Глава десятая
Рапира двигалась невидимо. Сначала метнулась левее Шарпа, в следующий миг, будто по волшебству, миновала защиту. Сталь задрожала, упираясь в грудь. Она давила достаточно сильно, чтобы Шарп чувствовал острие клинка и кровь, тонкой струйкой сочащуюся под мундиром.
– А вы неторопливы, капитан.
Шарп приподнял свой палаш, будто взвешивая.
– Может, поменяемся?
Эль Католико пожал плечами, перевернул рапиру и протянул ее Шарпу. Забрав у него тяжелый кавалерийский палаш, прикинул балансировку, покрутил запястьем, рассек клинком воздух.
– Мясницкий инструмент, капитан. En garde!
Рапира казалась тонкой и легкой, как игла, но даже ее великолепная балансировка, даже ее отзывчивость не позволили Шарпу пробить беспечную защиту Эль Католико. Партизанский командир дразнил его, играл, как кошка с мышкой, и наконец издевательским финтом отбил выпад Шарпа и остановил палаш в полудюйме от его горла.
– Нет, капитан, вы не фехтовальщик.
– Я солдат.
Эль Католико улыбнулся, но все-таки клинок двинулся чуть вперед и коснулся кожи Шарпа. Затем испанец уронил палаш на землю и протянул руку за собственным оружием.
– Возвращайтесь в армию, солдат. Не то опоздаете на корабль.
– На корабль? – Шарп наклонился, потянул к себе тяжелый клинок.
– Да неужели вы не знаете, капитан? Англичане уходят. Плывут домой, а войну оставляют нам.
– Ну, так присмотрите за ней. Мы вернемся.
Шарп повернулся, не обращая внимания на смех Эль Католико, и направился к воротам, за которыми лежала улица. Во дворе, где Ноулз колошматил улан, о залпах красных мундиров напоминали сейчас лишь пулевые отметины на закопченных стенах.
В ворота прошел Цезарь Морено и остановился. Он улыбнулся Шарпу, поднял руку, приветствуя Эль Католико, затем осмотрелся по сторонам, словно опасался, что кто-нибудь подслушает.
– Ваши люди, капитан?
– Да.
– Они готовы?
С виду Морено человек вполне самостоятельный, подумал Шарп, но у него здорово поубавилось гордости и удали после двойной утраты. Сначала погибла жена, а потом дочка влюбилась в молодого и напористого Эль Католико. Цезарь Морено был серым, как плащ его будущего зятя: пепельно-седые волосы, седые усы, а в целом – серая тень того, кем он был раньше.
Он указал на улицу.
– Позволите мне пойти с вами?
– Пожалуйста.
На расчистку деревни, рытье могил и ожидание конца рядового Рордена ушел целый день. Глядеть на смертные муки бедняги было невыносимо, но теперь англичане уходили туда, где, возможно, найдется могила и для Шарпа, и для всей роты, – на холмы. С ними шел Эль Католико, щеголяя неистощимой вежливостью, однако Шарп чувствовал, что Морено устал от своего молодого товарища по оружию.
Старик посмотрел на стрелка.
– Спасибо за моих детей, капитан.
Шарпа уже поблагодарили раз десять, а то и больше, но Морено объяснил вновь:
– Рамон болел. Ничего серьезного, хотя уйти он не мог. Потому-то и осталась Тереза. Ухаживала за ним.
– Французы вас застали врасплох?
– Совершенно верно, – вмешался Эль Католико. – Оказались умнее, чем мы думали. Мы знали, что они будут обыскивать холмы, но чтобы такими силами!.. Массена озабочен не на шутку.
– Озабочен?
Человек в сером кивнул.
– Пути снабжения, капитан. Все перевозки по дорогам на юг. Можете вообразить, что мы с ними сделаем? Завтра снова пойдем в бой, устроим засаду на обоз, попробуем спасти Альмейду.
Хитрый ход, подумал Шарп. Эль Католико готов рискнуть собой и своими людьми, лишь бы спасти Альмейду, а британцы палец о палец не ударили, чтобы выручить испанский гарнизон Сьюдад-Родриго.
Эль Католико повернулся к Шарпу с самой что ни на есть обворожительной улыбкой.
– Может, присоединитесь? Нам бы очень пригодились ваши ружья.
Шарп улыбнулся в ответ.
– Мы должны вернуться в армию. Помните? Можем опоздать на корабль.
Эль Католико поднял бровь.
– С пустыми руками? Досадно, досадно.
Отряд герильерос в молчании смотрел, как англичане покидают село. Шарпу понравился и суровый облик этих людей, и их вооружение, и дисциплина, которую установил Эль Католико. У всех мужчин и у большинства женщин были мушкеты со штыками, из-за поясов, рядом с испанскими кинжалами и шпагами, торчали рукояти пистолетов. Шарп одобрил и коней, и сбрую.
Капитан повернулся к Эль Католико:
– Должно быть, все это недешево стоит.
Испанец улыбнулся. Точно так же он улыбался, парируя неловкие выпады Шарпа.
– Они сражаются не за деньги, капитан, а ради мести. Они ненавидят французов. И народ нам помогает.
А британцы поставляют ружья, мысленно добавил Шарп.
Морено вел их по полю мимо дома. Перед уходом он сказал:
– Простите, капитан, что не смогли похоронить ваших людей на кладбище.
Шарп пожал плечами. Англичанам можно драться за Испанию, но нельзя хоронить павших на католических кладбищах – не ровен час, протестантские души утащат праведников за собой в ад.
Стоя перед ротой, он взглянул на Керси, добровольно взявшего роль капеллана, и кивнул Харперу.
– Кивера долой!
Слова раскатились по бескрайней долине. Керси читал из Библии, хоть и помнил заупокойную назубок, а Эль Католико кивал, упоенно внимая.
Недолог и многотруден человеческий век, угрюмо думал Шарп. Едва успеваешь родиться, приходит пора цвести, и тут появляется садовник с ножницами… Где же золото? Неужели французы, перебив старых и малых, осквернив святилище, измазав дерьмом стены обители, могли аккуратно уложить на место плиту фамильного склепа?
Жаворонки в вышине рассыпали ликующие трели, и Шарп взглянул на Харпера. Сержант смотрел ввысь, на любимых птиц, но, почувствовав взгляд командира, повернул к нему голову. Лицо ирландца было бесстрастно, непроницаемо. «Что ты там углядел?» – мысленно спросил его Шарп. Он велел Харперу посматривать по сторонам. Не объяснил зачем, но Харпер и так понял.
– Аминь. – Дочитав молитву, Керси угрюмо посмотрел на роту. – Капитан, салют.
– Сержант!
– Рота! – прозвучал уверенный голос. Даже в хаосе – дисциплина. Дружно вскинулись мушкеты, погребальный ритуал обезличил солдат почти до неузнаваемости. – Пли!
Залп распугал жаворонков, над могилами поплыл белый дым. Последние почести отданы. Будь на то воля Шарпа, он бы похоронил мертвых без церемоний, но Керси настоял, да Шарп и сам понимал, что майор прав. От построения, привычных команд, беспрекословного тона командиров люди приободрились, и теперь, шагая рядом с колонной, Шарп слышал спокойные, уверенные голоса. Говорили, в основном, о возвращении к своим. Поход за две реки на вражескую территорию прозвали «охотой на дикого цыпленка», словно считали его не настоящей боевой операцией, а развлечением, пусть и рискованным. Людям не хватало родного батальона, регулярного приема пищи, чувства неуязвимости, которое испытывает солдат среди войск на марше, и мысли о золоте, еще совсем недавно возбуждавшие, отошли на задний план, как очередная несбывшаяся солдатская мечта – к примеру, найти неразграбленную винную лавку, где вдобавок полно уступчивых женщин.
Керси подошел к Шарпу и остановился рядом. Все еще держа Библию под мышкой, он глядел на роту.
– Вы хорошо поработали, капитан. Очень хорошо. Трудная местность, и от дома далеко. Хорошая работа. – Солдаты отвечали ему пустыми взглядами, припасенными для непопулярных офицеров, щедрых на зажигательные речи. – Жалко, что приходится возвращаться с пустыми руками, но не стоит слишком расстраиваться. Мы с вами все-таки показали, что неравнодушны к испанскому народу, к его судьбе. И ваше усердие, ваша борьба не будут забыты.
Эль Католико похлопал в ладоши, окинул роту лучезарным взглядом и улыбнулся Керси. Солдаты глядели в ответ так, словно гадали, что за новое издевательство придумали для них эти два чужака, и Шарп подавил улыбку при мысли, что испанский народ, возможно, запомнит усердие и борьбу рядового Баттена.
Керси потеребил ус.
– Завтра уходите, возвращайтесь в Португалию. Эль Католико даст вам сопровождение.
Шарп не позволил гневу отразиться на лице. Керси уже все решил за него, договорился с испанцем за его спиной!
Майор продолжал:
– Я остаюсь, буду продолжать борьбу. Надеюсь, мы еще встретимся.
Если он ждал одобрения, то Шарп его разочаровал.
Поскольку Эль Католико побывал на британских похоронах, вскоре наступил черед офицерам стоять у братской могилы испанцев и глядеть, как трупы селян засыпают землей. В отряде Эль Католико был священник – коротышка в траченной молью сутане; он неуклюже священнодействовал, а Шарп, Ноулз и сержант Харпер стояли в смущении возле высокой кладбищенской стены. Французы побывали и здесь: разрыли могилы, взломали двери усыпальниц. Выброшенные трупы перезахоронили, кладбище прибрали, но Шарпа в который уж раз посетила мысль о жестокости этой войны.
Он посмотрел на Терезу, переодевшуюся в черное платье, а она скользнула по нему неузнавающим взглядом, как будто видела впервые, и он сказал себе, что неприятностей и так хватает, не стоит искать новые, отбивая у Эль Католико женщину.
Испанский офицер, не расстававшийся с рапирой, заметил, как посмотрела на Шарпа Тереза, и улыбнулся самыми краешками рта. Словно угадал желание Шарпа и посочувствовал ему: бедняжка, ты возжелал недосягаемого. Шарп вспомнил нагую девушку, бегущую по камням, тени на золотистой коже и подумал, что отступается не только от поисков сокровища, но и от желания обладать этой красавицей.
Харпер перекрестился, снимая головной убор по примеру партизан, затем люди стали расходиться.
Шатаясь от слабости, к Шарпу с улыбкой приблизился Рамон.
– Утром уходить?
– Да.
– Я грустить. – Юноша не кривил душой, во всей Касатехаде лишь он один смотрел на англичан дружелюбно. Он показал на винтовку Шарпа. – Мне нравится.
Шарп улыбнулся, дал ему подержать винтовку в забинтованных руках.
– Пойдем с нами, может, из тебя получится стрелок.
Послышался смех. Неподалеку стоял Эль Католико, рядом с ним – верной тенью – Керси. Испанец смотрел, как юноша водит мизинцем по семи винтовым бороздкам, раскручивающим пулю. Это благодаря им винтовка славилась точным боем.
Эль Католико откашлялся.
– Печальный день, капитан.
– Да, сэр. – Конечно, испанец подошел не для того, чтобы поделиться с Шарпом печалью.
Эль Католико окинул кладбище властным взглядом.
– Слишком много мертвых. Слишком много могил. Слишком много новых могил.
По его примеру Шарп обвел глазами маленький погост. Что-то не так, что-то не на месте. Впрочем, это, наверное, из-за похорон, из-за разгула французов. Одна стена возле обители была ячеистой – сплошной ряд ниш под размер гроба; французы выломали дверки и рассыпали тлеющие останки по земле. Прослышали о золоте? Или у них обычай такой – пакостить на всех кладбищах? Осквернение могилы – один из самых страшных грехов, но Шарп подозревал, что в войне французов и испанских партизан это самое обычное дело.
Внезапно сержант Харпер шагнул вперед.
– Они не все могилы разрыли, сэр. – Прозвучало это ободряюще, с несвойственной ирландцу пылкостью.
Харпер указывал на свежую могилу под аккуратным холмиком, ожидающим надгробия. Высокий испанец улыбнулся и кивнул.
– Не все. Видимо, не успели. Я его шесть дней назад похоронил. Слуга, хороший человек.
Рядом щелкнуло, и все обернулись к Рамону, по-прежнему державшему в руках винтовку. Он открыл маленькую полость в прикладе и с удивлением рассматривал принадлежности для чистки.
Молодой человек вернул штуцер Шарпу.
– Когда-нибудь у меня быть такое, да?
– Когда-нибудь я сам тебе такое выдам. Когда вернемся.
У Рамона брови полезли на лоб.
– Вы вернуться?
Шарп рассмеялся.
– Вернемся. И погоним французов до самого Парижа.
Он повесил штуцер на плечо и зашагал прочь от Эль Католико. Пересек кладбище и вышел за ворота из кованого железа. Впереди лежали открытые поля. Но надежды на свежий и чистый воздух не сбылись. У кладбищенской стены, полускрытая темно-зелеными кустами, была свалена большая куча навоза.
Шарп повернулся и увидел, что Эль Католико вышел следом за ним.
– Так вы считаете, капитан, война еще не проиграна?
Неужели Шарп в самом деле уловил тревогу в голосе испанца? Он пожал плечами.
– Не проиграна.
– Ошибаетесь. – Тревога, если и была, исчезла начисто. Эль Католико говорил громко и почти весело. – Вы проиграли, капитан. Теперь только чудо может спасти британцев.
– Но ведь мы – чертовы христиане, разве нет? – в тон ему спросил Шарп. – Мы верим в чудеса.
Возмущенный Керси не успел вмешаться – взрыв смеха заставил всех вздрогнуть и резко повернуться к дверям обители, где Тереза стояла в обнимку с отцом. Девушка умолкла, и вновь ее лицо не выражало ничего, кроме ожесточения. Но теперь Шарп знал, что она не во всем согласна с высоким испанцем в серой одежде. Перед тем как отвернуться, она даже еле заметно кивнула стрелку.
«Вот они, чудеса, – подумал Шарп. – Начинаются».
