Глава 14
Эмори вцепилась в петлю над пассажирским сиденьем, когда пикап входил в поворот. Они возвращались по той же темной и обледенелой дороге, по которой ехали в городок, только на этот раз они поднимались. От этого путь становился еще труднее. Кроме страха перед опасной трассой, она испытывала тревогу из-за возможности уголовного преследования.
Они вошли в кабинет врача и вышли из него. На все ушло пять минут. Мужчина, выбивший из двери замок, держал в руках фонарь и следил не только за передвижениями Эмори, но и за ситуацией за окном, чтобы быть уверенным в том, что никого не встревожил этот взлом.
Эмори собрала инструменты, перевязочный материал и лекарства, которые, как она предполагала, могли ей понадобиться, и сложила все в мешок для мусора, чтобы унести все с собой. На выходе им никто не встретился. Они выехали из городка точно так же, как и въехали туда – незамеченными.
То есть она на это надеялась. Когда Эмори в третий раз повернула голову назад, чтобы посмотреть на дорогу позади, мужчина сказал:
– Расслабься, Док. За нами никто не гонится.
– Так как я новичок в смысле ограблений, я немного нервничаю. Откуда ты знал, что в кабинете врача не будет сигнализации?
– Я не знал.
Оцепенев от изумления, она сказала:
– А если бы сработала сигнализация? Нас бы поймали.
– Нет, не схватили бы.
– Ты думаешь, что мы улизнули бы из этого сонного городка на этом большом и подозрительном пикапе?
– Да.
– Невозможно.
– Нет. Возможно. Мне это уже удавалось.
Эмори не знала, что ей делать: ужаснуться его признанию или обрадоваться тому, что он умел избежать ареста.
– Я все еще не могу поверить, что ты – вместе со мной – нарушил закон.
– Не кори себя. Ты поступила правильно.
Эмори посмотрела на него, и он ответил на ее незаданный вопрос:
– Это как раз в духе твоей филантропии.
– Ты полагаешь, что мы делаем доброе дело?
– Тебе незачем ехать на Гаити или организовывать сбор средств, чтобы помочь нуждающимся. Здесь и сейчас ты сможешь помочь девочке-подростку.
– Если ее состояние таково, каким ты его описал, то ей нужно в больницу.
– Я предложил отвезти ее туда. Она отказалась.
– Почему?
Мужчина сосредоточился на том, чтобы вести машину по крутому склону, осторожно поворачивая руль, но Эмори решила, что он это сделал специально, только бы не отвечать на ее вопрос.
– Почему она отказалась? – повторила она.
– Она боится.
– Чего? Врачей? Больниц?
– Когда мы приедем, сможешь сама у нее спросить.
– Когда мы приедем, я позвоню девять-один-один.
– Желаю удачи.
– Ты мне помешаешь?
– Они тебе не позволят.
– Братья?
Он пробормотал что-то сквозь зубы, как показалось Эмори: «чертовы горцы».
– Если ты такого мнения о семье Флойд, тогда зачем ты с ними связался?
– А по-твоему, пусть девочка страдает?
– Конечно же, нет.
Понимая, что идет по тонкому льду, Эмори все-таки продолжила:
– Но я думаю, что ее состояние стало для тебя веским основанием, чтобы связаться с ними. Это шанс, которого ты не ждал, но за который ухватился. Если я не права, поправь меня.
Его обтянутые перчатками пальцы выпрямились, потом снова вцепились в руль, но он промолчал.
– Ты и раньше с ними бодался.
– Нет.
– Я тебе не верю. Ты сказал…
– Послушай, Док, ты можешь до посинения строить предположения, и ты все равно будешь неправа. Тебе следует знать лишь одно: я дал Лизе слово, что привезу помощь. Я держу свое слово.
– Ты дал мне слово, что отвезешь меня обратно, но я все еще рядом с тобой.
– Я обязательно это сделаю. Только не сегодня.
– Нет, разумеется. Этим вечером ты был слишком занят, взламывая кабинет врача и превращая меня в твою сообщницу.
– Я заставил тебя под дулом пистолета.
– Не совсем.
– Но почти. Если потребуется, можешь валить все на меня.
– Как? Я даже не знаю твоего имени.
Он посмотрел на нее.
– Ты начинаешь въезжать в ситуацию.
Мужчина говорил насмешливо-иронически, но в его словах была правда. Когда она попадет домой, как она все объяснит? Все то, что происходило с ней после того, как она пришла в себя в его горной хижине, казалось нереальным.
Такие приключения просто не могли произойти с такими, как Эмори. Среди ее знакомых не было никого, кто бы таким немыслимым образом покинул их мир и организованную жизнь. Или странное это новая норма? Видимо, так и было, потому что реальность стала сюрреализмом.
Или все-таки это была реальность? Разве не она вломилась в кабинет врача? Разве не ее подельник открыто признавал, что скрывается от властей? Разве она не ела за его столом, не пользовалась его мылом в его душе, не носила его одежду и едва не занялась с ним сексом?
Или она вот-вот проснется и окажется лежащей в постели рядом с Джефом в их красиво обставленной спальне с климат-контролем, где температура оставалась постоянной в течение всего года, где каждый день и каждая ночь были более или менее похожи на предыдущие и последующие, где никогда не происходило никаких катаклизмов? Может быть, она разбудит мужа, рассмеется и скажет: «Ты не поверишь, какой невероятный сон мне приснился?»
Но такой сценарий было трудно представить. Ей никак не удавалось сосредоточиться. Детали – текстура ее любимых простыней, цвет стен в спальне, звук негромкого похрапывания Джефа – были странно неразличимыми, тогда как профиль мужчины рядом с ней в пикапе был тревожно знакомым.
Она не могла назвать его по имени, но могла бы описать шрам в форме полумесяца над левой бровью. Волосы с легкой проседью, складки вокруг рта, все время меняющееся выражение его глаз. Все это были лишь некоторые черточки его личности, которые стали хорошо знакомы Эмори.
Его голос, на первый взгляд звучащий без выражения, мог быть очень впечатляющим, если вы умели различать нюансы. Он умел говорить шепотом, хотя никто бы и не подумал, что мужчина его габаритов может говорить так негромко. Он никогда не забывал повесить на место посудное полотенце после того, как воспользуется им. Когда он сидел в своем шезлонге и читал, он бездумно поглаживал уголок губ большим пальцем. А добавив полено в камин, он всегда вытирал руки о заднюю часть своих джинсов.
Этим вечером он сделал из Эмори преступницу. Неделю назад она была бы ошеломлена такой перспективой. Но когда она думала об этом теперь, она понимала, что скандализована в куда меньшей степени, чем следовало бы.
Когда после поворота дороги Эмори увидела знакомую ограду, ворота, его хижину, в ее голове промелькнула мысль: «Мы дома».
Она принимала невероятную ситуацию, в которой оказалась, и чувствовала себя комфортно. И это, больше, чем что-то еще, должно было бы напугать ее.
Мужчина сбросил скорость.
– Может, остановимся? В доме есть что-то, что могло бы тебе понадобиться?
– Я так не думаю.
Дни напролет ей хотелось сбежать из его хижины. А теперь в ее душе поднялась тревога, когда они проехали мимо ее относительной безопасности.
– Я хочу, чтобы ты знал: несмотря на все мои возражения, я считаю, что ты поступаешь благородно, помогая этой девушке, – сказала Эмори. – Я даже восхищаюсь тем, что ты пошел на крайние меры, чтобы помочь ей.
Мужчина не ответил, чувствуя, что она еще не закончила.
– Но это не по моей специальности, и я плохо экипирована. Если ее состояние настолько серьезно, как ты говоришь, несмотря на устрашающих братьев девушки, несмотря на тебя, я сделаю все необходимое, чтобы доставить ее в больницу.
– Она не поедет, Док. Я говорил тебе. Лиза была в Дрейкленде сегодня утром. Она могла бы остаться в больнице, но не сделала этого. Девушка позвонила своим братьям, чтобы они приехали за ней и отвезли домой. Они как раз возвращались из города, когда их машина врезалась в дерево.
– Братья нас ждут?
– Я добился от них неохотного согласия на то, что я привезу к их сестре врача. Убедить их мне помогла мать.
– Там есть мать?
– Она представилась как Полина. Ей с сыновьями не справиться. Она поникшая, жалкая. Но очень беспокоится за Лизу.
Впереди среди деревьев мелькнул свет.
– Это их дом?
– Да.
– Значит, они близкие соседи.
– Я уже согласился с тем, что солгал по этому поводу. А теперь будь внимательна. Это важно. Я не могу повернуться спиной к этим парням. Если я скажу «делай», ты сделаешь, понятно? Никаких вопросов, никаких споров, никаких колебаний. Ты просто выполнишь то, что я скажу и когда я скажу.
– Они действительно настолько опасны?
Мужчина стиснул челюсти, и от яростного выражения на его лице у нее бежали мурашки.
– Они глупые и злые, а потому опасные, – он похлопал себя по поясу. – Я буду держать пистолет наготове.
– Думаешь, от этого я почувствую себя лучше?
– Тебе должно стать лучше при мысли о том, что я пущу его в ход без колебаний.
Он сказал это настолько безапелляционно, что Эмори ему поверила.
– С тобой все будет в порядке, – сказал он, словно почувствовав ее возрастающую тревогу. – И вот еще что. Они не знают, что ты… моя гостья. И им лучше не знать, что ты живешь под моей крышей.
– Лучше для кого?
Он нажал на тормоз. Пикап скользил еще несколько ярдов, пока не остановился посреди дороги. Положив руку на спинку сиденья, мужчина повернулся к Эмори.
– Лучше для тебя, – сердито выпалил он. – Не используй их, чтобы избавиться от меня.
Она тихонько ответила:
– Я просто пошутила.
– Сейчас не до шуток. Не проси их о помощи.
– Не буду.
– Поклянись, Док.
– Не стану, клянусь.
Он продолжал мрачно смотреть на нее, потом снял ногу с тормоза и поехал дальше. Через четверть мили он свернул на подъездную дорожку, заваленную всевозможным мусором. Даже снег не сумел скрыть шрамы пренебрежения и разрухи. В доме горел свет, но ни в самом строении, ни в участке вокруг не было ничего гостеприимного.
И, разумеется, совершенно негостеприимным оказался пес, вылетевший из двери со свирепым лаем. Эмори он показался хранителем ада, когда бросился на пассажирскую дверцу и его когти заскребли по металлу. От его лязгающих клыков ее отделяло только стекло. Не в силах дышать от страха, она вжалась в сиденье.
– Ах да, я и забыл, – сказал мужчина, – здесь есть еще и злая собака.
* * *
Эмори не вскрикнула и не взвизгнула, но вид у нее был перепуганный. Не обращая внимания на пса, ее спутник остановил пикап и выполнил разворот в три приема так, чтобы машина стояла капотом к дороге.
Она посмотрела на него, повернув только голову. В ее глазах был вопрос.
Он пояснил:
– Мера предосторожности на тот случай, если нам придется уезжать в спешке.
Пронизывающий свист заставил пса мгновенно замолчать. На крыльцо вышел старший из братьев Флойд. Желтая лампочка, горевшая под свесом крыши, отбрасывала глубокие тени на его лицо, подчеркивая свирепое выражение.
– Это Норман.
В ответ на еще один резкий свист пес попятился, но отошел всего лишь на несколько футов и стоял прямо под дверцей со стороны Эмори, напряженный, готовый броситься. Его уши подергивались, словно он ждал команды, чтобы вцепиться им в глотку.
Мужчина перегнулся через Эмори, оперся ладонью о ее бедро и закричал в пассажирское окно:
– Отзови свою проклятую собаку.
Норман прикрыл глаза рукой от слепящего света лампочки на крыльце. Заметив Эмори, он заорал в ответ:
– А она, черт побери, кто такая? Ты должен был привезти врача.
– Это доктор Смит.
Норман тяжело и неуклюже спустился по ступеням и неторопливо подошел к пикапу. Через окно, уже испачканное собачьей слюной, он оглядел Эмори с головы до ног.
– Она врач?
– Да.
Норман хмыкнул и протянул:
– Жаль, что я не болен.
Надо отдать Эмори должное. Она не поморщилась и вообще никак не выдала своего страха. Но в ее голосе было столько презрения, что им можно было резать лед.
– Насколько я понимаю, вы не позаботились о том, чтобы вашей сестре оказали медицинскую помощь. Поэтому я приехала осмотреть ее. Но я уеду сию же минуту, если вы не уберете этого зверя.
Нормана позабавила ее агрессия, он улыбнулся своей глупой улыбкой и сказал:
– Да, мэм, конечно, доктор, мэм.
Потом он повернулся, схватил пса за ошейник, подтащил к дереву и прицепил к ошейнику цепь.
– Лежать, – скомандовал он, дополнив команду ударом ноги, отправившим пса в грязный снег. Собака немедленно вскочила, но осталась сидеть у дерева, тяжело дыша.
Эмори отвернулась от Нормана и, чтобы он не мог ее слышать, обратилась к своему спутнику:
– Ты уверен, что твой пистолет заряжен?
– Всегда.
После секундной паузы он добавил:
– Я прикрою твою спину, Док. Ты можешь на это рассчитывать. Я убью их раньше, чем они успеют к тебе прикоснуться.
Их лица были очень близко, поэтому он не мог не заметить восхищения в ее глазах. Потом на лице Эмори появилось выражение решимости. Отвернувшись от него, она открыла дверцу и вышла из пикапа.
– Где Лиза?
Норман поклонился ей и широким жестом указал на дом.
– В дальней спальне.
Когда они проходили мимо, пес зарычал. Они прошли друг за другом по ступенькам, миновали крыльцо и вошли в дом, оказавшись сразу в гостиной. Он уже видел ее, когда подвозил Флойдов домой. Вечером комната выглядела не лучше.
Все в этой гостиной было запущенным, от заплесневелого потолка до ковра в пятнах. Обои местами отошли, обнажая штукатурку. Абажур из газеты украшал торшер с погнутой стойкой.
Уилл разлегся на диване и следил за борьбой по телевизору. Дробовик стоял дулом вверх возле подушки рядом с ним. Увидев Эмори, он поднял бровь.
– Это еще кто? Что, черт побери, происходит?
Ему ответил брат:
– Мужик-сосед привез даму-врача. Умора, верно?
Шутка Нормана не понравилась спутнику Эмори, но он не отреагировал на нее, потому что не собирался называть братьям свое имя. Но парни смотрели на Эмори словно голодные шакалы, и от этого ему еще сильнее хотелось ее защитить.
Игнорируя неотесанную парочку, он взял Эмори за руку и повел ее к спальне, в которой он оставил Лизу в свой прошлый приезд. Ее мать стояла на пороге открытой двери, комкая в руках подол грязного фартука.
Полина Флойд была такой худой, что ее лопатки выступали на спине под выцветшим платьем словно ручки ящика. Волосы были такими редкими, что кожа просвечивала под курчавой седой порослью на макушке. По лицу было ясно, что она пережила немало трудных моментов, и теперь был один из них.
– Полина, это доктор Смит. Доктор Смит, миссис Флойд.
Эмори пробормотала приветствие себе под нос.
Полина с тревогой обратилась к ней:
– Вы можете помочь моей девочке? С ней что-то ужасное. Говорит, что у нее болит живот, и она истекает кровью.
Эмори заглянула в комнату, где на кровати под изношенным покрывалом совершенно неподвижно лежало маленькое тело.
– Я надеюсь помочь ей. Где можно помыть руки?
Пожилая женщина удивленно наклонила голову.
– В ванной комнате, я полагаю.
Она указала направление большим пальцем.
Эмори извинилась и отправилась в ванную.
Миссис Флойд смотрела ей вслед, пока молодая женщина не скрылась за дверью ванной, потом снова взглянула на своего соседа.
– И давно ты живешь ниже нас по дороге?
– Некоторое время.
– Один?
– Да, мэм.
Она снова посмотрела на дверь ванной.
– Она действительно врач?
– Великолепный врач.
– Я не знаю в окрестностях ни одного врача-женщины. Откуда ты ее привез?
– Из города, – он надеялся, что больше никаких объяснений не потребуется.
Эмори вышла из ванной, бледная, но решительная, и прошла мимо него и Полины в спальню. Они прошли следом за ней до кровати. Лиза лежала на боку, подтянув колени к груди.
Эмори вытащила коробку с латексными перчатками из мусорного мешка, который она принесла с собой, надела пару и тронула девочку за плечо.
– Лиза! Я доктор Шар… Смит.
Она слегка надавила на ее плечо, чтобы Лиза перевернулась на спину.
Девочка была очень хорошенькая, с тонкими чертами лица и шелковистыми белокурыми волосами. А вот глаза были настолько темными, что зрачок почти сливался с радужкой. Глядя мимо Эмори на мужчину, она робко улыбнулась.
– Ты вернулся?
– Я же обещал тебе, что вернусь. Я привез врача.
Ее взгляд переместился на Эмори.
– Мне больно.
Эмори похлопала девочку по тоненькой руке.
– Я надеюсь, что скоро боль успокоится, но сначала мне нужно осмотреть тебя. Хорошо?
Лиза посмотрела на мать, потом неуверенно кивнула.
Эмори выпрямилась и повернулась к остальным:
– Нам необходимо уединение.
– Я буду сразу за дверью, – ответил мужчина. Но когда он потянул за собой Полину, та запротестовала.
– Она моя дочь. Я все видела.
– Доктор Смит позовет нас, как только закончит осмотр. Не так ли, доктор Смит?
– Обязательно, – ответила Эмори.
Она взглядом дала ему понять, что ситуация экстренная. Не давая Полине времени опомниться, он повел ее к двери. Когда он оглянулся, Эмори уже склонилась над кроватью и тихо разговаривала с пациенткой.
Он закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Полина сказала ему, что будет в кухне, и направилась туда. Она двигалась неслышно, словно мышка, держась ближе к стене, как будто она боялась быть замеченной и вызвать гнев.
Уилл не двинулся со своего места на диване. На экране телевизора две женщины-бойца бросали друг друга на канаты, но звук приглушили. Норман сидел в мягком кресле, которое когда-то было одного цвета с диваном, но теперь оно было в нескольких местах заклеено серебристой клейкой лентой, и та не позволяла расползтись обрывкам запятнанной обивки.
Внимание братьев Флойд было сосредоточено на нем.
– Садись, устраивайся поудобнее, – сказал Флойд.
– Я лучше постою, спасибо.
– Так как тебя все-таки зовут?
– Какая разница?
Норман нахмурился.
– Ты влез в наши дела, вот такая разница.
– Я всего лишь обеспечиваю медицинскую помощь больной девочке.
– Больная она, как же, – Уилл повернулся на бок, взял банку с пивом с ветхого поцарапанного кофейного столика и сделал глоток. – Нечего было ложиться под кого попало.
Когда он видел Лизу на дороге в разбитом пикапе, он заметил, что губы Лизы побелели от боли. Но когда он спросил, что случилось, она ему ничего не ответила.
Так как ее братьям было явно наплевать на состояние сестры, он просто довез их до дома, помог Лизе дойти до крыльца. Потом он наспех объяснил Полине свое присутствие, и они вместе довели девочку до спальни.
Чувствуя, что девочке не хочется обсуждать свою проблему с членами семьи, он попросил Полину принести дочери стакан воды. Только тогда Лиза по секрету призналась ему, что у нее случился выкидыш. Ей было стыдно, и она просила его ничего не рассказывать ее матери.
– Тебе не следует переживать это одной. Ты кому-нибудь рассказывала? – спросил тогда он.
– Моим тете и дяде. В Дрейкленде я живу у них, вернее, жила. Они вышвырнули меня из дома, когда я сказала им, что происходит. Мне пришлось сказать братьям, чтобы они приехали за мной. Но я не хочу, чтобы мама знала.
Лиза заплакала и пришла в такое отчаяние, что он дал ей слово не рассказывать ничего ее матери. Но раз у нее такая сильная боль, сказал он ей тогда, то обязательно нужно показаться врачу. Либо он отвезет ее к доктору, либо она может позвонить девять-один-один.
– Врачи ничего никому не скажут. Все будет конфиденциально. Они профессионалы.
Лиза даже слышать об этом не хотела. Поэтому он и предложил привезти врача к ней. Он знал, что перепуганной девочке пришлось перенести эмоционально и какую физическую боль она терпит сейчас, поэтому его взбесило замечание братца Уилла о том, что «не надо было ложиться под кого попало». Он едва справился с желанием схватить младшего Флойда за сальные волосы, сорвать его с дивана и вышвырнуть в окно.
Вместо этого он спросил:
– Сколько лет Лизе?
Уилл пожал плечами и посмотрел на Нормана.
– Сколько ей? Четырнадцать?
– Пятнадцать.
– У нее с вашей матерью как будто хорошие отношения.
– Эти бабы! – Норман фыркнул. – Все время липнут друг к другу.
– Тогда почему Лиза живет у родственников в Дрейкленде?
– Не твое собачье дело, – произнес Уилл.
Ответ Нормана был более цивилизованным:
– Там школы лучше.
– Лиза учится в старших классах?
– Разумеется, – сказал Норман. – А ты что думал? Что она умственно отсталая или еще что?
– Я просто гадал, какого возраста отец ее ребенка, тоже школьник?
– По выходным Лиза работает в кафе «Подземка», – ответил ему Уилл. – Откуда нам знать всех тех, с кем она трахалась.
Он отхлебнул еще пива, глядя на собеседника поверх банки, как будто надеялся, что тот обидится.
Но мужчина, сохраняя невозмутимое выражение лица, адресовал следующий вопрос Норману:
– Вы всю жизнь здесь прожили?
– Ага. Ну, то есть мы с Уиллом ненадолго уезжали несколько лет назад. Услышали, что есть работенка в Виргинии. Туда и рванули.
– И как пошло?
Норман почесал под мышкой.
– Не слишком хорошо. Не успели мы туда добраться, как начался кризис. Нас обоих сразу же уволили.
– Плохо.
– Да нет, мама хотела, чтобы мы вернулись. Да и потом, Виргиния не то место, где шикарно жить.
– И чем вы там занимались?
Глаза Нормана сузились.
– Тебе-то что? И с чего все эти вопросы о нашей семье?
– Просто веду дружескую беседу.
– Веди ее о чем-нибудь еще.
– Нам следует сменить тему разговора, – встрял Уилл. Он щелкнул пальцами. – Ага! Давай поговорим о тебе.
Стальной блеск в глазах младшего Флойда заставил его насторожиться, но он продолжал как ни в чем не бывало.
– А что насчет меня?
– Почему ты один?
– Мне нравится уединение.
– Тебе нравится уединение, – повторил Уилл, как будто взвешивая ответ. – Ты «голубой»?
Норман хмыкнул, потом заржал в кулак. Уилл самодовольно подмигнул брату.
Он позволил им повеселиться, потом сказал:
– Нет, Уилл, я обычный мужик. Прости. Мне жаль, что я тебя разочаровал.
Уиллу потребовалось несколько секунд, чтобы осознать услышанное. Когда до него дошло, он сорвался с дивана и тяжело двинулся на обидчика. Норман вытянул обутую в сапог ногу и подставил брату подножку. Уилл споткнулся и упал лицом на старый ковер. Он поднялся на ноги, изрыгая ругательства. Норман, удерживая, схватил его за руку.
– Успокойся, Уилл. Он просто тебя дразнит. Ты ведь сам напросился.
Поток ругательств не иссякал, пока Уилл пытался вырваться из руки своего более уравновешенного брата. Полина пришла посмотреть, из-за чего шум, но не увидев ничего для себя необычного, шмыгнула на кухню незамеченная.
Пока Норман пытался отговорить Уилла от попыток оторвать голову их чертовому гостю, дверь спальни Лизы отворилась. Эмори бросила взгляд на борющихся братьев, но ей было не до них. Тихо, но настойчиво она сказала:
– Мне нужно поговорить с тобой.
Не сводя глаз с Флойдов, он попятился в комнату, закрыл дверь, взял стул и поставил его под ручку так, чтобы дверь нельзя было открыть. Ему незачем было спрашивать о состоянии Лизы. Поведение Эмори говорило само за себя.
– Это не выкидыш, – сказала она.
Он посмотрел на кровать, где лежала и тихонько плакала Лиза. Эмори сняла с рук хирургические перчатки. Она скомкала их, но он успел заметить темные пятна на них.
– Тогда что с ней такое?
– Она рожает.
