Глава 7
Улизнуть из префектуры, устроив переполох, было несложно. Выбраться из города оказалось сложнее. Каждый выезд стерегли заслоны красномундирников. Их выставили не для защиты Бордо от свирепствующих за городом разбойничьих шаек, а для отлова вчерашних товарищей, объявленных дезертирами за то, что не пожелали расставаться с жёнами и детьми.
По звёздам Шарп определил запад, и друзья без помех добрались до городской окраины. Там они были вынуждены остановиться, издалека заметив дюжину солдат, окруживших жаровню. Расстояние не позволяло разглядеть их лица или полковую принадлежность. Да, подзорная труба бы сейчас пригодилась.
— Они нас видят. — остерёг Фредериксон, — Будем вот так стоять, заподозрят неладное.
— Приказа задерживать офицеров у них, небось, нет? — предположил Харпер.
— Не проверим — не узнаем. — покусал губу Шарп.
Вполне возможно, Харпер был прав, и офицеров красномундирники остановить не посмеют. А если посмеют? Что тогда делать? Одно дело — покуражиться над профосами, и совсем другое — обратить оружие против тех, с кем воевал плечом к плечу.
— Взвести оружие — скомандовал Шарп, шагал вперёд.
— Вы, что же, собираетесь стрелять по ним? — неверяще осведомился Фредериксон.
— Попугать.
— Я стрелять не буду. — капитан и винтовку с плеча снимать не потрудился.
Харпер такой щепетильностью не отличался, и отщёлкнул назад курок семистволки. Характерный звук заставил командующего заставой офицера пристально вглядеться в приближающихся стрелков.
Лицо офицера находилось в тени. Шарп видел только, что он высок и носит на плече неуставной, но очень модный среди пехотных офицеров гусарский ментик. Франт медленно пошёл стрелкам навстречу, ничуть не настороженный тем, что для мирного времени у них многовато оружия. Сержант пикета был бдительнее командира. При виде вооружённых до зубов незнакомцев он выстроил солдат поперёк дороги с взятыми наизготовку мушкетами. Офицер, оглянувшись, беззаботно махнул сержанту, как если бы считал предосторожности излишними. Скрестив на груди руки, офицер крикнул стрелкам:
— Коль у вас нет подорожных, я буду вынужден арестовать вас.
— Пристрели остолопа. — буркнул Харперу Шарп.
Ирландец же вдруг расцвёл, а офицер засмеялся. Судьба-проказница подмигнула беглецам. Щёголем был Питер д’Алембор, капитан Собственного принца Уэльского Добровольческого полка, сменивший Шарпа на посту командира Лёгкой роты. Д’Алембор рад был видеть трёх друзей.
— Как поживаете, полковой старшина? — хлопнул он по спине Харпера.
— Я уже не старшина, сэр. Я — простой стрелок.
— Это правильно. Меня всегда возмущало, куда смотрит армия, производя в сержанты дерзких наглецов-ирландцев? — д’Алембор повернулся к Шарпу, — Подорожных, сэр, как я понимаю, у вас нет?
— В точку, Далли. Да и откуда им быть, мы удрали из-под стражи.
Невероятно повезло Шарпу и его спутникам выйти именно на ту заставу, которую стерегли бойцы его бывшего полка. Теперь майор мог опознать кое-кого из числа стоящих у жаровни парней. Вот рядовой Веллер, вот Клейтон. Хорошие ребята, только подойти к ним перекинуться словечком, — значило впутать их в эту скользкую историю.
— Просто выведи нас из города, Далли, и забудь, что видел.
Д’Алембор окликнул сержанта:
— Хакфилд! Я вернусь через часок.
Сержант подозрительно вглядывался в тех, с кем болтал д’Алембор. Вглядывался, но, к счастью, не узнавал:
— Могу я поинтересоваться, сэр, куда вы идёте? А то вдруг кто спросит?
— В бордель, Хакфилд. Куда же ещё?
Д’Алембор вздохнул и вполголоса посетовал:
— Беда с этим Хакфилдом. Больно он набожный. Толковый сержант, но нудный. Нам сюда.
Он повёл друзей в извилистый тёмный переулок, где витала вонь застарелой крови.
— Тут бойня. — объяснил д’Алембор.
— Что, можно незаметно выйти из города? — уточнил Шарп.
— И не только здесь. Таких хитрых путей наберётся, наверно, с десяток. Нам положено и их патрулировать, да сами понимаете, нашим не по душе охотиться на баб с ребятнёй. Профосы, те, конечно, усердствуют.
Дома раздались в стороны. За заборами брехали собаки. На верхнем этаже приоткрылась ставня. Горожанин выглянул и спрятался обратно. Жилища мельчали и, в конце концов, улица перешла в изъезженный просёлок между жухлых живых изгородей.
— Главный тракт южнее. — показал Далли, — Но, прежде чем вы уйдёте, сэр, просветите меня: что с вами случилось?
— Долгая история, Далли.
— У нас целая ночь в запасе.
На то, чтобы Шарпу изложить свои злоключения, ночи не потребовалось, хватило десяти минут. В отдалении застучали копыта. Шарп умолк, а д’Алембор вытянул шею. Всадник свернул, не доезжая до друзей пару сотен метров.
— Как тебе новый полковник? — жадно спросил Шарп, когда опасность миновала.
— В полуобморочном состоянии. Во-первых, он боится, что командование одумается и со дня на день пришлёт вас сместить его. Во-первых, понимает, что в полку любой рядовой знает о войне больше, чем он. К чести полковника, надо сказать, он не зарывается и быстро учится. Со временем из него выйдет неплохой командир. Против французов он пока слабоват, однако разогнать, например, луддитов без лишних жертв ему уже вполне по плечу.
— Куда вас посылают, в Америку?
Д’Алембор покачал головой:
— В Челмсфорд. Пополнимся, — и в Ирландию. Смогу повесить у себя в прихожей пару голов ваших земляков, сержант.
— Смотрите, сэр, как бы они не повесили у себя вашу. — ухмыльнулся Харпер.
— Постараюсь уклониться от этой чести. — хохотнул д’Алембор, — Чем ещё я могу вам помочь, сэр?
Шарп задумался:
— Когда вы будете в Челмсфорде?
— Отплываем через день-другой.
— Ты сможешь ненадолго вырваться в Лондон?
— Шутите? Да я только об этом и мечтаю!
— Пожалуйста, найди Джейн. Она где-то на Корк-стрит, хотя, возможно, уже уехала в Дорсет. Расскажи ей то, что я тебе рассказал. Передай: приеду, когда разрешится это недоразумение. Да, кстати, пусть обязательно обратится к лорду Россендейлу! Поддержка в высших кругах мне не помешает.
— Разумная мысль, сэр. — одобрил д’Алембор.
Далли понял, о ком идёт речь, ведь он присутствовал на инсценировке сражения под Витторией в Лондоне, где Шарп ради спасения своего полка воззвал к принцу Уэльскому, симпатизировавшему стрелку. Полк в результате был переименован из Южно-Эссекского в Собственный принца Уэльского Добровольческий, а Шарп свёл знакомство с адъютантом принца лордом Джоном Россендейлом. Напрямую к принцу-регенту Джейн едва ли пробилась бы, а через лорда Россендейла — вполне.
Шарп сознавал, что, если с Дюко и Лассаном дело не выгорит, ему не останется ничего другого, как вверить себя и друзей покровительству принца.
— Не разыщешь Джейн, — наставлял майор Далли, — постарайся потолковать с Россендейлом. Пусть поговорит с регентом.
— Сделаем, сэр. Как мне потом с вами связаться?
Шарп отмахнулся:
— Мы, наверно, через месяц будем в Англии. Найти французика много времени не займёт. А не выйдет… Ну, тогда, по крайней мере, лорд Россендейл будет уже что-то предпринимать, доказывая нашу невиновность. Золотом-то в форте и не пахло.
— На случай, если мы всё же задержимся, — предусмотрительно добавил Фредериксон, — Куда мы можем вам писать?
— Гринвудам. — назвал д’Алембор фирму, которая, наряду с Хопкинсонами, обслуживала армейцев, — Будьте осторожны, сэр.
Д’Алембор энергично потряс руку Шарпа.
— Ты нас не видел, Далли.
— Счастливого пути, сэр.
Три стрелка бодро шагали по рыхлому грунту к насыпному тракту. Дорога шла не прямо к Аркашону, забирая более на юг, нежели на запад. Тем не менее, это был тот самый тракт, к которому вышло после взятия Тес-де-Буш воинство Шарпа. Троица легко узнала бы место, где они сцепились с солдатами генерала Кальве, а оттуда до Аркашона было рукой подать.
— Я и забыл, какие высокие у вас связи. — хмыкнул Фредериксон.
— Вы о лорде Россендейле?
— Я о принце-регенте. Думаете, он поможет?
Шарп вспомнил, как восторженно принимал его принц, и уверенно кивнул:
— Да. Как только Джейн переговорит с лордом Россендейлом.
— Хотелось бы верить.
Фредериксон первым вскарабкался по проседающему под ногами склону насыпи и помог подняться друзьям.
Стрелки шли на юг, всё дальше удаляясь от армии. Их искали британцы, их искали французы. Друзья превратились в изгоев, отринутых обществом преступников. Ничего, не навек.
Джейн была несчастна, и вина за это лежала на её муже. Он не понимал, какие блестящие перспективы открывает перед ним заключённый мир. Что самое печальное, и понимать не хотел. На поле боя он чувствовал себя, как рыба в воде, в противном случае рядовому Ричарду Шарпу никогда не выбиться в майоры. И, надо же, при всей энергии и уме, мечты майора Шарпа относительно мирного времени не простирались дальше прозябания в захолустном Дорсете! Джейн выросла в подобной же глухой дыре среди болот Эссекса и не желала возвращаться, с ужасом думая о беспросветных днях, скуку которых скрашивали бы лишь редкие визиты старых боевых товарищей мужа, вроде Харпера.
Нет, она не имела ничего против Харпера. Он ей даже нравился, хотя говорить об этом леди Спиндакр Джейн постеснялась бы. Леди Спиндакр заявила бы, что жене майора должно держать дистанцию с нижними чинами. В особенности, с нижними чинами-ирландцами. Леди Спиндакр вращалась в таких высоких кругах, что у Джейн просто захватывало дух. Миссис Шарп чуть не задохнулась от счастья, когда леди Спиндакр разъяснила, что эти круги могут открыться и для неё, стоит только убедить мужа отказаться от бредовой мечты о сельской идиллии, воспользовавшись связями в верхах.
— Он не захочет. — горестно помотала головой Джейн.
— Вынуди его, милочка. Он поручил тебе купить дом, так не идиотничай, покупай в Лондоне! Ты говоришь, он дал тебе право распоряжаться его деньгами?
При напоминании о знаке бесконечного доверия со стороны мужа Джейн уколола совесть, но совесть девушка успокоила, сказав себе, что действует в интересах мужа, пусть он этого пока не понимает. Леди Спиндакр, впечатлённая личным знакомством Джейн с принцем-регентом и благосклонностью, питаемой Его Высочеством к майору Шарпу, возмутилась:
— Что за безумие?! Иметь такого покровителя и собираться уйти в отставку жалким майором?! Да ему обеспечено полковничье звание, необременительная синекура в Тауэре или Виндзоре, дворянство! Сколько счастливчиков, гораздо менее заслуженных, чем твой муж, пользуются щедростью Его Высочества, без стыда выпрашивая себе всевозможные блага!
Слова леди Спиндакр сладким дурманом кружили хорошенькую головку Джейн. Словно в извинение за безрадостную юность, жизнь распахивала перед девушкой дверь в волшебный мир галантных графов и благородных дам, мир, о котором раньше Джейн могла лишь робко грезить после прочтения очередного романа. Шарп получил свою долю приключений, настал черёд Джейн.
И лучшей советчицы, чем Джульетта Спиндакр, миссис Шарп и пожелать боялась. Леди Спиндакр, как и Джейн, исполнилось двадцать пять лет. Её муж, пожилой генерал-майор, недавно скончался от горячки на юге Франции. Девушки познакомились на судне, вёзшем их обеих в Англию, и мгновенно подружились.
— Не зови меня «леди Спиндакр». — морщилась Джульетта.
Прогуливаясь по палубе, подруги ловили на себе жадные взгляды морских офицеров и болтали, болтали, болтали. О платьях и сумочках, румянах и помадах, мужчинах и собачках, а, главное, — о высшем свете.
— Конечно, смерть моего Гарольда накладывает на меня определённые ограничения, — Джульетте не носила траура, объясняя это волей покойного супруга, — Однако Гарольд взял с меня слово, что я буду наслаждаться жизнью, не растрачивая себя на глупые условности.
Увы, наслаждаться ей было нелегко. Во-первых, из-за слабого здоровья. Во-вторых, из-за осложнений с получением наследства сэра Гарольда.
— Его дети от первого брака — сущие злодеи. Они надеются отсудить у меня всё, так что, пока длится тяжба, я без гроша.
Нищета, как заверила подругу Джейн, ей не грозила. У миссис Шарп были средства, чтоб содержать себя и милую Джульетту. Средства от продажи захваченных майором под Витторией бриллиантов.
— Обоснуйся в Лондоне, — убеждала леди Спиндакр, — Начни хлопотать о его будущем, а, если он, когда вернётся, отплатит чёрной неблагодарностью, что ж, во всяком случае, ты будешь знать, что сделала всё от тебя зависящее.
По совету подруги Джейн в Лондоне сняла деньги, сколько их имелось на счету у Хопкинсонов. Хопкинсоны вызвали у Джейн злость и досаду. Сначала они долго упрашивали её не закрывать счёт мужа, затем чуть ли не обнюхали доверенность, бесконечно сличали подпись Шарпа и тянули кота за хвост, пока леди Спиндакр не прибегла к услугам своего стряпчего. Только его вмешательство принудило Хопкинсонов выдать деньги, незамедлительно помещённые Джейн в заслуживающий доверия банкирский дом (подсказанный Джульеттой).
Банкирскому дому достались, естественно, уже не восемнадцать тысяч. Значительную сумму съели абсолютно необходимые, по словам Джульетты, великосветской львице атрибуты: дом на фешенебельной Корк-стрит, меблировка, лакеи в ливреях. Платья для подруг стоили немалых денег: вечерние, домашние… Джульетта внушала Джейн, что в свете не принято два раза появляться в одном и том же наряде. Были заказаны визитки, нанят экипаж. Деньги утекали, и Джейн всё чаще приходилось повторять себе, что действует исключительно ради Ричарда и его будущего.
В сладостных заботах пролетали дни, но спустя две недели после того, как колокола в Лондоне ликующе отзвонили мир, над головой Джейн грянул гром.
В дверь нового дома постучали два невзрачных человечишки, отрекомендовавшихся представителями ведомства Главного Военного Юриста. Джейн отказалась их принять, они же отодвинули оторопевшую горничную и бесцеремонно прошли в гостиную, осведомившись, имеют ли честь лицезреть миссис Шарп, супругу майора Ричарда Шарпа?
Джейн ответила утвердительно.
Подтверждает ли она, продолжали людишки, факт снятия со счёта фирмы «Хопкинсон и сын», на Сент-Олбанс-стрит, восемнадцати тысяч девятисот шестидесяти фунтов, четырнадцати шиллингов и восьми пенсов?
— Что, если да?
Может ли миссис Шарп внятно указать источник, откуда майором Шарпом почерпнуты вышеупомянутые средства?
Миссис Шарп не могла.
Чиновники вежливо сообщили, что в отношении майора Шарпа правительством Его Величества проводит расследование, добиваясь изъятия указанной суммы, как полученной незаконным путём. Язык был суконным, канцелярским, и до Джейн не сразу дошло, что они хотят отобрать у неё деньги, которые отчасти обратились в пудру, в шпильки, в атлас, в шампанское, в дом. В её дом!
Чинуши убрались, а Джейн не находила себе места. Простуженная Джульетта, несколько дней не встававшая с постели, спустилась на шум и, видя, как встревожена подруга, заявила, что ей нечего опасаться:
— Контора Главного Военного Юриста — это несколько гражданских крючкотворов, не имеющих власти, милочка. Надо, чтобы на них цыкнули сверху.
— Кто цыкнет? Кто? — не великосветскую львицу Джейн сейчас не тянула. Скорее, на испуганную девчушку, какой и была всего два года назад.
— Как? — леди Спиндакр, чуя угрозу деньгам Джейн, на которых сейчас зиждилась и её собственное благополучие, готовилась стоять насмерть, — Связи, милочка. Связи. Как зовут того адъютанта принца-регента? Знакомого твоего мужа?
— Лорд Россендейл. — растерянно сказала Джейн, — Лорд Джон Россендейл.
Джейн планировала восстанавливать связи мужа, лишь как следует освоившись в свете. Теперь же у неё не было выбора. Уж Карлтон-Хаус приструнит презренных бумагомарак, каким бы «Главным» ни был «Военный Юрист»!
— Я встречалась-то с лордом Россендейлом всего раз.
— Он был груб с тобой?
— Напротив, любезен.
— Так напиши ему. И сопроводи письмо пустяковым подарком.
— Подарком?
— Да. Табакеркой, например. Только учти, «пустяковый» подарок должен стоить не меньше сотни фунтов. Хочешь, я поеду с тобой и помогу выбрать, а то я закисла совсем в кровати…
Табакерка была приобретена, и Джейн в тот же вечер засела за письмо. Она писала и зачёркивала, писала и зачёркивала и, лишь найдя нужные выражения, перенесла их на лист именной писчей бумаги, высунув, как школьница, от усердия язык.
На следующее утро лакей доставил письмо и табакерку в Карлтон-Хаус.
И Джейн ждала.
Кюре Аркашона слушал исповеди, когда в церковь пришёл устрашающей внешности иностранный солдат. Не сабля на боку, а изуродованное лицо с повязкой на одном глазу продрало холодом сидящих у исповедальни прихожан. Старая дева, заняв место за муслиновым пологом кабинки, взволнованным шёпотом сообщила отцу Марену об ужасном посетителе:
— Одноглазый, отче, а образина жуткая, прямо страх берёт!
— Вооружён?
— Сабля только.
— Что он делает?
— Уселся около статуи святой Женевьевы.
— Вреда он не причиняет, значит, и беспокоиться о нём нужды нет.
За час отец Марен отпустил грехи страждущим прихожанкам, две из которых поведали ему о паре товарищей солдата, наливающихся винищем в харчевне рядом с лавкой шорника. Одеты в старую зелёную форму. Немцы, считала первая осведомительница. Британцы, заявила вторая.
Покончив с исповедями, отец Марен вышел из кабинки. Незнакомец терпеливо сидел в глубине храма.
— Добрый вечер, сын мой. Хотите исповедаться?
— Вы умрёте от старости, святой отец, выслушивая мои грехи. — по-французски Фредериксон говорил бегло, практически без ошибок, — К тому же я наполовину протестант-еретик, и лишь наполовину добрый католик.
Отец Марен преклонил колена перед алтарём, осенил себя крёстным знамением и снял епитрахиль:
— Германский еретик или английский? Мнения моей паствы разделились.
— Не ошиблись ни те, ни другие, отче. Во мне течёт кровь обоих народов, а ношу я мундир капитана британской армии.
— Британской? — с интересом переспросил священник, — Вы не из числа тех британцев, что перекапывают форт Тес-де-Буш?
Полукровка удивлённо поднял брови:
— Что значит «перекапывают»?
— Я не точно выразился. Дней десять назад форт заняли англичане. Моряки, по слухам. Они разобрали форт, а перекапывают последние пару суток пески вокруг, словно кроты. Ищут, опять же по слухам, золото.
Фредериксон усмехнулся:
— Слухи не врут, отче. Да вот беда, золота там нет.
— Что ж, тот самый случай, когда блаженное неведение способствует торжеству добродетели трудолюбия. Слухи утверждают, что золото спрятали англичане, взявшие форт в январе. Не ошибусь, предположив, что вы — один из них?
— Да, отче.
— Вы пришли в этот скромный храм, а товарищи ваши предаются греху пьянства в худшей забегаловке города.
Отца Марена позабавило мелькнувшее в единственном глазе собеседника изумление. Да, дорогой солдат, сплетни в маленьких городках разносятся быстро.
— Издалека?
— Из Бордо. Три дня шли.
Отец Марен сдёрнул с крючка за статуей девы Марии пальто и накинул на плечи:
— Без приключений? До нас постоянно доходят вести о бандитах…
— Мы столкнулись с одной стаей. На их беду.
— Вас же трое всего?
Капитан пожал плечами. Отец Марен простёр к двери руку:
— Вы — интересный человек. Позвольте пригласить вас к себе. Обещаю вам тарелку супа и вино несколько лучшего качества, нежели то, что поглощают ваши приятели.
Понадобилось три часа неспешного диалога и две с треском проигранные капитаном шахматные партии, прежде чем Фредериксон осмелился попросить у старого священнослужителя адрес Лассана. В людях отец Марен разбирался. Одноглазый капитан показался ему человеком порядочным. Тем не менее, кюре колебался, не желая навлечь на голову друга неприятности:
— Вы же не причините Анри вреда?
— Клянусь вам, отче.
— Я напишу ему о вас, — предупредил отец Марен подошёл к обшарпанному столику, заваленному книгами и бумагами, — Воитель из него посредственный, хотя подчинённые его обожали. Он относился к ним отечески. Поражение, которое он претерпел от вас, совершенно его раздавило.
— Я извинюсь перед ним.
— Не надо, ваше извинение ещё больше его унизит. Дома ли он, ручаться не могу. Анри намеревался принять сан, как я ни разубеждал его… — старик вздохнул, перекладывая часть книг на пол.
— Разубеждали? Почему?
— Для священника Анри чересчур отзывчив. Он будет гореть чужими несчастьями, и быстро выгорит дотла. Держите!
Фредериксон взялся за протянутую четвертушку листа. Отец Марен не сразу отпустил свой край бумажки:
— Если вы замыслили худое, капитан, я прокляну вас.
— Нет, отче, зла я Лассану не желаю.
Отец Марен улыбнулся:
— Вам предстоит дальняя дорога, в Нормандию.
Шато Лассан, как объяснил священник, находилось рядом с городом Кан, во многих километрах от городка Аркашон.
— Когда двинетесь в путь?
— Ночью, отче.
— А моряки?
— Пусть копают. Там ничего нет.
Отец Марен проводил гостя до двери. Над крестом церкви висел бледный серп месяца.
— Иди с Богом, сын мой, вознося благодарность Ему за ниспосланный нам мир.
— Мы ниспослали этот мир, отче, — возразил Фредериксон, — разгромив забияку Наполеона.
Отец Марен только улыбнулся, затворяя дверь. Он собирался сразу сесть и написать Анри, однако решил сделать это на следующий день. Назавтра же навалились заботы, и вспомнил о так и не написанном предупреждении старик лишь спустя пару недель. Вины, впрочем, отец Марен не испытывал. Капитан Фредериксон не причинит вреда графу Лассану.
А песчаные дюны у форта Тес-де-Буш перекапывали английские моряки. Как кроты.
