Глава 19
– Док?
Эмори склонила голову к руке, лежавшей на ее плече, и потерлась о нее щекой.
– Ты просыпаешься или продолжаешь спать?
– Гм?
Эмори медленно проснулась и открыла глаза. Кисть руки, к которой она прижималась щекой, принадлежала мужчине в вязаном свитере, чьи широкие плечи закрывали от нее потолок.
Он склонился над ней, его лицо было совсем близко. Отсветы огня в камине делали черты резче, подчеркивали высокие скулы и сильный подбородок, высвечивали серебристые нити в его волосах, делали глубже складки вокруг рта и накладывали таинственные тени вокруг глаз.
Эмори отчаянно хотелось, чтобы он поцеловал ее.
Мужчина убрал руку и отошел от кровати. Эмори села. Жалюзи на окнах были все еще закрыты, но по их краям не было дневного света. Одуревшая после сна и дезориентированная, она спросила:
– Который час?
– Шесть тридцать вечера. Ты проспала почти весь день.
– Не могу поверить, что я так долго спала.
– У тебя выдалась тяжелая ночь. Я не знал, стоит тебя будить или нет.
– Я рада, что ты меня разбудил.
– Твои легинсы, – он протянул их ей.
Эмори откинула одеяло, встала и отправилась в ванную. Она воспользовалась туалетом, надела легинсы, прополоскала рот и провела рукой по волосам, которые, высохнув, приняли весьма причудливую форму и спутались, потому что она легла спать с мокрой головой.
Когда Эмори вышла из ванной, мужчина стоял перед книжными полками, изучая корешки. Она подошла к камину и проверила майку и куртку.
– Все еще мокрые, – сказала она. – Мне придется еще какое-то время поносить твою рубашку.
Мужчина не ответил. Он явно что-то обдумывал, и Эмори захотелось нарушить молчание.
– Честно говоря, я не в лучшей форме. Я не пользовалась увлажняющими средствами три дня. У меня на голове солома. Если бы ты увидел меня в нормальном виде, ты бы меня не узнал.
Стоя к ней спиной, он произнес:
– Я бы узнал.
Мрачный тон и отстраненность предполагали подтекст в этой простой фразе. И когда Эмори поняла смысл, осознание того, что он отвергает ее, навалилось на нее с такой же тяжестью, что и его куртка накануне.
– Но этого никогда не случится, верно? Как только я окажусь дома, мы никогда больше не увидимся.
– Да.
Он ответил прямо. Не придумывал никаких условий. Он объявил об этом, как об окончательном решении.
Эмори не знала, что сказать. Но даже если бы она знала, то едва ли смогла бы произнести хотя бы слово. Горло у нее перехватило от эмоций, которые ей не следовало бы испытывать. При мысли о возвращении домой ей следовало бы испытать чувство облегчения и счастливого предвкушения. Вместо этого она испытала отчаяние.
Разумеется, как только она вернется к своей жизни, она справится с этой глупой и необъяснимой печалью. Она любит свою работу и своих пациентов. Впереди ее ждет марафон. На нее рассчитывают люди. Как только она попадет домой, у нее не будет свободного времени. Ей придется сразу вернуться к делам и наверстать упущенное время, то время, которое она провела в этой хижине.
И очень быстро эти несколько дней покажутся ей сном.
Но почему у нее такое чувство, что она проснулась до того, как сон подошел к счастливому концу?
Прервав поток ее мыслей, мужчина предложил:
– Если хочешь что-нибудь съесть, не стесняйся.
– Я не голодна.
Судя по всему, ему есть тоже не хотелось. Кухонная зона была темной. Он взял книгу с одной из полок и пошел с ней к шезлонгу.
– Возможно, ты не так уверен по поводу намерений Флойдов, как ты хочешь меня уверить, – сказала Эмори.
Когда он поднял на нее глаза, она кивком указала на пистолет, лежавший на придиванном столике под настольной лампой на расстоянии вытянутой руки.
– Они не показывались, – ответил он, – но я мог и ошибиться.
Эмори села на диван.
– Откуда ты узнал, что это были братья Лизы?
С отсутствующим видом он провел кончиками пальцев по названию на обложке книги.
– Я не знал, пока она мне не сказала. Лиза так не хотела, чтобы кто-то узнал о ребенке, даже когда она его потеряла. Думаю, любая пятнадцатилетняя девочка в такой ситуации боялась бы того, чтобы о ее положении узнали. Но Лиза особенно настаивала на том, чтобы не узнала Полина.
А в это время эти мерзавцы пили пиво. Их просто забавляло ее положение. И я вдруг понял почему. Это было их домашней шуткой. Я надеялся, что ошибся. Но когда я спросил Лизу напрямую, она расплакалась и рассказала мне.
Эмори обхватила себя за локти.
– Это был единственный случай? – с надеждой спросила она.
– Нет. По словам Лизы, это длится достаточно давно.
– Как Полина могла этого не замечать?
– Она знает, Док. Разумеется, знает, но не признается, пожалуй, даже самой себе, что ей все известно. Как ты думаешь, почему она отправила Лизу жить в город к своей сестре и зятю?
Эмори уперлась локтями в колени и обхватила голову руками.
– Это непристойно. Читаешь об этом, слышишь рассказы в новостях, но мне очень трудно поверить, что такие вещи происходят в реальности.
Мужчина невесело рассмеялся.
– О, такое случается. Бывает еще хуже. Твой милый, чистый мир защищает тебя от уродливой стороны нашего общества.
Эмори опустила руки.
– Не смей этого делать.
– Чего?
– Так оскорблять меня.
– Я не…
– Нет, ты меня оскорбил, – Эмори встала. – Я ничего не могу поделать с тем, что мои родители были богаты. Я не по своей воле появилась на свет в милом, чистом мире, как и Лиза ничего не может поделать с обстоятельствами своего рождения.
Он отложил книгу и провел пальцами по волосам.
– Ты права. Я прошу прощения, я погорячился.
– И не относись ко мне покровительственно.
– Я этого не делал.
– Еще немного, и ты снова назовешь меня благодетелем человечества.
Он встал с кресла.
– Ладно, тогда подскажи мне такие слова, которые не будут тебя раздражать.
Все еще сердитая, она спросила:
– Что будет с Лизой?
– Надо надеяться, что тетя и дядя возьмут ее обратно.
– Мне не показалось, что у этих людей добрая душа. В приемной семье ей, возможно, будет лучше.
– В приемной семье?
– Социальные службы могут найти для Лизы новый дом.
– Что?
– Социальные службы это…
– Я знаю, что такое социальные службы, – оскорбленно парировал он. – Но чтобы они начали действовать, Лизе придется заявить о сексуальном насилии.
– Разумеется, она заявит об этом!
– Пока что она этого не сделала.
– Но сделает! Этим двум дегенератам место в тюрьме.
– Согласен. Но этого никогда не случится. Никогда.
– О чем ты говоришь?
– Я знаю, как они настроены, Док. Это менталитет клана. Они будут защищать своего. Полина пыталась ничего не видеть до последней минуты. И будет продолжать это делать. Она разберется с этим, но вне закона и без вмешательства властей.
– Если ни она, ни Лиза не сообщат об этом, если ты тоже этого не сделаешь, тогда это сделаю я.
– И ты поступишь так с Лизой? Заставишь ее терпеть последствия такого поступка? Ведь Норман и Уилл обязательно отыграются и на ней, и на их матери. Им придется несладко.
– Значит, нам следует смотреть в другую сторону и позволить, чтобы изнасилование сошло им с рук?
Он промолчал, но Эмори содрогнулась, увидев выражение его лица.
– Что ты собираешься предпринять? – она перевела взгляд на пистолет. – Ты не можешь убить их.
Он выдержал ее взгляд, потом отошел к камину и начал ворошить поленья кочергой.
– Не твоя проблема.
– Ты сделал это моей проблемой.
– Что ж, с этой минуты так не будет.
Эмори собралась было парировать, но заметила четкие движения его сильных рук. Ни одно движение не было напрасным, каждое было обдуманным. Эмори снова почувствовала комок в горле.
– Ты решил отвезти меня обратно.
Мужчина не ответил, продолжая смотреть на кучку углей.
Этим объяснялось его настроение с той минуты, когда он разбудил ее. Эмори сглотнула.
– Сегодня вечером? Сейчас?
– Как только ты будешь готова. Дороги достаточно чистые.
– Значит, нам следует ехать немедленно, – сказала она. У нее саднило горло. – Люди на морозе ищут меня.
– Не сегодня вечером.
– Что?
– Пока ты спала, я включил компьютер и просмотрел новости. Поиски приостановлены до рассвета завтрашнего дня.
Эмори посмотрела на ноутбук, который она раньше заметила на кухонном столе.
– Что они говорят о моем исчезновении? Ты читал что-нибудь о Джефе?
– Я прочитал только заголовки, в детали не вдавался, – он поддел уголек, выскочивший из камина, и вернул его обратно. – Что ты ему скажешь о времени, проведенном здесь?
– Понятия не имею.
Он повернул к ней голову, правая бровь чуть приподнялась. Теперь это выражение было настолько хорошо ей знакомо. Он ждал ответа, но не хотел сам задавать вопрос.
– Понятия не имею, что я скажу Джефу. Или кому-то еще. Я не помню, как ударилась головой, поэтому я не могу назвать это ни несчастным случаем, ни нападением. Я не знаю, где мы находимся. Что я могу рассказать им о тебе, если я ничего не знаю? Ни твоего имени, ни… даже того, почему ты принес меня сюда.
Он негромко выругался на выдохе, положил руки на каминную доску и опустил на них голову. Он долго смотрел на огни в камине, потом подбросил еще поленья, поставил на место экран и вытер руки о джинсы.
Потом мужчина повернулся к Эмори:
– Что ж, кое-что я могу тебе объяснить. Почему я принес тебя сюда? Я нашел тебя на тропе. То, что я для тебя сделал – принес в хижину, кормил тебя, оказывал первую помощь…
– Ты сделал бы то же самое для любого незнакомого человека, попавшего в беду.
– Черта с два, – резко парировал он. – Точно, я бы отвез пострадавшего человека в больницу, бросил бы его там и уехал. Никакого риска, никакого участия, никакого шанса оказаться на виду. Но ты – это самая серьезная угроза из всех для… – он оглядел хижину, – для всего. Мне бы хотелось, чтобы ты была со мной дольше.
Он поднял руку, сжал ее в кулак, как будто демонстрируя его.
– Ты никогда не сможешь оценить то, как я рисковал, когда держал тебя здесь. Разумеется, ты и представить не можешь, каково мне было держаться от тебя подальше.
Он подошел к ней и, когда между ними оставалось лишь несколько дюймов, спросил:
– Ты все еще боишься меня?
– Очень.
Он сделал еще шаг.
– Но ты не убегаешь. Почему?
– Потому что я могу представить, каково тебе.
Он издал странный звук, полустон, полурычание.
– Лучше тебе остановиться прямо сейчас, Док.
Он дал ей время, но, когда Эмори не двинулась с места, он протянул к ней руку и положил ей на ягодицы. Казалось, жар его руки растопил ткань ее легинсов, когда мужчина прижал ее к себе. Другая его рука пробралась под ее волосы и легла ей на шею сзади, как он уже делал прошлой ночью.
– Последний шанс.
Эмори положила ладони ему на грудь и медленно подняла их ему на плечи.
– Ладно, я тебя предупреждал. Я говорил тебе, что если ты еще раз дашь мне возможность прикоснуться к тебе…
– То мне от тебя уже не уйти. Твои руки побывают везде.
– Я обещал не только это.
Он накрыл ее губы своими и выпустил на волю голод, который он сдерживал прошлой ночью. Не было никакой сдержанности ни в его напористом языке, ни в том, с какой жадностью ее рот раскрылся ему навстречу, ни в тех непристойных эротических словах, которые он прошептал, когда закончил свой поцелуй и отпустил ее только для того, чтобы расстегнуть пуговицы на его рубашке, в которую она была одета.
Он распахнул клетчатую фланель, и его взгляд обжигал ей кожу. Тыльной стороной пальцев он коснулся живота Эмори, измерил ее узкую грудную клетку, обхватив ее ладонями, подхватил снизу груди. Она подалась к нему, еле слышно постанывая, когда кончики его пальцев очертили контуры ее грудей до самых сосков, затвердевших под его ласками.
– Проклятье, – пробормотал он.
Взяв Эмори за руку, мужчина повел ее к кровати. Остановившись там, он стянул рубашку с ее плеч, чтобы смотреть на нее, пока он сам снимал свитер и отбрасывал его в сторону.
Его пальцы спустились к ширинке, быстро расстегнули ее. Его глаза не отрывались от ее глаз, он сунул руку в джинсы. Ее дыхание прервалось.
– Я долго не продержусь.
– Тебе и не придется, – она легла на кровать и подвинулась, освобождая ему место.
Он встал коленями на кровать, склонился над ней, стащил с нее легинсы для бега, развел в стороны ее бедра, умостившись между ними. Он смотрел на нее сверху с таким жадным интересом, что Эмори бросило в жар.
Ругаясь от нетерпения, он спустил джинсы и сделал то, что обещал: его руки побывали везде. Сначала нежные прикосновения к внутренней поверхности ее бедер, потом поглаживания там, где она была влажной и нетерпеливой, потом резкое движение под ягодицами, когда он поднял Эмори вверх. Он вошел в нее одним резким движением.
– Иисусе, Док, – простонал он, – я обещал тебе, что больно не будет.
– Мне не больно.
– Но могло быть.
Он вошел в нее еще глубже, потом вытянулся над ней и начал двигаться. Совокупляться. Воплощение первобытной мужской силы и уверенности. Безжалостный, доминирующий, властный.
Обхватив ее запястья, он завел ей руки за голову. Глядя ей в глаза, он сунул руку между ними и коснулся ее с такой плотской точностью, что она выгнулась под его рукой, начала тереться о нее, без слов умоляя его продолжить ласку. И он сделал это. Снова и снова. Его голова склонилась к ее груди, язык принялся ласкать твердые соски.
Ее оргазм был оглушительным.
Прорычав непристойность, он вышел из нее как раз вовремя и оставил свой след на ее теле.
Они исчерпали блаженство до последней капли, и, когда он кончил, их пульс бился сильно и насыщенно. Потом они как будто растворились друг в друге, обессиленные. Прошло много времени до того момента, когда он отпустил ее руки и лег рядом.
Когда Эмори наконец собралась с силами и открыла глаза, он лежал рядом с ней на животе, прижавшись щекой к сложенным рукам. Черные ресницы отбрасывали длинные тени на его скулы.
Спина мужчины поблескивала от пота. Кожа была гладкой, мышцы красиво бугрились. Его джинсы были спущены вниз, открывая соблазнительную территорию там, где спина переходила в выпуклые ягодицы.
Почувствовав ее взгляд, он открыл глаза. Как будто синие лампочки зажглись внутри стеклянной бутылки. Его внимание привлекла сперма на фланелевой рубашке, которая беспомощно скрутилась вокруг нее. Он снова встретился с ней взглядом. Как будто защищаясь, он произнес:
– Уже жалеешь?
Вместо ответа Эмори коснулась пальцами его поясницы, потом спустилась чуть ниже. Затем ее пальцы проскользнули под пояс джинсов и коснулись щели между ягодицами.
– Если ты будешь продолжать в том же духе, мне придется перевернуться.
Легким словно перышко прикосновением она двигалась все ниже.
Ворча от смеси дискомфорта и возбуждения, он перевернулся на спину и скинул джинсы.
Для Эмори в человеческом теле не было тайн. Она видела сотни, тысячи тел, всех размеров и форм. Но его тело поразило ее. Она даже как будто застеснялась его бескомпромиссной мужественности – габаритов в целом, зарослей волос на груди, побледневшей татуировки «разряд молнии» там, где бедро соединялось с животом, его члена, снова напряженного от желания.
Он нетерпеливо стащил с нее рубашку, положил ладонь ей на затылок и подтолкнул ее к себе. Он целовал ее долго и глубоко, его язык снова и снова вонзался в ее рот. Когда он наконец прервал поцелуй, то отодвинул ее на такое расстояние, чтобы он мог рассматривать ее, что он и проделал с наглостью, которая восхищала и возбуждала ее.
Он накрыл рукой ее грудь и осторожно сжал пальцами сосок. Его голос был сексуально хриплым:
– Ты не собираешься с криком убежать от меня?
В восхитительном состоянии возбуждения она улыбнулась и покачала головой.
– Тогда запомни меня, Док.
– Запомнить?
Оставив ее груди, которые покалывало от возбуждения, его руки спустились вниз по ее животу. Он разглядывал архитектуру ее тазобедренного сустава, как будто это было чудо. Тыльной стороной пальцев он провел по мягким волоскам.
– Запомни меня, чтобы ты смогла унести с собой воспоминания и играть с ними, когда ты уйдешь.
– Какие воспоминания?
Едва договорив, она задохнулась от изумления, когда он ловко развел ее бедра в стороны, чтобы его плечи уместились между ними. Она почти чувствовала его взгляд, когда он сунул руки ей под ягодицы и поднял ее к своему лицу. Она почувствовала первое прикосновение его языка, потом его губы шевельнулись, когда он прошептал:
– Непристойные.
