Глава девятая
Еще до рассвета мы выехали отрядом в сто двадцать два человека. Копыта наших лошадей гулко простучали под каменными сводами северных ворот Честера, где, дымясь, пылали два факела. За нами следовали слуги с тринадцатью лошадьми, навьюченными щитами, копьями, мешками с сухарями, копченой рыбой и солониной. Мы ехали на войну.
Мой шлем свисал с луки седла, на боку висел Вздох Змея. Справа ехал Финан, а слева — Ситрик. Вслед за мной знаменосец нес флаг Беббанбурга с изображенной на нем волчьей головой. Мы следовали по римской дороге, что вела на север через кладбище, откуда из-за темных надгробных камней и могильных курганов на нас взирали духи. Не доходя до берега Мерза, дорога резко сворачивала на восток. У этого поворота я остановился и оглянулся. Отсюда Честер казался темной громадой, лишь его крепостные стены слабо светились от тусклого пламени городских факелов. Луна отсутствовала, звезды скрылись за облаками, и думаю, никто в городе не мог нас разглядеть.
Войско Рагналла находилось где-то далеко на востоке. С рассветом покажутся большие столбы дыма, отмечающие места, где норманны жгли и грабили поместья. Вчера эти огни медленно перемещались к югу, показывая, что армия Рагналла удаляется от северных бургов к незащищенным землям.
Эта война продвигалась на восток от Честера. А мы повернули на запад.
Мы поскакали на запад, к Брунанбургу, следуя по защищенной дамбой дороге, что вилась вдоль южного берега реки. Тьма замедляла наше продвижение, но едва забрезжила волчья заря, как мы прибавили шагу. Начался отлив, и с реки донеслось бульканье, когда вода схлынула с отмелей. Морские птицы криками встречали рассвет. Дорогу нам перебежала лисица, держа в пасти чайку с перебитым крылом, я узрел в этом добрый знак. Из-за поднимаемой легким ветерком ряби река поблескивала как тусклое серебро. Я надеялся на крепкий ветер, но воздух был неподвижен.
Когда мы подъехали к Брунанбургу, крепость была окутана мраком, лишь верхушка крепостных стен светилась красным от горящих во дворе костров. Здесь дорога сворачивала налево, ведя к главным воротам форта, но мы свернули направо, к реке, где на серебристой воде покачивалось два темных силуэта. То были два корабля, угнанные Этельстаном с приятелями со стоянки к северу от Эдс-Байрига. Больший звался Сэброга — Гроза Морей — и теперь он стал моим.
Я выбрал ему имя, поскольку не знал, как звали его норманны. У некоторых кораблей имя вырезали на носу, но на Сэброге такая надпись отсутствовала. Как и не была нацарапана на мачте. Любой моряк скажет, что менять имя корабля — к несчастью. Хотя я довольно часто поступаю подобным образом, но всегда с необходимой предосторожностью — заставляю девственницу помочиться в трюм. Это гонит прочь неудачу, так что я проследил, чтобы девочка помочилась на камни балласта Сэброги.
Переименованный корабль отличался от второго размером и красотой — широким днищем, стройными обводами и высоким носом. На носу вместо привычных язычникам драконов, волков или орлов был вырезан из дуба огромный топор. Он навел меня на мысль, не корабль ли это самого Рагналла. Когда-то топор был ярко-красным, то теперь краска почти вся облупилась. На корабле имелись скамьи на шестьдесят гребцов, отлично сотканный парус и полный набор весел.
— Храни нас Господь, — произнес Дудда, икнув, — но корабль — просто красавец.
— Красавец, — согласился я.
— Хороший корабль, — тут он развел руками, обрисовав очертания, — как женщина, — добавил он с таким серьезным видом, словно только что сделал открытие. После чего соскользнул с седла с ловкостью беременной коровы. Спустившись, он заворчал и побрел в грязь у берега реки, где спустил штаны и принялся отливать.
— Хороший корабль, — повторил он, — как женщина.
Он отвернулся, продолжая от души облегчаться.
— Когда-нибудь видел Мус, господин? Малышку Мус? С родинкой на лбу в форме яблока? Вот это красота! Я б её яблочко-то схрумкал!
Дудда был, точнее, когда-то был кормчим, сызмальства бороздившим Ирландское море. Кроме того, он, пожалуй, выпил эля и медовухи с это же самое море. Отчего его лицо распухло и покраснело, и на ногах он держался нетвердо. Однако тем утром он был трезв — непривычное для него состояние — и пытался впечатлить меня своими познаниями.
— Мы должны подвести корабль к берегу, — заявил он, махнув в сторону Сэброги. Отверпуй ее. Отверпуй её, господин.
Сэброга была привязана к одной из немногих свай, уцелевших после нападения Рагналла. Новая пристань строилась, но её еще не довели до глубокой воды.
— Почему бы тебе до нее не доплыть? — предложил я Дудде.
— Иисус, Мария, Иосиф и святые угодники, — ужаснулся он, — я не плаваю, господин! Я — моряк! Рыбы, те плавают, но не я!
Он присел на обочине, утомившись после пяти шагов. Мы обошли таверны Честера в поисках человека, знакомого с ирландским побережьем, и нашли лишь Дудду, каким бы никчемным он ни казался.
— Лох-Куан? — икнул он в ответ на мой вопрос, — да я темной ночью с завязанными глазами его отыщу. Сотню раз там бывал, господин.
— А пьяным отыщешь? — сурово спросил я.
— Раньше всегда находил, господин, — ухмыльнулся он.
Два моих молодых воина снимали кольчуги и сапоги, готовясь поплыть к Сэброге, которая покачивалась у своей сваи, пока отлив старался увлечь её в море. Один из них кивнул в сторону крепости.
— Всадники, господин.
Обернувшись, я заметил приближающегося к нам Осферта с четырьмя спутниками. Этельфлед, его сводная сестра, назначила его командиром Брунанбурга. Он был моим старинным другом, соратником неисчислимых битв в стене из щитов. Осферт улыбнулся, завидев меня.
— Не ожидал тебя увидеть, господин!
В последний раз мы виделись несколько дней назад, когда я приехал в Брунанбург, чтобы лично взглянуть на захваченные корабли.
— Леди Этельфлед желает провести корабль в Ди, — кивнул я на Сэброгу. — Она считает, там будет безопасней.
— Тут тоже безопасно, — заверил он меня. — Корабли язычников уже неделю как не показывались. Но если такова воля леди Этельфлед...
Он не договорил, посмотрев на восток, где заря окрасила небо бледно-розовым цветом.
— Хороший день ты выбрал для путешествия, господин!
— Не желаешь к нам присоединиться? — предложил я, в душе молясь, чтобы он отказался.
Осферт улыбнулся. Его, очевидно, позабавила мысль хоть на день забросить свои обязанности.
— Мы должны закончить пристань.
— А вы неплохо продвинулись! — заметил я, посмотрев на крепкую пристань у илистой отмели.
— Да, — согласился Осферт, — хотя главная часть работ впереди, но с Божьей помощью...
Он перекрестился. Набожность вместе с чувством долга Осферт унаследовал от отца, Альфреда.
— Ты оставишь малый корабль? — встревоженно спросил он.
Я подумывал взять оба корабля, но потом решил отплыть только на Сэброге.
— Леди Этельфлед ничего не сказала про меньший корабль, — ответил я.
— Это хорошо. Потому что я собираюсь воспользоваться им, чтобы отвезти сваи на глубоководье, — пояснил он.
Он смотрел, как два моих воина привязали длинный пеньковый канат к носу Сэброги. Один вытянул канат на берег, а другой отвязал корабль от сваи. Потом с десяток моих людей под песню вытянули Сэброгу на берег.
— Грузи! — прокричал Финан, когда высокий нос Сэброги коснулся берега.
Пока мои люди загружали мешки с провизией на корабль, я пересказал Осферту новости. Поведал о том, как Рагналл бежал на восток и теперь вторгся вглубь Мерсии.
— Больше он к нам не явится, — сказал я ему, — хотя бы на время. Так что леди Этельфлед может понадобиться часть твоих людей в Честере.
Осферт кивнул. Он озадаченно наблюдал за тем, как загружали Сэброгу.
— Многовато ты берешь для короткого плавания, — сказал он.
— Никогда не выходи в море неподготовленным, — объяснил я. — Сейчас всё, может, и спокойно, но это еще не значит, что к полудню не разыграется шторм и не снесет нас с курса.
— Молюсь, чтобы подобное не случилось, — набожно ответил он, глядя как подняли на борт последний мешок.
Я кинул Годрику маленький кошель с кусками серебра.
— Отведешь лошадей в Честер, — велел я ему.
— Да, господин, — Годрик замялся. — Можно мне с тобой, господин? Прошу.
— Приглядишь за лошадьми, — сурово ответил я.
Я не брал никого, кроме воинов, что смогут стоять в стене из щитов. Ни один слуга не шел в поход, лишь те, кто могли ворочать веслом или держать в руках меч. Я предполагал, что мне понадобится все свободное место на Сэброге, если мы заберем из крепости людей Сигтрюгра. Но как бы тяжело мы не нагрузили корабль, места для всех не хватало. Поэтому не лишним было бы прихватить малый корабль, но я боялся разделять свой небольшой отряд.
У нас был лишь один кормчий, единственный, кто утверждал, что знает, как доплыть до Лох-Куана. Если бы ночью малый корабль упустил из виду Сэброгу, я мог бы и не увидеть его команду вновь.
— Увидимся вечером, — соврал я Годрику для виду, прошлепал к центру Сэброги и подождал, пока Гербрухт затащит Дудду на борт. Тот пыхтел и кряхтел, а потом завалился на скамью гребцов, как усталый тюлень. Гербрухт ухмыльнулся, протянул мне мускулистую руку и помог подняться на корабль. Годрик тоже забрел в воду и отдал мне шлем, меч и щит. Финан уже занял место у рулевого весла.
— Толкайте, — приказал я своим людям, и с полдюжины из них длинными веслами столкнули Сэброгу с илистого берега в глубокие воды.
Я попрощался с Осфертом. Вдали на востоке я заметил трех всадников, спешивших по дороге от Честера. Слишком поздно, подумал я, слишком поздно. Я ухмыльнулся, глядя как мои люди заняли места на скамьях и вставили весла в уключины, мы развернули высокий гордый топор к далекому морю. Я взялся за рулевое весло, Финан топнул по палубе.
— По моей команде! — прокричал он. — Навались!
Лопасти весел опустились на воду, и длинный корабль понесся вперед, отчего птицы разлетелись, как листья на ветру. Я почувствовал, как поддалось рулевое весло, как дрожь корабля передалась руке, и сердце согрела песнь плывущего корабля. Отлив быстро отступал, поднимая рябь, блестевшую в лучах нового дня. Финан задавал темп, притаптывая ногой, и шестьдесят гребцов стали грести быстрее. Я почувствовал, как ожил корабль вместе с участившимися гребками. Теперь рукоять рулевого весла мне сопротивлялась, зажурчала вода вдоль бортов, и обернувшись, я заметил вздымающуюся за кормой струю. Три гонца, видимо, прибывшие из Честера, доскакали до Осферта, и теперь уже он мчался вдоль берега реки с криками и размахивая руками. Мне показалось, будто я расслышал, как он кричит, что нам следует вернуться, что нам приказали вернуться. Но Сэброга уже мчалась по стремнине, все дальше удаляясь от берега, и я лишь помахал ему рукой. Осферт изо всех сил закричал, но я вновь помахал рукой.
А как, по мнению Этельфлед, я должен был поступить? Как, во имя её так называемого милостивого бога? Уж не думала ли она, что я брошу дочь на съедение Рагналлу? Позволю ему убить мою внучку, чтобы он влил свое семя в Стиорру? Он и так оскопил моего сына, а теперь еще и над дочерью надругается? Я поклялся, что заставлю его вопить и обливаться кровью. Я порежу его на куски, прежде чем вспомню об Этельфлед. Это моя семья. Моя месть.
Мы вышли из реки, и Сэброга, задрав нос, вырвалась на морской простор. Слева от меня, вдоль Виреалума, полоски земли между Мерзом и Ди, тянулись далеко вперед коварные отмели. При ураганах и приливах здесь водоворотом кружились волны и вздымалась ветром пена. Здесь разбился не один корабль, чьи потемневшие и отшлифованные останки торчали из воды на мелях, где проносился отлив, поднимая рябь. Ветер крепчал, заходя с востока, дуя в нужном нам направлении. Впереди, в миле от берега, покачивался Блесиан.
На нем меня поджидал младший сын, тот, что унаследовал имя Утред. Он вместе с шестью воинами прождал всю ночь. Их лодка была нагружена элем, единственным, что мы не могли увезти из Честера на лошадях. Мы встали борт о борт, сцепили корабли, протянули канат через рей и подняли на борт Сэброги эль, провизию и связку тяжелых копий. Дудда, наблюдающий, как на борт доставили бочонки с элем, заверил меня, что путешествие займет день-полтора. Но Ирландское море славилось внезапными штормами. Я запасся элем на неделю, на случай, если злодейка-судьба забросит нас в океан.
— Что нам делать с Блесианом? — справился сын.
Он выглядел бодро для человека, перенесшего тревожную ночь, удерживая лодку вдали от грохота волн, перекатывающихся по недалекой отмели.
— Бросим его.
— Жаль, — с тоской произнес он, — неплохой корабль.
Я подумывал прихватить Блесиана с собой, но тут же отказался от этой затеи. Блесиан был тяжел и мог вдвое нас замедлить.
— Бросим его, — согласился я.
Мы перерезали канаты, удерживающие корабли вместе, и пустили Блесиана плыть по течению. Ветер рано или поздно отнесет его на виреалумские отмели, где корабль найдет свою погибель. Мы гребли против ветра и волн, пока Дудда, решив, что мы достаточно отдалились от берега, не повернул на северо-запад.
— Выйдем к острову Манн, если будешь держаться курса.
Дудда сидел на палубе, прислонившись к борту.
— Ты не откроешь один из этих бочонков? — он с тоской взирал на эль, стоящий подле мачты.
— Скоро, — пообещал я.
— Осторожней у острова, — сказал он, подразумевая Манн. — Там ничто так не любят, как захватывать корабли.
— Идти восточней или западней острова?
— Западней, — Дудда глянул на поднимающееся солнце. — Держись курса, и прибудем на место.
Он закрыл глаза.
Ближе к полудню ветер сменился, и мы подняли большой парус Сэброги. Его вид убедил меня, что мы и в самом деле захватили личный корабль Рагналла. На парусе реял большой красный топор. Сам парус был сработан из тяжелого дорогого полотна, крепко сотканного и двойного. Третий слой составлял топор, нашитый поверх паруса, который держали сплетенные крест-накрест пеньковые канаты. Поставив парус, мы убрали весла, и корабль понесся вперед, подхваченный свежеющим ветром, вздымающим барашки на гребнях волн.
— Красавица Сэброга, — сказал я Финану, почувствовав, как напряглось рулевое весло.
— Для тебя — да. Но ты всегда любил корабли, господин. — ухмыльнулся он.
— Я этот люблю!
— Я счастлив лишь когда могу потрогать деревья, — сказал он.
В то утро мы заметили два других корабля, но те сбежали, завидев красный топор на нашем парусе. Это были рыбаки или торговцы, они вполне справедливо опасались морского волка, плывущего на север, вздымая пену вдоль бортов. Дудда предупредил меня о пиратах Манна, но только безрассудный глупец мог бросить вызов Сэброге с её командой свирепых воинов. Большая часть воинов теперь спала, лежа вповалку между скамьями.
— Твой зять, значит, — сказал Финан.
— Зять.
— Глупец угодил в ловушку?
— Так мне сказали.
— С пятью сотнями людей?
Я кивнул.
— Я тут просто размышлял, что нам удастся взять на борт этой посудины человек сорок, но пять сотен?
Сэброга клюнула носом, и рой брызг плеснул по корпусу. Поднимался ветер, но я не чувствовал в нем ярости и налег на весло, чтобы слегка повернуть нос на запад, зная, что ветер будет сносить нас к востоку. Далеко впереди прямо по курсу показалась груда облаков, и Дудда посчитал, что они нависают над островом под названием Манн.
— Просто держи курс прямо, господин, — сказал он, — просто держи курс.
— Пять сотен человек, — напомнил мне Финан.
— Ты когда-нибудь слышал об Орваре Фрейрсоне? — ухмыльнулся я.
— Никогда, — потряс он головой.
— Рагналл оставил его в Ирландии, — сказал я, — с четырьмя кораблями. Он уже разок напал на Сигтрюгра и убрался, пуская кровавые сопли. Так что теперь, как я подозреваю, просто старается не допустить, чтобы кто-нибудь доставил Сигтрюгру провизию — не пускает корабли, надеясь, что голод принудит форт сдаться.
— Разумно, — согласился Финан.
— Но зачем Орвару Фрейрсону четыре корабля? — спросил я. — Это просто жадность. Придется ему поделиться, как думаешь?
Финан улыбнулся. Он оглянулся, но земля уже исчезла. Теперь мы плыли в открытом море, летя под порывистым ветром и взбивая зеленые волны в белые буруны. Морской волк вырвался на свободу.
— Леди Этельфлед не обрадуется, узнав, как ты поступил.
— Этельфлед? Будет визжать как дикая кошка, — согласился я, — но вообще-то мне жаль Эдит.
— Эдит?
— Этельфлед её ненавидит. Эдит не понравится, что я бросил её в Честере одну.
— Бедняжка.
— Но мы вернемся.
— И ты думаешь, что обе тебя простят?
— Эдит простит.
— А леди Этельфлед?
— Просто придётся сделать ей подарок.
Финан засмеялся.
— Господи Иисусе, это должен быть большой подарок! Ей же больше не нужны золото или драгоценности. Так что ты думаешь ей подарить?
— Я подумывал подарить ей Эофервик, — улыбнулся я.
— Пресвятая Дева Мария! — изумился Финан, внезапно насторожившись. Он выпрямился и на мгновение уставился на меня. — Ты серьезно? И как, Бога ради, ты собираешься это сделать?
— Не знаю, — ответил я и засмеялся.
Потому что я находился в море и был счастлив.
Во второй половине дня погода ухудшилась. Ветер переменился, заставив нас убрать большой парус и привязать его к рее, а потом мы погребли по морю с короткими резкими волнами, борясь со встречным ветром и течением, а над нами с запада неслись тучи, затемняя небо. Дождь попадал на гребцов и капал с такелажа. Сэброга — прекрасный корабль, элегантный и изящный, но когда поднялся ветер и волны стали короткими, я увидел, что корабль так и норовит клюнуть носом, обдав палубу брызгами.
— Это топор, — сказал я Финану.
— Топор?
— На носу! Он слишком тяжелый.
Финан кутался в плащ рядом со мной. Он посмотрел вперед.
— Массивная деревяшка, это точно.
— Нужно передвинуть часть камней балласта на корму.
— Но не сейчас! — встревоженно вскинулся он при при мысли о мокрых воинах, ворочающих тяжелые камни, пока Сэброга прыгает по волнам.
— Не сейчас, — улыбнулся я.
Мы подошли к острову Манн, и когда наступила ночь, я оставил его к востоку. С наступлением темноты ветер успокоился, и я повел Сэброгу прочь от побережья, не горя желаем плыть дальше в черноте ночи. Не то чтобы ночь была совсем черной. На далеких склонах острова мерцали отблески костров, слабые огоньки, что помогали нам определять местонахождение. Я позволил сыну принять рулевое весло и проспал до рассвета.
— Сейчас мы плывем на запад, — сообщил мне Дудда с наступлением волчьей зари, глядя мутными глазами, — на запад, господин, и придем прямо к Лох-Куану.
— И только Иисус знает, что мы там обнаружим, — изрек Финан.
Сигтрюгр мертв? Мою дочь похитили? Древний форт провонял кровью?
Бывают времена, когда нас преследуют демоны, заставляют сомневаться во всем, пытаются убедить, что судьба предрешена, если только мы к ним не прислушаемся. Я убежден, что это средиземье кишит демонами, невидимыми демонами, слугами Локи, летящими по ветру, чтобы творить зло. Я помню, как много лет назад дорогой отец Беоккa, мой наставник в детстве и старый друг, сказал, что сатана насылает демонов, дабы соблазнять добрых христиан.
— Они пытаются заставить нас отказаться от Божьего замысла, — с жаром сказал он. — Знаешь ли ты, что у Бога есть предназначение для всех нас, даже для тебя?
Я потряс головой. Мне было лет восемь, и даже тогда я думал, что мое предназначение — овладеть мечом, а не корпеть над навевающими скуку чтением и письмом.
— Позвольте мне посмотреть, сможешь ли ты сам познать Божий замысел! — с жаром проговорил Беокка.
Мы сидели на выступе скал Беббанбурга, глядя на бушующее море, вспенивающееся о Фарнские острова. Беокка заставлял меня читать вслух из небольшой книжки, описывающей жизнь Святого Кутберта на одной из этих одиноких скал, как он проповедовал тупикам и тюленям, но потом Беокка начал ерзать на тощей заднице, как делал всегда, когда был чем-то возбужден.
— Я хочу, чтобы ты подумал о моих словах! И возможно, ты сам сможешь найти ответ! Бог, — его голос посерьезнел, — создал нас по своему подобию. Подумай об этом!
Я помню, что подумал, как это странно со стороны Бога, потому что Беокка был хром, косоглаз, с приплюснутым носом, всклокоченными рыжими волосами и парализованной рукой.
— Так значит, Бог — калека? — спросил я.
— Конечно же, нет, — возразил он, отвесив мне подзатыльник здоровой правой рукой. — Бог совершенен! — он ударил еще раз, сильнее. — Он идеален!
Я помню, как подумал, что, возможно, Бог выглядит как Эдбурга — одна из кухонных служанок, что отвела меня за часовню и показала сиськи.
— Думай! — торопил отец Беокка, но я мог думать только о сиськах Эдбурги, так что покачал головой. Отец Беоккa вздохнул. — Он создал нас по своему подобию, — пояснил он терпеливо, — потому что цель нашей жизни — стать похожим на него.
— Чтобы быть как он?
— Быть идеальным! Мы должны научиться быть добродетельными. Добродетельными мужчинами и женщинами!
— И убивать детей? — с готовностью спросил я.
— Убивать детей? — он покосился на меня.
— Ты рассказывал, — восторженно продолжил я, — как два медведя убили всех мальчиков. Бог заставил их так поступить! Расскажи еще разок!
Беокка выглядел смущенным.
— Мне не следовало читать тебе эту историю, — жалко произнес он.
— Но это правда?
— Да, правда, — несчастно кивнул он, — это из Священного Писания.
— Мальчики непочтительно вели себя с пророком?
— Да, с Елисеем.
— Обзывали его лысым, да?
— Так гласит Священное Писание.
— И Бог послал двух медведей их всех убить! В наказание?
— Да, медведиц.
— И те убили сорок мальчиков?
— Сорок два, — несчастно подтвердил он.
— Медведи порвали их на куски! Обожаю эту историю!
— Уверен, Бог желал детям быстрой смерти, — неубедительно предположил Беокка.
— Так говорится в Священном Писании?
— Нет, — ответил он, — но Бог милосерден!
— Милосерден? Он убил сорок два ребенка...
Беокка отвесил мне очередной подзатыльник.
— Пора узнать больше о блаженном Святом Кутберте и о том, как он проповедовал тюленям. Читай с начала страницы.
Я улыбнулся воспоминаниям, Сэброга погрузила нос в изумрудно-зеленое море, и холодные брызги полетели по всему кораблю. Я любил Беокку, он был хорошим человеком, но слишком легко поддающимся на поддразнивания. И на самом деле эта история из священной книги христиан доказывала, что их бог не так уж отличается от моих.
Христиане делали вид, что их бог хороший и совершенный, но он так же мог выйти из себя и устроить детям бойню, как и любой бог в Асгарде. Если цель жизни в том, чтобы быть непредсказуемым, несущим смерть тираном, то очень легко стать богоподобным, но я подозревал, что наш долг иной, и он состоит в том, чтобы попытаться сделать мир лучше.
И это тоже заблуждение. Тогда я думал и всё еще думаю, что мир стал бы лучше, если бы мужчины и женщины поклонялись Тору, Одину, Фрейе и Эостре, но я обнажил свой меч за христианского бога, убивающего детей. По крайней мере, относительно целей этого плавания у меня не было никаких сомнений. Я плыл ради мести.
Если бы я обнаружил, что Сигтрюгр побежден, а Стиорру захватили в плен, то мы развернули бы Сэброгу обратно на восток и преследовали бы Рагналла повсюду, до самой последней щели, что только есть на земле, где я вырвал бы ему кишки и станцевал бы на его хребте.
Мы весь день боролись с непогодой, направляя тяжелый нос Сэброги навстречу западному ветру. Я начал думать, что боги не хотят, чтобы я проделал это плавание, но в конце дня они послали ворона в качестве предзнаменования. Птица устала и приземлилась на небольшой площадке на носу корабля, где какое-то время сидела нахохлившись. Я наблюдал за птицей, зная, что это посланец Одина.
Все мои люди, даже христиане, понимали, что это знак, и мы ждали, гребя по коротким волнам, омываемые ливнем, ждали, пока птица не передаст послание. Это послание пришло уже в сумерках, когда ветер стих, море успокоилось и прямо по курсу появилось побережье Ирландии. Для меня далекое побережье выглядело как нечто зеленое и размытое, но Дудда засиял от радости.
— Вон там, господин! — произнес он, указывая на тень справа по курсу. — Там вход в залив, там!
Я ждал. Ворон расхаживал — два шага туда, два обратно. Сэброга взметнулась вверх, когда большая волна прокатилась под её корпусом, и тогда ворон взлетел и с новыми силами прямо как копьё полетел к ирландскому побережью. Благоприятный знак.
Я налег на рулевое весло, поворачивая Сэброгу к северу.
— Это там, господин! — возразил Дудда, когда я развернул нос корабля мимо того места, что он указал, и продолжал поворачивать. — Вход, господин! Там! Сразу за мысом. Мы пройдем теснины до темноты, господин!
— Я не поведу корабль во враждебные воды на закате, — прорычал я.
У Орвара Фрейрсона было в Лох-Куане четыре корабля, четыре боевых корабля с воинами Рагналла на веслах. Когда я войду в залив, мне нужно застать Орвара врасплох, а не искать где-то безопасное место, чтобы встать на якорь или пристать к берегу. Дудда предупредил, что залив полон рифов, островов и отмелей, и нет никакой возможности заплыть в него в приближающейся темноте, когда вражеские корабли, хорошо знакомые с местностью, могут скрываться неподалеку.
— Мы войдем в залив на рассвете, — сказал я Дудде.
— Лучше дождаться спокойной воды, господин, — заволновался он, — с рассветом будет прилив.
— Именно этого от нас и ожидает Орвар Фрейрсон? Что мы дождемся спокойной воды?
— Да, господин, — он явно волновался.
— Никогда не делай того, что ожидает от тебя враг, Дудда, — я шлепнул его по заплывшему жиром плечу, — мы войдем на рассвете, с приливом.
Ночь выдалась кошмарной. Мы находились близко к усеянному скалами побережью, небо заволокло тучами, а на море колыхалась неприятная зыбь. Мы гребли, всё время на север, и я беспокоился, что кто-то из людей Орвара мог узнать характерный нос Сэброги, когда мы впервые приблизились к берегу. Маловероятно — мы повернули на север далеко от берега и шли на веслах, так что никто с земли не должен был увидеть огромный красный топор на большом парусе. Но если драккар узнали, то Орвар удивится, почему мы отвернули, а не поискали пристанище на ночь.
Ночью ветер посвежел, неся нас в сторону берега Ирландии, но я все время держал двенадцать человек на веслах, чтобы оставаться в нужном месте. Я прислушивался в ожидании ужасающего звука прибоя или расшибающихся о скалы волн. Иногда это мне даже чудилось, и меня охватывала паника, но скорее всего, это морские демоны выкидывали свои шутки, а Ран, богиня моря, что иногда бывала ревнивой и дикой сучкой, находилась в эту ночь в хорошем настроении. Море мерцало и переливалось от её драгоценностей, странных огни, что сверкают и светятся в воде, когда погруженное в море весло блестит и искрится тысячами сияющих капель, мерцающих в воде.
Ран посылает драгоценности только в добром настроении, но даже сейчас я немного опасался. Но не было никакой необходимости волноваться, потому что когда настала серая заря, мы находились далеко от берега.
— Иисус милостивый, — произнес Дудда, когда наконец смог разглядеть побережье. — Пресвятая Богородица. Слава Богу! — он слишком тревожился, всю ночь пил без перерыва и теперь мутными глазами взирал на зеленую полоску земли. — Просто правь на юг, господин, просто правь на юг.
— И долго?
— Может, около часа.
Это заняло больше времени, но не потому, что Дудда ошибся, а потому, что я дал своим людям время поесть и натянуть кольчуги.
— Держите шлемы и оружие под рукой, — сказал я им, — но сейчас в шлемах быть никого не должно. И накиньте на кольчуги плащи! Когда войдем в залив, мы должны выглядеть не готовыми к битве, а уставшими от плавания и не желающими ничего, кроме как присоединиться к своим товарищам.
Я позвал на корму Видарра, норвежца, что дезертировал, чтобы соединиться с женой.
— Что можешь рассказать об Орваре Фрейрсоне?
Виддар нахмурился.
— Он кормчий Рагналла, господин, и один из лучших.
— Лучший в чем?
— В морском деле, господин.
— А в битвах тоже лучший?
— Мы все воины, господин, — пожал плечами Видарр, — но Орвар постарел и стал осторожен.
— Он тебя знает?
— Да, господин. Я плавал с ним к северным островам.
— Тогда ты и окликнешь его, или того, с кем мы тут встретимся, понял? Скажешь, что нас послали атаковать Сигтрюгра. А если предашь меня...
— Я не предам, господин!
— Ты уже заходил в этот залив? — я пристально посмотрел на него.
— Да, господин.
— Расскажи мне о нем.
И он повторил слова Дудды о том, что Лох-Куан — огромный залив, усеянный скалами и островками, с длинной и узкой горловиной, через которую с поразительной скоростью врывается прилив.
— В центре канала много места, господин, но берега очень коварны.
— А там, где осадили Сигтрюгра?
— Это почти остров, господин. Перешеек очень узкий. Стена из щитов в десять воинов легко его перекроет.
— Значит, Орвар нападет с моря?
— Это тоже непросто, господин. Мыс окружен скалами, а канал, ведущий к берегу, крайне узкий.
Это объясняло, почему Орвар пытается взять Сигтрюгра измором, если только уже не захватил крепость.
Мы уже приблизились к земле достаточно близко, чтобы увидеть поднимающийся струйкой в небо дым от костров, и достаточно близко, чтобы увидеть волны, разбивающиеся о скалы и убегающие обратно белыми от пены. Восточный ветер с рассветом ожил, позволив нам снова поднять парус, и Сэброга, накренившись вправо, быстро двинулась вперед.
— Когда попадем туда, — сказал я Дудде, — я хочу заплыть под парусом или на веслах прямо в канал. Не хочу останавливаться и нащупывать путь по мелководью.
— Безопаснее... — начал он.
— Плевать на безопасность! — прорычал я. — Мы должны выглядеть так, словно знаем, что делаем, а не трясемся от страха! Разве Рагналл выглядел бы боязливым?
— Нет, господин.
— Поэтому входить в залив будем быстро!
— Ты можешь войти в канал, господин, — произнес он, — но Христа ради, держись посредине, — он помедлил. — В самой узкой части канал идет почти прямо на север, господин. Ветер и волны понесут нас по нему, но холмы сбивают ветер. Здесь нельзя попадать врасплох.
Он хотел сказать, что холмы временами останавливают ветер, а временами внезапно меняют ему направление. Такая перемена могла выбросить Сэброгу на скалы, что, очевидно, окаймляют узкое место канала, или швырнуть в водоворот, который Дудда описывал как «крайне опасный».
— Поэтому пойдем как под парусом, так и на веслах.
— Течение очень сильное, господин, — предупредил Видарр.
— Значит, и в самом деле пойдем быстро. Ты знаешь, где Орвар держит своих людей, когда те на берегу?
— Сразу после канала, господин. На западном берегу. Там есть заливчик, дающий укрытие.
— Я хочу проскочить мимо Орвара, — приказал я Дудде, — и как можно быстрее.
— Прилив нам поможет, — ответил он, — он довольно высокий, но Видарр прав: течение подхватит не хуже ветра, господин. Оно несется как олень.
К югу от мыса, защищающего вход в теснины, мы попали в волнение. Я подозревал, что рифы где-то прямо под килем Сэброги, но Дудда выглядел беззаботным.
— Это плохое место при отливе, господин, но достаточно безобидное в прилив.
Сейчас мы шли прямо по ветру, большой красный топор на парусе надулся, сильно погружая нос Сэброги в бурлящую воду.
— Прежде чем отплывем обратно, — сказал я, — хочу переместить камни балласта к корме.
— Если останемся живы, — тихо добавил Дудда, перекрестившись.
Мы свернули на север, все время доворачивая парус, чтобы плыть быстрей. Я почувствовал, как корабль набрал скорость, когда его подхватило течение. Я заметил, что Дудда волнуется. Его руки беспокойно сжимались, пока он смотрел вперед. Волны мчались на север, приподняв корму Сэброги и подгоняя её вперед. Корабль рассекал воду, у носа пенились волны, а грохот прибоя ни на мгновение не смолкал.
— Лох-Куан, — Финану пришлось повысить голос, — означает спокойное озеро!
Он рассмеялся.
— Мы зовем его Странгрфьортром! — прокричал Видарр.
Волны мчали нас так, словно вознамерились разбить о громадные утесы у горловины залива. Утесы эти были окутаны хлопьями белой пены. Давление на рулевое весло ослабло.
— Весла! — закричал я, нам требовалась скорость. — Гребите что есть силы! Гребите, словно дьявол у вас на хвосте!
Мы летели стрелой! Но нужно было мчаться быстрее! Течение и ветер несли Сэброгу стремительней любого другого корабля, на котором я когда-либо плавал. Но скорость большей частью придавало течение, нам же требовалось грести быстрее стремительных вод, чтобы корабль стал управляем.
— Гребите же, мерзавцы, — прокричал я, — гребите!
— Иисусе, — прошептал Финан.
Мой сын радостно завопил. Он ухмылялся, вцепившись в борт корабля. Волны перекатывались, клубились белыми гребнями, обдавали брызгами гребцов. Мы мчались прямиком на скалы и бурлящее море.
— Когда проскочишь устье, — прокричал Дуда, — заметишь остров! Правь к востоку от него!
— Внутри спокойней?
— Еще хуже!
Я рассмеялся. Ветер усилился, разметав мне волосы по лицу. Внезапно мы оказались у самого устья, в скалистой пенной пасти. Я заметил остров и попытался свернуть вправо, но Сэброга не слушалась руля. Течение тут оказалось еще сильней и несло нас прямиком на скалы.
— Гребите! — завопил я. — Гребите!
Я налег на рулевое весло, и Сэброга медленно отозвалась. В этом месте холмы заслоняли ветер, огромный парус бешено захлопал, но мы по-прежнему мчались к берегу. По обе стороны от нас бурлили водовороты, там кружилась вода, разбиваясь о подводные рифы, и кричали белые птицы. Волны больше не гнали нас вперед, но течение пронесло сквозь узкое устье.
— Гребите! — закричал я взмокшим гребцам. — Гребите!
Зеленые холмы по берегам выглядели безмятежно. День обещал выдаться прекрасным. На голубом небе кое-где белели перистые облака.
— Рад вернуться домой? — прокричал я Финану.
— Если я когда-нибудь туда вернусь! — печально отозвался Финан.
Я никогда не видел столь скалистого или предательского пролива, но держась посередине, где течение было стремительнее, мы оставались в глубоких водах. Здесь уже гибли корабли, их потемневшие остовы выглядывали из быстрых вод. Нас направлял Дудда. Он указал на водоворот, беспорядочно бурлящий на поверхности моря.
— Вон та штука тебя прикончит, — заявил он, — как пить дать. Я видел, как он сорвал днище корабля, господин! Тот камнем пошел на дно.
Водоворот неистовствовал с правого борта, но нам удалось благополучно его миновать.
— Гавань, господин! — прокричал Видарр и указал на две мачты, высившиеся над скалистым мысом.
— Гребите! — закричал я.
Пролив сужался, и течение несло нас с ошеломляющей скоростью. Порыв ветра наполнил парус, добавив скорости, и мы проскочили мыс, где я заметил хижины выше галечного берега и с десяток мужчин, стоящих на скалистом побережье. Они нам помахали, и я помахал в ответ.
— У Орвара четыре корабля? — спросил я Видарра.
— Четыре, господин.
Значит, вероятно, два впереди нас, где-то в длинных рукавах залива, который открывался неподалеку, сразу же за низким, покрытым травой островом.
— Держись подальше от острова, господин, — посоветовал Дудда, — вдоль него одни скалы.
Внезапно Сэброга как по волшебству оказалась в спокойных водах. Еще мгновение назад она была во власти бушующего моря, а теперь мирно плыла, как лебедь, по освещенному солнечными бликами заливу. Парус, ранее яростно трепыхающийся, теперь беспомощно обмяк, движение корабля замедлилось, мои люди схватились за весла, и мы легко заскользили вдоль побережья по прозрачной глади.
— Добро пожаловать в Лох-Куан, — усмехнулся Финан.
Я почувствовал, как схлынуло напряжение. Я даже не осознавал, что так крепко вцепился в рулевое весло. Потом я нагнулся, взял протянутый Дуддой кубок с элем и осушил его.
— Ты по-прежнему в опасности, господин, — ухмыльнулся он.
— Да?
— Рифы! Скалы! Это место может разнести твой корабль в щепы! Лучше выставь человека на носу, господин. Залив только внешне безобиден, а так — полон подводных камней!
И полон врагов. Заметивший нас неприятель не погнался за нами, поскольку решил, что нас прислал Рагналл, и ограничился тем, что ждал, пока мы объявим, по какому делу приплыли. Огромный боевой топор на носу и еще больший на парусе усыпили их бдительность, и я надеялся, что этим кроваво-красным символам удастся обмануть и остальные корабли, поджидающие где-то впереди.
И мы продолжили грести в сторону рая. Мне редко доводилось видеть место столь прекрасное или со столь пышной зеленью. Залив усеивали островки с лежбищами котиков, под веслами мелькали рыбы, а птиц было неисчислимое множество. Холмы были невысокими, трава сочной, а по краям залива выстроились верши. Здесь точно никто не голодал. Весла медленно погружались, и Сэброга с легким трепетом скользила по гладкой воде. След, оставляемый кораблем, расширился, на нем покачивались утки, гуси и чайки.
На пути нам встретилось несколько грубых рыбачьих лодок, в каждой сидело не более трех человек, и все поспешили от нас прочь. Берг, который, несмотря на рану в бедре, отказался остаться в Честере, стоял высоко на носу, одной рукой обхватив носовое украшение в виде топора, и наблюдал за водой. Я беспрестанно оглядывался, чтобы узнать, не бросились ли в погоню замеченные нами на входе в залив два корабля, но их мачты не шелохнулись. Где-то на берегу промычала корова. Укутанная в платок женщина, что собирала на берегу моллюсков, смотрела, как мы проплываем. Я помахал ей рукой, но она не обратила на меня внимания.
— Так где же Сигтрюгр? — спросил я Видарра.
— На западном берегу, господин.
Точное место он не смог припомнить, но над западным берегом залива вился дымок, так что мы взяли курс прямиком на этот далекий ориентир. Продвигались мы медленно, опасаясь подводных рифов и скал. Берг подавал нам знак рукой, но несмотря на это, весла правого борта дважды проскрежетали по скалам. Слабый ветерок стих, и парус опал, но я не спустил его, оставив висеть в знак того, что корабль принадлежит Рагналлу.
— Там, — произнес Финан, указывая вперед.
За низким островом он увидел мачту. Насколько мне было известно, Орвар держал в заливе два корабля, предположительно, один – к северу от Сигтрюгра, второй – к югу. Очевидно, попытка нападения на форт Сигтрюгра провалилась, поэтому задачей кораблей стало задерживать любые суденышки, везущие еду осажденному гарнизону. Я опоясался Вздохом Змея и скрыл его под грубым плащом из коричневой шерсти.
— Хочу, чтобы ты стоял рядом, Видарр, — сказал я, — и меня зовут Ранульф Годриксон.
— Ранульф Годриксон, — повторил он.
— Датчанин, — уточнил я.
— Ранульф Годриксон, — повторил он снова.
Я передал рулевое весло Дудде, который, даже нахлебавшись эля, оставался весьма способным рулевым.
— Когда доберемся до этого корабля, — произнес я, кивая в сторону далекой мачты, — я хочу, чтобы мы встали борт о борт. Если он нам не позволит, то сломай ему весла, но не слишком увлекайся, они нам еще понадобятся. Просто правь так, чтобы носы кораблей соприкоснулись.
— Борт о борт, — подтвердил Дудда.
Я послал Финана с двадцатью воинами на нос Сэброги, где они скрючились или легли. Никто не надел шлемов, кольчуги скрывались под плащами, а щиты остались на палубе. На первый взгляд мы не были готовы к битве.
Далекий корабль уже заметил нас. Он появился из-за маленького острова, и я увидел, как солнце вспыхивает на поднимающихся из воды мокрых веслах. Когда корабль развернулся к нам, на носу мелькнуло что-то белое. Дракон или орел, трудно разобрать, что именно.
— Это корабль Орвара, — сказал Видарр.
— Хорошо.
— Хрёсвельг, — произнес он.
Я улыбнулся, услышав имя. Хрёсвельг — орел, что сидит на верхушке древа жизни Иггдрасиль. Эта злобная птица следит как за богами, так и за людьми и всегда готова, расправив крылья, напасть и растерзать когтями или клювом. Задача Орвара состояла в том, чтобы наблюдать за Сигтрюгром, но сейчас растерзают самого Хрёсвельга.
Мы убрали парус, кое-как привязав его к большой рее.
— Когда скажу, — обратился я к гребцам, — гребите медленно! Гребите невпопад! Притворитесь, будто устали!
— Да мы и так устали, — отозвался кто-то.
— Христиане! Спрячьте свои кресты! — я смотрел, как они поцеловали талисманы и спрятали их под кольчуги. — А когда мы атакуем, то сделаем это быстро! Финан!
— Господин?
— Мне нужен по крайней мере один пленник. Кто-нибудь посмышлёней.
Мы продолжили грести. Гребли так, как и подобает усталым людям. Когда мы сблизились, я разглядел орла на носу Хрёсвельга, птичьи глаза были выкрашены белой краской, а кончик загнутого клюва – красной. На носу стоял мужчина, по-видимому, наблюдая за подводными рифами, как и Берг. Я попытался сосчитать весла и предположил, что их не более двенадцати с каждой стороны.
— И помните, — прокричал я, — вы должны выглядеть уставшими. Мы хотим застать их врасплох!
Я подождал еще десять ленивых гребков.
— Сушить весла!
Весла неуклюже поднялись. На мгновение воцарилась суматоха, когда длинные весла втащили внутрь и положили по центру Сэброги, а потом корабль выровнялся, когда мы поплыли вдоль берега. Кто бы ни командовал другим кораблем, он заметил, что мы намерены сделать, и проделал то же самое. Отличный образчик мореходного искусства — большие корабли мягко скользили навстречу друг другу. Мои люди развалились на скамьях, но их руки уже сжимали рукояти мечей или топоров.
— Окликни их, — приказал я Видарру.
— Ярл Орвар! — выкрикнул он.
— Видарр, — проревел голос с кормы Хрёсвельга, и человек помахал рукой, — это ты? Ярл с тобой?
— Ярл Ранульф!
Это имя ни о чем не говорило Орвару, но пока он не стал вдаваться в подробности.
— Зачем вы здесь? — обратился он к нам.
— А как ты думаешь?
— Вы приплыли за шлюхой Сигтрюгра? Так идите и возьмите её! — Орвар сплюнул через борт.
— Она нужна ярлу, — прокричал я на датском, — он не может ждать!
Орвар снова сплюнул. Этот мужчина крепкого телосложения, седобородый и загорелый, стоял рядом со своим рулевым. На Хрёсвельге было гораздо меньше людей, чем на Сэброге — около пятидесяти.
— Ждать шлюху осталось недолго, — прокричал он в ответ, когда два корабля сблизились, — они скоро начнут голодать!
— Как здесь можно голодать? — спросил я, когда из воды выпрыгнула рыба, вспыхнув серебристой чешуей. — Нам придётся на них напасть!
Орвар пробирался между скамейками гребцов, направляясь на нос Хрёсвельга, чтобы получше нас разглядеть.
— Кто ты? — спросил он.
— Ранульф Годриксон, — прокричал я в ответ.
— Никогда о тебе не слышал, — прорычал тот.
— А я о тебе слышал.
— Тебя послал ярл?
— Он устал ждать, — сказал я.
Теперь мне не приходилось кричать, поскольку корабли уже находились в нескольких шагах и медленно сближались.
— Так сколько воинов должны погибнуть, чтобы он мог раздвинуть ноги этой сучке? — потребовал ответа Орвар, и тут корабли соприкоснулись бортами, а мои люди схватились за верхний пояс обшивки Хрёсвельга и притянули его к правому борту Сэброги.
— Вперед! — прокричал я.
С кормы я не мог перепрыгнуть через брешь между бортами, но поспешил вперед, когда первый мой воин поднялся, обнажив оружие. Их повел Финан, с обнаженным мечом прыгнув через разделяющую корабли воду.
Прыгнул, чтобы начать резню.
В команде Хрёсвельга оказались достойные люди, храбрецы, северные воины. Они заслуживали лучшего. Они не были готовы к битве. Мгновением ранее они с ухмылками приветствовали нас, а теперь умирали. Лишь немногим удалось добраться до оружия. Мои люди, как гончие, лавиной хлынули через борт и начали убивать. Они мгновенно вырезали воинов по центру Хрёсвельга, расчистив пространство в его утробе. Финан повел людей на корму, а я возглавил атаку на украшенный орлом нос. К этому времени некоторым из людей Орвара удалось схватить мечи и топоры, но на них не было кольчуг. Кто-то ткнул меня мечом в бок, но удар не пробил кольчугу. Я наотмашь рубанул Вздохом Змея, основанием клинка поразив противника в шею. Воин рухнул, и мой сын прикончил его ударом Воронова Клюва. Стоящие перед нами воины попятились, спотыкаясь о скамьи гребцов, а некоторые даже предпочли перемахнуть за борт, нежели противостоять нашим окровавленным клинкам. Орвара я не видел, но слышал, как кто-то кричал:
— Нет! Нет! Нет! Нет!
С палубы на меня устремился юнец, нацелив обхваченный обеими руками меч мне в живот. Я отбил выпад Вздохом Змея и пнул ему коленом в лицо, а потом заехал в пах.
— Нет! Нет! — все еще слышался голос.
Юнец ударил меня, и я, споткнувшись о канат, растянулся на палубе. Двое моих воинов незамедлительно шагнули вперед, заслонив меня. Эдгер вогнал острие меча юнцу в рот и резко дернул меч вниз, к палубе. Видарр протянул мне руку и помог подняться. Голос по-прежнему не смолкал.
— Нет! Нет!
Я ударил Вздохом Змея человека, замахнувшегося на Эдгера топором. Воин завалился на спину. Я уже собирался вогнать ему в грудь Вздох Змея, как внезапно кто-то вырвал из его руки топор, и я заметил, что Орвар проложил себе путь с носа корабля и теперь стоит на скамье над поверженным воином.
— Нет, нет! — прокричал мне Орвар, но понял, что выбрал неверные слова, поскольку бросил топор и развел руки в стороны.
— Я сдаюсь! — воскликнул он — Сдаюсь!
На обращенном ко мне лице застыла маска изумления и боли.
— Я сдаюсь! — повторил он. — Прекратите сражаться!
— Прекратить битву! — теперь настал мой черед кричать. — Хватит!
Палуба стала скользкой от крови. Раненые стонали, кричали и звали матерей, пока два корабля, сцепившиеся вместе, мерно покачивались в безмятежных водах залива. Один из воинов Орвара перегнулся за борт Хрёсвельга, и его вырвало кровью.
— Прекратить битву! — эхом подхватил мой приказ Финан.
Орвар по-прежнему не сводил с меня взгляда, потом взял меч у одного из своих людей, сошел со скамьи для гребцов и протянул мне меч рукоятью вперед.
— Я сдаюсь, — повторил он. — Сдаюсь, ублюдок.
И теперь у меня было два корабля.
