Глава 32
Из кустов, до которых было не более восьми метров, доносились негромкие звуки возни и приглушенное ворчание. Как будто какой-то не очень большой зверь не то укладывался спать, не то ворочался с боку на бок, недовольный тем, что его разбудили. При этом пытался сделать это тихо и деликатно, чтобы никого не потревожить.
В тусклых отсветах красного пламени кусты были похожи на кучи сваленного как попало тряпья. Прятаться там мог кто угодно. И намерения у того, кто там скрывался, могли быть самые разные. Поскольку дело происходило в Усопье, в голову лезли в основном неприятные предположения.
– У тебя есть оружие? – шепотом спросила Регина.
Хамерхаузен молча достал из кармана выкидной нож. Щелкнула скрытая пружина, и из рукоятки выскользнуло пятнадцатисантиметровое, острое как бритва лезвие. Обычно Хамерхаузен пользовался этим ножом не как оружием, а в качестве рабочего инструмента: бечеву обрезать, консервную банку вскрыть, палку острогать, затейливый вензель со своими инициалами на дереве вырезать. Последнее Хамерхаузен очень любил и где только мог оставлял свои вензеля. Но в случае необходимости нож можно было использовать и в качестве оружия. Нельзя сказать, что Хамерхаузен был мастером ножа. А если честно, прежде ему вообще не приходилось использовать нож как оружие. Вот вензеля вырезать – это у него здорово получалось. Но Регине знать об этом было совсем не обязательно. И Хамерхаузен всем своим видом попытался дать понять девушке, что, ежели потребуется, он сможет защитить ее и с помощью ножа. Запросто.
– А у тебя?
Регина отвела в сторону полу куртки. На поясе у нее была подвешена кобура с пистолетом.
Можно сказать, что рыжая снова сделала Хамерхаузена.
Рамон только начал прикидывать, как парировать этот выпад, как в кустах снова кто-то заворочался и заворчал. Теперь к ворчанию примешивалось еще сопение и негромкое похрюкивание.
Хамерхаузен сжал нож в кулаке.
Регина расстегнула кобуру и положила ладонь на рукоятку пистолета.
Кусты зашевелились. С хрустом раздвинув ветки, на свет показалось довольно крупное четвероногое.
Длиной оно было около полутора метров вместе с коротким, толстым хвостом, похожим на обрубок. Спина его была изогнута дугой и в самой высокой точке поднималась на метр от земли. Короткие лапы зверя были увенчаны длинными, крепкими на вид когтями. Морда же его была сильно вытянута и заканчивалась небольшим раструбом, как на кларнете, из которого то и дело выскальзывал длинный розовый язык, раздвоенный, как у змеи. Но самым неожиданным, самым удивительным было то, что все тело странного существа, от носа до кончика хвоста, было покрыто толстыми роговыми пластинками. Когда зверь двигался, пластины ударялись друг о друга и издавали резкие, отрывистые, щелкающие звуки, подобно кастаньетам.
– Он делает это нарочно, – шепнула Регина.
– Что? – не понял Хамерхаузен.
– Щелкает своими пластинами.
– Зачем?
– Дает понять, что не боится.
– Нас?
– Может быть.
– Значит, он не собирается нападать?
– Посмотри на его рот. Думаешь, он сможет откусить и проглотить кусок мяса? Этот зверь не хищный. Скорее всего, насекомоядный. Но он хорошо защищен, а потому дает знать противнику, что связываться с ним не стоит, только зря время потратишь.
– Откуда ты все это знаешь? – недоверчиво сдвинул брови Хамерхаузен.
– Книги читаю, – ответила Регина.
– Шутишь?
– Правда.
Зверь в чешуе потопал передними лапами, как будто примерял новую обувь, издал несколько коротких отрывистых, хрюкающих звуков, свернулся кольцом, уткнувшись длинным носом в короткий хвост, и завертелся на месте.
– Что он делает? – не спросил, а просто произнес вслух Хамерхаузен.
– По-моему, он чем-то недоволен, – ответила Регина.
– Может быть, ему запах горелой резины не нравится?
Внезапно зверь остановился, присел на задние лапы, взмахнул в воздухе передними, вытянул морду вверх, как будто пытаясь дотянуться до чего-то рыльцем, и издал протяжный звук, похожий на ноту «ре», взятую на гобое.
Регина и Хамерхаузен одновременно вскинули головы и посмотрели туда, куда указывал нос чешуйчатого зверя.
На толстой ветке, отходящей почти горизонтально от ствола дерева, под которым они расположились, висел большой черный мешок, на вид будто кожаный и к тому же смазанный каким-то маслянистым веществом. Или это было что-то похожее на мешок, но таковым не являющееся. В самом деле, кто мог повесить мешок на ветку дерева в Усопье?
Хамерхаузен посмотрел на Регину, надеясь, что она в своей обычной манере прокомментирует увиденное.
Но прежде чем кто-то успел произнести хоть слова, из мешка выскользнули два черных щупальца. Одно обернулось вокруг шеи рамона. Другое стянуло ноги в щиколотках и, сильно дернув вверх, заставило их согнуться в коленях.
Рамон взмахнул ножом. Но лезвие лишь рассекло кору на дереве. Из разреза вытекло несколько капель густой красноватой жидкости.
Регина выхватила пистолет, вскинула руки вверх и, почти не целясь, всадила в висящий на ветке мешок две пули.
Щупальцы отпустили рамона и взметнулись вверх.
Чешуйчатый зверь еще раз недовольно хрюкнул и с чувством выполненного долга полез назад в кусты. Должно быть, собираясь продолжить прерванный сон.
Хамерхаузен упал на землю. Тут же попытался встать на ноги, но оступился и упал на четвереньки. Он даже не почувствовал боль, ржавой спицей пронзившую больное плечо. Вернее, почувствовал, но не понял, что это такое. Вскочив на ноги со второй попытки, рамон отбежал на несколько шагов от дерева и посмотрел наверх, где на прежнем месте, чуть покачиваясь, висел черный мешок. Ему казалось, что липкое щупальце все еще стягивает шею. Чтобы избавиться от наваждения, Хамерхаузен обхватил ладонью горло.
– Ты как? В порядке? – с тревогой посмотрела на него Регина.
Она все так и держала пистолет двумя руками, у плеча, подняв ствол вверх.
– Нормально…
Хамерхаузен откашлялся, провел пальцами по горлу и опустил руку.
На шее остался большой багровый кровоподтек и розовое пятно, испещренное крошечными кровавыми точками, в том месте, где к коже была прижата ладонь чалкера, усеянная множеством мелких крючков.
– Нужно подкинуть дров в огонь, – сказала Регина. – Иначе скоро мы окажемся в темноте.
Хамерхаузен молча покачал головой – идея развести большой костер не казалась ему стоящей.
– Что не так? – непонимающе посмотрела на него Регина.
– Мне кажется, именно огонь и эта вонь от жженной резины привлекли сюда хищника, – рамон взглядом указал на свернувшегося в комок чалкера. – И, может, не его одного. А теперь еще ты стрельбу устроила.
– Ну, извини, что спасла тебя!
Регина картинно взмахнула руками и кинула пистолет в кобуру.
– Да я не о том, – недовольно поморщился Хамерхаузен, в сотый раз подумав, что, если бы на месте рыжей был нормальный рамон, ну, в смысле, мужик, договориться с ним было бы в сто раз проще. – Ты все правильно сделала.
– Короче, Хам, – Регина сложила руки на груди. – Что ты предлагаешь?
– Нужно где-то спрятаться до рассвета.
– Где?
– Я не знаю. Но здесь оставаться опасно.
– Может, заберемся на дерево? – Рыжая, не глядя, указала большим пальцем вверх, где на суку черным мешком висел чалкер. – А, извини, тебе с одной рукой не справиться.
Хамерхаузен молча скрипнул зубами.
– Послушай, дорогая…
– Я тебе не дорогая.
– А я тебе не Хам. Если хочешь, называй меня по имени. А Хамом меня никто не называет.
– По-моему, хорошее имя для рамона.
– Меня твое мнение не интересует.
– Ладно, так что ты собирался сказать?
– Если мы хотим выжить, мы должны не ругаться, а действовать, как единая команда.
– Скрупулезно подмечено. Что дальше?
– Дальше?
– Я согласна с тем, что ты сказал. Что конкретно ты предлагаешь?
Хамерхаузен призадумался.
Вообще-то никакого конкретного плана у него не было.
– Ладно, ты пока думай, где нам спрятаться, а я пойду дров в огонь подкину. Самое паршивое – это остаться ночью в лесу без огня.
Регина решительно направилась к остову догорающей машины.
«Какого черта она изображает из себя опытного рамона? – глядя ей вслед, подумал Хамерхаузен. – Можно подумать, ей уже приходилось ночевать в лесу. Да она, если и выезжала из кластера на своем разукрашенном кваде, то только так, чтобы засветло назад вернуться!»
Хамерхаузен посмотрел вокруг.
Тьма наползала на него со всех сторон, кроме той, где горел огонь. И что таилось в этой темноте, можно было только гадать. А можно было и не гадать – и без того было ясно, что, в какую сторону ни поверни, ничего хорошего там не встретишь. Рамон вовсе не горел желанием нырнуть в эту темноту, где человек из охотника на раз превращается в жертву. Но иного выхода он не видел. Это был их единственный шанс на спасение.
Пампа тоже была далеко не райским местом. Случайного гостя опасность подстерегала там едва ли не на каждом третьем шагу. Но рамона подловить было непросто. Он знал, что можно ждать от пампы, а значит, умел избегать опасностей. На худой конец, знал, как разобраться с любой из них с минимальными потерями. И даже то, что в пампе случалось вдруг, в принципе, было прогнозируемо. Но только с очень низкой долей вероятности, которая обычно не принимается в расчет.
Усопье же было для рамона Землей Неизведанной. Здесь могло случиться все что угодно. Опасность могла таиться повсюду. И не предсказать, не предугадать ее было невозможно. Но он чувствовал, вернее, какой-то потаенный инстинкт нашептывал ему, что другого выхода, кроме как попытаться укрыться в темноте, слиться с ней, затаиться, сделаться невидимыми и неслышимыми, у них не было. Ясно, что местные хищники огня не боятся. Напротив, огонь их привлекает. Почему? Да кто ж их разберет! Но факт оставался фактом. А тот, кто не желает считаться с фактами, рискует сам оказаться в игноре. Вот так-то. Факты, они, стать их, ловкие живчики. Пренебрежительного к себе отношения не терпят.
Рыжая прошла не более семи шагов.
А она рассчитывала сделать больше?
Хамерхаузен так точно был уверен, что до машины она не дойдет. Ну, не могло быть так, что только одна хищная тварь решила попробовать их на вкус. Просто мешок с щупальцами оказался проворнее остальных. Если бы он давно уже висел на этом дереве, то схватил бы кого-нибудь из них сразу, как только рамон притащил под сень его бесчувственную Регину. Тот, что в панцире, почувствовал приближение черного мешка и вовремя протрубил тревогу. Вот только люди его не поняли.
Так что у Регины были все шансы напороться еще на какую-нибудь мерзкую тварь прежде, чем она окажется возле машины. Хамерхаузен ни секунды в этом не сомневался и не мог взять в толк, почему рыжая этого не понимает. Но Виир даже представить себе не мог, что за тварь встанет у нее на пути.
Встанет или…
А впрочем, какая разница.
В шаге от того места, где замерла ошарашенная Регина, вырвавшись из-под земли, вверх взметнулась толстая зеленая плеть, похожая не то на огромную змею, не то на ожившую лиану.
Хамерхаузен, хотя и ожидал какой-нибудь пакости, тоже растерялся. И потерял несколько драгоценных секунд.
Лиана взлетела вверх на высоту двух человеческих ростов и изогнулась, подобно танцующей на хвосте змее. Только хвост ее все еще прятался в земле. Секунда – и на конце лианы вздулся огромный пузырь. Который тут же начал падать вниз, на растерянно раскинувшую руки в стороны Регину, которая, будто зачарованная, не двигаясь, наблюдала за происходящим.
Шар лопнул, распался на несколько секторов, раскрылся, подобно впервые поймавшему луч света бутону цветка…
– Регина!
Хамерхаузен сорвался с места.
Огромный бутон наделся сверху на Регину. Лепестки упали вниз, плотно обхватив тело девушки, так, что она даже рукой двинуть не могла. Из-под зеленых мясистых лепестков начала медленно сочиться густая желтоватая слизь.
Оказавшись рядом с девушкой, рамон с ходу рубанул лиану ножом.
Он жестоко просчитался, рассчитывая с одного удара перерубить зеленую плеть. Лиана оказалась плотная и прочная, как садовый шланг.
Поймав лиану в кулак, Хамерхаузен попытался резать ее. Но такая тактика также не принесла успеха. Остро заточенное лезвие оставляло на зеленом теле лишь едва заметные следы.
Пытаясь вывернуться из рук Хамерхаузена, лиана дергалась из стороны в сторону. Следом за ней моталось и упакованное в зеленый кокон тело девушки.
Обернув лиану вокруг запястья, Хамерхаузен потянул ее, коленом прижал к земле и с размаха всадил в тело пытающейся вывернуться твари острие ножа.
Из прокола брызнула мутная густая слизь вроде той, что вытекала из бутона.
Стиснув зубы, Хамерхаузен принялся резать лиану, двигая нож поперек ее тела и понемногу расширяя разрез.
Чем шире становился разрез, тем больше из него вытекало слизи.
Хамерхаузен опасался, что слизь окажется едкой. Боялся он не за себя, а за Регину, которая с головы и уже почти до самых ног была покрыта этим мерзким веществом. Но при контакте слизи с кожей возникало вовсе не жжение, а такое же чувство, как во рту от ментоловой пастилки – точно прохладный ветерок коснулся кожи. И легкое, едва ощутимое онемение. Как будто в слизи содержался слабый анестетик.
На все это можно было бы и вовсе не обращать внимания, если бы от слизи рукоятка ножа и пальцы не становились скользкими. Рукоятка уже трижды выскальзывала из руки Хамерхаузена. Он тихо ругался сквозь зубы, вытирал ладонь о штаны и снова брался за нож.
Рамон перерезал лиану почти наполовину, когда та внезапно изогнулась с такой силой, что он едва не упал. Раскинув лепестки в стороны, уродливый бутон отпустил, будто выплюнул, девушку. Брызжа слизью, бутон с распахнутым зевом метнулся в сторону рамона. Но к этому Хамерхаузен был готов. Воткнув нож в землю, рамон вдавил кулак правой руки к ладони левой и, не оборачиваясь, в нужный момент резко ударил нацеленный на него бутон локтем.
Захлебываясь слизью, будто кровью, бутон отлетел в сторону. А Хамерхаузен выдернул из земли нож, рывком поднялся на ноги и кинулся к стоящей с раскинутыми в стороны руками Регине.
Девушка вся была перемазана слизью. Волосы ее слиплись и обвисли подтаявшими сосульками. Выделения плотоядной лианы густым слоем покрывали ее лицо. Слизь капала с ушей, с носа, с подбородка, стекала за воротник. Глаза ее были плотно закрыты. Тело, словно в ознобе, сотрясала мелкая нервная дрожь.
– Гадость какая… Гадость… – без остановки повторяла рыжая.
В иной ситуации столь комичный вид заносчивой девицы наверняка бы порадовал Хамерхаузена. Сейчас же он лишь предупредил ее:
– Глаза не открывай.
После чего схватил за руку и потащил за собой.
Надо отдать девчонке должное – несмотря на шоковое состояние, она не стала упираться, визжать и жаловаться на то, что потеряла косметичку, а, полностью доверившись Хамерхаузену, побежала за ним.
Бутон метнулся было за ними следом. Но, едва волнообразное движение лианы дошло до того места, где оставил свою засечку Хамерхаузен, как зеленая плеть содрогнулась, свернулась кольцом и упала на землю.
Хамерхаузен остановился и посмотрел на медленно сдувающийся бутон.
– Сдохни, тварь, – зло процедил он сквозь зубы.
Регина ладонью попыталась стереть слизь с нижней части лица. Но у нее ничего не вышло, поскольку руки тоже были перемазаны слизью. Тогда она просто несколько раз резко сплюнула, чтобы хотя бы губы освободить.
– Что происходит? – тяжело выдохнула она.
– Сейчас. Подожди.
Хамерхаузен сначала вытер ей ладони полами своей куртки. Затем достал из кармана упаковку влажных гигиенических салфеток и осторожно стер слизь с глаз.
– Открывай.
Регина осторожно приоткрыла глаза.
– Видишь? Все нормально?
Не очень уверенно Регина все же кивнула.
– Действуй, – рамон вложил ей в руку вскрытую упаковку с салфетками.
Лиана меж тем вместо того, чтобы тихо завянуть и высохнуть, как только бутон на конце ее сдулся, скрылась под землей. Видимо, рана, нанесенная Хамерхаузеном, оказалась не смертельной.
Чтобы быть уверенным, что более эта тварь их не потревожит, Хамерхаузен поднял с земли палку и воткнул ее в дырку, из которой выползла лиана. Так, на всякий случай. Кто знает, вдруг она там не одна, а целый выводок.
Усопье, стать его…
