Глава 9

Группировка войск, сосредоточенных в семинарии, продолжала пополняться. Прибыла даже дюжина португальских ополченцев, вооружённых охотничьими ружьями, с патронташами, в сопровождении толстого священника, которого все красномундирника приветствовали дружным смехом, потому что у него было короткоствольное ружьё с расширяющимся, наподобие воронки, дулом, — такие берут с собой возницы дилижансов для защиты от разбойников на большой дороге. Красномундирники растопили печи в кухне и принесли на крышу большие котлы с чаем и кипятком — чтобы смочить пересохшее горло и промыть стволы мушкетов и винтвовк от порохового нагара. Принесли и десять ящиков патронов — не настолько хороших, какие делают для стрельбы из винтовок, но подходящих на случай нужды. Харпер наполнил патронами свой кивер и теперь раскладывал их на парапете, к которому стрелки прислонили винтовки и шомполы, и ворчал:

— И это, сэр, они считают подходящими патронами?!

Французы усиливали свою группировку в северной низине. Шарп считал, что им следовало бы разместить там мортиры, но пока орудий там не появлялось. Может быть, все мортиры находились на западной окраине Опорто для обороны от британского флота, и их невозможно было настолько быстро перевезти.

В северной стене прорыли дополнительные амбразуры. Двое солдат из Нортхемптонширского полка прикатили к стене пару огромных бочек для сбора дождевой воды и соорудили в воротах садового сарая заграждение, скрываясь за которым можно было вести огонь.

Харрис принёс Шарпу кружку чая, потом огляделся по сторонам и вынул из патронной коробки холодную цыплячью ножку:

— Думаю, вам это придётся по вкусу, сэр.

— Где вы это взяли?

— Нашёл, сэр, — неопределённо пожал плечами Харрис. — И вот ещё для вас, сержант.

Харрис вручил вторую ножку Харперу, затем вытащил для себя грудку, отряхнул от прилипших крупинок пороха и с жадностью вгрызся в мясо.

Только теперь Шарп понял, что ужасно проголодался, и цыплёнок показался восхитительным на вкус.

— Так откуда эта роскошь? — спросил он снова.

— Думаю, это должно было стать обедом для генерала Пэйджета. — признался Харрис. — Но он, наверное, потерял аппетит.

— Думаю, так оно и есть, — согласился Шарп. — Нельзя позволить пропасть такой хорошей курице.

Заслышав грохот барабанов, он посмотрел вниз и увидел, что французы снова строятся, теперь — только со стороны северного крыла семинарии. Кое-кто из французов теперь нёс лестницы, взятые, видимо, с разрушенных британскими снарядами зданий.

— По местам! — приказал он, зашвырнув обглоданную кость в сад. — Когда подойдут поближе, старайтесь попасть в людей с лестницами.

Даже если не брать во внимание его дальнобойные винтовки, он сомневался, что французы смогут подойти достаточно близко, чтобы приставить лестницы к стене сада, но лучше было подстраховаться. Большинство его стрелков использовало короткие минуты затишья, чтобы зарядить только что вычищенные винтовки завёрнутыми в бережно сохраняемые на такой случай в пенале приклада кожаные лоскутки пулями и качественным порохом. Это означало, что их первые выстрелы станут поистине смертельно точными. Когда французы подойдут ближе, и поле боя застелет плотная завеса порохового дыма, они перейдут на патроны, жертвуя точностью ради скорострельности. Шарп точно так же зарядил свою винтовку. Едва он вернул на место шомпол, к нему подошёл генерал Хилл.

— Никогда не стрелял из винтовки, — признался Хилл.

— В точности так же, как из мушкета, сэр, — ответил Шарп, смущённый тем, что генерал выделил его из толпы солдат.

— Можно мне? — Хилл взял оружие из рук Шарпа. — Весьма красивое. По весу — почти такое же, как мушкет, — генерал задумчиво погладил приклад винтовки Бейкера.

— Прекрасная вещь, — пылко заявил Шарп.

Хилл прицелился вниз, под холм, притворился, что взводит курок и стреляет, — и вернул винтовку Шарпу:

— Хотел бы я испробовать эту штуку, но ведь, если я промахнусь, об этом вся армия станет судачить. И я от этого промаха вовек не отмоюсь.

Он говорил громко, и Шарп понял, что стал участником маленького представления. На самом деле Хилла не интересовала винтовка. Он хотел отвлечь людей от надвигающейся снизу угрозы, он весьма искусно польстил им, намекнув, что они умеют делать что-то такое, чего не может сам генерал, и сумел вызывать улыбки на лицах солдат. Шарп восхищался способностью Хилла завоёвывать словом сердца подчинённых, но он восхищался также и сэром Артуром Уэлсли, который никогда не стал бы делать ничего подобного. Уэлсли не обращал внимания на солдат, но они всё же дрались, как черти, стремясь увидеть на его лице выражение сдержанного одобрения.

Шарп никогда не тратил время и силы, переживая о том, почему некоторые родились, чтобы стать офицерами, а другим не повезло. Он сумел преодолеть препятствие, но из-за этого система не стала справедливее. И всё же жаловаться на неравенство — то же самое, что негодовать на то, что солнце слишком печёт, или ветер не туда дует. Неравенство существовало и будет существовать всегда, но Шарпа удивляло другое: что такие, как Хилли или Уэлсли, поднявшиеся до высоких чинов благодаря богатству и привилегиям, оказывались превосходными командирами. Не все генералы были хороши, многие оказывались откровенными бездарностями, но Шарпу обычно везло: его командиры знали своё дело. Шарпа не волновало, что сэр Артур Уэлсли был сыном аристократа и щедро оплатил свой путь по карьерный лестнице, что он был холоден, как адвокатское милосердие. Длинноносый мерзавец знал, как надо побеждать, а только это и имело значение.

И сейчас как раз предстояло разбить французов. Колонна, которая наступала под грохот барабанов, была намного больше, чем первая. Французы, уверенные в том, что они невидимы для британских пушек подбадривали себя громкими выкриками: „Vive I’Empereur!” В этот момент перед наступающей колонной, вызывав приветственные крики британской группировки, взорвался выпущенный из гаубицы заряд шрапнели. Британские артиллеристы стреляли вслепую, поверх здания семинарии, но получилось неплохо: после первого же выстрела среди шеренг наступающих французов установилась мёртвая тишина.

— Стреляют только винтовки! — приказал Шарп. — Огонь по готовности. Не тратьте впустую кожаные пыжи! Хэмгмэн, ваш — вон тот большой парень с саблей.

— Я его вижу, сэр, — отозвался Хэгмэн и передвинул винтовку, прицеливаясь в офицера, который, подавая подчинённым пример, шагал перед шеренгами, словно идеальная мишень.

— Остальные — цельтесь в тех, кто с лестницами, — напомнил остальным Шарп, подошёл к парапету, опустился на левое колено и поднял винтовку к плечу.

Он прицелился в голову человека, несущего лестницу, зная по опыту, что в полёте пуля пройдёт ниже, угодив в живот или пах. Ветер дул в лицо, значит, бокового отклонения не будет. Он выстрелил, и пороховой дым немедленно ослепил его. Следом выстрелил Хэгмэн, потом затрещали остальные винтовки. Мушкеты пока молчали. Шарп сдвинулся влево, чтобы дым не мешал рассмотреть поле боя. Офицера с саблей он не увидел, как не увидел и жертв винтовочного залпа: их поглотила наступающая колонна, шеренги которой переступала через убитых и раненых. Лестницу подхватил кто-то в четвёртой или пятой шеренге. Он нащупал в патронной коробке новый заряд и начал перезаряжать винтовку.

Он заряжал, не глядя. Этому его учили. Это он мог делать и во сне. Как только он справился, первые мушкеты дали залп из амбразур под садовой стеной, тут же, открыли огонь из окон и с крыши, и семинария окуталась дымом. Над головами с грохотом пронеслись снаряды. Один пролетел настолько низко, что Шарп едва успел пригнуться. Винтовочные и мушкетные пули врезались в шеренги французов. В семинарии было около тысячи солдат, защищённых каменными стенами, а враги перед ними — как на ладони. Шарп выстрелил ещё раз, потом прошёлся по крыше за спинами своих людей, присматриваясь к их работе. Слеттеру пришлось выдать новый кремень; у Тэрранта заело спусковой механизм, и Шарп вручил ему винтовку Вильямсона, которую Харпер тащил ещё от Вила Реаль де Зедес. Барабаны врага гремели уже близко. Первые пули из французских мушкетов уже застучали в стены семинарии. Шарп перезарядил свою винтовку.

— Они стреляют вслепую, — подбодрил Шарп своих людей. — Не тратьте впустую патроны. Цельтесь вернее.

Это было трудно сделать из-за дыма, застилающего склон, но по прихоти ветра завеса иногда рассеивалась, обнаруживая синие формы французов, которые были уже настолько близко, что можно было рассмотреть лица. Шарп прицелился в человека с огромными усами, выстрелил — но результата не увидел из-за облака порохового дыма, вылетевшего из ствола винтовки.

Грохот боя оглушал: непрерывный треск мушкетных выстрелов, наводящий ужас грохот барабанов, свист снарядов над головой и крики раненых и умирающих. Красномундирник, занявший позицию рядом с Харпером, едва не упал с крыши с окровавленной головой, но сержант оттащил его от парапета, пятная алой кровью черепицу крыш. Далеко — наверное, на южном берегу реки — оркестр играл „The Drum Major”. Шарп поймал себя на том, что стукнул прикладом винтовки в такт мелодии. Крутясь в воздухе, со стороны французов прилетел шомпол какого-то новичка, который от испуга спустил курок прежде, чем закончил заряжать. Шарп вспомнил, как во Фландрии, во время его самого первого сражения, когда он был ещё красномундирником-новичком, у одного парня мушкет дал осечку. Он этого не заметил, перезарядил, спустил курок, перезарядил ещё… После сражения из ствола его мушкета извлекли шестнадцать невыстреливших зарядов. Как же, чёрт его задери, звали этого парня? Хотя служил он в Йоркширском полку, родом он был из Норфолка и говорил на тамошний манер. Шарп так и не смог вспомнить его имя, и это ужасно раздражало. Мушкетная пуля просвистела у лица, другая ударилась в парапет крыши и расколола черепицу. Внизу, в саду солдаты Висенте и красномундирники, не целясь, высовывали стволы в амбразуры, спускали курки и отодвигались, давая возможность следующему сделать выстрел. В саду Шарп заметил зелёные куртки и предположил, что в бой вступил 60-ый полк Королевских американских стрелков, приписанный к бригаде Хилла. Правда, по мнению Шарпа, они принесли бы больше пользы, стреляя с крыши, чем паля вслепую из винтовок Бейкера через узкие амбразуры. Одинокое дерево на склоне сотрясалось, словно в бурю; на его поломанных ветвях едва ли остался хоть один лист. Его голые ветки, непрерывно сотрясаемые от попадающих в них пуль, овевал пороховой дым.

Шарп поднял винтовку, упёр в плечо, прицелился в скопление синих мундиров совсем близко от стены сада и выстрелил. В воздухе непрерывно свистели пули. Черт побери, почему ублюдки не отступали? Группа отважных французов попыталась двинуться вдоль стены к западному фасаду семинарии, чтобы добраться до ворот сада, но британские артиллеристы заменили этот маневр. Взрывы размазали кровь и грязь по террасе и побеленной садовой стене. Люди Шарпа кривились от напряжения, проталкивая пули в грязные от порохового нагара стволы. Чистить винтовку было некогда, приходилось вбивать заряд в ствол и спускать курок. Огонь! Снова огонь! Французы отвечали тем же. Безумная дуэль продолжалась, и над застилающим всё дымом Шарп видел, что из города с севера по долине движется целая орда французский пехоты.

Двое солдат в одних рубашках пронесли вдоль крыши два ящика патронов.

— Кто желает? — выкрикивали они, подражая лондонским уличным торговцам. — Свежие патроны! Кто желает? Свежие патроны! Свежий порох!

Один из адьютантов генерала Хилла принёс к парапету фляги с водой. Сам Хилл, покрасневший и взволнованный, стоял рядом с солдатами в красных мундирах, чтобы показать, что он рискует так же, как и они. Генерал поймал пристальный взгляд Шарпа и в ответ развёл руками, словно извиняясь, что дело оказалось тяжелее, чем он ожидал.

На крышу поднялось подкрепление с начищенными мушкетами и полными патронными коробками. Среди них были и стрелки из 60-го, офицер которых, должно быть, сообразил, что занял плохую позицию. Он вежливо поклонился Шарпу и приказал своим людям рассредоточиться вдоль парапета. Огонь с крыши и из окон бил сплошной стеной, пороховой дым сгущался, но французы упорно пытались преодолеть садовую стену без поддержки артиллерии. Двое лягушатников смогли взобраться на стену, но замерли в растерянности и были немедленно схвачены, сдёрнуты вниз и забиты насмерть прикладами мушкетов. Семь убитых красномундирников лежали на посыпанной гравием дорожке со скрещенными на груди руками; кровь, вытекающая из их ран, застывала и чернела. Гораздо больше мертвых британцев лежало в коридорах семинарии, куда их оттащили от больших окон, чтобы удобнее было целиться в мечущихся французов.

Ещё одна колонна поднималась по склону, чтобы пополнить расстроенные шеренги первой, но, хотя осажденные в семинарии не могли этого знать, прибытие подкреплений являлось свидетельством поражения французов. Маршал Сульт ради того, чтобы сформировать резерв, вывел из города все пехотные подразделения, фактически оставив его — впервые с момента захвата в конце марта. Жители Опорто ринулись к реке, вытаскивая лодки из сараев, мастерских, со дворов, где оккупанты держали их под охраной. Рой мелких судёнышек сейчас грёб через реку мимо разрушенных останков понтонного моста, к причалам Вила Нова де Гайя, где их ждала бригада гвардейцев. Офицер, тревожно вглядевшись в противоположный берег Дору, чтобы удостовериться, что там их не ждёт засада, приказал своим людям занять места в лодках. Гвардейцы уже гребли к городу, а лодки всё прибывали, всё больше красномундирников переправлялось на тот берег. Сульт не подозревал, что находящийся под контролем его армии город, заполняли враги.

Об этом не знали ни те, кто сейчас штурмовал семинарию, ни те, кто её оборонял, и вторая гигантская колонна поднималась в смертоносную круговерть пуль, летящих с крыши и из окон семинарии. Шум стоял, как при Трафальгаре. Тогда Шарпа ошеломил непрерывный грохот корабельных батарей, теперь же непрерывные выстрелы мушкетов сливались с жутким людским воем. Земля на вершине холма пропиталась кровью. Пытаясь спастись, французы использовали тела своих мёртвых товарищей, как защиту от пуль. Немногие уцелевшие барабанщики еще пытались вести рассыпающиеся колонны вверх, но послышался предупреждающий крик сержанта-француза, потом ещё и ещё… Внезапно дым рассеялся и склон опустел. Французы увидели гвардейскую бригаду, направляющуюся к ним через долину.

Французы побежали. Они храбро сражались против каменных стен, вооружённые одними мушкетами, но теперь их охватила паника. Растеряв всю дисциплину, они побежали по дороге, ведущей к Амаранте. Остальные французы — кавалерия и артиллерия — уходили через верхние кварталы города, спасаясь от переправляющихся через Дору красномундирников и мести горожан, которые, вооружившись ножами для разделки рыбы и дубинками, рыскали по переулкам и улицам в поисках раненых французов.

На улицах Опорто стоял крик и вой, но над изрытыми пулями стенами семинарии опустилась тишина. Генерал Хилл, чтобы усилить звук, сложил ладони рупором и крикнул:

— Следуйте за ними! Я хочу догнать их!

Красномундирники и стрелки из 1-ой бригады, сформировав шеренги, двинулись на восток.

— Стрелки! Ко мне! — приказал Шарп своим парням. — Почистить винтовки!

Он не отправил их в погоню. Сегодня стрелки сделали немало, пришло время дать им отдохнуть.

Мертвецов оставили на крыше. Длинные полосы крови, оставшиеся на черепице, когда их оттаскивали от парапета, уже подсохли. Дым медленно развеивался, воздух стал заметно чище. Везде на склонах холма валялись брошенные французами ранцы и сами французы: мёртвые и ещё нет. Раненый пытался укрыться в зарослях обрызганной кровью цветущей амброзии. Собака обнюхивала труп. Вороны, расправив чёрные крылья, кружили над мертвецами. Женщины и дети из пригорода уже начали обирать лежащие на поле боя тела. Раненый пытался отползти от девочки, которой было не больше одиннадцати лет, но она вынула из-за пояса передника нож для забоя скота с костяной ручкой и клинком, истончившимся от частых заточек до узкой стальной полоски, и перерезала французу горло. На её личике появилась недовольная гримаса: кровь брызнула на передник. Её маленькая сестричка тащила за ремни связку из шести мушкетов. Между трупами дымили огоньки, затлевшие от мушкетных пыжей. Толстый португальский священник, держа в одной руке своё смешное короткоствольное ружьецо, другой рукой сотворил крестное знамение над французами, которых сам помогал убивать.

Оставшиеся в живых французы в панике бежали. Город Опорто был отбит.

Письмо, адресованное Ричарду Шарпу, эсквайру, ожидало его в гостиной Красивого Дома, на каминной доске. Оно чудесным образом пережило вселение в дом на постой расчёта британских королевских артиллеристов, которые первым делом изрубили в комнате на дрова всю мебель, и уже хотели было использовать письмо для растопки, но именно в этот момент появился капитан Хоган и выхватил бумагу из очага прежде, чем её успели поджечь. Он прибыл в поисках Шарпа и расспросил стрелков, не оставляли ли в доме каких-нибудь сообщений, в надежде, что Шарп мог попытаться подать ему весточку.

— Здесь живут англичане, парни, — пояснил он артиллеристам, разворачивая незапечатенное письмо. — Поэтому вытирайте ноги и приберите после себя.

Он прочитал короткое сообщение, задумался ненадолго.

— Предполагаю, что никто из вас не видел высокого офицера стрелков 95-ого? Никто? Ладно, если он появится, передайте ему, чтобы шёл в Палаццо Карранкас.

— Это где, сэр? — спросил артиллерист.

— Большое здание внизу. Там штаб, — пояснил Хоган.

Хоган знал от подполковника Уотерса, что Шарп ещё утром был жив, но найти его никак не удавалось, и он послал в город на поиски потерявшегося стрелка двух ординарцев.

Через Дору уже налаживали новый понтонный мост. Город праздновал вновь обретённую свободу с флагами, вином и музыкой. Сотни французских заключенных сидели под охраной на складе, длинный ряд отбитых пушек выстроили на речном причале, возле которого освобождённые британские корабли поднимали на мачты свои флаги. Мараш Сульт отступал к мосту в Амаранте, не подозревая, что генерал Бересфорд, новый главнокомандующий португальской армией, уже захватил мост и поджидает их.

— Если они не смогут переправиться в Амаранте, то куда они пойдут дальше? — спросил тем вечером Уэлсли в синей приёмной Палаццо Карранкас, где он со своим штабом угощался блюдами, приготовленными для маршала Сульта и найденными ещё горячими в духовке на дворцовой кухне.

Сэр Артур любил ягнятину, но, по его мнению, лук, ломтики ветчины и грибы совершенно испортили вкус блюда.

— Я думал, французы разбираются в кулинарии, — проворчал он и потребовал, чтобы ординарец принёс из кухни бутыль винного уксуса.

Он счистил осквернившие мясо грибы и лук, полил мясо уксусом и заявил, что теперь это можно есть.

Убрав остатки еды, офицеры столпились, прижав руками углы карты, которую капитан Хоган развернул на столе. Сэр Артур задумчиво водил по карте пальцем:

— Они хотят, разумеется, вернуться в Испанию. Но как?

Он думал, что на этот вопрос сможет ответить подполковник Уотерс, старший из офицеров разведки, но Уотерс не бывал на севере страны и потому предоставил право отвечать капитану Хогану, самому младшему по званию из всех офицеров, кто собрался в этой комнате. Несколько недель перед вторжением Сульта Хоган провёл, нанося на карту Трэс Монтэс — дикие северные горы с извилистыми дорогами, быстрыми речками и немногочисленными узкими мостами. Португальские войска теперь торопились уничтожить эти мосты и перерезать дороги, которые могли привести французов в их укрепления в Испании. Но к северу от дороги, соединяющей Опорто и Амаранте Хоган обнаружил лазейку, которой могли воспользоваться французы.

— Если Амаранте взят, сэр, и наши союзники захватят завтра Брагу… — Хоган покосился на сэра Артура, который подтвердил это предположение нетерпеливым кивком, — … то тогда Сульт сел в лужу. Ему придётся пересечь Сьерра де Санта Каталина, а там нет дорог, пригодных для гужевого транспорта.

— А что там есть? — спросил Уэлсли, рассматривая на карте участок, на который практически не было нанесено никаких обозначений.

— Козьи тропки, по которым можно пройти только пешком, волки и очень сердитые крестьяне. — сказал Хоган. — Как только он доберётся до этого места, сэр, — он показал на север Сьерра де Санта Каталина. — он найдёт дорогу домой, но, чтобы до неё добраться, ему придётся бросить свои фургоны, пушки, телеги — всё, что невозможно унести на спине человека или мула.

Гром прокатился над городом. По крыше и стёклам незанавешенных окон застучали сначала редко, потом всё чаще капли дождя.

— Чёрт бы побрал эту погоду, — проворчал Уэлсли, зная, что она замедлит преследование разгромленных французов.

— Над безбожниками тоже льёт дождь, — заметил Хоган.

— Чёрт бы побрал и их тоже, — отрезал Уэлсли.

Ему не слишком нравился Хоган. Во-первых, он ему достался от Крэддока, во-вторых, он был ирландцем, а это напоминало Уэлсли то, что он и сам родился в Ирландии, чем генерал не особенно гордился; в-третьих, Хоган явно не был высокорождённым, а сэру Артуру нравилось, когда его окружение могло похвастсться хорошим происхождением. Но Уэлсли был готов признать свои предубеждения ошибочными, потому что неразговорчивый Хоган был, очевидно, весьма компетентен, да и подполковник Уотерс, которому Уэлсли доверял, очень тепло отзывался об ирландце.

— Итак, — Уэлсли подвёл итог обсуждению — они находятся на дороге между Опорто и Амаранте, и, если они решат избежать встречи с Бересфордом, они отступят на север. В холмы. Куда они пойдут потом?

— К этой дороге, сэр, — указал карандашом на карте Хоган. — Она идёт от Браги до Чавеса, сэр, и, если ему удастся пройти Понте Ново и добраться до деревушки Руиванс. — он сделал карандашом отметку на карте. — то там он найдёт тропу на север через холмы к Монталегре. Это — рукой подать до границы Испании.

Адьютанты сэра Артура теснились возле стола, вглядываясь в карту при тусклом свете свечи. Один же из присутствующих, невысокий и бледный, в гражданском платье изысканного покроя, явно тяготился всеми этими подробностями. Он вяло потянулся в кресле, всем своим видом изображая, что его тонкую натуру оскорбляют низменные рассуждения о картах, дорогах, холмах и мостах.

— Вот эта дорога, сэр, — продолжал объяснять Хоган, ведя карандашом от Понте Ново до Монталегре. — Это просто дьявольское наваждение. Чтобы продвинуться на полмили, придётся пройти пять миль. И самое лучшее, сэр, дорогу пересекают несколько рек, небольших, но текущих в глубоких ущельях, с быстрым сильным течением. Их можно пересечь только по мостам. Если португальцы смогут разрушить хоть один из этих мостов, сэр, господин Сульт будет пойман в ловушку. Ему придётся идти напрямую через горы, и всю дорогу черти будут поджаривать им пятки.

— Дай Боже португальцам успеть, — проворчал Уэлсли, морщась при звуках усиливающегося дождя, который, несомненно, замедлит продвижение его союзников, пытающихся перекрыть дороги, по которым французы могут отступить в Испанию.

Они уже поставили им преграду в Амаранте, но северные горы раскинулись широко… А армия Уэлсли, одержав триумфальную победу в Опорто, будет преследовать французов, выдавливая их, словно поршень, навстречу португальской армии. Уэлсли снова вперился взглядом в карту:

— Вы чертили это, Хоган?

— Так точно, сэр.

— И она верна?

— Так точно, сэр.

Сэр Артур был крайне недоволен. Если бы не погода, он уже сложил бы в мешок головы Сульта и его людей, но дождь чертовски затруднил преследование. Адьютантов послали с приказами подготовить британскую армию к маршу на рассвете: чем скорее начнётся, тем лучше. Раздав приказы, сэр Артур зевнул. Ему совершенно необходимо было до утра хоть немного поспать. В этот момент высокие двери резко распахнулись, и в приёмную вошёл совершенно промокший, оборванный и заросший щетиной лейтенант королевских стрелков. Увидев генерала Уэлсли, он крайне удивился, но инстинктивно встал по стойке смирно.

— О господи! — недовольно воскликнул Уэлсли.

— Я думаю, вам знаком лейтенант… — начал было Хоган.

— Конечно, я знаю лейтенанта Шарпа, — отрезал Уэлсли. — Но я хочу знать, что он здесь делает? В Испании уже нет 95-го полка!

Хоган снял подсвечники с углов карты и позволил ей свернуться в трубку.

— Это моя инициатива, сэр Артур, — спокойно пояснил он. — Я нашёл лейтенанта Шарпа и его людей, когда они блуждали в горах, и взял их под свою опеку. С тех пор он сопровождал меня в моих поездках к границе. Я вряд ли справился бы с французскими патрулями без его помощи, сэр Артур, а с мистером Шарпом мне гораздо спокойнее.

Всё то время, пока Хоган пытался прояснить ситуацию, Уэлсли буравил Шарпа пристальным взглядом.

— Вы потерялись? — весьма недружелюбно спросил он.

— Были отрезаны от своих, сэр, — ответил Шарп.

— Во время отступления к Ла-Корунье?

— Да, сэр.

На самом деле они отступали к Виго, но это было не столь важно. За долгую службу Шарп усвоил, что старшим офицерам нужно отвечать так коротко, как только возможно.

— И где же, чёрт побери, вы были последние несколько недель? — едко поинтересовался Уэлсли. — Прятались?

— Так точно, сэр, — отрапортовал Шарп, и штабные офицеры замерли, почуяв намёк на дерзость, который прозвучал в кратком ответе.

— Я приказал, чтобы лейтенант нашел молодую англичанку, которая потерялась при падении Опорто, сэр, — торопливо объяснил Хоган. — Фактически, я приказал, чтобы он сопровождал подполковника Кристофера.

Произнесённое имя прозвучало резко, словно щелчок кнута. Никто не сказал ни слова, хотя молодой человек в гражданском, который до того притворялся засыпающим от скуки, но широко открыл изумлённые глаза при первом упоминании имени Шарпа, теперь всем своим видом выразил крайнее внимание и даже выпрямился в своём кресле. Он был худощав, даже хрупок, бледен, словно боялся солнца, и что-то кошачье, почти женственное проскальзывало в его манерах. Его изящный костюм был уместен в лондонской гостиной или парижском салоне, но среди загорелых штабных офицеров Уэлсли в грязных мундирах он был похож на избалованную декоративную собачку в стае охотничьих собак.

— Так, значит, вы были с подполковником Кристофером? — прервав затянувшуюся паузу, спросил Уэлсли.

— По приказу генерала Крэддока, сэр. — Шарп вынул из сумки приказ и положил на стол, но Уэлсли не удосужился взглянуть.

— Какого чёрта Крэддок сделал это? — резко спросил он. — Кристофер даже не офицер, он, чёрт его дери, лакей из Министерства иностранных дел!

Последние слова были шпилькой в адрес молодого человека, который, вместо того, чтобы защитить «честь мундира», легкомысленно — мол, «ерунда!» — махнул рукой с аристократически тонкими белыми пальцами, а потом, заметив, что Шарп смотрит на него, сделал приветственный жест. В этот момент Шарп узнал в нём лорда Памфри, с которым встречался последний раз в Копенгагене. Насколько Шарпу было известно, лорд являлся видной шишкой в таинственном Министерстве иностранных дел, но что он делал здесь, в Опорто? В этот момент Уэлсли наконец соизволил развернуть приказ Крэддока, пробежал его взглядом и бросил на стол:

— Так что Кристофер приказал вам?

— Чтобы я оставался в местечке под названием Вила Реаль де Зедес, сэр.

— Зачем, спрашивается?

— Чтобы нас там убили, сэр.

— Чтобы вас там убили? — спросил сэр Артур обманчиво тихим голосом.

Он знал, что Шарп весьма дерзок и, хотя когда-то стрелок и спас ему жизнь, сейчас он был готов смешать его с грязью.

— Кристофер привёл в деревню французов, сэр. Они напали на нас.

— Как-то не очень верится, — саркастически усмехнулся Уэлсли.

— Не очень, сэр, — согласился Шарп. — Но их было двенадцать сотен, сэр, а нас — только шестьдесят.

Он не сказал больше ни слова. В большой комнате повисла гнетущая тишина. Все мысленно произвели нехитрое вычисление. Двадцать к одному. Раскат грома разорвал небо, и отсвет молнии сверкнул на западе.

— Двенадцать сотен, Ричард? — в интонации Хогана слышалось предположение, что Шарпу следовало бы уменьшить эту цифру.

— Возможно, больше, сэр, — упрямо стоял а своём Шарп. — Против нас был 31-й вольтижёрский, их поддерживали по крайней мере один полк драгун и гаубица. Только одна, сэр. Тем не менее, они отступили, — он замолчал, он снова никто не произнёс ни слова, и тогда Шарп вспомнил, что не упомянул о своём союзнике. — Со мной был лейтенант Висенте из 18-го португальского полка, и его тридцать с лишним храбрых парней немного помогли нам. К сожалению, он потерял несколько человек. Я тоже потерял двоих. Один из моих дезертировал, сэр. К сожалению.

Во время новой паузы, ещё более длинной, офицеры глазели на Шарпа во все глаза, и он, чтобы отвлечься, попытался пересчитать свечи на длинном столе. Наконец лорд Памфри нарушил тишину:

— Вы утверждаете, лейтенант, что мистер Кристофер привёл войска, чтобы уничтожить вас?

— Да, сэр.

Памфри улыбнулся:

— Он привёл их? Или они привели его?

— Он привёл их, — решительно отрезал Шарп. — А потом у него хватило чёртовой наглости подняться на холм и сказать мне, что война закончилась, и мы должны спуститься и позволить французам позаботиться о нас.

— Благодарю вас, лейтенант, — сказал Памфри с преувеличенной любезностью.

Снова возникла пауза. Подполковник уотерс откашлялся:

— Вспомните, сэр, что именно благодаря лейтенанту Шарпу мы этим утром получили наш флот.

Иными словами, он давал понять сэру Артуру Уэлсли, что надо проявить хоть немного, чёрт побери, признательности.

Но сэр Артур был не в настроении выражать признательность и продолжал буравить Шарпа взглядом. Тут Хоган вспомнил про письмо, которое ему удалось спасти в Красивом Доме, и он вытащил его из кармана:

— Это для вас, лейтенант, — он передал бумагу Шарпу. — Оно не было запечатано, и я взял на себя смелость прочесть…

Шарп развернул письмо и прочёл вслух: «Он уходит с французами, и заставляет меня сопровождать его, но я не хочу».

Письмо было написано Кейт и явно в большой спешке.

— «Он», насколько я понимаю, это Кристофер? — спросил Хоган.

— Да, сэр.

— Значит, тода, в марте, мисс Сэвидж пропала из-за подполковника Кристофера? — продолжал Хоган.

— Да, сэр.

— Она любит его?

— Она вышла за него замуж, — ответил Шарп и был озадачен проступившим на лице лорда Памфри выражением крайнего и неприятного удивления.

— Несколькими неделями ранее подполковник Кристофер, ухаживал за матерью мисс Сэвидж. — объяснил Хоган Уэлсли.

— И как этот забавный факт поможет нам понять действия Кристофера? — очень недовольным тоном спросил сэр Артур.

— Весьма забавный, если не больше, — заметил Памфри, встал, стряхнул пыль с безукоризненной манжеты и улыбнулся Шарпу. — Вы действительно уверены, что Кристофер женился на этой девушке?

— Так точно, сэр.

— Тогда он очень плохой мальчик, потому что уже женат, — улыбнулся лорд Памфри, явно наслаждаясь впечатлением, которое на присутствующих произвели его слова. — Он женился на дочери Куртнелла десять лет назад, наивно веря, что она стоила восемь тысяч годового дохода, но затем обнаружил, что красная цена ей — шестипенсовик. Я слышал, он не очень доволен браком. Итак, сэр Артур, новости, которые сообщил лейтенант Шарп, дают ответ на вопрос, кому предан подполковник Кристофер.

— Каким образом? — озадаченно спросил Уэлсли.

— Кристофер не мог надеяться жить в двойном браке, если связывал своё будущее с Великобританией или освобождённой Португалией. Но во Франции или Португалии, находящейся под властью Франции, никому не будет дела, сколько жён он оставил в Лондоне.

— Но вы говорили, он собирался вернуться.

— Я предполагал это, — поправил генерала Памфри. — В конце концов, он играл за обе стороны. Если он будет считать, что мы побеждаем, он, несомненно, решит вернуться и, несомненно, он будет тогда отрицать, что жеился на мисс Сэвидж.

— Она может думать по-другому. — сухо заметил Уэлсли.

— Если она будет жива и сможет заявить об этом, в чём я сильно сомневаюсь. — сказал Памфри. — Нет, сэр, ему нельзя доверять, и мои хозяева в Лондоне были бы очень благодарны, если вам удастся решить проблему подполковника Кристофера.

— Вы хотите этого?

— Этого не я хочу. — Памфри настаивал очень решительно для столь внешне слабого и тщедушного человека. — Этого хочет Лондон.

— Вы в этом уверены? — неприязненно спросил Уэлсли.

— Он владеет некоторой секретной информацией, — неохотно признал Памфри. — включая коды Министерства иностранных дел.

Уэлсли заржал, как конь:

— Да он уже передал всё французам!

— Я в этом сомеваюсь, сэр, — заявил Памфри, с хмурым видом придирчиво исследуя свои ногти. — Игрок обычно придерживает лучшие карты. В конце концов, Кристофер захочет заключить сделку — или с нами, или с французами — и я должен сказать, что правительство Его Величества не желает ни того, ни другого.

— Тогда я предоставляю его судьбу вам, мой лорд, — заявил Уэлсли с видимым отвращением. — И, поскольку это, несомненно, означает грязную работу, я предоставляю вам услуги капитана Хогана и лейтенанта Шарпа. А что делаю я? Я ложусь спать.

Он коротко кивнул и оставил приёмную в сопровождении адьютантов, уносящих стопки бумаг.

Лорд Памфри прихватил со стола графин с vinho verde и вернулся к своему креслу с наиграно тяжёлым вздохом.

— От сэра Артура у меня коленки дрожат, — объявил он, делая вид, что не замечает потрясённого выражения на лицах Шарпа и Хогана. — Вы действительно спасли ему жизнь в Индии, Ричард?

Шарп промолчал, и за него ответил Хоган:

— Именно поэтому он так ужасно относится к Шарпу. Носатый не любит быть кому-либо обязан, и особенно такому, как Шарп — рожденному вне брака мошеннику.

Памфри содрогнулся:

— Знаете, что мы в Министерстве иностранных дел больше всего не любим? Ездить за границу. Здесь столько неудобств… Но я всё же здесь, и мы должны уделить внимание нашим обязанностям.

Шарп пересёк комнату, подойдя к одному из больших окон, и уставился в мокрую темноту за стеклом.

— Каковы будут мои обязанности? — спросил он.

Лорд Памфри, не стесняясь, опрокинул стаканчик вина.

— Говоря вкратце, Ричард, ваша обязанность состоит с том, чтобы найти мистера Кристофера и затем… — он не договорил, но вместо этого выразительно чиркнул себя по горлу пальцем.

Шарп увидел этот жест, отразившийся, словно в зеркале, в тёмном окне.

— Кто такой этот Кристофер? — спросил Шарп.

— Он? Он, Ричард, охотник, причём довольно умный; один из тех, которые угрозами и кнутом стараются пробиться в первые ряды преследователей, расталкивая остальных. В Министерстве было мнение, что у него прекрасные перспективы, если, конечно, он сможет держать в узде свои личные амбиции. Кристоферу нравилось интриговать. Министерство иностранных дел занимается этим по необходимости, выполняя секретные миссии, он же — просто в своё удовольствие. Однако, несмотря на это, у него, как считали, были задатки превосходного дипломата, и в прошлом году его послали сюда, чтобы прощупать настроения португальцев. Были слухи, к счастью, не подтвердившиеся, что значительная часть населения, особенно на севере, симпатизирует французам, и Кристоферу предстояло определить, так ли это.

— Разве это не могло сделать посольство? — резонно спросил Хоган.

— Это неизбежно было бы обнаружено и могло вызвать обиду у народа, с которым у нас очень давные союзнические отношения. К тому же сотрудники посольства могли передать нам только те мнения, которые были бы для нас желательны. Предполагалось, что Кристофер будет изображать английского джентльмена, путешествующего по Северной Португалии, и, таким образом получит объективную информацию из независимых источников. Но, как вы видите, он не утерпел и воспользовался удобной возможностью, тем более что Крэддоку пришла в голову глупая идея присвоить ему внеочередной офицерский чин… Кристофер начал строить свои планы. — Лорд Памфри вгляделся в потолок, на котором кутил какой-то бог в окружении танцующих нимф. — Я лично думаю, что мистер Кристофер сделал ставки на каждую лошадь в забеге. Он поощрял мятежников, но, подозреваю, он их и предал. Первое должно было заверить нас, что он действует в наших интересах, второе обеспечило ему доверие французов. Он в любом случае оказался бы на стороне победителей. Но главная интрига состояла в том, чтобы обогатиться за счёт женщин семейства Сэвидж. — Памфри примолк и мило улыбнулся. — Всегда восхищался двоежёнцами! Мне и одной жены много, а они готовы справиться с двумя!

— Вы говорите, он собирается вернуться? — спросил Шарп.

— Это всего лишь предположение. Джеймс Кристофер не тот человек, чтобы сжечь за собой мосты; у него всегда подготовлены пути для отступления. Я уверен, у него запланирован вариант, который позволит ему вернуться в Лондон, если французы не оправдают его надежд.

— Итак, я должен пристрелить ублюдочного засранца. — подвёл итог Шарп.

— Ну, мы в Министерстве выразились бы несколько иначе, — серьёзно заметил Памфри. — Но вы, я вижу, ухватили самую суть. Найдите и застрелите его, Ричард, Боже, благослови вашу винтовку.

— А что вы здесь делаете? — догадался спросить Шарп.

— Кроме того, что испытываю всяческие неудобства? — спросил Памфри. — Меня послали, чтобы контролировать Кристофера. Он передал генералу Крэддоку новости о готовящемся мятеже. Крэддок — отдадим ему должное! — сообщил об этом в Лондон. Всех чрезвычайно взволновала идея вывести из подчинения Бонапарта его армию в Испании и Португалии, но было ясно, что кто-то мудрый и рассудительный должен прибыть на место, чтобы провернуть этот план. Естественно, этим «кто-то» оказался я.

— И теперь о плане можно забыть. — заметил Хоган.

— О да! — язвительно парировал Памфри. — Кристофер устроил встречу капитану Аржантону с Крэддоком. Когда Крэддок был сменён, Аржантон самостоятельно перешёл линию фронта, чтобы встретиться с сэром Артуром. Он хотел гарантий, что наша армия не будет предпринимать действий во время мятежа у французов, но сэр Артур слышать ничего не хотел о заговорах и предложил ему поджать хвост и убираться туда, откуда пришёл. Так что никаких заговоров, никаких таинственных посланцев в плащах и с кинжалами, у нас просто война, по-старинке. Но, вероятно, я излишне требователен. Хотя мистер Кристофер, если верить письму знакомой вам дамы, ушёл с французами, значит, он полагает, что у них всё ещё есть шанс выиграть эту войну.

Хоган открыл окно, вдыхая запах дождя, потом повернулся к Шарпу:

— Нам пора идти, Ричард. Нужно составить план.

— Да, сэр. — Шарп взял свой помятый кивер, попытался согнуть козырёк, чтобы вернуть ему правильную форму, и, наконец, стесняясь, решился спросить. — Мой лорд, вы помните Астрид?

— Конечно, я помню прекрасную Астрид, милую дочь Оле Сковгаарда. — вежливо ответил Памфри.

— Я хотел спросить, знаете ли вы что-нибудь о ней, — покраснев, продолжал Шарп.

Лорд Памфри действительно знал о ней много интересного, но сказать это Шарпу было никак нельзя, потому что Астрид и её отец лежали в могилах, задушенные по приказу лорда Памфри.

— Я слышал, что в Копенгагене была эпидемия, — сочувствующим тоном произнёс его светлость. — Малярия или холера… Не помню точно. Увы, Ричард. — он махнул рукой.

— Она мертва?

— Боюсь, да.

— О… — потрясённо промолвил Шарп, вспоминая, что подумывал уйти со службы и жить с Астрид в чистой благопристойной Дании.

Что-то мешало ему видеть, и он заморгал.

— Очень жаль, — выдавил он.

— И мне весьма жаль, — с лёгкостью отозвался Памфри. — Но расскажите мне, Ричард, о мисс Сэвидж. Можно предположить, что она красива?

— Да, — ответил Шарп.

— Я так и думал, — согласился Памфри.

— И она умрёт, если мы не поспешим, — резко бросил Хоган Шарпу.

— Да, сэр, — заторопился Шарп.

Хоган и Шарп шагали под вечерним дождём в гору к зданию семинарии, где Шарп расквартировал своих людей.

— Вы знаете, что лорд Памфри — один из тех нежных мальчиков, которые похожи на девочек? — раздражённо спросил Хоган.

— Знаю.

— Его могут повесить за это, — злорадно заметил Хоган.

— Но он мне нравится.

— Он — змея. Таковы все дипломаты — хуже адвокатов.

— Он не высокомерный. Он разговаривает со мной, как с равным.

— Думаю, Ричард, вы очень нравитесь лорду Памфри, — захохотал Хоган; он его плохого настроения не осталось и следа. — И как же, чёрт возьми, мы собираемся найти бедную девчушку и её подлого муженька?

— Вы поедете со мной? — спросил Шарп.

— Это слишком серьёзное поручение, чтобы доверять его простоватому английскому лейтенанту. — заявил Хоган. — Здесь нужна ирландская проницательность.

Добравшись до семинарии, Шарп и Хоган обосновались на кухне, где стол пережил нашествие французов. Так как Хоган оставил свою карту в штабе генерала, он кусочком угля набросал на крышке стола некую приблизительную схему. Из большой классной комнаты, где люди Шарпа расположились на ночлег, послышался женский смех. «Они пробыли в городе меньше суток, — подумал Шарп. — но успели найти девчонок».

— Лучший способ изучить язык, сэр, — заверил его Харпер. — А мы все очень необразованные, как вы знаете, сэр.

— Итак, приступим! — Хоган пинком закрыл дверь. — Смотрите на карту, Ричард.

Он показал, с какой стороны британцы вышли к побережью Португалии и вытеснили французов из Опорто, в то самое время, нак на востоке развернули наступление португальцы.

— Они отбили Амаранте, и это хорошо, потому что Сульт не сможет перейти этот мост. — говорил Хоган. — Сульт застрянет, Ричард. У него не останется иного пути, кроме как на север, через холмы, на вот эту дорогу. — он процарапал угольком волнистую линию к северу. — Это не дорога, а одно название, и, если португальцы смогут действовать в эту богомерзкую погоду, они перережут дорогу здесь, — он нарисовал крест. — Это Понте Ново. Помните?

Шарп покачал головой. Путешествуя с Хоганом, он видел много мостов и горных дорог, и не помнил, где что.

— Понте Ново, значит — «новый мост», — пояснил Хоган. — Следовательно, он такой же старый, как сами эти горы, и ведро пороха обрушит его в ущелье. После этого, Ричард, мсье Сульта можно будет поиметь любым способом. Но только в том случае, если португальцы доберутся туда первыми, — при этих словах Хоган нахмурился, потому что погода не располагала для стремительных переходов по горным дорогам. — А если не удастся остановить Сульта в Понте Ново, то остаётся Сальтадор. Его-то вы, разумеется, помните?

— Верно, сэр, — отозвался Шарп.

Сальтадор — или, по-английски, «Прыгун» — это мост высоко в горах, узкая каменная полоска, перемахивающая через глубокое узкое ущелье. Шарп помнил, как Хоган наносил его на карту, помнил деревеньку, состоящую из низких каменных хижин, но в основном ему запомнилась река, падающая кипящим потоком из-под головокружительно высокой арки моста.

— Если они успеют перейти Сальтадор, мы можем послать им прощальный поцелуй и пожелать удачного пути. Они ускользнут. — Хоган вздрогнул, потому что раскат грома напомнил ему о мерзкой погоде. — В общем, мы можем лишь обещать, что приложим все усилия… — со вздохом закончил он.

— И что нам делать? — спросил Шарп.

— Хороший вопрос, Ричард. — Хоган сделал паузу, чтобы взять понюшку табака, затем яростно чихнул. — Ох-х, спаси, Господь… Доктора утверждают, что это очищает бронхи, чтоб им гореть в аду… Думаю, может произойти одно из двух. Если французов остановят в Понте Ново, то большинство сдастся, у них не будет другого выбора. Некоторые, конечно, попытаются подняться в холмы, но там они найдут только вооружённых крестьян, повсюду рыщущих с одной целью — перерезать им глотки. Мистера Кристофера мы отыщем либо среди капитулировавших французов, либо, что вероятнее, он попытается скрыться и будет утверждать, что был среди военнопленных-англичан. Когда мы найдём его, вы поставите его к стенке.

— Правда?

— Это вас беспокоит?

— Я бы его повесил.

— О, ну, способ мы обсудим, когда настанет соответствующий момент. Теперь второй вариант. Это произойдёт, Ричард, если французов не остановят в Понте Ново, и нам придётся идти к Сальтадору.

— Зачем?

— Представьте себе, Ричард: глубокое ущелье, обрывистые склоны — это же идеальное место, где несколько стрелков могут нанести большой урон противнику. Когда французы перейдут мост, они окажутся на виду, и ваши винтовки Бейкера придутся очень кстати.

— Мы будем достаточно близко? — Шарп попытался припомнить местность вокруг этого моста-«прыгуна».

— Там обрывы, высокие утёсы. Я уверен, что можно найти позицию в пределах двухсот шагов.

— Возможно, — мрачно сказал Шарп.

— Так или иначе мы должны его прикончить, — отодвинулся от стола Хоган. — Он — предатель, Ричард. Он, вероятно, не так опасен, как о себе воображает, но если доберётся до Парижа, тогда, несомненно, разведка выжмет его мозги досуха и получит доступ к секретным сведениям. А если ему удастся вернуться в Лондон, этот скользкий тип сумеет убедить дураков в Министерстве, что он радел только об их интересах. Рассмотрев все варианты, Ричард, можно сделать вывод: Кристоферу лучше умереть.

— А Кейт?

— Мы не собираемся стрелять в нее, — сердито заметил Хоган.

— Раньше, в марте, сэр, вы приказали, чтобы я спас её. Этот приказ всё ещё действителен? — упрямо настаивал Шарп.

Хоган задумчиво поднял взгляд к закопчённому потолку, утыканному крюками — прямо-таки кошмар висельника.

— За то короткое время, что я вас знаю, Ричард, я заметил, что вас так и тянет облачиться в сверкающую броню и найти даму, нуждающуюся в спасении. Король Артур — упокой, Господь, его душу! — полюбил бы вас. Вы вступали бы в поединок с каждым злым рыцарем в лесу. На самом ли деле важно спасти Кейт Сэвидж? Нет. Главное — наказать мистера Кристофера, и, боюсь, нам придётся рискнуть мисс Кейт.

Шарп ещё раз бросил взгляд на нарисованную схему.

— Как мы доберёмся до Понте Ново?

— Пешком, Ричард, пешком. Мы пересечём горы, лошади не пройдут по тем тропам. Иначе придётся потратить вдвое больше времени, ведя иэтих тварей в поводу, волнуясь, чем бы их накормить, заботясь об их копытах, и мечтая, чтоб они сдохли. Я взял бы несколько мулов, но где за один вечер можно сыскать мулов? На мулах или на своих-двоих — в любом случае, мы можем взять с собой всего лишь несколько человек. Отберите самых лучших, самых толковых, и мы выступаем на рассвете.

— Что делать с остальными?

Хоган уже подумал об этом.

— Майор Поттер мог бы поручить им охранять военнопленных, — предложил он.

— Я не хочу, чтобы их вернули в Шорнклифф. — сказал Шарп.

Он опасался, что второй батальон будет наводить справки о потерявшихся стрелках. Пропавший без вести лейтенант Шарп никого не волновал, а вот об отсутствии нескольких превосходных стрелков, определённо, будут сожалеть.

— Мой дорогой Ричард, если вы думаете, что сэр Артур допустит, чтобы его лишили нескольких хороших стрелков, то вы и вполовину не знаете, каков он на самом деле! Он пройдёт огни и воды, но добьётся, чтобы вы остались здесь. И мы с вами поскачем, как черти, чтобы добраться до Понто Ново раньше всех.

Шарп поморщился:

— Французы опережают нас на день.

— О, нет! Они, дураки, пошли к Амаранте, не зная, что португальцы его отбили. Сейчас, я думаю, лягушатники это поняли, но сомневаюсь, что до рассвета они двинутся на север. Если мы поспешим, мы нанесём им удар. — Хоган нахмурился, глядя на импровизированную карту. — Правда, кроме поисков мистера Кристофера, есть одна серьёзная проблема. Я смогу найти дорогу к Понте Ново из Браги. Но если французы уже на этой дороге? Нам придётся идти через холмы, а это, Ричард, дикая местность, где очень легко заблудиться. Нам нужен проводник, и мы должны найти его быстро.

Шарп усмехнулся:

— Если вы не возражаете против путешествия с португальским офицером, который воображает себя поэтом и философом, то я знаю подходящего человека.

— Я ирландец, и нет ничего, что мы любили бы больше философии и поэзии.

— Он ещё и адвокат.

— Если он доведёт нас до Понте Ново, Господь простит ему этот грех, — развёл руками Хоган.

В соседнем классе женщинам было весело, но пришло время закончить вечеринку. Дюжине лучших стрелков Шарпа предстояло починить ботинки и запастись патронами. Пришло время мстить.