Часть третья
Движущаяся тень
Глава восьмая
В нашем отряде, включая Стеапу и меня, насчитывалось семьдесят шесть воинов. Все мы были верхом и при оружии, в шлемах и кольчугах или в хороших кожаных доспехах. Два десятка слуг на лошадках поменьше везли щиты и вели в поводу запасных скакунов, но эти слуги вряд ли умели воевать, так что их я не считаю. Было время, когда Рагнар мог собрать больше двух сотен воинов, но многие погибли при Этандуне, а кое-кто за те долгие месяцы, что Рагнар был заложником, нашел себе нового господина. Но и семьдесят шесть воинов — это тоже было очень даже неплохо.
— Они у меня настоящие головорезы, — гордо сказал мне Рагнар.
Он ехал под своим знаменем. То было настоящее орлиное крыло, прибитое к верхушке высокого шеста. Шлем Рагнара украшали два таких же крыла.
— Я давно мечтал об этом, — сказал он, когда мы двинулись на восток. — Все то время, пока был заложником, я мечтал отправиться на войну. Ничто не сравнится с этим, Утред, ничто!
— А женщины? — спросил я.
— Ну, пожалуй! — согласился Рагнар. — Женщины и война!
Он весело гикнул, и его конь прижал уши и сделал несколько коротких шажков, высоко поднимая ноги, как будто разделял веселье своего хозяина.
Мы возглавляли колонну, но около дюжины людей Рагнара на легконогих лошадках рыскали где-то далеко впереди. Эти дозорные, подавая друг другу знаки, сообщали вести назад, Рагнару. Они расспрашивали пастухов, собирали слухи, узнавали, какие где витают настроения. Словно гончие, вынюхивающие след, искали они Гутреда. Мы ожидали, что след его будет вести на запад, к Камбреленду, но утро близилось к концу, а наши разведчики все продолжали забирать на восток.
Мы двигались медленно, что расстраивало Беокку, но как, скажите, можно ехать быстро, толком не узнав сперва, куда следует направляться.
И вот наконец разведчики удостоверились, что след ведет на восток, и погнали своих лошадок через холмы. Мы последовали за ними.
— Гутред пытается вернуться в Эофервик, — высказал догадку Рагнар.
— Тогда он опоздал, — откликнулся я.
— А может, он в такой панике, — жизнерадостно предположил Рагнар, — что вообще не понимает, что делает.
— Очень может быть.
С нами ехали Брида и еще двадцать женщин. Брида была в кожаных доспехах, ее черный плащ скрепляла у горла брошь из серебра и черного янтаря. Из волос она соорудила высокую прическу и перевязала ее черной лентой; на боку у Бриды висел длинный меч. За то время, что мы не виделись, она выросла и превратилась в красивую стройную женщину, которую окружала аура властности и силы. Я подумал, что это оскорбляет отца Беокку, который знал Бриду еще ребенком. В детстве ее воспитывали как христианку, но она вырвалась из лап этой веры, что очень расстраивало доброго пастыря. Правда, иногда мне казалось, что гораздо больше священника смущает ее красота.
— Брида — колдунья, — прошипел мне Беокка.
— Если она колдунья, — ответил я, — то очень хорошо, что она на нашей стороне.
— Бог нас накажет, — предупредил он.
— Эта земля не принадлежит твоему богу. Это земля Тора!
Беокка перекрестился, чтобы защитить себя от зла, которое могли причинить мои слова.
— А что ты вытворял накануне, Утред? — негодующе спросил он. — Как ты вообще мог помыслить о том, чтобы стать королем?
— А почему бы и нет? — парировал я. — Среди моих предков были короли. В отличие от тебя, святой отец. Если не ошибаюсь, ты сам происходишь от свинопасов, так ведь?
Беокка не обратил на мои слова внимания.
— Король — помазанник Божий, — настаивал он. — Это избранник Господа и всего сонма святых. Святой Кутберт препоручил Нортумбрию Гутреду, это предопределено свыше. Как тебе вообще могло прийти в голову, что ты способен заменить короля?
— Пожалуй, лучше всего нам сейчас повернуться и отправиться домой, — заявил я.
— Повернуться и отправиться домой?! — пришел в ужас Беокка. — Но почему?!
— Потому что если Гутреда избрал твой Кутберт, — ответил я, — тогда святой сам сумеет его защитить. Мы не нужны Гутреду. Он может отправиться в битву в компании своего мертвого святого. Кстати, возможно, он уже так и поступил. Тебе это не приходило в голову?
— Что именно?
— Ну, вдруг Гутреда уже победили. Возможно, он уже мертв. Или носит рабские цепи Кьяртана.
— Сохрани нас, Господи, — снова крестясь, произнес Беокка.
— Но этого не произошло, — заверил я.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что в таком случае мы уже повстречались бы с беглецами из отряда Гутреда, — ответил я, хотя вовсе не был в этом уверен.
Может, как раз сейчас, пока мы с Беоккой ведем разговор, Гутред отчаянно сражается. Но я чувствовал, что Гутред жив и находится где-то не так далеко от нас. Трудно объяснить, откуда возникло это предчувствие, так же трудно, как и увидеть послание богов в упавшем пере крапивника, но я научился доверять своим ощущениям.
И не ошибся, потому что тем же утром один из разведчиков прискакал к нам по вересковой пустоши; грива его коня развевалась на ветру. Он быстро развернул лошадь, так что дерн и папоротник полетели во все стороны, и сообщил Рагнару, что в долине реки Свале видели большой отряд всадников.
— Они у Кетрехта, мой господин, — сказал разведчик.
— На нашем берегу реки? — уточнил Рагнар.
— Да, мой господин, в старой крепости. Они заперты там.
— Заперты?
— У крепости стоит второй военный отряд, мой господин, — объяснил дозорный.
Как оказалось, он сам не подъехал настолько близко, чтобы разглядеть знамена, но двое его товарищей спустились в долину, а тем временем этот первый разведчик галопом вернулся назад, чтобы принести нам весть о том, что Гутред, вероятно, где-то совсем неподалеку.
Мы поскакали быстрее. Облака мчались по небу, подгоняемые ветром, и к полудню прошел короткий дождь. Сразу после того как он прекратился, мы встретили обоих разведчиков, которые спустились в поля, лежащие у крепости, и побеседовали с воинами из второго отряда.
— Гутред в крепости, — доложил один из разведчиков.
— Тогда кто снаружи?
— Люди Кьяртана, мой господин.
Разведчик довольно ухмыльнулся, зная, что, если неподалеку обретается хоть один из людей Кьяртана, наверняка быть сражению.
— Их там шестьдесят человек, мой господин. Всего-навсего шестьдесят.
— А Кьяртан или Свен там?
— Нет, мой господин. Воинов возглавляет человек по имени Рольф.
— Ты говорил с ним?
— Говорил с ним и пил его эль, мой господин. Они наблюдают за Гутредом. Хотят убедиться, что он не сбежит. И наверняка будут удерживать его в крепости, пока Ивар не придет на север.
— Пока не придет Ивар? — переспросил Рагнар. — А не Кьяртан?
— Кьяртан останется в Дунхолме, мой господин. Так они объяснили. А еще сказали, что Ивар отправится на Север, как только разместит свой гарнизон в Эофервике.
— В долине шестьдесят воинов Кьяртана! — обернувшись, прокричал Рагнар своим людям, и его рука невольно потянулась к рукояти Сокрушителя Сердец.
Так он назвал свой меч (точно так же назывался и меч его отца): мой друг желал этим показать, что на нем лежит долг отомстить за смерть Рагнара Старшего.
— Там шестьдесят человек, которых нужно убить! — добавил он, а потом крикнул слуге, чтобы тот принес его щит.
Рагнар посмотрел на разведчиков и спросил:
— За кого они вас приняли?
— Мы заявили, что служим Хакону, мой господин. Мы сказали, что ищем его.
Рагнар оделил их серебряными монетами.
— Вы хорошо справились. Итак, сколько же людей у Гутреда в крепости?
— Рольф говорит, по меньшей мере сотня, мой господин.
— Сотня? И он не попытался прогнать прочь шестьдесят человек?
— Нет, мой господин.
— Хорош король, — пренебрежительно бросил Рагнар.
— Если бы Гутред стал с ними сражаться, — сказал я, — к исходу дня у него осталось бы меньше пятидесяти человек.
— Но что же в таком случае он делает вместо того, чтобы сражаться? — заинтересовался Рагнар.
— Вероятно, молится.
Как мы выяснили позже, Гутред действительно поддался панике. Когда ему помешали добраться до Беббанбурга, он повернул на запад, к Камбреленду, рассчитывая в этой знакомой стране найти друзей. Однако непогода не позволяла ему двигаться быстро, и в поле зрения короля постоянно оставались несколько враждебных всадников. Впереди высились крутые холмы, и Гутред, опасаясь попасть в засаду, изменил свое решение и задумал вернуться в Эофервик. К тому времени он уже впал в отчаяние.
Некоторые из его копейщиков позорно бежали, рассудив, что, если они останутся с королем, их ждет верная смерть. Гутред отправил посланцев в Нортумбрию, чтобы попросить поддержки у местных танов-христиан, но оттуда помощи ждать было нечего: вспомните трупы, что мы видели у дороги.
А теперь Гутред оказался заперт в крепости. Шестьдесят человек должны были удерживать короля в Кетрехте, пока не явится Ивар, чтобы его убить.
— Если Гутред молится, — серьезно проговорил Беокка, — он непременно получит на свои молитвы ответ.
— Ты имеешь в виду, что нас послал христианский бог? — спросил я.
— А кто же еще? — возмущенно ответствовал священник, одергивая длинное черное одеяние. — Обещай, что, когда мы встретимся с Гутредом, ты позволишь мне заговорить первым.
— Думаешь, сейчас подходящее время для церемоний?
— Я посол! — запротестовал Беокка. — Не забывай об этом!
Как вздувшаяся от дождей река внезапно затопляет берега, так и Беокку вдруг захлестнуло негодование.
— Ты понятия не имеешь об иерархии! Я посол! Скажи, Утред, о чем ты вообще думал, когда прошлой ночью велел тому ирландскому дикарю перерезать мне глотку?!
— Я думал, что хоть таким образом сумею заставить тебя хранить молчание, святой отец.
— Я расскажу Альфреду о твоей жестокости. Можешь не сомневаться! Я все ему расскажу!
Священник продолжал возмущаться, но я больше не слушал, потому что мы уже миновали перевал и увидели внизу Кетрехт и изгиб реки Свале, неподалеку от южного берега которой стояла римская крепость. Ее старые земляные стены образовывали довольно широкий квадрат, внутри которого находилась деревня с расположенной в центре церковью. За крепостью виднелся каменный мост, тоже возведенный еще римлянами и являвшийся частью их огромной дороги, ведущей от Эофервика на дикий север; половина его старинного пролета уцелела до сих пор.
Когда мы подскакали ближе, я увидел, что в крепости полно людей и лошадей. На коньке церковной крыши развевался флаг, и я предположил, что это флаг Гутреда с изображением святого Кутберта. Несколько конников несли караул к северу от реки, преграждая Гутреду путь на тот случай, если он вдруг решит бежать, переправившись через брод, а шестьдесят всадников Рольфа находились в полях к югу от крепости. Они смахивали на гончих, обложивших лису в норе.
Рагнар проверил упряжь коня. Его люди готовились к бою, проверяя оружие и ожидая приказов господина.
Я бросил взгляд в долину.
Крепость была крайне ненадежным укрытием. Ее разрушенные непогодой стены полого спускались в канаву, палисада не было, поэтому можно было без труда, даже не замедлив шага, перебраться через вал. Если бы шестьдесят вражеских всадников того пожелали, они легко могли бы попасть в деревню, но они предпочитали скакать неподалеку от древних стен, выкрикивая оскорбления.
Люди Гутреда наблюдали за ними с дальнего конца деревни, некоторые сгрудились возле церкви. Они заметили наше появление на холме, но, должно быть, приняли нас за новый отряд врагов, а потому поспешили к остаткам южных укреплений.
Я пристально вглядывался в деревню. Была ли там Гизела? Я вспомнил, как она вскидывала голову, когда густые черные волосы падали ей на глаза, и невольно погнал свою лошадь еще быстрей.
Я провел больше двух лет в рабстве на корабле Сверри, но все это время мечтал о нашей встрече, поэтому сейчас не стал ждать Рагнара. Я снова пришпорил лошадь и поскакал один в долину реки Свале.
Беокка, конечно, попытался последовать за мной, писклявым голосом выкрикивая, что он, дескать, посол Альфреда, а потому должен сам вести переговоры с Гутредом, но я не обращал на него внимания, и на полпути с холма он свалился с лошади. Священник издал отчаянный вопль, и я оставил его хромать по траве в попытках изловить свою кобылу.
Позднее осеннее солнце ярко освещало землю, все еще мокрую от дождя. Облаченный в кольчугу и шлем, с сияющими браслетами и щитом из полированной бронзы, я походил на блистательного бога войны. Повернувшись в седле, я увидел, что Рагнар тоже скачет вниз по склону холма, но отклоняется к востоку, явно намереваясь отрезать путь к отступлению людям Кьяртана — те наверняка попробуют сбежать в этом направлении.
Я добрался до подножия холма и стремглав поскакал по плоской речной равнине, чтобы выбраться на римскую дорогу. Я миновал христианское кладбище, где земля была неровной, усеянной маленькими деревянными крестами, обращенными в сторону одного креста побольше, который покажет направление к Иерусалиму в тот день, когда (как верят христиане) мертвые воскреснут и восстанут из земли. Дорога вела мимо могил прямо к южному входу в крепость — туда, откуда за мной наблюдала толпа людей Гутреда.
Воины Кьяртана помчались мне наперерез, чтобы преградить путь, однако, похоже, мое появление нимало их не обеспокоило. А чего они должны были опасаться? Я выглядел датчанином, я был один, а их много, и мой меч все еще покоился в ножнах.
— Кто из вас Рольф? — крикнул я, подъехав ближе.
— Я! — Чернобородый человек направил коня ко мне. — А ты кто?
— Твоя смерть, Рольф, — ответил я, вытащил из ножен Вздох Змея и тронул пятками бока скакуна.
Конь помчался галопом, и Рольф все еще вытаскивал меч, когда я проскакал мимо и взмахнул Вздохом Змея. Клинок полоснул датчанина по шее так, что голова в шлеме отлетела назад, запрыгала по дороге и покатилась под копыта моего жеребца. Я засмеялся, потому что почувствовал радость битвы.
Впереди меня были трое, однако пока еще ни один из них не обнажил меч. Они просто в ужасе таращились на меня и на обезглавленное туловище Рольфа, покачивавшееся в седле.
Я ринулся на того, который был посередине, позволил своему коню врезаться в него и со всей силы ударил Вздохом Змея. А потом всадники Кьяртана остались позади, а передо мной оказалась крепость.
Человек пятьдесят или шестьдесят маячили у входа в нее. Только несколько из них были верхом, но почти все имели мечи или копья. И я увидел среди них Гутреда: его светлые кудри ярко сияли в лучах солнца, а рядом с ним стояла Гизела.
Я так часто пытался вызвать в памяти ее лицо за долгие месяцы разлуки, но это мне никогда не удавалось. Однако внезапно ее большой рот и дерзкие глаза показались мне такими знакомыми. Гизела была одета в белое льняное платье, перепоясанное серебряной цепочкой, льняной чепчик прикрывал ее волосы — волосы, завязанные узлом, поскольку она была замужем. Она держалась за руку брата, который наблюдал за теми странными событиями, что разворачивались перед крепостью.
Двое из людей Кьяртана последовали за мной, в то время как остальные кружили поодаль, потрясенные гибелью Рольфа и внезапным появлением военного отряда Рагнара. Я повернулся к тем двоим, что скакали за мной. Я так резко развернул коня, что его копыта заскользили по влажной грязи, но преследователи испугались и поскакали прочь.
Я ринулся за ними. Один был слишком быстрым, но лошадь второго оказалась неповоротливой, и седок, услышав стук копыт моего коня, махнул мечом назад в отчаянной попытке меня отогнать. Я принял клинок на щит, а потом вогнал Вздох Змея в спину этого человека так, что бедняга выгнулся дугой и завопил. С силой выдернув Вздох Змея, я нечаянно попал противнику в лицо. Тот рухнул с седла, и я обогнул его, держа в руке окровавленный меч, сорвал с себя шлем и устремился к крепости.
Не скрою, я поддался искушению покрасоваться. Еще бы: один человек против шестидесяти! Да еще вдобавок за мной наблюдала Гизела. По правде говоря, особая опасность мне не грозила. Эти шестьдесят человек не были готовы к бою, я застал их врасплох, а если бы они даже за мной и погнались, я смог бы укрыться среди людей Гутреда. Но всадники Кьяртана не преследовали меня. Они были слишком обеспокоены появлением Рагнара, поэтому я перестал обращать на них внимание и подъехал к Гутреду и его отряду.
— Вы что, забыли, как драться? — закричал я на них.
На Гутреда я не смотрел. Я не взглянул даже на Гизелу, хотя снял шлем, желая, чтобы она узнала меня. Я знал, что она за мной наблюдает, я чувствовал на себе взгляд ее темных глаз, чувствовал ее изумление и надеялся, что оно было радостным.
— Они все должны умереть! — воскликнул я, указывая мечом на людей Кьяртана. — Все эти ублюдки до последнего должны умереть, так ступайте же и убейте их!
И тут Рагнар нанес удар, и раздался стук щитов, ударяющихся о щиты, звон мечей, послышались вопли людей и ржание лошадей. Люди Кьяртана в ужасе рассыпались; некоторые из них, отчаявшись найти спасение на востоке, галопом поскакали на запад.
Я посмотрел на людей Гутреда, стоявших у ворот крепости.
— Райпер! Клапа! Я хочу, чтобы вы их остановили!
Клапа и Райпер таращились на меня так, словно я был призраком, и в общем-то их можно было понять. Меня обрадовало, что Клапа до сих пор оставался с Гутредом, ведь этот человек был датчанином, а стало быть, Гутред все еще отчасти мог рассчитывать на преданность датчан.
— Клапа! Ты, эрслинг! — заорал я. — Пошевеливайся! Ты что, заснул? Садись на коня и в бой!
— Да, мой господин!
Подъехав поближе, я уставился на Гутреда сверху вниз. За моей спиной кипело сражение, и люди Гутреда, стряхнув с себя оцепенение, торопились присоединиться к сече. Но сам король словно не замечал битвы. Он просто смотрел на меня снизу вверх. Сзади него толпились священники, рядом стояла Гизела, но я смотрел лишь в глаза Гутреду и видел в них страх.
— Узнаешь меня? — холодно спросил я.
Король не нашелся, что ответить.
— Было бы неплохо, — сказал я, — если бы ты как король показал своим людям пример и убил нескольких врагов. У тебя есть конь?
Он лишь кивнул, по-прежнему не в силах заговорить.
— Тогда садись на коня и вперед! — отрывисто велел я.
Гутред кивнул и сделал шаг назад, однако, хотя его слуга вывел коня, король не сел в седло.
И в это мгновение я посмотрел на Гизелу, а она — на меня. Я увидел, что глаза ее сияют так, что могли бы разжечь костер. Я хотел было заговорить с нею, но, похоже, теперь пришел мой черед лишиться дара речи.
Какой-то священник потеребил Гизелу за плечо, словно призывая уйти подальше от поля битвы, но я слегка махнул окровавленным клинком в сторону этого человека, и тот замер.
Я снова посмотрел на Гизелу, и у меня перехватило дыхание, весь мир вокруг будто застыл. Порыв ветра приподнял локон ее черных волос, выбившихся из-под чепчика. Она откинула локон, потом улыбнулась.
— Утред, — сказала Гизела так, будто впервые произносила мое имя.
— Гизела, — только и сумел выговорить я.
— Я знала, что ты вернешься, — сказала она.
— Я думал, ты собираешься драться! — прорычал я Гутреду, и он метнулся в сторону, словно пес, которого стегнули хлыстом.
— У тебя есть лошадь? — спросил я Гизелу.
— Нет.
— Эй ты! — крикнул я мальчишке, который таращился на меня с разинутым ртом. — Приведи мне вон ту лошадь!
И я показал на скакуна того воина, которого ранил в лицо. Теперь человек этот был мертв, его прикончили люди Гутреда, присоединившиеся к битве.
Мальчик привел мне скакуна, и Гизела взобралась в седло, не слишком изящно вздернув подол до самых бедер. Сунув грязные туфли в стремена, она протянула руку, чтобы коснуться моей щеки, и заметила:
— А ты похудел, Утред.
— Ты тоже.
— Я не знала счастья, — продолжала она, — с того самого дня, как ты уехал.
Подержав свою ладонь на моей щеке всего одно биение сердца, Гизела вдруг резко отдернула руку, сорвала с головы льняной чепец и распустила черные волосы, так что они упали ей на плечи, словно у незамужней девушки.
— Нельзя считать, что я замужем, — пояснила она. — Ведь настоящей церемонии венчания не было!
— Пока не было, — ответил я, и сердце мое буквально пело от счастья.
Я не мог отвести от Гизелы глаз. Я снова был с ней, и все долгие месяцы рабства показались мне какими-то нереальными, словно их никогда и не было.
— Надеюсь, на сегодня ты убил уже достаточно врагов? — озорно спросила она.
— Нет, не достаточно.
И мы поскакали туда, где шла сеча.
Невозможно убить абсолютно всех воинов вражеской армии. Во всяком случае, такое случается чрезвычайно редко. И не верьте поэтам, которые, рассказывая о битве, неизменно настаивают на том, что ни один враг не спасся. Интересно, что сами поэты, если вдруг им довелось участвовать в сражении, всегда обязательно выживают, даже когда все остальные гибнут. Правда, странно? Но что знают они о сражениях? Я никогда не видел ни одного поэта в «стене щитов».
В тот день у Кетрехта мы, должно быть, убили больше пятидесяти воинов Кьяртана, и, когда все вокруг обратилось в хаос, потому что люди Гутреда не видели разницы между сторонниками Кьяртана и датчанами Рагнара, некоторые враги смогли спастись.
На Финана напали двое из личной стражи Гутреда, и он убил обоих. Когда я его отыскал, на него уже налетел третий.
— Это наш человек! — закричал я Финану.
— Он похож на крысу! — прорычал в ответ ирландец.
— Его зовут Ситрик, — продолжал я, — и в свое время он принес мне клятву верности!
— И все равно он похож на крысу!
— Ты на нашей стороне? — окликнул я Ситрика. — Или вновь присоединился к войскам своего отца?
— Нет, нет, мой господин!
Ситрик побежал ко мне и упал на колени, рухнув прямо в грязь, истоптанную копытами моей лошади.
— Я все еще твой человек, господин!
— Разве ты не давал клятвы Гутреду?
— Он этого от меня никогда и не требовал.
— Но ты ему служил? Ты не сбежал обратно в Дунхолм?
— Нет, мой господин! Все это время я оставался с королем.
— Он и впрямь служил Гутреду, — подтвердила Гизела.
Я отдал ей Вздох Змея, наклонился и взял Ситрика за руку.
— Значит, ты все еще мой человек?
— Конечно, мой господин.
Ситрик вцепился в мою руку, недоверчиво глядя на меня.
— Согласись, что от тебя немного пользы, если ты не можешь победить костлявого ирландца вроде этого? — кивнул я на Финана.
— Он слишком быстрый, мой господин, — сказал Ситрик.
— Что ж, научи парнишку своим трюкам, — обратился я к Финану и потрепал Ситрика по щеке. — Рад видеть тебя, Ситрик.
Рагнар захватил двух пленных, и Ситрик узнал того, который был повыше.
— Его зовут Хогга, — сказал он мне.
— Раньше звали, — поправил я. — Теперь он мертвец Хогга.
Я знал, что Рагнар не оставит в живых ни одного из людей Кьяртана и не успокоится до тех пор, пока сам Кьяртан не умрет. То была кровная месть, питаемая ненавистью. Рагнар жаждал отомстить за гибель отца, однако Хогга и его товарищ, похоже, надеялись, что останутся в живых. Они охотно рассказывали нам про Кьяртана, у которого в Дунхолме имелось около двухсот людей. Они сказали, что Кьяртан послал большой отряд, чтобы поддержать Ивара, в то время как остальные его воины последовали за Рольфом на это кровавое поле у Кетрехта.
— Почему Кьяртан не привел сюда всех своих людей? — захотел знать Рагнар.
— Он ни за что не оставит Дунхолм, мой господин, поскольку опасается, что лорд Беббанбурга может на него напасть.
— Эльфрик угрожал ему? — спросил я.
— Этого я не знаю, мой господин, — ответил Хогга.
Вряд ли мой дядя рискнет напасть на Дунхолм. Хотя, может, он и повел бы людей на помощь Гутреду, если бы знал, где тот находится. Он был не прочь заполучить труп святого и Гизелу, но я подозревал, что он не пошел бы ради этого на крупный риск. И уж определенно мой дядя никогда не стал бы рисковать самим Беббанбургом, как и Кьяртан Дунхолмом.
— А что Тайра Рагнарсон? — вновь приступил к допросу Рагнар. — Она жива?
— Да, мой господин.
— И у нее все благополучно?
Пленники заколебались, потом Хогга скорчил гримасу.
— Она безумна, мой господин. — И понизил голос: — Она совершенно безумна.
Рагнар уставился в упор на обоих пленников. Им явно стало не по себе от его взгляда, но потом мой друг поднял глаза к небу: там от восточных холмов летела в нашу сторону какая-то птица.
— Скажите, как долго вы служили Кьяртану? — спросил он. Его голос внезапно стал тихим, почти спокойным.
— Восемь лет, мой господин, — ответил Хогга.
— Семь лет, мой господин, — сказал второй пленник.
— То есть вы служили Кьяртану еще до того, как он укрепил Дунхолм? — по-прежнему негромко проговорил Рагнар.
— Да, мой господин.
— И вы оба служили ему, — продолжал Рагнар, теперь тон его стал резким, — когда он повел людей в Сюннигтвайт и сжег дом моего отца. Когда он забрал мою сестру, чтобы сделать ее шлюхой своего сына. Когда он убил моих родителей. Так?
Оба пленника молчали. Хогга лихорадочно оглядывался по сторонам, словно искал путь к спасению, но его окружали верховые датчане с мечами. Его товарищ дрожал от страха. Потом вздрогнул и Хогга: Рагнар вытащил из ножен Сокрушителя Сердец.
— Нет, мой господин! — воскликнул Хогга.
— Да! — сказал Рагнар, и лицо его перекосилось от гнева.
Ему пришлось спешиться. Он убил обоих пленных и в ярости изрубил на куски лежащие на земле трупы. Я некоторое время наблюдал за этим, потом повернулся, чтобы посмотреть на лицо Гизелы. Оно ничего не выражало. Почувствовав мой взгляд, она повернулась ко мне с торжествующим видом. Надо же, а я боялся, что моя возлюбленная придет в ужас, став свидетельницей того, как потрошат людей.
— Они ведь это заслужили? — спросила она.
— Еще как заслужили, — ответил я.
— Вот и прекрасно!
Я заметил, что ее брат не наблюдал за расправой. Во-первых, его определенно заставила понервничать встреча со мной. Кроме того, Гутреда ужасал вид Рагнара, окровавленного, словно мясник, поэтому король отправился обратно в деревню, оставив нас с мертвецами.
Отец Беокка сумел найти каких-то священников Гутреда и, поговорив с ними, похромал к нам.
— Все улажено, — сказал он, — мы представимся королю в церкви.
И только в этот момент он заметил, что перед ним лежат две отрубленные головы и иссеченные мечами тела.
— Великий Боже, кто это сделал?
— Рагнар.
Беокка перекрестился.
— Итак, — сказал он, — мы должны встретиться в церкви. Попытайся вытереть кровь со своей кольчуги, Утред. Мы как-никак послы Альфреда!
Обернувшись, я увидел вдали горстку беглецов — они пересекали холмы, направляясь на запад. Без сомнения, эти люди переправились через реку выше по течению и присоединились на дальнем берегу к всадникам, предупредив их. Теперь и до Дунхолма дойдет весть о появлении врага. Кьяртан услышит про флаг с орлиным крылом и поймет, что Рагнар вернулся из Уэссекса. И может, даже в своем убежище, на высокой скале и за высокими стенами, он испытает страх.
Я поехал к церкви, взяв с собой Гизелу. Беокка поспешил за нами пешком, но двигался он медленно.
— Подожди меня! — кричал он. — Утред! Подожди!
Но я не внял его мольбам. Вместо этого я погнал коня еще быстрее и оставил Беокку позади.
В церкви было темно. Ее освещали только маленькое окно над дверью и несколько чахлых свечей на алтаре, который представлял собой покрытую черной тканью скамью.
Гроб святого Кутберта вместе с двумя другими сундуками с реликвиями стоял перед алтарем; там же сидел Гутред, устроившись на стульчике, на каком крестьянки доят коров; рядом с ним стояли двое мужчин и женщина. Обоих мужчин я знал: это были аббат Эадред и отец Хротверд. Женщина была мне незнакома: молодая, с пухлым хорошеньким личиком; заметно было, что она беременна. Позже оказалось, что это Осбурх, саксонка, которую Гутред взял в жены. Она переводила взгляд с меня на мужа, явно ожидая, что Гутред заговорит, но тот молчал.
С десяток воинов стояли у левой стены церкви, а у правой толпилось куда больше священников и монахов. Они о чем-то спорили, но все разом умолкли, когда я вошел.
Гизела держала меня за руку. Таким образом мы с ней и шагали по церкви, пока не оказались перед Гутредом, который, похоже, не в силах был взглянуть на меня и заговорить со мной. Один раз он открыл было рот, но так ничего и не сказал и все время смотрел куда-то мимо меня, словно надеясь, что в дверь войдет кто-нибудь менее зловещий.
— Я пришел, чтобы жениться на твоей сестре, — объявил я.
Один монах подался было вперед, словно хотел запротестовать, но товарищ оттащил его обратно, и я увидел, что боги сегодня особенно благоволят ко мне, потому что этими двумя монахами оказались Дженберт и Ида — те самые, при содействии которых я попал в рабство.
Но тут с противоположного конца церкви кто-то и вправду запротестовал:
— Госпожа Гизела уже замужем!
Я повернулся туда и увидел, что говоривший был человеком в летах, седоволосым и крепким, в короткой коричневой накидке, с серебряной цепью на шее. Когда я двинулся к нему, он вызывающе вскинул голову.
— Ага, ты Айдан, — сказал я.
Прошло четырнадцать лет с тех пор, как я покинул Беббанбург, но я узнал Айдана. Некогда он служил привратником у моего отца. Тогда его обязанностью было не впускать нежеланных гостей в большой зал, но серебряная цепь на шее говорила о том, что с тех пор этот человек явно сделал карьеру.
— Кто ты теперь, Айдан? — вопросил я.
— Управляющий лорда Беббанбурга, — мрачно ответил он.
Он меня не узнал. Да и как он мог меня узнать? Мне было девять лет, когда Айдан в последний раз меня видел.
— Значит, ты мой управляющий, — сказал я.
— Почему? — изумился он.
Потом Айдан понял, кто я, и шагнул назад, к двум молодым воинам. Шагнул непроизвольно, ведь Айдан не был трусом. В свое время он был хорошим воином, но встреча со мной потрясла его. Однако затем Айдан взял себя в руки и дерзко посмотрел мне в лицо.
— Госпожа Гизела замужем! — повторил он.
— Ничего подобного, — отозвалась она.
— Вот видишь, — сказал я Айдану.
Гутред откашлялся, словно собираясь что-то сказать, но как раз в этот момент Рагнар и его люди ввалились в церковь.
— Госпожа замужем, — раздался голос из толпы священников и монахов.
Я повернулся и увидел, что это произнес брат Дженберт.
— Она замужем за господином Эльфриком! — настаивал монах.
— За Эльфриком? — переспросил я, как будто не слышал этой новости раньше. — Замужем за этим шлюхиным сыном, за этой жалкой вошью, за этим куском дерьма?
Айдан ткнул в бок одного из воинов, стоявших с ним рядом, и тот обнажил меч. Второй воин сделал то же самое, и я сперва улыбнулся им, а потом медленно вытащил из ножен Вздох Змея.
— Вы в храме Божьем! — запротестовал аббат Эадред. — Уберите оружие!
Двое молодых воинов заколебались, но, поскольку я не вложил в ножны Вздох Змея, продолжали держать свои мечи наготове, хотя ни один из них не двинулся, чтобы напасть. Слишком много слышали они о моих ратных подвигах, да и Вздох Змея все еще был липким от крови убитых людей Кьяртана.
— Утред! — На этот раз вмешался Беокка. Он ворвался в церковь и протиснулся мимо людей Рагнара. — Утред! — воскликнул он снова.
Я повернулся к нему.
— Это мое дело, святой отец, — сказал я. — И предоставь решать его мне самому. Помнишь Айдана?
Сперва Беокка выглядел озадаченным, но потом узнал нового управляющего, который жил в Беббанбурге все то время, пока он сам был священником моего отца.
— Этот человек хочет, чтобы двое вот этих мальчишек меня убили. Но сначала, Айдан, — снова взглянул я на управляющего, — объясни мне, разве Гизела может быть замужем за человеком, с которым она даже никогда не встречалась?
Айдан посмотрел на Гутреда, словно ожидая от короля помощи, но тот по-прежнему сидел неподвижно, поэтому ему пришлось выкручиваться самому.
— Во время церемонии венчания я стоял рядом с ней вместо господина Эльфрика, — ответил он. — Это называется брак через доверенное лицо, вполне законная процедура.
— И что, потом ты лег с новобрачной в постель? — поинтересовался я, и священники с монахами неодобрительно зашипели.
— Разумеется, нет! — оскорбился Айдан.
— Если никто на ней еще не скакал, — заключил я, — значит, госпожа пока не замужем. Кобыла не считается объезженной до тех пор, пока ее не оседлают и не поскачут на ней. На тебе скакали? — спросил я Гизелу.
— Пока еще нет, — ответила та.
— Она замужем, — настаивал Айдан.
— Другой человек стоял перед алтарем вместо жениха, и это считается законным браком? — спросил я.
— Так оно и есть, — тихо проговорил Беокка.
— А вот интересно, — я по-прежнему обращался к Айдану, проигнорировав замечание Беокки, — если я тебя убью, то госпожа Гизела станет вдовой?
Айдан подтолкнул ко мне одного из воинов, тот послушно шагнул вперед. Вот ведь глупец! Вздох Змея с легкостью отбил чужой меч в сторону, и кончик моего клинка уперся прямо в живот юноше.
— Неужели ты хочешь, чтобы твои кишки распластались по полу? — ласково спросил я. — Знаешь, кто я такой? Я Утред! — Теперь мой голос звучал громко и хвастливо. — Я повелитель Беббанбурга, тот самый человек, который убил Уббу Лотброксона в битве на морском берегу.
Воин сделал шаг назад.
— Я убил больше человек, чем могу сосчитать, — продолжал я, — но пусть это тебя не останавливает! Сразись со мной. Ты ведь наверняка хочешь похвастаться, что победил самого Утреда? Этот кусок жабьей слизи, Эльфрик, будет доволен, если ты меня убьешь. Он тебя щедро вознаградит. — Я снова ткнул юношу кончиком меча. — Ну же! Давай! — Мой гнев разгорался все сильнее. — Попытайся!
Однако молодой воин в испуге снова шагнул назад, и его товарищ поступил так же.
Этому вряд ли стоило удивляться, потому что ко мне присоединились Рагнар и Стеапа, а за ними стояла толпа воинов-датчан, одетых в кольчуги, вооруженных топорами и мечами.
Я посмотрел на Айдана.
— А ты можешь уползти обратно к моему дяде, — сказал я, — и рассказать ему, что он потерял невесту.
— Утред! — наконец-то подал голос король.
Но я не обратил на Гутреда никакого внимания. Вместо этого я двинулся через всю церковь туда, где сбились в кучку священники и монахи. Гизела пошла со мной — она все еще держала меня за руку. Я отдал ей Вздох Змея и остановился перед Дженбертом.
— Как ты думаешь, Гизела замужем? — спросил я его.
— Да! — вызывающе ответил тот. — Свадебный выкуп выплачен, и брак освящен! Церковью!
— Выкуп? — Я взглянул на Гизелу. — И много они тебе заплатили?
— Это мы заплатили им, — сказала моя возлюбленная. — Они получили тысячу шиллингов и руку святого Освальда.
— Руку святого Освальда? — Я чуть было не рассмеялся. — Где же вы ее взяли?
— Ее нашел аббат Эадред, — сухо произнесла Гизела.
— Скорее всего, выкопал на каком-нибудь заброшенном кладбище, — предположил я.
Дженберт ощетинился.
— Все было сделано строго по законам, мирским и Святой церкви. И эта юная женщина, — он насмешливо взглянул на Гизелу, — замужем!
Эта ядовитая усмешка на его узком, надменном лице разгневала меня, и, протянув руку, я схватил монаха за волосы, в которых была выбрита тонзура. Дженберт попытался сопротивляться, но куда там: я рывком наклонил его голову вперед и вниз, а потом так сильно вздернул правое колено, что разбил монаху лицо о кольчугу на бедре.
— Она замужем, — упрямо повторил он.
Его голос звучал хрипло из-за крови во рту. И я снова рванул его голову, на сей раз почувствовав, как зубы монаха раскрошились о мое колено.
— Так, по-твоему, Гизела замужем? — спросил я.
Он ничего не ответил, поэтому я снова дернул его голову вниз и ощутил, как нос его сломался, наткнувшись на мое обтянутое кольчугой колено.
— Я задал тебе вопрос, — сказал я.
— Госпожа Гизела замужем, — настаивал Дженберт.
Он весь трясся от злости и вздрагивал от боли. Священники шумно протестовали против того, что я вытворял, но я потерял голову, испытав внезапный приступ ярости.
Мой дядя славно выдрессировал этого монаха. Разве мог я забыть, как Дженберт сговорился с Гутредом, чтобы сделать меня рабом. Он сплел против меня заговор. Он пытался меня уничтожить, и воспоминания об этом подпитывали мою ярость, делая ее неукротимой. А какие страшные унижения пришлось мне перенести по милости этого человека на корабле Сверри. Поэтому я снова притянул к себе голову Дженберта, но на сей раз не ударил его лицом о колено, а вытащил Осиное Жало, свой короткий клинок, и перерезал монаху горло. Располосовал его одним-единственным ударом.
На то, чтобы вытащить клинок, ушло одно биение сердца, и в этот миг я увидел, как глаза монаха широко распахнулись — он не мог поверить в происходящее. Признаюсь, я и сам едва верил в то, что делаю. Но все равно сделал это. Я перерезал мерзавцу горло, и кровь его хлынула на мою кольчугу.
Дженберт, содрогаясь в агонии и пуская кровавые пузыри, рухнул на пол из влажного тростника.
Монахи и священники завизжали, словно перепуганные женщины. Никто не ожидал, что я прикончу Дженберта.
Я и сам удивился тому, что сотворил мой гнев, но не чувствовал раскаяния и не считал свой поступок убийством. Я видел в нем месть и был полностью удовлетворен содеянным. Я отомстил за каждую минуту тяжкого унизительного труда на «Торговце», за каждый удар, который нанесли мне Сверри и члены его команды. Еще раз взглянув на дергающегося в предсмертных судорогах Дженберта, я поднял глаза на его сотоварища, брата Иду.
— Гизела замужем? — требовательно спросил я у него.
— По церковным законам… — начал было Ида, слегка заикаясь, но потом запнулся, посмотрел на клинок Осиного Жала и торопливо завершил: — Нет, она не замужем, мой господин.
— Ты замужем? — спросил я Гизелу.
— Разумеется, нет, — ответила она.
Я наклонился и вытер Осиное Жало о подол одежды Дженберта. Теперь он был мертв, а в его глазах так и застыло удивление.
Один священник, самый храбрый из всех, опустился на колени над трупом монаха, но остальные церковники походили на овец, встретивших волка. Они смотрели на меня, разинув рты, слишком перепуганные, чтобы протестовать.
Беокка тоже открывал и закрывал рот, но так и не издал ни звука.
Я вложил в ножны Осиное Жало, взял у Гизелы Вздох Змея, и мы вдвоем вернулись к ее брату. Гутред таращился на труп Дженберта и на кровь, расплескавшуюся по полу и забрызгавшую подол его сестры. Он, наверное, думал, что я собираюсь поступить с ним точно так же, потому что положил руку на рукоять меча.
Но я указал Вздохом Змея на Рагнара.
— Это ярл Рагнар, — сказал я Гутреду. — Он здесь для того, чтобы за тебя сражаться. Хотя ты и не заслуживаешь его помощи. Будь моя воля, я бы вновь надел на тебя рабские кандалы и отправил чистить нужники у короля Эохайда!
— Он помазанник Божий! — запротестовал отец Хротверд. — Проявляй к нему уважение!
Я поднял Осиное Жало, проговорив:
— И ты мне тоже никогда не нравился.
Беокка, в ужасе от моего поведения, отпихнул меня в сторону и поклонился Гутреду. Он страшно побледнел, и неудивительно — на его глазах только что убили монаха. Но даже это не могло заставить Беокку забыть о своей блистательной миссии — он ведь был послом восточных саксов.
— Позволь приветствовать тебя от имени, — начал он, — Альфреда Уэссекского, который…
— Позже, святой отец, — перебил я.
— Позволь приветствовать тебя… — сделал новую попытку Беокка — и жалобно пискнул, когда я оттащил его назад.
Священники и монахи явно решили, что я собираюсь его убить, потому что некоторые из них закрыли глаза.
— Позже, святой отец, — повторил я, выпуская Беокку. Потом посмотрел на Гутреда: — Итак, что ты теперь будешь делать?
— В каком смысле?
— Ну как же, мы прогнали твоих врагов, которые держали тебя в осаде, поэтому теперь ты волен уйти. И я спрашиваю: что ты собираешься делать?
Вместо короля ответил Хротверд:
— Первым делом мы накажем тебя!
Священника обуял гнев. Он кричал, что я убийца, язычник и грешник, что Бог отомстит Гутреду, если тот позволит мне остаться безнаказанным. Королева Осбурх в ужасе взирала на Хротверда, который громко выкрикивал свои угрозы: растрепанный, в ярости брызжущий слюной — ну просто настоящий фанатик.
— Единственная надежда Халиверфолкланда, — выкрикивал он, — это наш союз с Эльфриком Беббанбургским! Пошлите госпожу Гизелу господину Эльфрику и убейте язычника! — Он указал на меня.
Гизела все еще стояла рядом, вцепившись в мою руку. Я промолчал.
Аббат Эадред, который выглядел теперь таким же старым, как и святой Кутберт, попытался навести в церкви порядок.
Он воздел руки вверх и не опускал их, пока не воцарилась тишина, потом поблагодарил Рагнара за то, что тот уничтожил Кьяртана.
— Что мы теперь должны сделать, мой король, — повернулся Эадред к Гутреду, — так это отнести святого на Север. В Беббанбург.
— Мы должны первым делом наказать убийцу! — вмешался Хротверд.
— У нас нет ничего более драгоценного, чем тело святого Кутберта, — гнул свое Эадред, не обращая внимания на гнев Хротверда, — и мы должны доставить его в безопасное место. Нам следует выехать завтра на Север и отправиться в убежище в Беббанбурге.
Айдан, управляющий Эльфрика, попросил дозволения заговорить. Он сказал, что явился на юг, рискуя жизнью и веря в честность других людей, а я оскорбил его, его хозяина и нарушил мир в Нортумбрии, но он готов забыть про оскорбления, если Гутред доставит святого Кутберта и Гизелу в Беббанбург.
— Только у нас в Беббанбурге, — закончил Айдан, — святой будет в безопасности.
— Этот человек должен умереть, — настаивал Хротверд, тыча в мою сторону деревянным крестом.
Гутред занервничал.
— Если мы поедем на Север, — сказал он, — против нас выступит Кьяртан.
Но Эадред был готов к такому возражению.
— Если ярл Рагнар поедет с нами, он нас защитит. Церковь заплатит ярлу Рагнару за эту услугу.
— Никто из нас не сможет считать себя в безопасности, — опять закричал Хротверд, — если убийце будет дозволено жить! — Он снова показал на меня деревянным крестом. — Этот человек убийца! Убийца! А брат Дженберт — мученик!
Монахи и священники разразились одобрительными криками, и Гутред призвал их к порядку только тогда, когда вспомнил, что перед ним — посол короля Альфреда. Гутред потребовал тишины, после чего предложил Беокке говорить.
Бедный Беокка! Он целыми днями репетировал свою речь, оттачивая каждое слово, произнося ее вслух и всячески совершенствуя. Он спрашивал у нас советов и отвергал их, бесконечно твердил одно и то же… И вот теперь настал наконец его звездный час, но я сомневался, что Гутред слышит хотя бы слово, потому что король не отрываясь смотрел на меня и Гизелу, а Хротверд тем временем все еще ядовито шипел ему в ухо.
Но Беокка бубнил и бубнил, восхваляя Гутреда и королеву Осбурх, заявляя, что они Божественный свет Севера, и в результате нагнал скуку на всех, кто был в состоянии его слушать.
Некоторые из воинов Гутреда потихоньку издевались над оратором, корча рожи и изображая из себя косоглазых. Наконец Стеапа, которому это порядком надоело, встал рядом с Беоккой, положив руку на рукоять меча. Стеапа был добрым человеком, но внешность имел поистине устрашающую. Настоящий великан, да еще с туго обтянутым кожей черепом, так что на лице этого человека не отражалось ничего, кроме яростной ненависти или волчьего голода.
Стеапа свирепо оглянулся по сторонам, словно бросая вызов любому, кто еще посмеет унизить священника, и все затихли в благоговейном страхе.
Беокка, разумеется, решил, что присутствующих заставило замолчать его красноречие. Он закончил свою речь тем, что отвесил Гутреду низкий поклон, а затем вручил ему подарки от Альфреда. Во-первых, книгу — Альфред утверждал, будто сам перевел ее с латыни на английский, и вполне возможно, что так оно и было. С поклоном вручая королю тяжелый том в украшенной драгоценностями обложке, Беокка сказал, что там полно христианских назиданий. Гутред повернул книгу вверх ногами, разобрался, как расстегивать замок на обложке, посмотрел на перевернутую страницу и заявил, что это самый ценный подарок, который он когда-либо получал. То же самое он сказал о втором подарке — мече. Меч и впрямь был хорош: франкский клинок, серебряная рукоять, а головка эфеса была сделана из большого, чистой воды кристалла. Последний из даров, без сомнения, был самым драгоценным — рака из чистейшего золота, украшенная яркими гранатами. В ней хранились волоски из бороды святого Августина Контварабургского. Даже на аббата Эадреда, стража самого святого трупа Нортумбрии, подарок произвел впечатление: он так и подался вперед, чтобы прикоснуться к сверкающему золоту.
— Король Альфред вложил в свои дары особый смысл, — сказал Беокка.
— Давай покороче, — пробормотал я, и Гизела сжала мою руку.
— Я был бы безмерно рад услышать это послание, — вежливо проговорил Гутред.
— Книга означает учение, — сказал Беокка, — потому что христианский король должен быть просвещенным, в отличие от невежественных варваров. Меч — инструмент, с помощью которого мы защищаем учение и Царство Божие на земле, а кристалл на эфесе символизирует внутреннее зрение, позволяющее нам понимать волю нашего Спасителя. А волосы из бороды святого Августина, мой господин, напоминают нам, что без Бога мы ничто и без Святой церкви подобны мякине на ветру. И Альфред Уэссекский от души желает тебе, мой господин, долгой и благочестивой жизни, он надеется, что ты будешь по-христиански управлять просвещенным королевством, и да минуют тебя всяческие опасности.
Гутред произнес в ответ благодарственную речь, однако закончил ее жалобным вопросом:
— Альфред Уэссекский пошлет Нортумбрии помощь?
— Помощь? — переспросил Беокка, не уверенный, как на это лучше ответить.
— Мне нужны копейщики, — пояснил Гутред.
Интересно, неужели он рассчитывал продержаться под натиском Кьяртана достаточно долго, чтобы до него успели добраться какие-нибудь войска восточных саксов.
— Альфред послал меня, — ответил я за Беокку.
— Убийца! — возмущенно воскликнул, словно выплюнув это слово, Хротверд.
Он все никак не мог угомониться.
— Альфред послал меня, — повторил я.
Я выпустил руку Гизелы и присоединился к Беокке и Стеапе, которые стояли посреди нефа. Беокка слегка взмахнул руками, словно веля мне отойти и вести себя тихо, но Гутред желал услышать, что я скажу.
— Больше двух лет тому назад, — напомнил я ему, — Эльфрик сделался твоим союзником, и ценой этого союза стала моя свобода. Он пообещал тебе уничтожить Дунхолм, однако я слышал, что Дунхолм все еще стоит и Кьяртан все еще жив. Вот и верь после этого обещаниям Эльфрика. Однако, похоже, ты до сих пор думаешь, что, если отдаешь ему сестру и мертвого святого, Эльфрик будет сражаться на твоей стороне. Да?
— Убийца! — вновь прошипел Хротверд.
— Беббанбург находится в двух днях пути отсюда, — продолжал я, — и, чтобы туда попасть, тебе понадобится помощь ярла Рагнара. Но ярл Рагнар — мой друг, а не твой. И он никогда меня не предавал.
Лицо Гутреда дернулось при упоминании о предательстве.
— Нам не нужны язычники датчане, — прошипел Гутреду Хротверд. — Нам следует вновь посвятить себя Господу, мой король, здесь, в реке Иордан, и тогда Иисус проведет нас целыми и невредимыми через земли Кьяртана!
— Иордан? — спросил стоявший за моей спиной Рагнар. — Где это?
Я всегда думал, что река Иордан находится в Святой земле, но оказалось, что она здесь, в Нортумбрии.
— Река Свале, — прокричал Хротверд, словно обращаясь к сотням человек, — та самая река, где святой Паулинус крестил Эдвина, первого христианского короля нашей страны! Тысячи людей были крещены здесь! Это наша священная река! Наш Иордан! И если мы погрузим свои мечи и копья в Свале, Господь благословит их! Нас нельзя будет победить!
— Без ярла Рагнара Кьяртан разорвет вас на куски, — пренебрежительно бросил я Хротверду. — А ярл Рагнар, — я снова взглянул на Гутреда, — мой друг, а не твой.
Гутред взял жену за руку и, собрав всю свою храбрость, посмотрел мне в глаза.
— Что ты посоветуешь мне делать, господин Утред?
Мои враги — а их в тот день собралось в церкви очень много — заметили, что король назвал меня господином Утредом, и по толпе пробежал возмущенный ропот.
Я сделал шаг вперед и ответил:
— Все очень просто, мой господин.
Я и сам толком не знал, что собираюсь сказать, и тут вдруг меня осенило.
Три коварные пряхи решили надо мной подшутить, а может, удостоить судьбы такой же золотой, как и судьба Гутреда, потому что внезапно все и впрямь показалось мне очень простым.
Король выжидающе смотрел на меня.
— Ивар пришел в Эофервик, мой господин, — сказал я, — а Кьяртан послал людей, чтобы не позволить тебе добраться до Беббанбурга. Эти люди пытаются обратить тебя в бегство. Тогда они захватят твои крепости и твой дворец, уничтожат твоих сторонников саксов, а затем возьмут в плен и убьют тебя самого.
— И? — жалобно спросил Гутред. — Что же нам делать?
— Ясное дело что: мы запремся в крепости, мой господин. В безопасном месте.
— Где? — уточнил король.
— В Дунхолме, — ответил я. — Где же еще?
Гутред молча уставился на меня. Все молчали. Даже церковники, всего мгновение назад вопившие, требуя моей смерти, утихли. А я вспомнил Альфреда, который в ту ужасную зиму, когда весь Уэссекс, казалось, был обречен, думал не только о том, чтобы выжить, но и о том, чтобы победить.
— Если мы выступим на рассвете, — продолжал я, — и будем двигаться быстро, то через два дня мы возьмем Дунхолм.
— И ты сможешь это сделать? — спросил Гутред.
— Нет, мой господин, — ответил я, — мы сможем это сделать.
Хотя я не имел ни малейшего представления, как именно. Все, что я знал: нас мало, а врагов у нас без счета, и до сих пор Гутред смахивал на мышь в лапах котов, однако пришло время нанести ответный удар. А Дунхолм, поскольку Кьяртан послал множество своих людей охранять подступы к Беббанбургу, был сейчас слаб как никогда.
— Мы сможем это сделать, — заявил Рагнар и подошел, чтобы встать рядом со мной.
— Ну, тогда мы сделаем это, — заключил Гутред.
Таким образом, все было решено.
Священникам не понравилось, что я остался безнаказанным. А еще меньше им понравилось, что Гутред отмел все их жалобы и попросил меня пойти с ним в маленький дом, в котором поселился.
Гизела тоже пошла туда. Она встала у стены и наблюдала за нами. В комнате горел небольшой очаг. Был холодный полдень — первые заморозки, ибо надвигалась зима.
Гутред был явно смущен, оказавшись почти наедине со мной. Он слегка улыбнулся.
— Прости меня, Утред, — запинаясь, проговорил он.
— Ты ублюдок! — ответил я.
— Утред… — начал он, но не смог придумать, что еще сказать.
— Ты кусок горностаева дерьма, — сказал я, — настоящий эрслинг.
— Я король, — возразил он, пытаясь обрести достоинство.
— Тогда ты королевский кусок горностаева дерьма. Эрслинг на троне!
— Я… — Однако он не смог подобрать слов, поэтому сел на единственный в комнате стул и беспомощно пожал плечами.
— Но ты рассудил правильно, — заметил я.
— Да? — Его лицо прояснилось.
— Предполагалось, что ты пожертвовал мной, чтобы войска Эльфрика сражались на твоей стороне. И что с его помощью ты раздавишь Кьяртана, как вошь. Однако это не сработало! Кьяртан все еще здесь, и Эльфрик называет себя повелителем Берниции, а твои подданные датчане не сегодня-завтра восстанут. Так, спрашивается, чего ради я провел в рабстве больше двух лет?
Он ничего не ответил.
Я отстегнул с пояса меч, снял через голову тяжелую кольчугу и уронил ее на пол. Гутред озадаченно наблюдал за тем, как я стаскиваю рубашку с левого плеча. А потом я показал ему шрам, который Хакка оставил у меня на руке.
— Ты знаешь, что это такое? — спросил я.
Гутред покачал головой.
— Это клеймо раба, мой король. У тебя такого нет?
— Нет, — ответил он.
— Значит, я получил его за тебя. И добро бы я еще пострадал ради пользы дела. Однако что получилось? Ты беглец, которым вовсю манипулируют священники. А ведь я еще давно советовал тебе убить Ивара.
— Я должен был это сделать, — признал Гутред.
— И ты позволил этому жалкому ублюдку Хротверду обложить десятиной датчан?
— Это было сделано ради того, чтобы возвести гробницу, — ответил Гутред. — Хротверду приснился вещий сон. Он сказал, что с ним говорил сам святой Кутберт.
— Кутберт что-то очень болтлив для покойника, не находишь? Не пора ли вспомнить, что этой землей правишь ты, а не святой Кутберт?
На Гутреда было жалко смотреть.
— Но христианская магия всегда помогала мне, — проговорил он.
— Ничего подобного, — пренебрежительно бросил я. — Кьяртан жив, Ивар жив, датчане вот-вот восстанут. Забудь про христианскую магию! У тебя теперь есть я и ярл Рагнар. Он лучший человек в твоем королевстве. Позаботься о нем. Слышишь?
— И о тебе, Утред. Я позабочусь о тебе, обещаю.
— Ну, положим, об Утреде я и сама позабочусь, — вмешалась Гизела.
— Не забывай, что скоро ты будешь моим шурином, — сказал я Гутреду.
Тот кивнул и слабо улыбнулся.
— Гизела всегда верила, что ты вернешься.
— А ты небось думал, что я уже мертв?
— Я надеялся, что ты жив, — улыбнулся Гутред и встал. — Поверишь ли ты, если я скажу, что по тебе скучал?
— Да, мой господин, поверю, потому что я тоже по тебе скучал.
— Правда? — с надеждой спросил он.
— Да, мой господин, правда.
И, как ни странно, я не лгал. Я думал, что ненавижу Гутреда, но, когда снова его увидел, понял, что это не так. За это время я начисто позабыл о его невероятном обаянии. Этот человек все еще нравился мне.
Мы обнялись.
Гутред поднял шлем и пошел к двери, которая представляла собой кусок ткани, приколоченный гвоздями к притолоке.
— Я оставлю тебя на сегодняшнюю ночь в своем доме, — улыбаясь, сказал он. — Вас двоих, — добавил он.
Он так и поступил.
* * *
Гизела.
Даже теперь, в глубокой старости, когда я иногда вижу девушку, которая напоминает мне Гизелу, у меня перехватывает дыхание. До самой смерти не забуду я эту размашистую походку, эти черные волосы, стройную талию, изящные движения и непокорно вскинутую голову. Когда я вижу похожую девушку, мне кажется, что я снова вижу Гизелу, и (к старости я совсем выжил из ума и стал сентиментальным глупцом) я часто ловлю себя на том, что на глаза мои навернулись слезы.
— Вообще-то у меня уже есть жена, — сказал я Гизеле той ночью.
— Ты женат? — удивилась она. — И кто эта женщина?
— Ее зовут Милдрит, и я женился на ней давно, по приказу Альфреда. Она ненавидит меня, поэтому отправилась в монастырь.
— Все твои женщины туда отправляются: Милдрит, Хильда и я.
— Это правда, — развеселился я.
Такая мысль раньше не приходила мне в голову.
— Хильда велела мне отправиться в монастырь, если мне будет грозить беда, — сообщила Гизела.
— Да ну?
— Она сказала, что там я буду в безопасности. Поэтому, когда Кьяртан заявил, что хочет выдать меня за своего сына, я ушла в монастырь.
— Гутред никогда бы не выдал тебя за Свена.
— Мой брат подумывал об этом, — возразила Гизела. — Ему требовались деньги. Ему нужна была помощь, а взамен он мог предложить лишь меня.
— В качестве коровы мира?
— Точно, — кивнула Гизела.
— Тебе понравилось в монастыре?
— Я ненавидела его и вообще очень страдала все то время, пока тебя тут не было. Ты собираешься убить Кьяртана?
— Да.
— Как?
— Не знаю, — ответил я. — Вообще-то не исключено, что его убьет Рагнар. У Рагнара больше причин разделаться с этим ублюдком.
— Когда я отказалась выйти замуж за Свена, — сказала Гизела, — Кьяртан пригрозил, что захватит меня в плен и отдаст своим людям. Дескать, распластает меня на земле и позволит своим воинам на славу попользоваться мной, а когда они закончат, бросит меня на съедение собакам. А у вас с Милдрит есть дети?
— Был один сын, — сказал я. — Но он умер.
— Мои дети не умрут. Мои сыновья будут воинами, а моя дочь станет матерью воинов.
Я улыбнулся, потом пробежал рукой вниз по ее длинной спине, так что моя дрожь передалась Гизеле. Нас укрывали три плаща, а ее волосы были влажными, потому что соломенная крыша протекала. Устилавший пол тростник был гнилым и мокрым, но мы были счастливы.
— Ты стала христианкой в своем монастыре? — спросил я.
— Еще чего не хватало.
— И монахи не возражали?
— Я дала им серебро.
— Тогда понятно.
— Не думаю, что среди датчан есть настоящие христиане, — сказала Гизела.
— Даже твой брат?
— У нас много богов, и христианский бог — просто один из них. Я уверена, что именно так и думает Гутред. Как зовут христианского бога? Монахиня сказала мне, но я забыла.
— Иегова.
— Вот видишь? Один, Тор и Иегова. У Иеговы есть жена?
— Нет.
— Бедный Иегова, — сказала Гизела.
«Действительно, вот бедняга», — подумал я.
Я все еще сочувствовал христианскому богу, когда под непрекращающимся дождем, хлеставшим по остаткам римской дороги и превращавшим поля в грязь, мы пересекли долину реки Свале и поехали на Север, чтобы взять крепость, взять которую было невозможно. Ибо мы отправились захватить Дунхолм.
Назад: Глава седьмая
Дальше: Глава девятая
