу.

Ему самому все это было не убрать.

Никак.

Нет выхода?

— Боже мой, — снова прошептал он. — Боже мой.

— Разрушение приносит удовлетворение, — услышал Конор, но этот голос скорее напоминал свист ветра.

А потом он услышал, как к дому подъехала машина бабушки.

И бежать-то было некуда. Не было времени даже на то, чтобы выскочить через заднюю дверь и помчаться куда глаза глядят, туда, где бабушка никогда его не найдет.

«Но теперь, после того, что я сделал, отец точно не возьмет меня, — подумал Конор. Они никогда не позволят мальчику, сотворившему такое жить в одном доме с…»

— Боже мой, — в очередной раз повторил Конор. Сердце его едва не выпрыгивало из груди.

Бабушка повернула ключ в замке и открыла входную дверь.

Секунду, пока шла к гостиной, она играла с сумочкой… до того, как поняла, где Конор и что он сделал. Он видел, что лицо у неё усталое, но по нему ничего нельзя прочесть, ни хорошее, ни плохое: оно было точно таким же, как в больнице, в палате матери Конора.

А потом она огляделась.

— Что за?.. — начала она, но осеклась, не желая произносить слово «черт» в присутствии Конора. Она словно окаменела. Так и стояла, держа свою сумочку. Только глаза ее двигались, с недоверием отмечая разрушения в гостиной, но отказываясь принять это за реальность. Конору показалось, что она даже дышать перестала.

А потом она посмотрела на мальчика. Рот ее открылся, глаза выпучились. Она осознала, что он стоит посреди гостиной и руки у него окровавлены.

Ее рот закрылся, но не так, как обычно. Он дрожал и трясся, словно она с трудом сдерживала слезы и пыталась сохранить лицо.

А потом она застонала, и звук этот вырвался из глубины груди, хотя рот оставался крепко сжат.

Этот звук был полон такой боли, что Конору захотелось зажать уши.

Она стонала ещё и ещё. А потом громко всхлипнула. Ее сумочка упала на пол. Она зажала себе рот, словно хотела сдержать эти чудовищные стоны, так и рвавшиеся наружу.

— Бабушка? — спросил Конор, и голос его задрожал от ужаса.

А потом бабушка закричала. Она раскинула руки, сжала кулаки, широко открыла рот и изо всех сил завопила. Кричала она так громко, что Конору все-таки пришлось заткнуть уши. На него она не смотрела, а, уставившись в пустоту, вопила.

Конор в жизни своей никогда так не пугался. Он словно оказался на краю мира, словно и впрямь попал в свой кошмар, полный криков, на краю бездны…

А потом бабушка вошла в комнату.

Она метнулась вперед, словно ничего не видела вокруг. Конор быстро перепрыгнул обломки дивана и поднял руку, чтобы защититься от ударов…

Но она бежала не к нему.

Лицо у неё скривилось от рыданий, и стоны вновь рвались из груди. Она подбежала к застеклённому шкафу — единственному предмету, оставшемуся на своем месте.

Схватила его за край.

Резко дернула…

Еще раз…

В третий…

Шкаф с грохотом полетел на пол, и прозвучало заключительное «хрясь».

Потом бабушка простонала в последний раз и наклонилась вперед, упершись руками в колени, воздух со свистом вырывался из её груди.

Она даже не взглянула на Конора, не взглянула на него ни разу, просто повернулась и покинула комнату, оставив сумочку там, где та упала, отправилась в ванную и заперла двери.

Конор все это время простоял на одном месте. Он так и не решил, надо ему двигаться или нет.

Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он вошел на кухню и отыскал несколько пустых мешков для мусора. Он провозился с мусором до поздней ночи, но так и не управился с ним. Только на рассвете он сдался.

Он поднялся по лестнице, так и не смыв грязь и засохшую кровь. Проходя мимо комнаты бабушки, увидел полоску света под дверью. Выходит, она тоже не спала.

Зато он отлично слышал, как она плачет.