Глава одиннадцатая
Сигтрюгр явился в полдень.
Мы знали, что он придет.
Мы знали, где он атакует.
Мы были в меньшинстве, но у нас были высокие каменные стены Честера, а они стоили тысячи воинов. Сигтрюгр тоже знал это и, как и у всех норманнов, у него не хватало терпения на осаду. Не было ни времени сделать лестницы, ни инструментов для подкопа под наши валы. Он обладал лишь мужеством своих воинов и пониманием, что он нас перехитрил.
Только мы знали, в чем заключается эта хитрость.
Добро пожаловать в Честер.
Солнце взошло, но в большом зале, ветхом римском строении в центре Честера, было темно. В главном очаге тлел огонь, дым стелился под крышей, прежде чем находил дыру, пробитую в плитке. Воины спали по краям зала, их храп громко разносился в огромном пространстве. В зале также стояли столы и скамьи, и некоторые спали прямо на столах. Две служанки раскладывали овсяные лепешки на камнях очага, а третья принесла дрова, чтобы оживить огонь.
Рядом с залом лежали огромные штабеля древесины. Не дрова, а грубо обработанные стволы дуба и вяза. Я остановился на них посмотреть.
- Это для частокола Брунанбурга? - спросил я Меревала.
- На Вирхеалуме не осталось больших деревьев, - пояснил он, кивнув, - поэтому нам приходится рубить их здесь.
- Доставлять будете повозками?
- Скорее на корабле, - ответил он. Бревна были огромны: каждое толщиной в обхват крупного мужчины и примерно в два человеческих роста. Вокруг земляных валов Брунанбурга выроют траншею и вкопают бревна таким образом, что верхушки окажутся в земле. В этом случае древесина сохраняется дольше. Меньшие бревна используют на изготовление боевых площадок и лестниц. Меревал мрачно посмотрел на огромные штабеля.
- Она хочет, чтобы все закончили к рождественскому посту.
- Вы будете очень заняты!
Люди уже завозились, когда мы вошли в зал. Светало, петухи кричали, что наступил день. Спустя несколько минут, зевая и почесываясь, подошел Осферт и остановился, уставившись на меня.
- Господин!
- Ты добрался благополучно?
- Да, господин.
- А моя дочь?
- Всё в порядке, господин. - он осмотрел меня с головы до ног, - ты не морщишься!
- Боль ушла.
- Хвала Богу, - он обнял меня. - Финан, Ситрик, Утред! - он не скрывал удовольствия, оказавшись среди своих товарищей, а затем увидел Эдит, его глаза расширились и он взглянул на меня, ожидая объяснений.
- К леди Эдит, - сказал я, - следует относиться с уважением.
- Разумеется, господин, - он вскинулся от предположения, что он вообще мог быть невежлив с женщиной, затем Финан ему подмигнул, и Осферт снова посмотрел на нее, потом на меня. - Разумеется, господин, - произнес он снова, но на этот раз сухо.
- А Этельстан?
- Он здесь, господин.
Огонь в очаге вспыхнул, и я отвел своих людей в затененный угол зала и спрятался там, в то время как Меревал вызвал пятерых саксов, прибывших днем ранее. Они вошли улыбаясь. Зал был переполнен - остальные проснулись и пришли поискать еду и эль. Большинство пришло без оружия и щитов, хотя у этих пятерых на поясе висели мечи.
- Садитесь! - предложил им Меревал, указывая на стол. - Там эль, а еда прибудет вскорости.
- Это люди моего брата, - прошептала мне Эдит.
- Сказав это, ты фактически их убила, - прошептал я в ответ.
Она заколебалась:
- Я знаю.
- Как их зовут?
Эдит сообщила мне их имена, а я смотрел на прибывших. Они нервничали, хотя все, кроме одного, пытались скрыть это. Самый молодой, еще почти мальчишка, выглядел испуганным. Остальные говорили слишком громко и перешучивались, а один хлопнул по заднице девушку, что принесла им эль, но, несмотря на кажущуюся беспечность я видел, что их глаза настороже. Старший, некто по имени Ханульф Эральсон, осмотрелся и задержал взгляд на темном углу, где мы сидели, наполовину сокрытые тенями и столами. Он, вероятно, подумал, что мы всё еще спим.
- Ты ждешь, что битва будет сегодня, Меревал? - спросил он.
- Вскоре начнется.
- Молю Бога, что так и будет, - искренне произнес Ханульф, - потому что этих стен им не одолеть.
- Лорд Утред одолел, - заметил Меревал.
- Лорд Утред всегда был дьявольски удачлив, - скривился Ханульф, - ему сам дьявол ворожит. У вас есть новости о нем?
- О дьяволе?
- Об Утреде.
Я говорил, что Меревалу следует ответить, если зададут этот вопрос. Он перекрестился.
- Говорят, что лорд Утред умирает.
- Одним язычником меньше, - пренебрежительно отозвался Ханульф и умолк, пока ему на стол ставили хлеб и сыр. Ханульф приласкал девчонку, что принесла сыр, и сказал ей нечто, от чего та покраснела и умчалась прочь. Его товарищи засмеялись, хотя мальчишка выглядел еще более испуганно.
- Сам дьявол ворожит, а? - пробормотал Финан.
- Посмотрим, будет ли он ворожить этой пятерке, - сказал я и повернулся, когда в зал вошел Этельстан, а с ним еще три мальчишки и две девчонки, все не старше одиннадцати или двенадцати. Они смеялись и гонялись друг за другом, потом Этельстан увидел двух гончих у очага и упал рядом с ними, поглаживая их длинные спины и серые морды. Остальные дети повторяли за ним, и это было интересно, я подумал, что он был бесспорным лидером маленькой банды. Он владел этим даром, и, не сомневаюсь, сохранит его и повзрослев. Я видел, как он украл две овсяные лепешки с камней очага и разделил их между с собаками и двумя девчонками.
- Значит, мы можем помочь тебе сегодня на стенах? - спросил Ханульф у Меревала.
- Меньшего мы от вас и не ожидали, - отозвался Меревал.
- Где они атакуют?
- Хотелось бы мне знать.
- Может, ворота? - предложил Ханульф.
- Думаю, что так.
Люди прислушивались к беседе. Большинство воинов Меревала знали, что я в зале, и им велели хранить мое присутствие в секрете. Большинство из них также было убеждено, что Ханульф просто хотел помочь защитить стены. Насколько они знали, Ханульф и его товарищи были просто пятью мерсийцами, случайно оказавшимися здесь, чтобы помочь защитить бург.
- Может, ворота с суши? - предложил Ханульф.
- Ворота с суши?
- Те, через которые мы вчера въехали.
- Ааа, северные ворота!
- С твоего позволения, мы будем сражаться там, - снова предложил Ханульф.
Так я узнал, что Сигтрюгр придет не с моря. Я и не ждал этого. Ему бы пришлось грести вниз по реке Мерз, повернуть на юг и идти на веслах вверх по Ди, а это заняло бы весь день, приведя его в результате к южным воротам. Вместо этого он двигался по суше, а ближайшие ворота к Брунанбургу - северные, те самые, через которые недавно въехали и мы.
- А я могу сражаться на северных воротах? - спросил Этельстан у Меревала.
- Ты, мой принц, - жестко ответил Меревал, - останешься в стороне от любой стычки!
- Пусть мальчишка пойдет с нами! - добродушно предложил Ханульф.
- Ты останешься в церкви, - приказал Меревал Этельстану, - и будешь молиться за нашу победу.
По мере восхода солнца в зале становилось всё светлее.
- Пришло время, - сказал я Финану, - взять ублюдков.
Я обнажил Вздох Змея, но еще не вернул полную силу, поэтому позволил Финану и моему сыну возглавить дюжину воинов, направившихся к столу той пятерки. Я шел следом вместе с Эдит.
Ханульф почувствовал наше приближение. Его было несложно ощутить, потому что в зале все вдруг притихли. Он повернулся на скамье, увидел надвигающиеся мечи и Эдит. Удивленный, он уставился на нее, затем попытался встать, но скамья помешала ему вырвать меч из ножен.
- Ты и в самом деле хочешь сражаться с нами? - спросил я. Люди Меревала тоже обнажили мечи. Большинство из них еще не понимало, что происходит, но они взяли пример с Финана, и это означало, что Ханульф окружен. Этельстан с удивлением смотрел на меня.
Ханульф ударом ноги опрокинул скамью и посмотрел на дверь: спасения не было. На мгновение я подумал, что он намерен атаковать нас, чтобы погибнуть в суматохе одиночного боя, но вместо этого он позволил мечу выпасть, и тот лязгнул об пол. Ханульф промолчал.
- Вы все, бросайте мечи, - приказал я. - А ты, - обратился я к Этельстану, - иди сюда.
И осталось просто допросить их, ответы даны были с легкостью. Надеялись ли они сохранить жизнь, сказав правду? Они признались, что являются людьми Эрдвульфа, что бежали с ним из Глевекестра и отплыли на запад на Проповеднике, пока не столкнулись с флотом Сигтрюгра. Теперь они пришли в Честер, чтобы открыть северные ворота воинам Сигтрюгра.
- И это случится сегодня? - спросил я.
- Да, господин.
- Какой сигнал он вам подаст?
- Сигнал, господин?
- Сигнал, чтобы открыть ворота.
- Он опустит своё знамя, господин.
- А вы убьёте любого на своем пути? - спросил я. - И откроете ворота нашим врагам?
Ханульфу нечего было ответить, но самый молодой, мальчишка, выдавил просьбу.
- Господин! - начал он.
- Молчать! - рявкнул я.
- Мой сын не... - заговорил другой, но затих, когда я посмотрел на него. Мальчишка заплакал. Он был не старше четырнадцати, возможно, пятнадцати лет, и знал, что теперь его ожидает ужасная судьба, но я находился не в том настроении, чтобы слушать мольбы о пощаде. Эти пятеро ее не заслуживали. Если бы Ханульф преуспел, то Сигтрюгр ворвался бы в Честер и почти все мои люди и люди Меревала были бы убиты.
- Принц Этельстан! - позвал я. - Подойди сюда!
Этельстан поспешил через зал и встал рядом со мной.
- Господин?
- Эти люди были среди тех, кого послали захватить нас в Аленсестре, мой принц, - сообщил я ему, - а теперь они пришли, чтобы сдать Честер нашим врагам. Вынеси им приговор. - Осферт? Принеси своему племяннику стул.
Осферт нашел стул.
- Не этот, - сказал я и показал на самое большое кресло в зале, предположительно то, которым пользовалась Этельфлед, когда посещала бург. У него имелись подлокотники и высокая спинка, и оно больше напоминало трон, и я заставил Этельстана сесть на него. - Однажды, - сказал я, - ты можешь стать здесь королем, и ты должен тренироваться управлять страной так же, как тренируешься владеть мечом. Так что теперь ты исполнишь правосудие.
Он посмотрел на меня - всего лишь мальчишка.
- Правосудие, - нервно повторил он.
- Правосудие, - подтвердил я, глядя на пятерых мужчин. - Ты награждаешь золотом или серебром за хорошие дела и определяешь наказание за преступления. Так исполни правосудие. Мальчик нахмурился, будто пытаясь определить, серьезно ли я говорю. - Они ждут, резко сказал я, - мы все ждем!
Этельстан посмотрел на всех пятерых и вздохнул.
- Вы христиане? - наконец спросил он.
- Громче, - велел я.
- Вы христиане? - его голос еще не начал ломаться.
Ханульф посмотрел на меня, как будто прося избавить его от этой глупости.
- Говори с принцем, - сказал я ему.
- Мы христиане, - вызывающе ответил он.
- Тем не менее, вы бы позволили язычникам захватить это место? - спросил Этельстан.
- Мы повиновались своему господину, - ответил Ханульф.
- Ваш господин - изгой, - заметил Этельстан, и Ханульфу нечем было возразить.
- Твоё решение, мой принц, - потребовал я.
Этельстан нервно облизал губы.
- Они должны умереть.
- Громче!
- Они должны умереть.
- Еще громче, - велел я, - и говори им, а не мне. Посмотри им в глаза и объяви свое решение.
Руки мальчика сжимали подлокотники так, что побелели костяшки пальцев.
- Вы должны умереть, - сказал он им, - потому что предали свою страну и своего бога.
- Мы... - начал Ханульф.
- Тихо! - прикрикнул я на него, потом посмотрел на Этельстана. - Быстро или медленно, мой принц, и каким образом?
- Образом?
- Мы можем повесить их быстро, - пояснил я, - или повесить их медленно. Или можем подарить им смерть от меча.
Мальчик прикусил губу и повернулся к тем пятерым:
- Смерть от меча, - произнес он твердо.
Четверо мужчин постарше попытались схватиться за мечи, но были слишком медлительны. Всех пятерых схватили и вытащили на улицу, в серый рассвет, где люди Меревала сорвали с них кольчуги и одежду, оставив лишь в грязных рубахах, свисавших до колен.
- Дайте нам священника, - попросил Ханульф. - Хотя бы священника?
Священник Меревала, некто по имени Уиссиан, помолился с ними.
- Не слишком долго, отец, - предупредил я его, - у нас куча работы!
Этельстан наблюдал за преклонившими колени осужденными.
- Я вынес правильное решение, господин?
- Когда ты начал обучаться владеть мечом, - спросил я, - что ты узнал в первую очередь?
- Как блокировать удары.
- Да, а что еще?
- Как блокировать, уворачиваться и делать выпады.
- Ты начинаешь с этих простых вещей, то же самое и с правосудием. Это решение было простым, потому я и позволил тебе вынести его.
Он нахмурился.
- Простым? Лишить человека жизни? Пятерых человек?
- Они предатели и изгои. Они бы умерли, что бы ты ни решил. Я наблюдал, как священник коснулся лбов приговоренных. - Отец Уиссиан! - крикнул я. - Дьявол не может ждать, пока вы теряете время, поспешите!
- Ты всегда говорил, - тихо произнес Этельстан, - что одного нужно оставлять в живых.
- Я говорил?
- Говорил, господин, - подтвердил он, решительно подошёл к стоящим на коленях и обратился к самому младшему:
- Как тебя зовут?
- Кенгар, господин, - ответил мальчик.
- Идём, - сказал Этельстан, и когда Кенгар заколебался, потянул его за плечо. - Я сказал, идём. Он подвёл Кенгара ко мне. - На колени, - приказал он. - Могу я одолжить твой меч, лорд Утред?
Я дал ему Вздох Змея и смотрел, как он обхватил рукоять своими маленькими руками. - Присягни мне, - приказал он Кенгару.
- У тебя мозгов, как у придурка, переевшего мухоморов, мой принц, - сказал я.
- Клянись, - приказал Этельстан Кенгару, и тот обхватил своими руками руки Этельстана и присягнул ему на верность. Он смотрел на Этельстана, когда произносил клятву, и я видел слезы, текущие по его щекам.
- У тебя мозги, как у бешеной жабы, - сказал я Этельстану.
- Финан, - позвал Этельстан, игнорируя меня.
- Мой принц?
- Отдай Кенгару его одежду и оружие.
Финан посмотрел на меня. Я пожал плечами.
- Делай, как говорит этот идиот с воробьиными мозгами.
Мы убили четверых остальных. Достаточно быстро. Я заставил Этельстана смотреть на казнь. Мне очень хотелось, чтобы он убил Ханульфа сам, но я спешил и не хотел тратить время, глядя как мальчишка пытается зарезать человека до смерти, и потому Ханульфа убил мой сын, забрызгав римскую улицу кровью. Этельстан побледнел, глядя на эту бойню, а Кенгар всё еще плакал, возможно, потому, что был вынужден наблюдать, как умирает его отец. Я отвел мальчишку в сторону.
- Послушай, - сказал я, - если ты нарушишь клятву принцу, я тебе уничтожу. Дам голодным ласкам отгрызть тебе яйца, отрежу твой член кусочек за кусочком, ослеплю, вырву тебе язык, сдеру со спины кожу и переломаю лодыжки и запястья. И после этого оставлю в живых. Ты меня понимаешь, парень?
Он кивнул, слишком испуганный, чтобы говорить.
- Тогда прекрати дрожать и займись делом - у нас много работы.
И мы занялись приготовлениями.
Я не видел, как умирал мой отец, хотя находился рядом, когда это случилось. Я был в возрасте Этельстана, когда датчане вторглись в Нортумбрию и захватили Эофервик, главный город этой страны. Мой отец со своими людьми присоединился к армии, что пыталась отбить город, и это выглядело простой задачей, потому что датчане позволили упасть целому участку частокола Эофервика, предлагая легкий путь внутрь по улицам и переулкам. Я до сих пор помню, как мы издевались над датчанами, потому что они такие небрежные и глупые.
Я смотрел, как наша армия сформировала три клина. Отец Беокка, которому приказали заботиться обо мне и хранить меня от неприятностей, сказал, что клин на самом деле называется porcinum capet или кабанья голова, и по какой-то странной причине я так и не забыл эти латинские слова. Беокка был возбужден и уверен, что станет очевидцем христианской победы над языческими захватчиками. Я разделял его волнение и помню, как видел поднятые знамена, слышал приветственные возгласы, когда армия Нортумбрии переползла через невысокую земляную насыпь, карабкаясь по обломкам частокола, и вошла в город.
Где и погибла.
Датчане не были ни небрежными, ни глупыми. Они хотели, чтобы наши воины вошли в город, потому что, оказавшись внутри, они обнаружили, что датчане построили новую стену, чтобы огородить поле битвы, и поэтому наша армия оказалась в ловушке, Эофервик был переименован в Йорвик, а датчане стали владыками всей Нортумбрии, кроме крепости Беббанбург, которая была слишком мощной даже для армии датских копейщиков.
А в Честере благодаря Этельфлед у нас были десятки тяжелых бревен, готовых к отправке в Брунанбург для изготовления частокола.
И мы использовали их, чтобы построить стену.
Когда кто-то входит через северные ворота Честера, он попадает на длинную улицу, что идёт прямо на юг. По обе стороны тянутся римские постройки, сделанные из камня или кирпича. По правой стороне улицы расположено одно длинное здание, которое я всегда считал казармами. В нем были окна, но только одна дверь, и эти проёмы было легко заблокировать. С левой стороны стояли дома с переулками между ними, и мы перегородили их бревнами и заколотили в домах двери и окна. Переулки были узкими, так что стволы положили вдоль, создав боевую площадку около пяти футов высотой, а саму длинную улицу перекрыли большой кучей тяжелых бревен. Воины Сигтрюгра могли войти в город, но оказались бы на улице, которая никуда не вела, улице, заблокированной огромными бревнами, улице, обращенной в ловушку из дерева и камня и несущей смерть от огня и стали.
Огонь. Самой слабой частью ловушки было длинное строение на западной стороне улицы. У нас не было времени сломать крышу и сделать боевую площадку над стеной, и оказавшиеся в ловушке норвежцы могли бы достаточно легко боевыми топорами прорубить заблокированные двери и широкие окна. Поэтому я заставил людей заполнить длинное пространство щепками и соломой, небольшими бревнами и всем, что может гореть. Если они ворвутся в старые бараки, то их поприветствует адское пламя.
А на боевой площадке над воротами мы сложили еще больше бревен. Я приказал разрушить два римских дома, и воины носили камни из кладки на баррикады и к воротам. Мы сложили метательные копья, чтобы швырять их вниз в воинов Сигтрюгра. Солнце поднималось, а мы работали, добавляя в ловушку бревна, камни, сталь и огонь. Потом мы закрыли ворота, расставили людей на стенах, подняли яркие флаги и стали ждать.
Добро пожаловать в Честер.
- Этельфлед знала, что ты не поедешь прямо сюда, - сказала мне дочь. - Она знала, что ты готовишь корабль к плаванию.
- Но не стала мне препятствовать?
- Следует ли мне повторять тебе её слова? - засмеялась Стиорра.
- Да уж лучше повтори.
- Твой отец, - сказала она, - делает все в наилучшем виде, когда игнорирует приказы.
Я хмыкнул. Мы стояли со Стиоррой на боевой площадке над северными воротами, откуда я смотрел в сторону дальних лесов, из которых, как я ожидал, появится Сигтрюгр. Солнце светило всё утро, но сейчас с севера и запада набежали облака. Далеко на севере, где-то над дикими землями Кумберланда, темной завесой уже падал дождь, но в Честере было сухо.
- Еще камней? - спросил Гербрухт. На верхней площадке уже сложили около двух сотен блоков кладки, каждый размером не меньше мужской головы.
- Еще камней, - подтвердил я и подождал, пока он уйдет. - Какая от меня была бы здесь польза, если бы я не мог сражаться?
- Думаю, леди Этельфлед это знала.
- Умная сука.
- Отец! - запротестовала Стиорра.
- Как и ты.
- И она думает, что настало время выдать меня замуж.
Я слегка застонал. Брак моей дочери - не забота Этельфлед, хотя она права, полагая, что время найти Стиорре мужа давно настало.
- Есть ли у нее жертва на примете? - спросил я.
- Западный сакс, так она говорила.
- Западный сакс! Что? Просто любой западный сакс?
- Она говорила мне, что у олдермена Этельхельма трое сыновей.
Я рассмеялся.
- Ты не принесешь ему достаточно преимуществ. Ни земли, ни большого состояния. Он может выдать тебя замуж за своего управляющего, но не за одного из сыновей.
- Леди Этельфлед сказала, что любой сын олдермена из западных саксов будет хорошей партией.
- Так она и должна была сказать.
- Почему?
Я пожал плечами.
- Этельфлед хочет привязать меня к королевству своего брата, - объяснил я, - она беспокоится, что если она умрет, то я вернусь, чтобы присоединиться к язычникам, так что она считает, твой брак с западным саксом поможет.
- А поможет? - спросила Стиорра.
Я снова пожал плечами.
- С трудом могу представить себе, что сражаюсь против отца твоих детей. Если бы ты любила его. Так что, да, это помогло бы.
- У меня есть выбор?
- Конечно, нет.
Она поморщилась.
- Так что ты с леди Этельфлед сделаете выбор за меня?
Я увидел птиц, взлетевших над дальним лесом. Что-то их потревожило.
- Это не касается Этельфлед, для тебя выберу я.
Стиорра также заметила взлетевших с деревьев птиц и смотрела на них.
- А у матери был выбор?
- Вообще никакого. Она увидела меня и была сражена, - я говорил легко, и это было правдой, или, по крайней мере, правдой для меня. - Я увидел ее, - продолжил я, - и тоже был сражен.
- Но меня ты выдашь замуж ради чего-то? Земли или денег?
- А какая еще от тебя польза? - спросил я сурово. Она посмотрела на меня, а я попытался сохранить серьезное выражение лица, но она заставила меня рассмеяться. - Я не выдам тебя замуж за плохого человека, - пообещал я, - и дам тебе богатое приданое, но ты знаешь, и я знаю, что мы вступаем в брак ради чего-то. Я смотрел на далекие леса и не видел ничего настораживающего, но я был уверен, что норвежцы уже там.
- Но ты не женился ради приданого, - обвиняюще сказала Стиорра.
- А ты выйдешь для моей выгоды. Я обернулся, когда Гербрухт притащил еще кусок кладки на боевую площадку. - В городе должны быть ночные горшки, - предположил я.
- Горшки для дерьма. господин?
- Принеси сколько сможешь.
- Да, господин, - ухмыльнулся он.
Луч солнца осветил римское кладбище, отражаясь от белых камней.
- Есть ли кто-то, за кого ты хотела бы выйти замуж? - спросил я дочь.
- Нет, - она покачала головой, - нет.
- Но ты думаешь о замужестве?
- Я хочу сделать тебя дедом.
- Может, мне отправить тебя в монастырь? - проворчал я.
- Нет, не отправишь.
И я вспомнил о давнем пророчестве Гизелы, полученном бросанием палочек с рунами. Один сын разобьет мне сердце, другим я буду гордиться, а Стиорра станет матерью королей, и пока руны доказывали свою правоту. Один сын стал священником, другой проявил себя как воин, и только судьба Стиорры оставалась неопределенной. И думая о рунах, я вспомнил Эльфадель, старуху, что напророчила будущее с мертвыми королями, и подумал о её внучке, немой девушке, поражавшей мужчин своей красотой. Бабка называла ее Эрция, но потом, когда она вышла замуж за Кнута Длинного Меча, ей дали имя Фригг. Он женился на ней не из-за земли или каких-либо преимуществ, а просто потому, что она была прекрасна. Мы захватили ее с сыном перед Теотанхилом, и с тех пор я с болью вспоминал её, хотя и наполовину забыл.
- Интересно, что случилось с Фригг? - спросил я у дочери.
- Так ты не знаешь? - удивленно спросила она.
Я тоже удивился.
- А ты знаешь?
- Твой сын ее содержит, - ухмыльнулась она.
Пораженный, я уставился на неё.
- Утред ее содержит?
- На ферме рядом с Сирренсестром, той, что ты дал ему.
Я всё еще смотрел на нее. Я-то думал, что мой сын проявил достойный интерес к земледелию, интерес, который я поощрял. Теперь я понял, почему он был в таком восторге от фермы.
- Почему он не сказал мне?
- Полагаю, потому что не хотел, чтобы ты навещал её, отец. - она мило улыбнулась. - Мне она нравится.
- Он не женился на ней, не так ли? - встревоженно спросил я.
- Нет, отец. Но ему тоже настало время жениться. Он старше меня, - она морщась отступила, потому что Гербрухт нес огромный металлический горшок, полный дерьма и мочи. - Не расплескай! - попросила она.
- Это просто дерьмо из караулки, госпожа, - сказал он, - никогда не принесет вреда. Просто пахнет немного. Куда поставить, господин?
- Там еще есть?
- Море, господин. Бочки симпатичного дерьма.
- Поставь там, откуда сможешь опрокинуть на норвежцев.
Добро пожаловать в Честер.
Сигтрюгр явился в полдень. Солнце снова спряталось за облака, хотя его свет отражался от клинков северных воинов. Он привез из Ирландии только с десяток лошадей, потому что лошадей, как правило, трудно перевозить на борту корабля, так что почти все его люди шли пешком. Я предположил, что Сигтрюгр находился среди небольшой группы всадников, что ехала под большим белым знаменем с изображением красного топора.
Я был неправ, по крайней мере, в одном. Сигтрюгр притащил лестницы. Они выглядели неуклюжими, пока я не понял, что это мачты с его кораблей, на которые прибили или привязали перекладины. Их было двенадцать: достаточно длинных, чтобы перебросить их через наш ров и до крепостного вала.
Армия просочилась мимо могил на римском кладбище и остановилась шагах в ста от стен. Они издевались над нами, хотя я не мог слышать оскорблений, просто рев мужских глоток и грохот клинков о тяжелые щиты. Всадники поскакали по дороге, бросив собственные щиты. Один нес зеленую ветку в знак того, что они хотят поговорить. Я высматривал Эрдвульфа, но не увидел его. Всадники остановились, за исключением одного, который пришпорил большого жеребца и приблизился к воротам.
- Поговори с ним, - сказал я Меревалу, - он не должен знать, что я здесь. Я сделал шаг назад и закрыл лицо нащечниками шлема.
Моя дочь осталась рядом с Меревалом и посмотрела на одинокого всадника.
- Это, должно быть, Сигтрюгр, - сказала она, отступив ко мне.
Так и было, тогда я и увидел Сигтрюгра Иварсона впервые. Это был молодой человек, очень молодой. Я сомневался, что ему минуло даже двадцать, но он уже вел за собой армию. Шлема на его голове не было, так что длинные светлые волосы свисали вдоль спины. Чисто выбритый, узколицый, резкие черты лица смягчала улыбка. Он производил впечатление очень уверенного в себе, очень уверенного, и, как я подозревал, напрасно. Его кольчуга сияла, вокруг шеи была трижды обернута золотая цепь, руки горели от обилия браслетов, ножны и уздечка обшиты серебряными пластинами, а конь был ухожен не менее своего хозяина, чтобы только произвести впечатление. Я подумал о благоговейных словах Берга, что Сигтрюгр - сошедший на землю бог. Серый конь гарцевал по дороге, полный сил, когда Сигтрюгр обуздал его всего в десяти шагах от рва.
- Меня зовут, - крикнул он, - Сигтрюгр Иварсон. Желаю вам всем доброго дня.
Меревал ничего не ответил. Один из его людей бормотал перевод.
- Молчишь, - крикнул Сигтрюгр, - что, от страха? Тогда, ты прав, что боишься нас, потому что мы убьем вас. Заберем ваших женщин и обратим в рабство ваших детей. Если, конечно, вы не оставите город.
- Ничего не говори, - пробормотал я.
- Если вы уйдете, то я не буду вас преследовать. Гончие не преследуют мышей-полевок. Сигтрюгр подтолкнул коня пятками и подъехал еще на пару шагов ближе. Он посмотрел вниз, в затопленный ров, увидел заточенные колья, показавшиеся над водой, и снова посмотрел на нас. Теперь, когда он стоял ближе, я понял, почему Берг испытывал такое благоговение. Сигтрюгр был бесспорно красив: златовласый, голубоглазый, и, видимо, бесстрашный. Его, казалось, забавляло наше молчание.
- У вас в городе есть собаки и свиньи?
- Пусть говорит, - снова пробормотал я.
- Должны быть и те, и другие, - продолжил он после паузы для ответа, который не последовал. - Я спрашиваю только из практических соображений. Похороны ваших тел займут время, а сжигание трупов займет много дней, да и пахнут они плохо! Но собаки и свиньи съедят вашу плоть быстро. Если вы не уйдете. Он остановился, глядя на Меревала. - Выбирашь молчание? - спросил он. - Тогда должен сказать, что мои боги предсказали мне в этот день победу. Руны сказали своё слово, а они не лгут! Я выиграю, вы проиграете, но я утешу вас мыслью, что ваши собаки и свиньи не останутся голодными. Он развернул коня. - Прощай! - крикнул он и ускакал прочь.
- Высокомерный ублюдок, - пробормотал Меревал.
Мы знали, что он планирует напасть через северные ворота, но если бы Сигтрюгр сосредоточил готовых к этому штурму людей, то и мы бы собрали силы, чтобы противостоять ему, и даже если бы Ханульф со своими товарищами остались живы, чтобы предать нас, открыв ворота, то там было бы достаточно наших воинов, чтобы устроить кровавую драку у входной арки. Итак, Сигтрюгр решил обмануть нас. Он разделил свои силы, отправив половину на северо-восточный угол города, а половину - на северо-западный. Северо-западный бастион был самым слабым, поскольку в начале весны его частично разрушило наводнение, но даже полуобвалившийся бастион представлял собой грозное препятствие. Стену усилили бревнами, ров был глубоким и широким. Там располагались хорошие воины, как и на северо-восточном валу, хотя большинство наших воинов ждало, когда мы захлопнем ловушку. Они были сокрыты. Сигтрюгр мог видеть у северных ворот лишь группу из дюжины человек на высоком валу.
Сигтрюгр держал на дороге чуть более сотни человек. Они сидели на дороге или на обочинах. Я предположил, что мы должны были решить, что это его резерв, но, конечно, они ждали, когда откроют ворота. Остальные воины группами были разбросаны по всей северной стене, бросая копья и оскорбления, видимо, чтобы наши защитники глядели наружу, в то время как пять человек отворят ворота. Сигтрюгр, всё еще верхом, находился всего в шестидесяти или семидесяти шагах от стены в окружении других всадников и некоторого количества пеших воинов. Он умышленно смотрел в направлении северо-западного бастиона, делая вид, что совсем не интересуется воротами, затем выхватил меч, поднял его и через мгновение опустил, дав сигнал к атаке на этот угол города. Его люди заревели боевой клич, бросились ко рву и приставили свои громоздкие неуклюжие лестницы к верхушке стены. Они бросали топоры и копья, производили оглушительный шум, стуча мечами по щитам, но на самом деле ни один человек не пытался вскарабкаться вверх по неудобным лестницам. Вместо этого знаменосец Сигтрюгра вдруг махнул большим флагом из стороны в сторону, а затем умышленным и явным жестом, опустил знамя так, что красный топор лег плашмя на дорогу.
- Давай, - крикнул я вниз.
И ждущие в арке воины толкнули створки тяжелых ворот наружу.
И норвежци рванули вперед. Они были быстры, так быстры, что четверо моих людей, что сняли засов и толкнули тяжелые ворота, были почти настигнуты всадниками Сигтрюгра, которые первыми добрались до арки ворот. Эти всадники, должно быть, думали, что им повезло, поскольку в них не полетели сверху копья. Я не хотел останавливать атаку, а хотел, чтобы в заблокированной улице оказалось как можно больше норвежцев, и потому лошади беспрепятственно пролетели через арку, их копыта неожиданно громко застучали по старым камням, а за ними последовала ватага пеших воинов. А те, кто делал вид, что атаковал угловые бастионы, теперь бросили этот трюк и устремились в сторону открытых ворот.
А Сигтрюгр теперь оказался внутри города, и на мгновение или два должен был подумать, что одержал великую победу, но затем увидел перед собой высокий барьер, увидел воинов, ждущих на баррикадах с восточной стороны улицы, и быстро развернул коня, понимая, что его атака уже обречена, и следующие за ним всадники столкнулись с его жеребцом.
- Пора, - закричал я, - Пора! Убейте их! - И полетели первые копья.
Лошади почти достигли высокой баррикады, что перегородила улицу, и не имели никаких шансов на выживание. Они ржали, падая, ржали, когда с трех сторон их пронзали тяжелые копья и вихрем проносились метательные топоры. На мостовую лилась кровь, копыта молотили, всадники пытались выбраться, а за ними в воротах уже спешила следом орда норвежцев, еще не зная о ловушке впереди.
И именно так, думал я, погиб мой отец. Так пала Нортумбрия. Так датчане начали завоевание саксонской Британии, которое почти увенчалось успехом. Как потоп они захлестнули юг, и их победы привлекли еще больше северян, и теперь нам приходится отбивать обратно графство за графством, деревню за деревней, отвоёвывая нашу землю обратно с юга на север.
- Господин? - нетерпеливо спросил Гербрухт.
- Да, - отозвался я, и Гербрухт со своими товарищами сбросили вниз толстые стволы деревьев, чтобы создать препятствие в воротах, а затем, ликуя, швырнули горшки с дерьмом в мельтешащих норвежцев. Теперь перед воротами столпилось еще больше норманнов, не понимающих причину задержки, не осознающих весь ужас, что мы для них приготовили, и четверо моих людей начали бросать вниз большие камни, каждый из которых мог раздробить голову, защищенную шлемом.
Это была безжалостная, односторонняя резня. Некоторые из воинов Сигтрюгра пытались подняться на баррикады, но наши люди стояли выше, a карабкающийся человек не может защитить себя от удара копьем, не говоря уже об ударе топором. Я смотрел с верхней точки ворот, довольствуясь, что молодежь сражается в этой битве. Норвежцы пытались сопротивляться, но только добавили мертвецов перед баррикадами. Дюжина воинов попыталась ворваться в длинный дом, надеясь спастись через задние двери. Они разбили входную дверь топорами, но Осферт уже приказал бросить пылающие факелы в комнату, и густой дым и внезапный яростный жар отбросил людей от двери.
Какие-то воины Сигтрюгра хотели сбежать через открытые ворота, но другие всё еще пытались войти, и Гербрухт и его четверо спутников бросали вниз большие камни. Атакующие кричали, чтобы очистили ворота, другие пытались увернуться от летящих камней, а затем Финан ударил с большой баррикады, что перекрывала улицу.
Он не позволил мне сражаться.
- Ты еще не полностью восстановил силы, господин, - настаивал он.
- Он прав, - согласился мой сын.
Поэтому я остался на боевой площадке над воротами и оттуда наблюдал, как Финан и мой сын повели в атаку пятьдесят человек с этой высокой баррикады. Они спрыгнули на улицу, в очищенное копьями и камнями пространство, заваленное телами людей и лошадей, пространство, где они выстроились в стену из щитов, и норвежцы, яростные, раненые, испуганные и растерянные, набросились на них как безумные. Но они в своей ярости не встали в собственную стену из щитов, они лишь увидели врага и атаковали, и их встретили перекрывающиеся щиты и нацеленные копья.
- Вперед! - крикнул Финан. - Медленно и спокойно! Вперед!
Раздался грохот щитов о щиты, но всё еще паникующих норвежцев забрасывали копьями с угла улицы, и как только люди Финана продвинулись на несколько шагов, всё больше людей присоединялось к нему с баррикады. С высота ворот я мог разглядеть лишь ряд щитов со шлемами за ними и длинные копья, выставленные вперед, и весь этот ряд медленно, очень медленно продвигался вперед. Это и должно быть медленно: слишком много мертвых или умирающих людей на их пути, умирающие лошади по-прежнему молотили ногами. Чтобы сохранить строй, сомкнувшимся воинам Финана приходилось перешагивать через эти препятствия. Они скандировали по мере продвижения.
- Убей, убей, убей, убей, убей! - и всякий раз, когда норвежцы пытались сделать свою стену, чтобы противостоять им, в них врезался камень с восточной стороны улицы. Жар от горящего дома подгонял их с запада, а Финан с моим сыном вели смертоносный отряд с юга.
Потом я увидел Сигтрюгра. Я думал, что он погиб в первые же моменты засады, или, по крайней мере, был ранен, когда его конь упал, но он был там, по-прежнему без шлема, длинные волосы потемнели от крови. Стоял в центре вражеских рядов и призывал воинов следовать за ним. Кричал на других, чтобы очистили ворота. Он знал, что надвигающаяся стена из щитов Финана превратит резню в бойню, поэтому побежал, и я подумал, что к воротам, но в последний момент Сигтрюгр свернул и прыгнул на баррикаду, что блокировала узкий переулок между северной стеной и ближайшим домом.
Он прыгнул, как олень: свой щит он потерял, хотя по-прежнему был в тяжелой кольчуге и коже, но вскочил на вершину баррикады. Прыжок оказался настолько внезапным, настолько неожиданным и быстрым, что трое, охраняющие эту баррикаду, были застигнуты врасплох, и меч Сигтрюгра вонзился одному в горло, а в прыжке пронесся его мимо этого воина, врезавшись в другого, который упал, а за Сигтрюгром последовали остальные. Я видел, как оставшийся защитник ударил его мечом, но кольчуга остановила удар, а защитник закричал, когда другой норвежец рубанул его топором. Сейчас на баррикаде оказалось уже с полдюжины норманнов, и Гербрухт с приятелями метал камни, чтобы остановить остальных желающих присоединиться к нему, но Сигтрюгр прыгнул с бревен на ступеньки, что вели к крепостной стене. Он улыбался. Он был доволен собой. Его люди были раздавлены, погибли, сгорели и разбиты, но Сигтрюгр был вождем в гуще сражения, и его глаза блестели от боевого азарта, когда он повернулся и увидел нас на самом верху длинной лестницы.
Он увидел меня.
Он увидел еще одного вождя. Увидел воина, обогатившегося в битвах, воина в прекрасном шлеме и сверкающей кольчуге, воина, чьи руки покрывали браслеты побед, воина, чье лицо было скрыто за украшенными серебром нащечниками, воина с золотом на шее, того, кто, несомненно, спланировал эту засаду, и Сигтрюгр увидел, что может вырвать свою победу из этого поражения, и потому он поднимался по ступеням, всё еще улыбаясь, и быстро соображавший Гербрухт метнул камень, но Сигтрюгр был также быстр, очень быстр, казалось, он танцует, уходя от летящего снаряда и приближаясь ко мне. Он был молод, он был влюблен в войну, он был воином.
- Кто ты? - крикнул он, поднявшись на последние ступени.
- Я Утред Беббанбургский, - сообщил я.
Он вскричал от радости - репутация была у него в кармане.
И он пришел убить меня.
