49

Илану показалось, что он лежит на палубе попавшего в шторм судна. Руки, ноги и лицо онемели от холода. Он открыл глаза и понял, что его, как тюфяк, просовывают в то самое окно, из которого он полчаса назад выпрыгнул на снег. Филоза тянул его в комнату, освещенную небольшим костерком: на полу догорали обломки дерева и тряпок от факела. Красные от натуги Хлоэ и Ябловски подталкивали его сзади.

– Ты тяжелый, как чугунная печь, Дедиссет, – с укором пропыхтел Ябловски.

Оказавшись внутри, он протянул свой факел Фе, Филоза снял со «спасенного» куртку и перчатки и усадил у стены. Илан постепенно приходил в себя. Он протянул к огню трясущиеся пальцы, утер рукавом «прохудившийся» на морозе нос.

– Что случилось? – спросила Фе у Ябловски.

– Мы толком не знаем. Он поджег единственную бывшую на ходу машину и валялся на снегу. Пришлось попотеть, чтобы дотащить его до здания.

Здоровяк стряхнул снег с волос и одежды.

– Может, объяснишь наконец, что за чертов кавардак ты устроил, Дедиссет?

– Собака… – слабым голосом произнес Илан. – Она… напала. Наскочила. Я боялся выйти, а поджег случайно, когда уронил факел, чуть не задохнулся, вывалился наружу и… Больше ничего не помню.

– Не было никакой собаки, Илан. Мы ничего не слышали и не видели следов лап на снегу.

Он покачал головой:

– А я видел. Пес стоял у дверцы, с водительской стороны, и не давал мне выйти. Я видел его, как сейчас вижу тебя. Зачем ты врешь? Почему вы все врете мне?

Жигакс нервно ходил из угла в угол, грызя ногти, и время от времени бросал встревоженные взгляды на Илана.

– Мы тебе не врем, – с нажимом произнес Ябловски. – Не мы подожгли единственную машину, которая могла нас отсюда вывезти.

– Ты жалкий…

– Собаки не было, ясно? Иначе она закусила бы тобой, а потом сожрала бы всех нас. Так что бредишь ты, а не мы.

Илан выглядел совершенно потерянным – он понимал, что Ябловски прав. Возможно, у него начались галлюцинации из-за дряни, которую ему ввели? Он вспомнил даты смерти на надгробных камнях. Это тоже бред? Ни о кладбище, ни о том, что в окнах двух комнат в правом крыле горел свет, он решил не рассказывать.

– Ладно, предположим, что собака мне померещилась. Но сбежать мы все равно не можем, на воротах висят замки.

– Естественно, – вмешался Филоза. – Никто не должен входить на территорию, пока идет игра.

Илан посмотрел на Хлоэ.

– Это еще не все, – сказал он. – Наши мобильные телефоны разбиты, ключ от неймановского замка зажигания сломан. Наручники валяются на полу машины.

– Полагаю, на самом видном месте? – поинтересовалась Фе.

Илан проигнорировал вопрос.

– Наверное, он убил полицейских и пробрался в здание. Не исключено, что этот человек прикончил Гадеса и тех, кто на него работает.

Ответом на его предположение стали враждебные взгляды.

– Мне надоели его бредовые выдумки, – сообщила Фе. – Я иду к себе.

– Это не бред, а чистая правда!

– Ну конечно… Предположим, все так и есть, но кто сказал, что это не инсценировка? Если на стоянке нет ни одной машины, возможно, так и было задумано? Мы считаем, что нас заманили в клинику и бросили здесь, а на самом деле изоляция – один из стрессовых элементов игры. Эта игра называется «Паранойя», Дедиссет. Не забыл девиз «Паранойи»?

Илан вытащил из кармана куртки листок бумаги и помахал им перед носом присутствующих:

– А это тоже бред? Он был в машине, среди досье, которые Гадес собрал на каждого из нас.

Кандидаты начали рассматривать бумагу, передавая ее из рук в руки.

– Что это? – спросил Филоза, пока Жигакс внимательно изучал рисунок.

– Карта, нарисованная его отцом, – объяснила Хлоэ. – Он вроде бы изобразил на ней место, где спрятал важнейшие документы – свои исследования, касающиеся проблем памяти. Они не должны попасть «не в те руки». Родители Илана были известными учеными.

– Были?

– Они погибли два года назад – утонули во время шторма на море. Илан считает, что это был не несчастный случай, а убийство, напрямую связанное с их исследованиями.

– Мне жаль, мужик, – сказал Ябловски, – история и впрямь печальная. И что, загадку так и не разгадали?

Хлоэ вырвала карту у Жигакса, водившего пальцем по цифрам внизу листка.

– Нет, – отрезала она, проверяя подлинность рисунка.

Илан выпрямился. Огонь на земле догорел, факел угасал, чадя и потрескивая.

– За несколько дней до приезда сюда эта карта – она была спрятана в доме Илана – таинственным образом исчезла, – продолжила Хлоэ. – Он заявил, что ее украли.

Илан нахмурился и забрал у нее листок.

– Заявил? – переспросил он, наградив Хлоэ недобрым взглядом.

На этот раз она не опустила глаз.

– Да, заявил. Я думаю, она все время лежала в кармане твоей куртки. Ты сам ее туда положил – и забыл. Почему ни один замок в твоем доме не был даже поцарапан? Да потому, что никто к тебе не вламывался. Ты убедил себя, что кто-то заявился специально для того, чтобы забрать карту. Ты придумал всю эту историю и увяз в ней.

– И это говоришь мне ты? Ты, лечившаяся в психушке от депрессии? У тебя тоже есть… история, Хлоэ. О крестах, которые некто приносил к двери твоей квартиры. Якобы приносил. А может, ты сама это делала?

Хлоэ наградила Илана злобным взглядом.

На губах Фе появилась гаденькая улыбочка. Брюнетка явно наслаждалась «семейным» скандалом. Она взмахнула факелом.

– Ладно, с господином Дедиссетом мы все прояснили, зря потратили кучу времени, может, вернемся? Я хочу быть в форме к завтрашнему дню.

Она повернулась и пошла прочь, остальные потянулись за ней, искоса бросая на Илана сочувственные взгляды. Он не захотел остаться один в темноте и холоде и последовал за группой на некотором отдалении. Они сговорились против него. Лжецы. А вдруг все его соперники вовсе не участники игры, а пешки Гадеса? Актеры, статисты, нанятые «Паранойей», чтобы выпытать у него правду.

Илан больше не знал, как отличить реальность от фикции, правду от лжи. И никому не мог верить, даже Хлоэ. У него заныло сердце.

Тьма гналась за ним по пятам, казалось, что про́клятое место вознамерилось поглотить его. Он прибавил шаг, не в силах совладать с нервами.

Впереди была еще одна «ночь кошмаров».