Косово, южнее Урочеваца 
     26 апреля 2015 года 
    
    Тех, кто прошел перед нами, мы так и не встретили…
    — Ты уверена, что это здесь?
    Абаль кивнула.
    — Уверена.
    Мы стояли в лесу, в густом кустарнике. На экране навигатора, видимо, доделанного, с дополнительными функциями — мерцала черная точка…
    Я прокрутил пальцем у плеча — общий сбор…
    — Значит, так. Лагерь дальше по тропе, в долине. Что там — мы не знаем. Выдвигаемся на разведку, дальше по обстоятельствам. Ясно?
    Все кивнули.
    — Значит, так. На разведку идем я и Студент. Посмотрим, что там, и отметим позиции. Судя по спутниковым снимкам — это что-то вроде палаточного лагеря. До двадцати боевиков, до пяти единиц техники, легковые и грузовые автомобили. Если все срастается — ночью атакуем.
    …
    — Студент, выбираешь позицию и уже с нее не уходишь. Дождешься ночи, будешь наблюдать. Я подбираю позицию для Трактора и мечу ее. Дальше — сделаю несколько снимков и возвращаюсь. Остальные — ждут вот здесь, в этой точке. Ни во что не влезают, только если край. Постоянно на приеме, слушаете волну.
    — Есть.
    — Трактор за старшего.
    — Есть.
    Я легонько хлопнул в ладоши.
    — Все, побежали…
     
    Спецоперации — на самом деле очень стремная тема…
    Когда идет война, ты, по крайней мере, понимаешь, что рядом свои. Сильнее мы или слабее — но рядом свои. Спецоперация проходит на чужой территории, и если ты облажаешься, то против тебя будут все. Вся королевская конница и вся королевская рать, с танками, самолетами, вертолетами и беспилотниками. Это только в фильмах одиночка легко забарывает государство. В реальности шансы очень невелики. Просто потому, что в тебя стреляют все, и рано или поздно — по закону математической вероятности — кто-то да попадет.
    Но это все лирика, а физика была здесь: мы со Студентом — он с винтовкой, я с автоматом, — накинув на себя маскировочные накидки, похожие на рыбачьи сети, продвигались к цели…
    Нас от долины, где встал лагерем Бесник Дудаевич, отделял небольшой горный хребет, поросший невысокими альпийскими соснами, но — еще до того, как мы перемахнули через него, — я понял, что плохо дело.
    По запаху понял…
    Пахло гарью…
    Я толкнул в плечо Студента, когда он обернулся — показал на нос. Он кивнул — значит, и он чувствует.
    Плохо дело…
    Я показал: внимательно, и мы разошлись…
    Б… сначала этот ночной отряд на тропе. Теперь это. Что-то чем дальше в лес, тем толще партизаны…
     
    Действительность подтвердила мои самые худшие опасения…
    Лагерь был разгромлен. На машинах — многочисленные следы от пуль, их было три, а не пять. Не было ни следа большого грузовика «Мерседес», который мы видели на спутниковом снимке, и не было джипа. Палатки — со следами от пуль. Две сожжены. И ни души…
    — Студент…
    — Вижу. Движения нет.
    — Наблюдай.
    — Принял…
    — Трактор.
    — На приеме.
    — Лагерь разгромлен. Движения нет.
    — Принял.
    — Внимательно смотри по сторонам, они могут быть еще здесь…
    — Принято.
    Интересно, может, это та группа на тропе? Нет, они не так сильно нас и опередили. Мы бы слышали выстрелы. А тут — лагерь разгромлен не менее двадцати четырех часов назад — вон то, что осталось от палаток, даже не дымится…
    Позвать Трактора? А зачем? Если тут засада — лучше, если мы встрянем в нее не всей толпой, тогда будут хоть какие-то шансы. Нет… Трактор пусть остается позади, на дороге — если ловушка захлопнется, он, скорее всего, будет вне зоны окружения и сможет преподнести очень неприятный сюрприз своим МГ.
    Я занимал позицию из расчета того, чтобы потом поставить сюда пулеметчика — то есть за валуном, видимость тут была отличная. Низ весь порос зеленью — но я пошевелил ногой… показалось, что ветка, — и мельком посмотрел. Краем глаза заметил, что что-то блеснуло, — и одновременно мне пришло в голову, что я тут не первый. Если внимательно посмотреть — вон, ветка сломана, а листья еще зеленые, значит, совсем недавно сломали. Я наклонился, пошарил в траве и подобрал блестящий цилиндрик гильзы, затем еще один. Посмотрел на донышко, про себя выругался…
    — Студент, Трактор…
    — Плюс. Плюс.
    — Студент, видишь что-нибудь?
    — Минус, минус. Позицию занял. Движения нет.
    — Принял. Студент, Трактор. Я иду вниз. Слушайте и смотрите.
    — Плюс. Плюс…
     
    Тропинка с горы шла круто вниз, метров на сорок. И чем дальше, тем больше я приходил к выводу, что я тут не первый…
    Вон камень. Вон ветка. Вон опять камень…
    Кто же тут побывал до нас…
    — Студент.
    — Плюс.
    — Один выходит.
    — Плюс.
    Это практика американских зеленых беретов — но ее применяет и наш спецназ, особенно с тех самых пор, как стали доступны тактические переговорники. Выстрелить в своего на поле боя намного легче, чем кажется, нервы на пределе, опоздать — означает ранение или смерть. Мой друг заходит за дерево — я его вижу. Он появляется с другой стороны — и я спускаю курок. Такое не раз было, так что не шутите…
    Открытое пространство. Нервы на взводе, даже при том, что меня прикрывает снайпер. Оставаться на открытой местности смертельно опасно, так что я перебегаю к машинам.
    Машин три. Мне становится понятно, почему эти машины здесь, а те две забрали. Просто эти сильно повреждены, а те, видимо, уцелели и могли передвигаться — их и угнали. Машин три. Один «Мерседес» Е-класса, глазастый, черный. С выбитыми стеклами, спущенными шинами и пулевыми попаданиями — в салон и моторный отсек. Попадания спереди и справа. То есть со стороны лагеря и оттуда, откуда мы пришли. Мне начинает казаться, что машину вывели из строя нарочно — аккуратная строчка справа по моторному отсеку, то есть с той стороны, откуда мы пришли, и именно там я нашел гильзы. Еще две машины — это «Мицубиши Паджеро», родом из девяностых, и «Джип Чероки», он же «чемодан», с квадратными фарами. Повреждения примерно такие же, открывать двери и осматривать внутри я не хочу — могли приладить растяжки. Лучше оставить это саперам, я давно с этим дела не имел.
    Смотрю вперед — и вижу залежи гильз от «калашникова». Гильзы не блестящие, крашенные зеленым. Значит, тут был бой.
    — Студент, что видишь?
    — Минус, движения нет.
    — Иду к палаткам.
    — Плюс.
    Перебегаю к палаткам. Растяжек нет, зато в изобилии кровь, следы волочения. Бинтов тоже нет…
    — Первая палатка — чисто.
    Словно опровергая, с другой стороны поляны отрывисто хлопает пистолет, первая пуля попадает в меня, вторая — мимо, я падаю.
    — Студент, вижу, работаю!
    Щелчок снайперки.
    — На минус! Ушла!
    — Трактор, всем… что там у вас?
    Боль была … тупая, даже приятная. Я перевернулся, ощупал броник, сунулся рукой под него… нет, влаги нет. Спасла меня броня.
    — Трактор, всем…
    — Босс — всем, я цел. Трактор, двигай сюда. Студент — на месте, прикрываешь.
    — Плюс.
    Надо работать.
    Перекатился, пришел на колено. Целей нет.
    — Студент, видишь что-то?
    — Минус, движения нет.
    — Принял, пораженную цель видишь?
    — Минус. Она упала.
    — Принял. Я попробую проверить.
    — Плюс, прикрывать тебя?
    — Минус, смотри по сторонам.
    — Принял. Плюс…
    Двигаюсь вперед. Автомат наготове. Интересно, что это за засада такая — один человек с пистолетом?
    Заманивать меня? А зачем?
    Ага… вижу.
    — Не шевелиться! — ору по-английски. Донт мув — наверное, смысл этих слов знают две трети жителей Земли.
    Подхожу еще ближе.
    — Студент, что наблюдаешь?
    — Трактор прет.
    — Плюс…
    Что-то мне не нравится в лежащем человеке… Но я вижу кровь… точно есть попадание…
    Пистолет. Отбросил в сторону ногой — и тут понял. Передо мной — женщина. Длинные волосы…
    Этого только не хватало…
    — Трактор.
    — Плюс. Вижу тебя.
    — Давай сюда медика, срочно…
     
    — Неслабо тут буцкались…
    По моим прикидкам — отстреляно не меньше трех сотен патронов из «калашникова». Нашли как минимум семь мест со следами крови и волочения. Все они вели в одну сторону. На палатках тоже следы пуль, в одной и кровь.
    Судя по следам — по дороге сюда подъехали сразу три машины. Стрелять, если смотреть на россыпи гильз, начали не сразу — те, кто приехал, сошли с машин. Судя по следам крови — они сошлись в центре поговорить, а потом и стрелять начали. Но была еще одна группа. Она стреляла с холма, то есть с того же направления, откуда мы пришли. В кого они стреляли? В одну группу или в обе? Судя по тому, что кто-то остался и угнал машины, — в одну.
    Кто это был? Сильные у меня подозрения, что это были американцы. Потому что гильза, которую я нашел, — она от хорошо известного мне патрона. Хорнади 223 ТАП, пуля весом в семьдесят пять грейн, очень тяжелая, ее придумали для того, чтобы протолкнуть двести двадцать третьи карабины в мажорный фактор мощности. Потом — в две тысячи первом — американские морские котики в Афганистане обнаружили, что этот патрон лучше любого другого подходит для перестрелок на пятьсот-семьсот метров, какие характерны для Афганистана. Есть информация, что в две тысячи первом снайперская группа котиков, имевшая только карабины «М4» с этими коммерческими пулями, правильно выбрав позицию, в одном бою ликвидировала девяносто талибов…
    Значит, американцы. И если те, кто приехал сюда на машинах, разобрались, сделали, что надо, и отвалили — то вот американцы все еще могут быть поблизости. А мне совсем не хочется вступать в бой впятером при том, что мы стоим в этой долине, на открытом месте, все равно что голые…
    — Брат — Шефу.
    — Плюс.
    — Есть новости.
    — Иду.
    — Плюс…
     
    Штатным санитаром у нас был Студент, он и в самом деле недоучившийся студент-медик, но проблема в том, что он был еще и лучшим из нас стрелком и разорваться не мог. Потому он так и сидел на позиции с винтовкой, а роль медика исполнял Шпиц. Они уже все сертифицированные частные охранники, а каждый частный охранник в обязательном порядке проходит краткий курс полевой медицины — по крайней мере, на уровне наложения турникетов, Целокса, отравлений, солнечных ударов и обморожений. Я не поскупился на хорошие аптечки армейского образца с израильскими пакетами и по три большие дозы Целокса в каждой, и плюс была еще расширенная аптечка — ее надо брать, если ты освобождаешь заложника силой. Так что тот, кто стрелял в меня и кого подстрелил Студент, получил хорошую, качественную медицинскую помощь.
    Точнее, получила.
    Первое, что я заметил, — это лицо. Нос с горбинкой, кожа темнее, чем в Европе, как у итальянки, диковатая такая красота — но отнюдь не уродство. Женщина лежала на боку, Шпиц закончил оказывать ей помощь. Она не сопротивлялась…
    Глаза… в женщине обычно запоминаешь глаза. У нее глаза были огромные…
    Кто она? Как она тут оказалась?
    — Шпиц, что?
    — Одна пуля в ногу. Огнестрельный перелом ноги, но я замотал и шину хорошую наложил. Еще одна в руку — вырвала кусок мяса из руки, потом прошла по корпусу, но краем. Сквозное, кости целы, органы тоже. Целоксом засыпал и замотал. Кровотечения больше нет.
    — Идти она сможет?
    — Вряд ли…
    Здорово.
    — Кто она, как думаешь?
    — Не знаю. Психопатка какая-то. Пыталась укусить. Потом поняла, что я ей помогаю, и успокоилась.
    Психопатка…
    — Смотри по сторонам. В любой момент могут появиться гости.
    — Есть.
    Я посмотрел на Абаль, она побледнела, но держалась. Даже не блевала.
    — Абаль, переводи. Спроси, кто она и зачем в меня стреляла?
    Абаль спросила. В ответ — ноль понимания, максимум презрения.
    — Спроси, она понимает по-английски?
    …
    — Спроси, она знает, кто я? Зачем она стреляла в меня?
    …
    Мне это надоело — и потому я поднял автомат и выстрелил. Выстрелил хорошо — пуля чиркнула по руке, она вскрикнула, и Абаль вскрикнула вместе с ней.
    — Ты что делаешь?
    — Скажи, что я ее сейчас убью, — потребовал я, — она пыталась убить меня, а я убью ее. Кровная месть…
    Она посмотрела на меня, когда я упер глушитель в ее руку, что-то быстро сказала.
    — Она говорит, что ты жив, здесь не может быть кровной мести. Так нечестно, — перевела Абаль.
    Я постучал по кэрриеру.
    — Если бы не это, я был бы мертв, так что все честно. Как ее зовут?
    — …Рокси.
    — Это ее имя? Настоящее имя?
    — …Она говорит, что да.
    — Спроси ее, она албанка или сербка? Кто она?
    — …Она раньше жила в Македонии. Говорит, что ее отец нам хорошо заплатит, если ты оставишь ее в живых.
    Рваный рукав медленно темнел.
    — Скажи, что это надо заслужить. Спроси, она знает, что тут произошло? Пусть расскажет, что видела.
    Раненая помолчала, смотря на меня своими ведьмиными глазищами, потом заговорила.
    — …Она говорит, что сюда приехали люди. Какого-то Бойко Дрыжака. На двух машинах. Бесник вышел к ним и пытался поговорить с ними — но тут они начали стрелять. Она сама все это видела…
    — Спроси, как ей удалось остаться в живых?
    — …Она поссорилась с Бесником и ушла от него, заняла пустую палатку на самом краю леса. Только поэтому ей удалось остаться в живых.
    — Спроси, кто ей был Бесник.
    — …Он был муж.
    — Спроси, она его любила?
    — …Да, очень любила.
    — Спроси, кто такой Бойко Дрыжак и что она с ним сделает, когда встретит его?
    — …Она зарежет его и надругается над могилами его родных. А его самого не разрешит похоронить, и пусть собаки съедят его тело.
    Мда-а-а-а… А ведь когда-то живущие рядом бошняки, то есть боснийские мусульмане, были предельно толерантным по тем временам народом. То ли в 1911-м, то ли в 1913 году они поставили в Сараево первый в мире памятник Л. Н. Толстому. И куда все подевалось…
    — Скажи, она видела европейскую женщину здесь?
    — …Да, видела. Бесник похитил ее.
    — Спроси, зачем он похитил ее.
    — …Потому что задавала лишние вопросы.
    — Спроси, знает ли она, где эта женщина?
    Абаль спросила, выслушала ответ и расплакалась. Я сначала не понял, о чем был ответ, — думал, что Дрыжак увез ее и теперь придется иметь дело с этим.
    — Абаль… в чем дело?
    — Они убили ее … — медленно сказала раненая по-английски, — они убили ее и закопали. А теперь перевяжи мне руку, ублюдок.
    — Кто убил европейскую женщину? — спросил я на английском.
    Ответ словно окатил меня холодным душем.
    — Американцы. Здесь были американцы. Американцы убили всех.
     
    Саперная лопатка с хрустом вошла в свежеперекопанную и притоптанную землю и сразу напоролась на что-то мягкое…
    — Здесь… — сказал Брат.
    — Копай…
    Брат копал еще какое-то время. Потом не выдержал, его вырвало прямо на свежевыкопанную землю, он встал на ноги и, шатаясь, пошел к деревьям. Я занял его место у лопаты…
     
    Примерно через час мы выкопали тридцать шесть трупов…
    У Абаль в телефоне был прибор, наводящий на жучки, у одного из трупов он показал ровную линию. Здесь. Я обкопал этот труп и вытащил его. Как смог, очистил лицо, сделал несколько снимков на телефон, потом ножом срезал часть волос и пару ногтей, упаковал это в презерватив, который завязал узелком, и сунул в карман. Отправлю на экспертизу ДНК, когда вернемся…
    Если вернемся…
    Вот так вот… Сана Ахмад. Александра Ахмадова. Сколько тебе было? Поди, и тридцати не было?
    Мне почему-то вспомнился случай с жирафом Мариусом. Он произошел в Дании, в зоопарке. Молодому жирафу Мариусу по всей Европе не могли подобрать самку для скрещивания: компьютер показывал, что все они — близкие или дальние родственники Мариуса. И чтобы не причинять Мариусу страданий из-за невозможности продолжения рода, датчане его… убили. Застрелили из строительного пистолета, расчленили и бросили львам.
    Через год на одном из танков непризнанной Донецкой народной республики танкисты сделали надпись «За жирафа Мариуса». И пошли с этой надписью в бой.
    Случай с жирафом Мариусом показывает глубочайший цивилизационный разлом между Россией и Европой. Датчане пожалели жирафа и… убили его. Никогда русскому и в голову не придет так поступить — убить совершенно здоровое животное из жалости. Никогда русский не сможет нормально жить в месте, где происходит такое, — потому что это противно самой сути русскости. Вот и Абаль отправила свою подружку на смерть.
    Бог ей судья…
    — Абаль…
    Она посмотрела на меня.
    — Отойдем.
    Мы отошли, она была сильно не в себе, но держалась. Я протянул ей патрон.
    — Как думаешь — это что?
    …
    — Хорнади двести двадцать три ТАП, семьдесят пять грейн. Коммерческая версия патрона, которым пользуется американский спецназ в Афганистане. Я ее нашел на склоне, там была позиция снайпера.
    …
    — Какое отношение американцы имеют ко всему этому?
    — Я не знаю.
    — Точно не знаешь?
    — Точно. Мы сами хотим это понять. Нам не наплевать, что в нашу страну течет героин.
    — Было бы не наплевать, сказали бы честно, но думаете, а не боялись.
    — Современный мир предусматривает взаимные обязательства. Мы не можем их нарушать.
    Я хотел спросить, были ли у них взаимные обязательства с Ахмадовой, но промолчал.
    — Итак, заложник был мертв еще до того, как мы сюда прибыли. Что будем делать?
    Абаль пожала плечами.
    — Полагаю, о полной оплате речи быть не может, вы же понимаете. Половину вы получили, и…
    — Хорошо. Я думаю, вы понимаете, что мы не можем взять тело Ахмадовой с собой?
    — Да… понимаю. Мы … думаю, мы решим вопрос об эксгумации.
    — А что по американцам? Которые убили ее.
    — Это не мне решать.
    — Хорошо. Координаты у нас есть, и мы возьмем выжившую с собой. Вы не против?
    — Нет.
    — Тогда всё…
    …
    — Да, и еще, Абаль…
    Она повернулась. Я указал в небо — там была едва заметная точка. Солнце светило — и она иногда поблескивала.
    — Не в курсе, кому принадлежит вон тот дрон, что следит за нами?