Глава третья
На следующий день прибыл епископ Леофстан. Конечно, пока он не был епископом, а просто отцом Леофстаном, но все радостно называли его епископом и твердили друг другу, что он живой святой и ученый человек. О прибытии живого святого объявил Эдгер, один из тех, кого я послал на каменоломню к югу от реки Ди, где нагружали камнями телегу, теми камнями, что посыпятся с крепостного вала Честера в качестве приветствия любому норманну, попытавшемуся взобраться по стенам. Я был почти уверен, что Рагналл ничего такого не предпримет, но если он потеряет разум и попробует, то насладится подобающим приемом.
— Там по меньшей мере восемьдесят ублюдков, — сообщил Эдгер.
— Священников?
— Среди них полно священников, — сурово произнес он, — но как насчет остальных? — он перекрестился. — Бог знает, кто они такие, господин, но их не меньше восьмидесяти, и движутся сюда.
Я забрался на южную сторону крепостного вала и осмотрел дорогу за римским мостом, но ничего не увидел. Городские ворота снова закрыли. Ворота Честера останутся закрытыми, пока люди Рагналла не уберутся, но известия о приближении епископа уже распространились по городу, и отец Цеолнот бежал по главной улице, задрав свою длинную рясу до пояса.
— Нужно открыть ворота! — орал он. — Достигло даже до ворот народа моего, до Иерусалима!
Я взглянул на Эдгера, а тот пожал плечами.
— Похоже, что-то из Писания, господин.
— Откройте ворота! — запыхавшись прокричал Цеолнот.
— Зачем? — крикнул я с боевой площадки над воротами.
Цеолнот резко остановился. Он не видел меня на крепостном валу и сердито огляделся.
— Прибывает епископ Леофстан!
— Ворота останутся закрытыми, — объявил я и посмотрел на другой берег реки. Теперь я расслышал пение.
Ко мне присоединились сын и Финан. Ирландец нахмурившись смотрел на юг.
— Прибывает епископ Леофстан, — объяснил я причину переполоха.
На улице начала собираться толпа, и все глазели на большие закрытые ворота.
— И я это слышал, — кратко бросил Финан.
Я задумался. Мне хотелось сказать что-нибудь ободряющее, но что сказать человеку, который убил собственного сына? Финан, видимо, почувствовал мой взгляд, потому что нахмурился.
— Не беспокойся обо мне, господин.
— А кто сказал, что я беспокоюсь?
Он слегка улыбнулся.
— Я убью несколько воинов Рагналла. Потом убью Коналла. Это снадобье всегда меня излечивало. Господи ты боже мой! Это еще что?
Его вопрос был вызван появлением детей. Они шли по дороге к югу от моста, и насколько я мог судить, все были в белых рясах. Должно быть, десятка два, и на ходу они распевали. Некоторые размахивали веточками. Позади ехала группа священников в темных рясах, а за ними тащился всякий сброд.
К отцу Цеолноту присоединился его близнец, и братья забрались на стену, откуда стали смотреть на юг с восторгом на уродливых лицах.
— Это же святой человек! — сказал Цеолнот.
— Следует открыть ворота! — настаивал Цеолберт. — Почему не открыли ворота?
— Потому что я не приказывал их открыть, — прорычал я, — вот почему.
И ворота остались закрытыми.
Странная процессия пересекла реку и приблизилась к стенам. Дети размахивали ободранными ивовыми веточками и пели, но ветки поникли, а пение стало нестройным, когда они добрались до заполненного водой рва и поняли, что не могут двигаться дальше. Тогда голоса совсем смолкли, и юный священник протолкнулся сквозь хор в белом и окликнул нас.
— Ворота! Откройте ворота!
— Вы кто? — спросил я.
Священник разъярился.
— Прибыл отец Леофстан!
— Хвала Господу, — произнес отец Цеолнот, — он прибыл!
— Кто? — переспросил я.
— Ох, Боже ты мой! — воскликнул за моей спиной Цеолберт.
— Отец Леофстан! — прокричал юный священник. — Отец Леофстан — ваш...
— Тихо! Молчать! — приказал тощий священник верхом на осле. Он был таким высоким, а осел — таким маленьким, что ноги священника почти волочились по дороге. — Ворота должны быть закрыты, — обратился он к юному священнику, — потому что поблизости язычники! — он чуть не свалился с осла, а потом похромал по деревянному мосту через ров и поглядел на нас, улыбаясь. — Приветствую вас от имени Господа сущего!
— Отец Леофстан! — воскликнул Цеолнот и помахал ему.
— Кто ты такой? — потребовал я ответа.
— Я Леофстан, скромный слуга Господа, — заявил тощий священник, — а ты, наверное, лорд Утред?
Я кивнул.
— Нижайше прошу твоего разрешения войти в город, лорд Утред, — продолжал Леофстан.
Я оглядел хор в грязных рясах, потом беспорядочную толпу и поежился. Леофстан терпеливо ждал. Он оказался моложе, чем я думал, с широким бледным лицом, тонкими губами и темными глазами. Он улыбнулся. Мне показалось, что он вечно улыбается. Священник терпеливо ждал, по-прежнему с улыбкой, и смотрел на меня.
— Кто эти люди — спросил я, указывая на сброд за их спинами. Да они и сами походили на сброд. В жизни не видел столько народу в лохмотьях. Там, наверное, была целая сотня — калеки, горбуны, слепые и группа явно полоумных мужчин и женщин, что тряслись, бессвязно лопотали и пускали слюни.
— Малыши, — и Леофстан положил руки на головы двум детям, — это сироты, лорд Утред, помещенные под мою скромную опеку.
— А остальные? — спросил я, махнув головой в сторону лопочущей толпы.
— Божьи дети! — радостно возвестил Леофстан. — Увечные, хромые и слепые! Нищие и изгои! Голодные, нагие и одинокие! Все они — дети Божьи!
— И что они здесь делают? — спросил я.
Леофстан усмехнулся, словно на мой вопрос было слишком просто ответить.
— Господь наш велит заботиться о сирых и убогих, лорд Утред. Что сказал нам благословенный Матфей? Ибо алкал я, и вы дали мне есть; жаждал, и вы напоили меня; был странником, и вы приняли меня; был наг, и вы одели меня; был болен, и вы посетили меня. Одевать нагих и помогать бедным, лорд Утред — значит подчиняться воле Божьей! Эти прекрасные люди, — и он обвел рукой кошмарную толпу, — моя семья!
— Да благословен Господь, что страдал за нас, — пробормотал Финан, и впервые за последние дни в его голосе звучала радость.
— Хвала Господу, — прибавил Цеолнот, но без особого пыла.
— А знаешь ли ты, — прокричал я Леофстану, — что всего в половине дня пути отсюда стоит армия норманнов?
— Язычники преследуют нас, — сказал он, — изливают на нас свою ярость! Да хранит нас Господь!
— И этот город скоро может оказаться в осаде, — предупредил я.
— Сила моя в Господе!
— А если мы окажемся в осаде, — зло сказал я, — как мне прокормить твое семейство?
— Господь о нас позаботится!
— Этого ты не переубедишь, — мягко произнес Финан.
— А где они будут жить? — резко спросил я.
— У церкви есть в городе собственность, как мне сказали, — спокойно ответил Леофстан, — так что церковь их приютит. Но к тебе не приблизятся!
Я хмыкнул, Финан усмехнулся, а Леофстан по-прежнему улыбался.
— Откройте проклятые ворота, — сказал я и спустился по каменным ступеням. Я оказался на улице как раз когда новый епископ прохромал через длинную арку ворот, упал на колени и поцеловал дорогу.
— Благослови Господь место сие, — произнес он, — благослови народ, что живет здесь, — он с трудом поднялся на ноги и улыбнулся мне. — Это честь встретиться с тобой, лорд Утред.
Я ткнул пальцем в висящий на моей шее молот, но даже этот языческий символ не стер улыбку с лица Леофстана.
— Один из этих священников, — я махнул в сторону близнецов, — покажет, где ты будешь жить.
— Тебя ожидает прекрасный дом, отец, — сказал Цеолнот.
— Мне не нужен прекрасный дом, — воскликнул Леофстан. — Господь не жил в хоромах! Лисы довольствуются норами, а птицы небесные вьют гнезда, для нас же подойдет что-нибудь скромное.
— Для нас? — спросил я. — Для всех? И калек тоже?
— Для меня и моей дорогой жены, — ответил Леофстан и махнул рукой, чтобы из толпы священников вышла женщина. Во всяком случае, я предположил, что это женщина, потому что она была так замотана в разное тряпье, что сложно было ее рассмотреть. Лицо скрывалось под большим капюшоном. — Это моя дорогая жена Гомерь, — представил он ее, и куча тряпья двинулась в мою сторону.
— Гомерь? — я решил, что ослышался, потому что никогда прежде не слышал такого имени.
— Имя из Писания! — ликующе произнес Леофстан. — И тебе следует знать, господин, что мы с женой приняли обет бедности и целомудрия. Для нас сгодится любая хибара, правда ведь, дорогая?
Дорогая кивнула, и из-под вороха капюшонов, платьев и плащей раздалось нечто похожее на писк.
— А я не принимал никаких обетов, — сказал я с излишней горячностью. — Приветствую вас обоих, — неохотно добавил я, поскольку это не было правдой, — но держите свою проклятую семейку подальше от моих воинов. Нам есть чем заняться.
— Мы помолимся за тебя! — и он обернулся. — Пойте, дети мои, пойте! Взмахните в знак радости ветками! Славьте Господа нашего, входя в его град!
И епископ Леофстан вошел в Честер.
— Ненавижу этого выродка, — сказал я.
— Неправда, — ответил Финан, — тебя просто раздражает, что он тебе понравился.
— Улыбающийся скользкий ублюдок, — заявил я.
— Он известный ученый, живой святой и прекрасный священник.
— Надеюсь, он подхватит глистов и помрет.
— Я слышал, что он говорит на латыни и греческом!
— Ты когда-нибудь встречал римлянина? — поинтересовался я, — или грека? Какой смысл разговаривать на их языках?
Финан засмеялся. Похоже, прибытие Леофстана и моя едкая ненависть к нему развеселили Финана, и теперь мы повели сто тридцать воинов на резвых лошадях сторожить край леса, что окружал и защищал Эдс-Байриг. Мы поскакали к юго-восточной границе леса, потому что именно в таком направлении двинутся люди Рагналла, если решат устроить набег на Мерсию, но наши лазутчики не видели никаких признаков таких набегов. Сегодня, наутро после приезда Леофстана, мы были поблизости от западной границы леса и ехали на север, к Мерзу. Мы не видели врага, но я был уверен, что враг нас видит. Наверняка у кромки густого леса стоят часовые.
— Как думаешь, он и правда соблюдает целибат? — спросил Финан.
— Откуда мне знать?
— Его жена, наверное, выглядит, как сморщенная репа, — он прихлопнул муху на шее коня. — Как ее звать?
— Гомерь.
— Уродливое имя, уродливая женщина, — ухмыльнулся он.
День выдался ветреным, облака высоко в небе быстро неслись вглубь страны. Над далеким морем собрались тучи потяжелее, но теперь утренние лучи солнца поблескивали на воде Мерза, что лежал в миле впереди. Со вчерашнего дня вверх по реке поднялись еще два драккара, на одном было больше сорока человек, а другой поменьше, но всё равно набит воинами. Надвигающаяся с запада непогода означала, что сегодня, вероятно, больше кораблей не будет, но силы Рагналла росли. Куда он их направит?
Чтобы найти ответ на этот вопрос, мы привели с собой пару десятков лишних лошадей. Оседланных. Любой наблюдатель из леса решил бы, что это запасные лошади, но их цель была иная. Я придержал коня, чтобы Бедвульф мог меня нагнать.
— Не следует этого делать, — сказал я ему.
— Это легко, господин.
— Уверен?
— Это легко, господин, — повторил он.
— Мы вернемся завтра в это же время, — обещал я.
— На то же место?
— На то же место.
— Давай так и поступим, господин, — с ухмылкой предложил он.
Мне хотелось знать, что происходит и в Эдс-Байриге, и у переправы к северу от холма. Я видел мост из кораблей через Мерз, а густой дым, поднимающийся из леса на южном берегу реки, говорил о том, что именно там находится основной лагерь Рагналла. Если так, то как он защищен? И закончены ли новые стены Эдс-Байрига? Мы могли бы собрать отряд воинов и направиться по римской дороге, что ведет через лес, а потом свернуть к северу, к гребню холма, и я не сомневался, что мы доберемся низкой вершины Эдс-Байрига, но Рагналл наверняка ждет подобного вторжения. Лазутчики предупредят о нашем приближении, и его воины заполонят лес, а нам придется отступать и отчаянно биться в густом лесу с превосходящими силами врага. Хотя Бедвульф мог разведать холм и лагерь у реки, будто призрак, и враг ни за что бы не догадался, что он там побывал.
Проблема заключалась в том, как Бедвульфу добраться до леса, чтобы враги его не заметили, вот почему мы привели с собой лишних лошадей.
— Обнажить мечи! — приказал я и вытащил Вздох Змея из ножен. — Вперед! — крикнул я.
Мы погнали лошадей, развернув их точно на восток, проскакали галопом к лесу, словно собирались миновать его и добраться до дальнего холма. Мы углубились в чащу, но направились не прямиком к Эдс-Байригу, а быстро развернули лошадей на юг, так что проскакали к кромке леса. За нашими спинами прозвучал рог. Трижды, это наверняка один из дозорных Рагналла посылал предупреждение, что мы въехали в лес, хотя по правде говоря, мы просто проскакали по его краю. Слева из глубины леса выскочил человек, и Финан свернул в сторону и рубанул его, на зеленой весенней листве появилось алое пятно. Лошади промчались в сторону солнца, мы пересекли заросшую папоротником поляну, потом вернулись к толстым стволам, пригибаясь под низкими ветками, и еще один часовой Рагналла вышел из укрытия, а мой сын сбил его с ног и вонзил меч в спину.
Я галопом проскакал через заросли молодого орешника и бузины.
— Его нет! — окликнул меня из-за спины Ситрик, и я увидел справа от себя лошадь Бедвульфа без седока.
Мы проехали еще полмили, но больше не заметили дозорных. Рожок по-прежнему трубил, ему вторил другой где-то далеко, вероятно, на вершине холма. Воины Рагналла наверняка напяливают кольчуги и пристегивают мечи, но задолго до того, как они до нас доберутся, мы повернем обратно к пастбищу, откуда коровьи тропки доведут нас до Честера. Мы остановились под мерцающими солнечными лучами, забрали лошадей без седоков и подождали еще, но на краю леса никто из врагов не появился. Птицы беспокойно кружили над лесом, а когда мы проехали, вернулись обратно в гнезда. Рожки замолчали, в лесу снова стало тихо.
Лазутчики Рагналла увидят, как отряд воинов въехал в лес и выехал из него. Если бы Бедвульф просто соскочил с седла и спрятался, враг мог бы заметить, что в лесу одна лошадь лишилась седока, но я был уверен, что ни один дозорный не потрудился пересчитать лошадей без всадников. Никто не заметит, что стало на одну больше. Бедвульф, как я решил, уже благополучно скрылся среди врагов.
Туча накрыла нас тенью, и на мой шлем упали тяжелые капли дождя.
— Пора возвращаться, — сказал я.
И мы поскакали в Честер.
В тот же день прибыла Этельфлед. Он вела с собой восемьсот воинов и пребывала в особенно дурном настроении, что не улучшилось при виде Эдит. Погода испортилась, и длинный хвост и грива Гасты, кобылы Этельфлед, развевались на ветру, как и длинные рыжие волосы Эдит.
— А почему она носит волосы неприбранными? — спросила у меня Этельфлед вместо приветствия.
— Потому что девственница, — ответил я, глядя как Эдит спешит под дождем в наш дом на главной улице Честера.
Этельфлед бросила на меня сердитый взгляд.
— Никакая она не девственница. Она... — и тут Этельфлед замолчала.
— Шлюха? — предположил я.
— Вели ей причесаться как следует.
— А как следует причесываться шлюхе? — спросил я. — Те, с кем я имел дело, обычно носили волосы распущенными, но в Глевекестре есть одна темноволосая девица, с которой любит кувыркаться епископ Вульфхед, пока в городе нет жены, он заставляет ее заплетать волосы в косы и укладывать вокруг головы. Сначала заставляет уложить косы, а потом настаивает, чтобы она...
— Довольно! — рявкнула Этельфлед. — Скажи своей женщине, чтобы хоть попыталась выглядеть прилично.
— Сама скажи, госпожа, и добро пожаловать в Честер.
Она снова бросила на меня сердитый взгляд и спрыгнула с Гасты. Этельфлед ненавидела Эдит, чей брат пытался ее убить, этого вполне хватало, чтобы не любить девушку, но в основном ненависть была вызвана тем, что Эдит делила со мной постель. Этельфлед терпеть не могла и Сигунн, что была моей возлюбленной многие годы, но пару зим назад ее унесла лихорадка. Я ее оплакал. Этельфлед тоже была моей возлюбленной, может, до сих пор ей осталась, но в таком настроении, как при въезде в город, становилась скорее недругом.
— Вы потеряли все корабли! — воскликнула она. — И всего в половине дня пути тысяча норманнов!
— Теперь уже две тысячи, — сказал я, — и с ними по меньшей мере сотня жаждущих крови ирландцев.
— Гарнизон здесь как раз для того, чтобы это предотвратить, — выплюнула она.
Сопровождающие ее священники посмотрели на меня с укором. Этельфлед почти всегда сопровождали священники, но сейчас их оказалось больше обычного, и тут я вспомнил, что праздник Эостры всего через несколько дней, и нам предстоит насладиться зрелищем возведения в сан смиренного и вечно улыбающегося Леофстана.
— Ну так что будем делать? — поинтересовалась Этельфлед.
— Понятия не имею, — ответил я. — Я же не христианин. Полагаю, ты втолкнешь бедолагу в церковь, усадишь его на трон, а потом все завоют, как коты?
— Ты о чем это?
— Честно говоря, не понимаю, для чего нам понадобился епископ. У нас уже и так полно бесполезных ртов, а этот жалкий Леофстан притащил с собой половину калек Мерсии.
— Что будем делать с Рагналлом! — огрызнулась Этельфлед.
— Ах, с ним, — я притворился удивленным. — Да ничего, конечно же.
— Ничего? — уставилась на меня она.
— Разве что ты что-нибудь придумаешь? — предложил я. — А я не могу!
— Боже правый! — выпалила Этельфлед и вздрогнула, когда порыв ветра принес на улицу брызги холодного дождя. — Поговорим в Большом зале, и возьми Финана! — велела она.
— Финан в дозоре, — ответил я.
— Благодарение Богу, хоть кто-то чем-то занят, — отрезала она и направилась к Большому залу — внушительному зданию римской постройки в центре города. Священники поспешили за ней, оставив меня с двумя близкими друзьями, что сопровождали Этельфлед на север. Одним из них был Осферт — её сводный брат и незаконнорожденный сын короля Альфреда. Осферт годами сохранял мне клятву верности и был одним из моих лучших командиров, но присоединился ко двору Этельфлед в качестве советника.
— Не следует ее дразнить, — сурово упрекнул он меня.
— А почему нет? — поинтересовался я.
— Потому что она в плохом настроении, — пояснил Меревал, спрыгивая с лошади и улыбаясь. Он возглавлял отряд её личной стражи и был надёжнейшим из надежных. Он потопал ногами, потянулся и похлопал лошадь по шее.
— Явно в отвратительном настроении, — произнес он.
— Почему? Из-за Рагналла?
— Потому что по меньшей мере половина гостей заявила, что не приедет на рукоположение отца Леофстана, — мрачно промолвил Осферт.
— Эти идиоты напуганы?
— Они не идиоты, а уважаемые священнослужители, — терпеливо ответил он. — Мы обещали им празднование святой Пасхи, возможность порадоваться в кругу друзей, а вместо этого здесь война. Не думай, что такие, как епископ Вульфхед, рискнут попасть в плен! Рагналл Иварсон знаменит своей звериной жестокостью.
— Девушки из «Снопа пшеницы» обрадуются, что Вульфхед останется в Глевекестре, — произнес я.
Осферт тяжело вздохнул и направился вслед за Этельфлед. «Сноп пшеницы» — замечательная таверна в Глевекестре, что давала работу не менее замечательным шлюхам, большая часть которых делила ложе с епископом всякий раз, как отсутствовала его жена.
— Осферта тоже не надо дразнить, — Меревал снова мне улыбнулся.
— Он всё больше похож на своего отца, — ответил я.
— Он славный воин!
— Да, — согласился я. Мне нравился Осферт, хоть он и был строг и придирчив. Он считал себя проклятым из-за того, что родился вне брака, и пытался побороть проклятье безгрешной жизнью. Осферт был хорошим воином, храбрым и благоразумным, и без сомнения хорошим советником для сводной сестры, с которой его объединял не только общий отец, но и глубокая набожность.
— Так значит, Этельфлед, — я пошел к Большому залу вместе с Меревалом, — огорчена из-за того, что кучка епископов и монахов не может приехать и посмотреть, как Леофстан станет епископом?
— Она огорчена, — ответил Меревал, — потому что Честер и Брунанбург близки её сердцу. Она считает их своими владениями и недовольна, что им угрожают язычники.
Меревал резко остановился и нахмурился. Но не из-за меня, а скорее из-за молодого темноволосого человека, что проскакал галопом мимо, копыта его жеребца вздымали грязь и воду. Он остановил высокого скакуна резким поворотом и спрыгнул с седла, предоставив слуге ловить взмыленного коня. Молодой человек запахнул черный плащ, небрежно кивнул Меревалу и направился к Большому залу.
— Кто это? — спросил я.
— Цинлэф Харальдсон, — кратко ответил Меревал.
— Один из твоих?
— Один из её.
— Любовник Этельфлед? — удивился я.
— Господи, нет. Скорее любовник её дочери, но Этельфлед делает вид, что ничего не знает.
— Любовник Эльфвинн! — я всё еще изображал удивление, хотя скорее бы удивился, если бы Эльфвинн не завела себе любовника. Она была хорошенькой ветреной девушкой и должна была выйти замуж еще три-четыре года назад, но её мать по какой-то причине не нашла подходящего мужа. Одно время все считали, что Эльфвинн выйдет за моего сына, но этот брак не вызвал никакого восторга, а следующими словами Меревал дал понять, что он никогда не состоится.
— Не удивляйся, если они скоро поженятся, — кисло произнес он.
Конь Цинлэфа захрапел, когда его проводили мимо меня, и я увидел большие Ц и Х, выжженные на его крупе.
— Такое клеймо на всех его лошадях?
— И на собаках тоже. У бедняжки Эльфвинн, наверно, тоже будет такое же на заднице.
Я посмотрел на Цинлэфа, который прошел мимо больших колонн, украшающих фасад зала, и раздавал указания двум слугам. Это был привлекательный молодой человек с вытянутым лицом и тёмными глазами, в дорогой кольчуге и с аляповатой перевязью, с которой свисали ножны из красной кожи, украшенные золотом. Я узнал эти ножны. Они принадлежали лорду Этельреду, супругу Этельфлед. Щедрый подарок, подумалось мне. Цинлэф заметил мой взгляд и поклонился, прежде чем отвернуться и исчезнуть за большими римскими дверями.
— Откуда он? — поинтересовался я.
— Он из западных саксов. Служил королю Эдуарду, но после встречи с Эльфвинн переехал в Глевекестр, — Меревал умолк и слегка улыбнулся, — кажется, Эдуард был не против с ним расстаться.
— Он из знати?
— Сын тана, — презрительно ответил Меревал, — но она думает, что на нём свет клином сошелся.
— Он тебе не нравится, — засмеялся я.
— Он бесполезный, напыщенный кусок дерьма с яйцами, — ответил Меревал, — но леди Этельфлед считает иначе.
— Он умеет сражаться?
— Вполне сносно, — проворчал Меревал. — Он не трус. И честолюбив.
— Что не так уж плохо, — ответил я.
— Плохо, он на мое место метит.
— Она не заменит тебя, — уверенно сказал я.
— Не будь так уверен, — мрачно возразил Меревал.
Мы последовали за Цинлэфом в зал.
Этельфлед уселась в кресло за столом на возвышении, Цинлэф занял стул по правую руку от нее, Осферт по левую, а теперь Этельфлед велела мне и Меревалу к ним присоединиться. Очаг в центре зала дымил, и свежий ветер, порывами врывающийся через отверстие в римской черепице, разгонял густой дым по залу, который медленно заполнялся. Многие мои воины, что не уехали с Финаном и не стояли в дозоре на высоких каменных стенах, пришли послушать, что за новости принесла Этельфлед. Я послал за Этельстаном, и ему также приказали присоединиться к нам за высоким столом, где заняли свои места и близнецы, священники Цеолнот и Цеолберт. Пока слуги разносили воду и полотенца, чтобы вновь прибывшие гости за высоким столом могли помыть руки, воины Этельфлед заполонили оставшуюся часть зала. Другие слуги принесли эль, хлеб и сыр.
— Так что, — потребовала ответа Этельфлед, пока наливали эль, — что здесь происходит?
Я позволил Этельстану поведать о сгоревших кораблях Брунанбурга. Ему было неловко говорить, конечно, ведь он подвёл свою тётю отсутствием бдительности, но он рассказал обо всём внятно и не пытался избежать ответственности. Я гордился им, и Этельфлед отнеслась к нему мягко, сказав, что никто не ожидал, что корабли поднимутся по Мерзу ночью.
— Но почему нас не предупредили о приближении Рагналла? — сурово спросила она.
Никто не ответил. Отец Цеолберт начал что-то говорить, глядя на меня, но потом решил промолчать. Этельфлед догадалась, что он хотел сказать, и взглянула на меня.
— Твоя дочь, — ее голос звучал неодобрительно, — замужем за братом Рагналла.
— Сигтрюгр не поддерживает своего брата, — произнес я, — и думаю, не одобряет действий Рагналла.
— Но он, должно быть, знает, что задумал Рагналл?
Я медлил с ответом.
— Да, — наконец произнес я. Было немыслимо, что Сигтрюгр и Стиорра ничего не знали, и я мог только догадываться, почему они не захотели меня предупреждать. Возможно, моя дочь хочет, чтобы Британия стала языческой. Но если это так, почему тогда Сигтрюгр не присоединился к набегу?
— И зять не послал тебе предупреждение? — поинтересовалась Этельфлед.
— Может быть, послал, но Ирландское море коварно. Возможно, его гонец утонул, — ответил я.
Отец Цеолберт издевательски фыркнул в ответ на мою неубедительную отговорку.
— Возможно, твоя дочь предпочла... — начал было он, но Этельфлед остановила его прежде, чем он смог договорить.
— Новости из Ирландии мы в основном узнаем от церкви, — язвительно произнесла она. — Вы перестали переписываться с их клириками и монастырями?
Я наблюдал, как она выслушивает убогие оправдания церковников. Она была старшей дочерью короля Альфреда, самой яркой из его обширного потомства, в детстве она была резвой, счастливой и всегда смеялась. А потом превратилась в красавицу с бледно-золотыми волосами и ясными глазами, но брак с Этельредом, лордом Мерсии, оставил резкие морщины на ее лице. С его смертью большая часть несчастий прекратилась, но теперь она стала правительницей Мерсии, и забота об этом королевстве добавила ей седых прядей. Сейчас она была скорее привлекательной, чем красивой — с суровым лицом и девичьей фигурой — и всегда держалась настороже.
Настороже, потому что еще находились люди, верившие, что женщина не должна править, хотя большинство мужчин Мерсии любили её и с готовностью следовали за ней. Она унаследовала ум отца, а также его благочестие. Я знал, какая она пылкая, но с годами она становилась все более зависимой от священников, ради уверенности в том, что пригвожденный Бог христиан на ее стороне. И, возможно, так оно и было, поскольку правление её оказалось успешным. Мы выкинули датчан, вернули исконные земли, украденные ими у Мерсии, но теперь появился Рагналл, угрожая разрушить всё, чего она достигла.
— Он неслучайно появился на Пасху, — настаивал отец Цеолнот.
Я тут никакой связи не видел, как и Этельфлед.
— Почему на Пасху, отец? — спросила она.
— Мы покорили земли, — объяснил Цеолнот, — и построили бурги, чтобы ее охранять, мы полагаемся на воинов, чтобы бурги оставались в безопасности, — последние слова сопровождались быстрым и презрительным взглядом в моем направлении, — но земли не будут в безопасности, пока длань Господа не раскинется над его новыми пастбищами! Так говорится в Писании! Господь — пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться.
— Ого, — сказал я и был вознагражден гневным взглядом Этельфлед.
— Так ты думаешь, — произнесла она, намеренно меня проигнорировав, — что Рагналл хочет помешать рукоположению?
— Потому он сюда и прибыл, — заявил Цеолнот, — и потому мы должны помешать его злобным намерениям, сделав Леофстана епископом!
— Ты считаешь, что он нападет на Честер? — поинтересовалась Этельфлед.
— А зачем еще он пришел? — пылко произнес Цеолнот. — Он привел больше тысячи язычников, чтобы нас уничтожить.
— Теперь уже две тысячи, — поправил я, — и среди них есть и христиане.
— Христиане? — резко спросила Этельфлед.
— В его армии есть ирландцы, — напомнил я.
— Две тысячи язычников? — впервые вступил в разговор Цинлэф.
Я не обратил внимания на его слова. Если он хочет, чтобы я ответил, то следовало быть повежливее, но вопрос он задал правильный, и Этельфлед тоже хотела услышать ответ.
— Две тысячи? Ты уверен, что их так много? — переспросила она.
Я встал и обошел стол кругом, оказавшись перед помостом.
— Рагналл привел больше тысячи воинов, — сказал я, — и они заняли Эдс-Байриг. С тех пор к нему присоединилась еще по меньшей мере тысяча, что прибыли морем или по дорогам из Нортумбрии. Он становится сильнее! Но несмотря на свою мощь, он не послал на юг ни единого воина. Из Мерсии не выкрали ни одной коровы, ни одного ребенка не забрали в рабство. Он даже не сжег деревенскую церковь! Он не послал лазутчиков присматривать за Честером, просто не обращает на нас внимания.
— Две тысячи? — снова повторила вопрос Цинлэфа Этельфлед.
— Вместо этого, — продолжал я, — он построил мост через Мерз, и его люди движутся на север. Что там, на севере?
Вопрос повис в дымном воздухе зала.
— Нортумбрия, — пришел кто-то на помощь.
— Воины! — сказал я. — Датчане! Норманны! Люди, что владеют там землей и боятся, как бы мы ее не отняли. Люди, не имеющие короля, если не считать слабака в Эофервике. Люди, госпожа, что ищут предводителя, который их защитит. Он вербует людей Нортумбрии, так что да, его армия растет день ото дня.
— И все они в Эдс-Байриге? — спросила Этельфлед.
— Там, наверное, три или четыре сотни, — ответил я. — На большее число там не хватит воды, но остальные стоят лагерем на берегу Мерза, где Рагналл соорудил мост из кораблей. Думаю, там-то он и собирает армию, и к следующей неделе у него будет три тысячи воинов.
Священники переглянулись.
— И как, во имя Господа, мы будем сражаться с такой ордой? — тихо спросил Цеолберт.
— Рагналл, — безжалостно продолжил я, обращаясь к Этельфлед, — ведет самую большую армию, что видели в Британии со времен твоего отца. И с каждым днем она лишь растет.
— Нам следует вверить себя в руки Господа! — впервые заговорил отец Леофстан, — и также в руки лорда Утреда! — смиренно добавил он. Новоизбранного епископа пригласили присоединиться к Этельфлед на высоком помосте, но он предпочел сидеть за одним из нижних столов. Он повернулся ко мне с сияющей улыбкой и разочарованно погрозил пальцем. — Ты пытаешься нас запугать, лорд Утред!
— Ярл Рагналл, — сказал я, — кого угодно напугает.
— Но ведь у нас есть ты! И ты сокрушишь язычников!
— Я сам язычник!
Он кашлянул.
— Да поможет нам Господь.
— Так может, кто-нибудь скажет, — я снова повернулся к столу на помосте, — как Господь поможет нам справиться с Рагналлом?
— А что уже сделано? — спросила Этельфлед.
— Я созвал фирд, — ответил я, — и послал всех, кто хочет укрыться, в бурги. Мы углубили ров и наточили в нем колья, сложили на стенах камни и наполнили закрома. В лесу лазутчики, они изучают лагерь врага и Эдс-Байриг.
— Так значит, самое время сокрушить Рагналла! — пылко воскликнул отец Цеолнот.
Я плюнул в его сторону.
— Скажите уже кто-нибудь этому слюнявому идиоту, что мы не будем сражаться с Рагналлом.
Молчание в конце концов прервал Ситрик:
— Потому что его защищают стены Эдс-Байрига.
— Но не людей у реки! — напомнил Цеолнот. — Они беззащитны!
— Этого мы не знаем, — сказал я, — потому я и послал в лес лазутчика. Но даже если у них нет частокола, у них есть лес. Вести армию в лес — это значит нарваться на засаду.
— Ты можешь пересечь реку на востоке, — решил предложить совет по воинской тактике отец Цеолнот, — и напасть на мост с севера.
— И с какой стати мне так поступать, дубина ты стоеросовая? — поинтересовался я. — Мне нужен там этот мост! Если я разрушу мост, то загоню три тысячи норманнов в ловушку в Мерсии! А я хочу, чтобы выродки убрались отсюда, убрались за реку, — я помедлил, а потом решил сказать то, что подсказывало чутье, я верил, что это подтвердит и Бедвульф. — Именно этого они и сами хотят.
Этельфлед озадаченно нахмурилась.
— Хотят убраться на другой берег реки?
Цеолнот пробубнил что-то о том, что это чепуха, но Цинлэф понял, о чем я.
— Лорд Утред, — сказал он, уважительно подчеркнув мое имя, — считает, что Рагналл на самом деле хочет вторгнуться в Нортумбрию. Хочет стать там королем.
— Тогда почему он здесь? — уныло спросил Цеолберт.
— Чтобы заставить жителей Нортумбрии поверить, что он грезит о Мерсии, — объяснил Цинлэф. — Пытается сбить врагов с толку. Рагналл не собирается нападать на Мерсию...
— Пока не собирается, — подчеркнул я.
— Он хочет стать королем севера, — закончил Цинлэф.
Этельфлед посмотрела на меня.
— Он прав?
— Думаю, да, — ответил я.
— Так Рагналл не двинется на Честер?
— Он знает, как я поступил здесь с его братом.
— С его братом? — удивился Леофстан.
— Сигтрюгр напал на Честер, — объяснил я священнику, — и мы перебили его людей, а я лишил его правого глаза.
— А он взял в жены твою дочь! — не мог не вставить отец Цеолнот.
— Покувыркался с ней, это уж точно, — сказал я, глядя на Леофстана, а потом повернулся к Этельфлед. — Рагналл не собирается нападать на Честер, — заверил я ее, — по крайней мере еще пару лет. Когда-нибудь — да, если сможет, но не сейчас. Так что да, — твердо произнес я, — он сюда не придет.
А на следующее утро он пришел.
Норманны показались из-за края леса шестью огромными потоками. Им по-прежнему не хватало лошадей, поэтому многие шли пешком, но все в кольчугах и шлемам, со щитами и оружием, появляясь из-за далеких деревьев под своими знаменами с изображениями орлов и топоров, драконов и воронов, кораблей и молний. Некоторые флаги несли христианский крест, и эти, предположил я, относились к ирландцам Коналла, а стяг Хэстена — просто человеческий череп, насаженный на шест. Самый большой флаг — кроваво-красный топор Рагналла, трепетал на сильном ветру над группой всадников, которые выдвинулись впереди гигантской орды, медленно выстраивающейся в мощный боевой строй, обращенный к восточным валам Честера. Во вражеских рядах трижды проревел рог, будто они думали, что мы как-то не заметили их прихода.
Финан вернулся, опережая врага, предупредив меня, что видел движение в лесу, и теперь присоединился к нам с сыном на крепостном валу и смотрел на огромную армию, появившуюся из-за дальнего леса и развернувшуюся перед нами, заняв полмили открытого пространства.
— Нет лестниц, — произнес он.
— Нет, насколько я вижу.
— Язычники могущественны, — отец Леофстан тоже поднялся на стену и окликнул нас. — Но мы победим! Разве не так, лорд Утред?
Я не обратил на него внимания.
— Никаких лестниц, — сказал я Финану, — значит, они не атакуют.
— Довольно впечатляюще, — произнес мой сын, глядя на огромную армию. Он обернулся, когда тихий голос пропищал с ведущей на стену лестницы. Это была жена отца Леофстана, по крайней мере, эта кучка тряпья, плащей, накидок и капюшонов напоминала ту кучку, с которой он прибыл в город.
— Гомерь, любимая! — воскликнул отец Леофстан и поспешил на помощь этой кучке тряпья по крутой лестнице. — Осторожно, мой херувимчик, осторожней!
— Он женат на гноме, — произнес мой сын.
Я засмеялся. Отец Леофстан был столь высок, а кучка тряпья так мала и закутана в тряпье, что напоминала маленького пухлого гнома. Она протянула руку, и муж помог ей на последних истертых ступенях. Она пискнула с облегчением, когда добралась до вершины, и ахнула, увидев армию Рагналла, что сейчас продвигалась по римскому кладбищу. Она стояла рядом с мужем, ее голова едва достигала ему до талии, Гомерь вцепилась в его рясу, будто опасаясь, что может навернуться со стены. Я попытался разглядеть её лицо, но оно скрывалось в глубине просторного капюшона.
— Они язычники? — спросила она слабым голосом.
— Поверь, дорогая, — весело сказал отец Леофстан, — Бог послал нам лорда Утреда, и Бог дарует нам победу. — Он обратил широкое лицо к небу и поднял руки. — Излей же гнев свой на язычников, Господи! — взмолился он, — приведи их в смятение яростью своей и порази их гневом своим!
— Аминь, — пискнула его жена.
— Бедняжка, — тихо произнес Финан, взглянув на нее. — Как пить дать под этим тряпьем прячется уродливая жаба. Епископ, пожалуй, рад, что не обязан засевать её чрево.
— А может, это она рада, — возразил я.
— А может, она красавица, — задумчиво предположил мой сын.
— Ставлю два шиллинга, что жаба, — предложил Финан.
— Идет, — сын протянул руку, чтобы скрепить сделку.
— Не будьте глупцами, — прорычал я, — проклятая церковь и так у меня в печенках сидит, не хватало еще ваших шуточек над женой епископа.
— Ты хочешь сказать, над его гномом, — произнес сын.
— Просто не распускайте руки, — сказал я и повернулся взглянуть на одиннадцать всадников, отделившихся от широкой стены щитов. Они под тремя знаменами скакали к нашим крепостным валам. — Пора ехать, — сказал я.
Время встретиться с врагом.
