Глава 14
- Черт побери! – полковник Уиндхэм бегал взад-вперед по небольшой овчарне. В руках его был стек, и он яростно лупил им по груде багажа. Когда он нагнулся, чтобы осмотреть багаж, c двууголки хлынул водопад. – Черт побери!
- Когда это случилось? – спросил Шарп у майора Форреста.
- Мы не знаем точно, - нервно улыбнулся Форрест.
Уиндхэм повернулся:
- Случилось? Когда? Около чертова полудня, Шарп, когда вы должны были быть на дежурстве, черт возьми!
Дюжина офицеров, расположившаяся вдоль стен овчарни, глядела на Шарпа столь же обвиняюще: они вполне разделяли гнев полковника.
- Мы точно знаем, что это произошло сегодня около полудня? – настаивал Шарп.
Уиндхэм посмотрел так, как будто хотел опробовать стек на Шарпе, но сдержался и, выругавшись снова, отвернулся. Вскрыли не повседневные вещи офицеров, а их ценные вещи, упакованные в кожаные чемоданы для перевозки на мулах. Этот багаж, насколько было известно Шарпу, не трогали уже три дня: здесь были вещи, которые люди достают только обосновавшись на одном месте надолго – серебро, хрусталь, драгоценности, напоминавшие о доме. Уиндхэм прорычал, обращаясь к майору Коллетту:
-Что пропало?
Список оказался недлинным. У Форреста пропали ценные бумаги, но их вскоре нашли чуть поодаль, брошенными в грязь: кто бы ни копался в чемоданах, он не знал, что с ними делать. Также недоставало нескольких табакерок и золотой цепочки, захваченной, как подозревал Шарп, в Сьюдад-Родриго, поскольку офицер, заявивший о пропаже, до осады постоянно ныл о том, что у него нет денег, а после неожиданно замолчал. Кроме того, золоченые ножны, слишком дорогие, чтобы носить их в бою, серебряные шпоры и пара жемчужных серег, которые, как утверждал смущенный лейтенант, были приобретены в подарок матери. Майор Коллетт лишился бритвенного зеркальца в серебряной оправе и дорогих часов. Но хуже всего была утрата полковника: портрет его жены, суровой Джессики, в раме из серебряной филиграни. Полковник, ходили слухи, был очень привязан к жене: она принесла ему отличное приданое и право охотиться на доброй половине территории Лестершира – поэтому Уиндхэм был в ярости. Шарп помнил этот портрет по разговору за низким столиком в Эльвасе.
Уиндхэм указал стеком на Шарпа:
- А у вас что пропало?
Шарп покачал головой:
- У меня ничего нет, сэр, - все, что он имел, он носил с собой, кроме наградной шпаги от Патриотического фонда и золота, украденного в Альмейде, которые хранились у его лондонских агентов.
- Где ваши вещи?
- С остальными, сэр.
- Они помечены?
Шарп снова покачал головой:
- Нет, сэр.
- Проверьте их, Шарп.
Это было глупо. Неужели полковник хочет обвинить Шарпа в воровстве? Если да, то зачем давать ему возможность проверить свой багаж и перепрятать краденое? Шарп нашел чемодан и вынес его на середину:
- Хотите обыскать сами, сэр?
- Не будьте дураком, Шарп, вы же офицер! – и, подразумевалось, несмотря на все доказательства обратного, джентльмен. – Я хочу понять, как далеко раскинулись воровские сети. Проверьте, не пропало ли что!
Шарп расстегнул пряжки. Французский кожаный ранец был заполнен грязным бельем, тут же лежали сменные затворы для винтовки и полбутылки рома. В ранце была только одна ценность, и не нужно было долго рыться в вещах, чтобы заметить ее отсутствие. Он обернулся к Уиндхэму:
- Не хватает подзорной трубы.
- Подзорной трубы? Она какая-то особенная?
Особенная? Да, она очень особенная: «В благодарность. АУ. 23 сентября 1803 г.» - так гласила надпись на бронзовой табличке. Исчезла. Она исчезла. Шарп запустил руку вглубь ранца, под одежду, но ее не было и там. Чертов вор! Труба была подарком от Веллингтона, ценным и очень памятным подарком, и Шарп проклинал тот момент, когда решил оставить ранец вместе с прочими. Правда, здесь его охраняли – равно как багаж всех остальных офицеров. Уиндхэм выслушал объяснения Шарпа и удовлетворенно кивнул:
- Это доказывает одно.
- Доказывает? Что, сэр?
Уиндхэм улыбнулся:
- Я думаю, мы знаем, откуда взялся вор. Только одна рота знает этот ранец! – он указал на грязную одежду Шарпа, все еще торчавшую из надежного, свиной кожи, французского ранца. Повернувшись к майору Коллетту, полковник приказал:
- Постройте легкую роту, Джек. Проверьте каждого. - Шарп попытался протестовать, но Уиндхэм развернулся к нему и угрожающе ткнул ему стеком в грудь: - Если бы вы остались на страже, Шарп, вместо того, чтобы шляться по холмам, этого бы не случилось. Так что не лезьте!
Хэйксвилл! Это точно Хэйксвилл! Шарп был уверен в этом – но был уверен также, что доказательств не найти. Кража подзорной трубы, как минимум, совершалась днем, потому что Шарп упаковал ранец только с утра. Легкая рота, по крайней мере большая ее часть, была вместе с Шарпом, дралась с французами – но он вдруг припомнил грузную, неуклюжую фигуру желтолицего сержанта, спешащего в тыл, а значит, в направлении багажа. Конечно, вся добыча уже спрятана. А часовые, которых оставил Шарп, должно быть, сбежали на гребень холма поглазеть на схватку!
Он снова застегнул пряжки ранца. Майор Форрест дождался, пока остальные офицеры удалятся:
- Мне очень жаль, Шарп.
- Я не думаю, что это легкая рота, сэр.
- Я имел в виду, подзорная труба – мне жаль, что так случилось.
Шарп проворчал что-то невразумительное: Форрест был человеком, любившим, когда с ним соглашаются. Но Хэйксвилл был слишком умным и опытным вором, чтобы дать себя поймать.
- Что ушло - ушло, сэр. И не вернется.
Форрест горестно вздохнул:
- Просто не могу поверить. А ведь мы были таким замечательным батальоном! Шарп? – в его лице вдруг проступило любопытство.
- Сэр?
- Полковник Уиндхэм сказал, что вы женаты. Я не стал его разубеждать.
- Правда, сэр?
- Боже милостивый, конечно, нет! А вы женаты?
Шарп покачал головой:
- Нет, сэр.
- Но он говорил, что вы ему так сказали.
Шарп присел на корточки и улыбнулся майору:
- Да, я так ему сказал.
- Но, помилуй, Боже, зачем?
- Не знаю, сэр. Как-то само вылетело.
- Но, Боже мой, Шарп... Это должно быть отражено в бумагах, а значит... – Форрест вздохнул и сдался. – Почему вы не сказали ему правды?
- Мне это показалось неплохой мыслью, сэр.
Форрест рассмеялся:
- Какая неожиданная мысль! Мне показалось странным, когда полковник упомянул об этом, но я подумал: а вдруг правда? Вы же совсем не рядовой человек, Шарп.
- Если так пойдет, сэр, могу скоро стать и рядовым.
- Не будьте смешным. Скоро будет не одна капитанская вакансия. Собственно, одна сегодня почти образовалась: бедняга Стерритт споткнулся, и байонет проткнул только мундир, а не его самого.
Шарп промолчал. Не испытывая никаких угрызений совести, он уже внимательно рассмотрел офицеров, пытаясь понять, не отсутствует ли кто-нибудь из капитанов, но все они, казалось, дорожили жизнями и замечательной возможностью не ходить в атаку в плохую погоду. Он встал и закинул ранец на плечо. Из-за холма доносилось буханье французских пушек – звук настолько привычный, что люди его не замечали. И столь же привычный, как бесконечный шум дождя.
Форрест оглянулся через плечо на построившуюся шеренгу легкой роты:
- Печально это, Шарп. Очень печально.
Командовал лично полковник Уиндхэм. Старший сержант вызывал людей по одному и приказывал выложить все из мешков, ранцев и подсумков на расстеленную на земле мешковину. Другой сержант отвечал за свертки. Шарп отвернулся: он тоже считал это зрелище печальным – и не находил в нем смысла. Он мог бы сам построить их и дать десять минут на то, чтобы найти вора или пенять на себя – если бы хоть на секунду поверил, что в роте есть вор.
Форрест покачал головой:
- Они ищут тщательно, Шарп.
- Не особенно, сэр.
- Что вы имеете в виду?
Шарп устало улыбнулся:
- Когда я был еще рядовым, сэр, у нас были ранцы с фальшивым дном. И в кивера не заглядывают. В любом случае вор уже избавился от добычи.
- Но у него не было времени!
- Сэр, он мог передать его одной из женщин, мог продать Сатлеру за пару шиллингов или за бутылку, мог спрятать. Так что ничего не найдут, мы только зря теряем время.
Какой-то всадник осадил коня возле овчарни и отсалютовал Форресту. Тот вгляделся в дождь:
- Боже мой! Юный Ноулз! И у вас новый конь!
Роберт Ноулз соскользнул с седла и улыбнулся Шарпу:
- Да, сэр. Теперь я не в вашей роте, так что вполне могу позволить себе коня. Нравится?
Шарп угрюмо посмотрел на животное:
- Очень неплохо, сэр.
От слова «сэр» Ноулза передернуло. Он перевел взгляд с Шарпа на Форреста, и его улыбка увяла:
- Приказ о назначении?
- Отказано, сэр.
- Прекратите! Это смешно! – Ноулз был смущен. Он все перенял у Шарпа, старался во всем походить на своего старого капитана. Теперь, когда у него была собственная легкая рота, он ежечасно думал о том, что сделал бы Шарп, как командовал бы он.
Форрест кивнул:
- Мир сошел с ума.
Ноулз нахмурился и покачал головой:
- Я в это не верю!
Шарп пожал плечами, ему не хотелось так смущать Ноулза:
- Это правда, но что поделаешь. А как ваша рота?
- Мокнет. Они рвутся в бой, – он снова недоверчиво вскинул голову: - А кто же взял легкую роту?
Форрест вздохнул:
- Некто Раймер.
Ноулз поглядел на Шарпа, его плечи дернулись от возмущения:
- Они с ума сошли! Чокнулись совсем! Над вами поставили какого-то капитана?
Форрест неодобрительно цокнул языком:
- О, нет. У мистера Шарпа особое задание.
Шарп криво усмехнулся:
- Я лейтенант, отвечающий за женщин, лопаты, мулов и охрану багажа.
Ноулз рассмеялся, не в силах этому поверить, потом вдруг заметил странный смотр по ту строну маленькой круглой овчарни:
- Что там происходит?
- Вор. Полковник считает, это кто-то из легкой роты, - грустно сказал Форрест.
- Да он рехнулся! Они слишком ловкие, чтобы их поймать! – Ноулз по-прежнему готов был яростно защищать свою старую роту.
- Я-то знаю, - Шарп внимательно наблюдал за обыском. Весь рядовой состав был уже проверен, пропажа не найдена, настал черед сержантов. Хэйксвилл стоял по стойке «смирно», как будто проглотив шомпол, лицо его дернулось, когда вверх дном перевернули его ранец. Естественно, ничего там нет. Сержант маниакально отсалютовал полковнику.
Вперед вышел Харпер, улыбаясь при мысли, что кто-то посчитал его способным на подобные действия. Сперва Хэйксвилл, за ним Харпер – и Шарп припустил вверх по склону, потому что именно Харпер был препятствием на пути Хэйксвилла. Патрик Харпер увидел бегущего Шарпа и удивленно приподнял бровь: он принимал унизительный обыск со спокойным терпением, с каким встречал большую часть жизненных неприятностей. И тут его лицо застыло.
- Сэр? – старший сержант вытянулся в струнку.
Шарп понимал, что происходит, но было уже поздно. Ему следовало добраться до Харпера раньше, хотя бы на секунду раньше смотра.
- Дежурный офицер! – голос Уиндхэма был суров. – Арестуйте сержанта.
Была найдена всего одна вещь, но ее хватило: на самом верху, даже не спрятанной, лежала серебряная рама от портрета жены Уиндхэма. Стекло было разбито, самого портрета не было – его грубо вырезали бритвой из изящной рамы, теперь сильно погнутой. Уиндхэм, на глазах наливаясь яростью, схватил раму и воззрился на дюжего сержанта:
- Где портрет?
- Я ничего об этом не знаю, сэр. Ничего. Видит Бог, сэр, я его не брал.
- Я высеку тебя! Боже! Я тебя запорю!
Легкая рота застыла, дождь струйками стекал с киверов, мундиры мокли. Они были потрясены. Солдаты других рот, скорчившись в самодельных укрытиях, молча наблюдали, как дежурный офицер собирает конвой и как уводят Харпера. Шарп не двигался.
Рота была распущена. Под навесами зажгли костры в тщетных попытках прогнать сырость. На ужин забили нескольких быков – мушкетный дым вился над полем, пугая выжившие остатки стада, а Шарп все пытался остыть, чувствуя свою полную беспомощность. Ноулз попробовал его расшевелить:
- Пойдемте поедим с нами. Будьте моим гостем, я вас прошу.
Но Шарп только покачал головой:
- Нет. Я должен остаться до трибунала.
- Что творится с батальоном, сэр? – Ноулз был встревожен.
- Творится, Роберт? Ничего.
Однажды он убьет Хэйксвилла, но теперь ему нужны доказательства его вины, иначе Харперу никогда не очиститься. Шарп не знал, где искать правду: Хэйксвилл хитер, силой от него ничего не добиться, он будет смеяться в лицо тому, кто будет его избивать. Но однажды Шарп всадит клинок в это брюхо - и гниль хлынет оттуда зловонным потоком. Он убьет этого ублюдка.
Свистки пропели вечернюю зорю, конец уставного дня, четвертого дня у стен Бадахоса.
