Римский император Нерон Клавдий Друз Германик Цезарь (37–68), правивший тринадцать лет и восемь месяцев и скончавшийся, когда ему было немногим более тридцати лет, вошел в историю как один из самых жестоких правителей мира. В памяти потомков он остался похотливым развратником, убийцей собственной матери и братьев, преследователем христиан и, наконец, поджигателем собственной столицы.

 

Такой отрицательный образ цезаря сложился еще в античную эпоху благодаря римским писателям – Тациту, Светонию и Кассию Диону. Средневековые сочинители только «подлили масла в огонь» и сделали Нерона самим воплощением зла. А знаменитый роман Г. Сенкевича «Камо грядеши», не раз экранизированный, окончательно закрепил образ Нерона в сознании публики как личности в высшей степени презренной.

Два тысячелетия должно было пройти, чтобы некоторые историки, и в первую очередь французские исследователи Жорж Руи и Жильбер-Шарль Пикар, решились задать неожиданный вопрос: а что если Нерон был оклеветан? Доказательства, которые они приводят в защиту своей версии, выглядят достаточно аргументированными, по крайней мере внешне.

Итак, своим возвышением Нерон был обязан матери Агриппине, женщине властолюбивой, своенравной и жестокой. Ее первый муж Домиций Агенобарб (от этого брака родился Нерон) был отпрыском процветающего патрицианского рода, известного своей крайней жестокостью. По свидетельствам историков, Агенобарб стяжал себе славу самого последовательного его представителя. Нерону было три года, когда его отец скончался от водянки. Второй муж Агриппины, богатый патриций Пассиен Крисп, был в восторге от своей жены, но та мечтала не о семейном счастье, ее привлекала только власть. После смерти Мессалины, жены Клавдия, Агриппине стало известно, что император снова собирается жениться. Тут, как нельзя более кстати, ушел из жизни Пассиен Крисп – молва утверждала, будто его отравила собственная жена. Правда это или нет, неизвестно, но путь к императорскому венцу для Агриппины был открыт, несмотря на то что она приходилась Клавдию родной племянницей.

Под давлением Агриппины Клавдий вынужден был сначала обвенчать малолетнего Нерона со своей дочерью Октавией, а затем и усыновить его. Оставалось одно препятствие на пути Нерона к трону – Британик, сын Клавдия от первого брака, с Мессалиной, которого Клавдий объявил своим наследником.

Агриппина рассчитала все верно. Если устранить императора, то и Британик не будет большой помехой для Нерона. Во время очередной трапезы «первая леди» Рима собственноручно подмешала яд в грибы – излюбленное лакомство Клавдия, после чего у него, по свидетельству Светония, «разом отнялись язык и слух, и он скончался».

Уговорить сенат и армию привести к власти Нерона изворотливой и коварной Агриппине большого труда не составило. Хотя за эту услугу ей пришлось выплатить воинам огромную сумму денег. После того как армия получила все, что ей причиталось, она приветствовала нового властителя: «Да здравствует император Нерон!»

Так же умилостивили и сенат – после долгих раболепных речей Нерон был провозглашен императором. Правда, в то время власть Нерона была номинальной. Всем заправляла Агриппина и власть свою удерживала с помощью террора. Отныне всех, кто был ей неугоден, она предавала смерти.

А что же Нерон? На удивление, он мечтал о том, что его правление будет царствием мира и справедливости. И говорил об этом вполне чистосердечно. С детства он увлекался поэзией, живописью и театром, дружил с актерами и сам сочинял поэмы. Светоний свидетельствовал, что он лично «держал таблички и тетрадки с самыми известными его стихами, начертанными его собственной рукой».

Кроме того, Нерон брал уроки пения и смело выносил на суд публики свои собственные вокальные сочинения. Словно профессиональный певец, он берег голос – избегал сквозняков и по нескольку раз в день делал специальные полоскания. Нерон увлекался и архитектурой – его Золотой дворец в Риме приводил современников в восхищение. Слава о нем как о покровителе искусств пережила века.

Казалось бы, все для Нерона складывалось более чем удачно. Но сам император хорошо понимал, что пока жив Британик, его власть отнюдь не так прочна, каковой ей надлежало быть. Историки не единожды утверждали, что правитель, охваченный слепой ненавистью, решил раз и навсегда свести с Британиком счеты. Как-то на обеде, в присутствии Нерона, Агриппины и большого числа приглашенных, сыну Клавдия подали отравленное питье.

Как всем было известно, Британик страдал падучей. И Нерон, когда уносили несостоявшегося наследника престола, успокоил гостей, сказав им, что у Британика, дескать, случился очередной припадок. Некоторое время спустя объявили, что Британик умер. Так, по устоявшейся версии, Нерон совершил свое первое преступление.

И все же факт, что Британик был отравлен, вызвал у Жоржа Ру сомнения. По его словам, «есть все основания полагать, что история убийства Британика – чистая выдумка». И приводит тому следующие доказательства. Об истории отравления Нероном Британика известно со слов Светония и Тацита, но описали они ее через пятьдесят лет после случившегося, когда Нерона не клеймил разве что ленивый. А вот современники императора – Сенека, Петроний, Виндекс, Плутарх – вообще не упоминают об этом факте. Они обвиняли Нерона в убийстве своей матери, Агриппины, но о Британике не говорили ни слова.

Действительно, если бы Нерон хотел избавиться от Британика, зачем ему было это делать у всех на глазах? Он мог сослать его в отдаленную провинцию и поручить совершить убийство верным людям. Далее, почему Нерон не предпочел прибегнуть к медленнодействующему яду, чтобы постепенное угасание больше походило на естественную смерть?

С такими замечаниями нельзя не согласиться. Но Жорж Ру не ограничивается только этими доводами. Он приводит слова Тацита: «…едва Британик пригубил кубок, как у него разом пресеклись голос и дыхание». По Тациту выходит, что Британик упал замертво. Иными словами, для его умерщвления был использован быстродействующий яд. Прошло уже двенадцать веков, но никто так и не задумался над тем, был ли древним римлянам известен такой сильный яд. Этот вопрос заинтересовал Жоржа Ру. Он опросил многих химиков и токсикологов. Их ответ был однозначным: «Римлянам был неизвестен яд, способный вызвать мгновенную смерть». Так считают доктор Раймон Мартен и профессор Кон-Абрэ. По мнению доктора Мартена, «мгновенная смерть Британика очень напоминает аневризму сердца, часто наблюдаемую во время эпилептических припадков».

Здесь следует заметить, что вообще-то право на престол у Нерона никто всерьез оспаривать никогда и не стремился. Римляне боготворили своего молодого императора, тем более что в первую четверть его правления Рим процветал как никогда.

Однако по своему характеру Нерон был человеком слабовольным. Даже внешне он выглядел нездоровым: одутловатое лицо, толстая шея, живот и маленькие глубоко посаженные глаза, выражавшие тревогу и рассеянность. При этом он постоянно испытывал страх за свою жизнь, а также страх перед угрозой потерять власть. Легенда утверждает, будто Нерон убивал удовольствия ради. Но и на сей счет есть некоторые сомнения. Достаточно сказать, что император имел намерения отменить смертную казнь в армии, изменить правила гладиаторских боев так, чтобы гладиаторы бились не насмерть. Но когда его охватывал страх, он убивал, точно загнанный зверь.

Стремление к жестокости проявилось у Нерона позже, и опять-таки не без воздействия матери. Ведь это она отравила своего второго мужа; по ее приказу была зарезана ее соперница – Лоллия Павлина; она обрекла на смерть свою золовку Домицию Лепиду; убила воспитателя Британика Сосибия; отравила своего третьего мужа Клавдия; и, наконец, по ее велению был убит ближайший советник Клавдия Нарцисс.

Злодеяния матери повергали Нерона в ужас, и понемногу он пытался ограничить ее беспредельную власть. Но цинизм Агриппины не знал пределов. Пытаясь сохранить свое влияние на сына, она даже пошла на кровосмесительство – отдалась ему. Ее распутство не могло остаться незамеченным, и вскоре Рим узнал об этой греховной связи. В этом великом городе уже давно привыкли ничему не удивляться, но на сей раз изумление граждан переросло в гнев. Вольноотпущенница и наложница Акта, которую Нерон искренне полюбил, открыла ему глаза на содеянное, и император, осознав чудовищность своего поведения, проклял Агриппину. В конце 55 года он велел матери покинуть дворец и отправиться жить на роскошную виллу «Антонию». Это означало, что она попала в немилость.

Но покорность не была свойственна Агриппине. Сойдясь с недругами сына, она вновь затеяла интриги и стала готовить заговор против императора. Но Нерон ее опередил.

Первая попытка, однако, не удалась: галера, на которой она находилась, затонула, как и было задумано, но Агриппина хорошо плавала, и ей удалось добраться до берега. Позже убийцы, нанятые Нероном, проникли прямо к ней в покои. Один из них приблизился к Агриппине и ударил ее по голове тяжелой дубиной. Агриппина рухнула наземь, после чего ее добили несколькими ударами меча.

На сей раз никто из историков не пытался оправдать Нерона. Сами же римляне, крайне осуждавшие кровосмешение, ничуть не возмутились, узнав об убийстве Агриппины. Напротив, сенат даже поздравил Нерона с ее смертью.

Разумеется, никакие причины не могут служить оправданием убийства. И все же надо учитывать, что жестокие обычаи в дряхлеющем Риме если и не были возведены в правила, то, во всяком случае, воспринимались совсем иначе, чем в наше время. И в этом смысле Нерон, по сравнению, скажем, с Калигулой, Тиберием, Августом, да и самим Цезарем, выглядит отнюдь не худшим злодеем, чем его предшественники.

Вернемся, однако, к другим обвинениям, выдвинутым против Нерона. Главным обвинителем по делу о великом пожаре, который имел место в 64 году н. э. и стал, пожалуй, самой большой катастрофой «вечного города» за всю его многовековую историю, выступает все тот же Тацит. Согласно его версии, однажды после грандиозной попойки Нерон велел поджечь Рим с четырех сторон, а сам наслаждался «великим пламенем, напоминавшим крушение Трои». Вину за это преступление он возложил на маленькую колонию христиан, проживавших в Риме. Потомки тоже были совершенно уверены: пожар в Риме устроил сам Нерон.

Но им опять возражают современные историки, считая, что доказательств вины Нерона в этом случае явно недостаточно.

Как уже точно известно, в то время как разразился пожар, который бушевал пять дней и ночей, Нерона в Риме не было. Он находился на побережье, в Антии, что в пятидесяти километрах от Рима. Быть может, он отдал приказ о поджоге города несколькими днями раньше? Но в таком случае неужели ему не хотелось лично проследить за осуществлением задуманного им плана? Да и вообще, как мог Нерон, страстный собиратель бесценных сокровищ, поджечь город, лежавший у подножия его дворца, рискуя в том числе и собственным домом, битком набитым всякими ценностями? Ведь в конечном итоге и его дворец сгорел.

Далее, пожар начался с построек, примыкавших к цирку. В них жили люди. Неужели они могли со спокойным сердцем взирать, как огонь пожирает их жилища, не предпринимая никаких мер по его тушению и не требуя наказания виновного?

Учтем также и отношение римлян к происшедшему. После пожара они восторженно приветствовали Нерона, который в эти дни был сам не свой. Если бы население было убеждено в виновности императора, неужели бы оно стало его восхвалять?

Кстати, после бедствия Рим был отстроен заново. Самый прекрасный в то время город буквально возродился из пепла. И подлинным архитектурным шедевром в нем был дом Нерона – Золотой дворец. Кроме того, работы по восстановлению Рима способствовали процветанию всей империи: поднялась цена на землю, появилось множество новых ремесел, каждый житель империи был обеспечен работой.

Не менее спорным выглядит и обвинение, якобы выдвинутое Нероном против христиан, и то, что он их жестоко преследовал. Тацит писал, что «их распинали на крестах и обреченных на смерть в огне поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения». Однако и это утверждение не выдерживает критики. Дело в том, что распятые на крестах и подожженные человеческие тела не могли гореть как факелы. Они должны были медленно обугливаться.

Как говорилось выше, Нерон всегда считал себя прирожденным актером, поэтом, певцом и покровителем искусств. Так, в Неаполе он впервые выступил перед греческой публикой в качестве актера и пел, аккомпанируя себе на лире. Выступление именно перед греками не случайно: в Риме профессия актера традиционно считалась позорной. И конечно же, это не повышало престиж императора в правящих кругах. А значительные траты на культурные программы, а также на войны вызвали рост цен. Нужда в деньгах спровоцировала ряд процессов по восстановленному в 62 году закона об оскорблении величества (фактически обвинение в государственной измене). Несколько видных деятелей поплатились за свое богатство, а основания бояться за свою жизнь появились у всех. И потому в империи подспудно зрело недовольство – вместе с чернью начала роптать и знать.

Первый заговор, зачинщиком которого выступил Пезон, один из приближенных императора, был Нероном раскрыт. В отместку он пролил потоки крови. Среди несчетного числа его жертв оказались Петроний, Трасей, Сенека, Лукан.

Однако беспрерывные казни не остановили врагов Нерона. Пропретор Галлии Виндекс и наместник в Испании Гальба объявили о своем неподчинении императору. После этого события развивались очень быстро. Часть империи провозгласила императором Гальбу. На его сторону встали сенат и преторианцы. Низложенный общим постановлением сената, всеми покинутый, Нерон бежал из Рима и скрылся во владениях своего вольноотпущенника Фана. Однако Нерон знал, что его уже ищут и непременно найдут, чтобы казнить по обычаю предков. Когда он спросил, что это за казнь, ему ответили, что «преступника раздевают догола, голову зажимают колодкой, а по туловищу секут розгами до смерти».

Узнав, что его ожидает, Нерон решил избежать уготовленного ему позора. Он велел вырыть для себя могилу, причем сам при этом присутствовал, то и дело повторяя: «Какой великий артист погибает!» Когда преследователи были уже совсем близко, он вонзил себе в горло меч.

Так закончил свою недолгую, но весьма бурную жизнь правитель, породивший о себе столько противоречивых суждений, что их в избытке хватило бы на добрую половину императоров Древнего Рима.