11
— Шпик чёртов, что ли?
Так поприветствовал Старбака полковник Натаниэль Эванс. Двое верховых луизианцев перехватили возвращавшегося Старбака у церкви Седли, без лишних разговоров скрутили ему запястья веревкой и приволокли к каменному мосту, за которым расположился со своим штабом их командир Эванс. Полковник окинул юношу недружелюбным взглядом и приказал:
— Ну-ка, сдёрните эту орясину из седла.
Кто-то бесцеремонно рванул Старбака вниз, и тот слетел со спины Покахонтас, кулём рухнув к ногам полковника.
— Я не шпик. — угрюмо выдавил из себя Старбак, едва к нему вернулось дыхание, — Я один из бойцов Фальконера.
— Фальконера? Какого это Фальконера? — Эванс издал рычание, похожее на лай и смех одновременно, — Не того ли, часом, индюка, который считает себя больно важной птицей, чтобы сражаться плечом к плечу со мной и моими ребятами? Если того, то ты попал пальцем в небо, парень. У Фальконера нет бойцов, у него лишь толпа таких же, как он, соплежуев, цыплячьих душ и гадящих в штаны маменькиных сынков. Ты из которых?
Старбак, как ни подмывало его ответить резкостью на поток оскорблений, сдержался:
— В лесу за бродами Седли полно северян. Они движутся сюда. Я ехал предупредить.
— Брешет, как законник, сэр. — высказался один из двух пленивших юношу луизианцев.
Они походили друг на друга, как близнецы. Оба поджарые, с обветренными физиономиями и быстрыми хищными взглядами. А ещё они напомнили Старбаку Томаса Труслоу. Вооружены луизианцы были до зубов. Каждый имел по карабину, по паре пистолетов, по сабле и по тесаку. У сёдел болтались притороченные к лукам куры со свёрнутыми шеями и кровоточащие шматы свинины, свидетельствующие, что окрестные фермы ребята вниманием не обошли. Один луизианец, обыскав Старбака на месте пленения, избавил юношу от наличности в размере трёх долларов шестнадцати центов, а письмо преподобного и пропуск, будучи неграмотным, покрутил в руках, да и затолкал обратно в карман рубахи Натаниэля.
— Оружия у него не было. — доложил он Эвансу, — Мундира тоже. Шпик он, полковник, сэр. Тут и думать нечего, стоит только говор послушать. Говорит он, как распоследний вонючий янки.
Картечь ударила шагах в десяти от них. Земля под ногами дрогнула, над ямой взлетели комья красноватого грунта. Взвизг разрыва, приглушённый землёй, заставил Старбака невольно пригнуться, но Эванс, в сантиметре от бурой шляпы которого просвистел то ли камень, то ли осколок, бровью не повёл, лишь обернулся к вестовому:
— Ты цел, Отто?
— Тсел, полкоффник.
Эванс повернулся к выпрямляющемуся Старбаку:
— И где же ты видел янки?
— За бродами Седли. В километре, может, ближе. На просёлке, идущем с востока.
— В лесу, так?
— Так, сэр.
Эванс задумчиво поковырял в жёлтых от табака зубах перочинным ножом:
— И сколько их там ты видел?
— Много. С пушками.
— С пушками? Страх какой. Я, по-моему, в штаны напрудил.
Эванс хихикнул, а его люди отозвались на немудрящую шутку дружным смехом. Полковник Натан Эванс имел давнюю репутацию «анфан террибль» американской армии. Сквернослов, бабник, пьяница и забияка, он окончил Вест-Пойнт в 1848 году, но к военному образованию относился с презрением. Единственное, что требуется от солдата, говорил он, — это умение драться, как дикий кот, а чирикают по-французски и ломают ум над всякой тригонометрией пускай штабные шаркуны.
Полковник Натан Эванс. Кличку «Шэнкс» («Тонконожка») заработал во время учёбы в Вест-Пойнте, который окончил 36-м в выпуске (для сравнения: Ли — 2-м)
— То есть пушки ты видел собственными глазами?
— Да, сэр, — подтвердил Старбак.
Пушек Натаниэль не видел. Вывод об их наличии у северян диктовало упорство, с которым они расчищали дорогу. Пехота вполне могла обойти засеку, а вот пушкам требовался хоть какой-то, но проход.
Натан Эванс отрезал от плитки табака полоску, закинул за щёку:
— Что они там делают, ясно. Ты-то за бродами что забыл?
Вновь рядом взорвался картечный снаряд. Старбак опять присел, а полковник снова удостоверился, что его ординарец жив.
— Тсел, полкоффник. Не фолнуйтесс.
Ординарец, немец-громила со скорбным лицом, носил на спине подвешенный, словно ранец, глиняный анкерок. Начальник Отто, полковник Эванс, при свете дня выглядел ничуть не привлекательнее, чем в предутренних сумерках. Он похож, зло думал Натаниэль, на угольщика. В Бостоне такие же чумазые нескладные голодранцы развозили по домам уголь, складывая отдувающиеся чёрной пылью мешки, куда укажет хозяйка, и благодарно принимающие плату. Неудивительно, что щеголеватый Фальконер отказался подчиняться этакой образине.
— Ну? Мне, что, до завтра ждать, пока ты соизволишь пасть открыть? Чего ты за бродами шлялся, янки?
— Меня послал полковник Фальконер, — вздёрнул подбородок Старбак.
— Куда послал? Зачем?
Гордость подсказывала назваться разведчиком, однако врать было тошно, и Натаниэль признался:
— Точнее, не послал, а отослал. Из Легиона. Сказал, что мне лучше вернуться к своим.
Эванс отвлёкся на миг, оценивая обстановку у моста, где заняла оборону его полубригада. Если северяне ударят здесь основными силами, долго Эванс не продержится с горсткой кавалерии, четырьмя древними гладкоствольными пушками и двумя полками неполной численности, луизианским и южнокаролинским. Борегар не считал нужным усиливать этот фланг, ведь, по мнению командующего, главной сватке суждено бушевать на востоке. Счастье, что северяне до поры, до времени ограничивались у моста беспокоящим ружейно-артиллерийским огнём, не пытаясь продвигаться.
Полковник склонил голову набок, вслушиваясь в гул. Что он хотел различить? Для Старбака шум звучал сплошным неровным рокотом, регулярно дополняемым воем и громом картечи. Редкие винтовочные пули долетали и до поляны, где расположился Эванс со штабом. Одна или две злыми жуками прожужжали рядом с Натаниэлем. Было страшно до слабости в коленках, однако кланяться пулям не давало упрямство и нежелание показаться трусом ругателю-полковнику.
— Хорош в молчанку играть, молокосос. Куда это «к своим»?
— К семье, сэр. В Бостон.
— В Бостон! — скривился тот, — Не город, а дыра. Причём, дыра в заднице. Республиканцы кишмя-кишат, как глисты в навозе, и вдобавок бабы сплошь с лошадиными мордами. А набожные, на кривой козе не подъедешь!
Эванс сплюнул табачную жвачку:
— И с какого перепою Фальконер вдруг тебя к семейству отослал?
— Не знаю, сэр.
— Что-то темнишь ты, бостонец. Вы, северяне, вообще, ребята хитросделанные. Сдаётся мне, ты норовишь обдурить меня, а? Хочешь, чтобы я парней от моста убрал? Я отступлю ниже по ручью, и твои приятели, взяв нас тёпленькими, уже к вечеру развесят моих мальчиков на деревьях. Так, умник?
Натаниэль глубоко вздохнул и спокойно, насколько мог, произнёс:
— За бродами Седли по лесу двигается колонна федералов. Меньше, чем через час они будут здесь.
Картуз картечи грянулся на пастбище у тракта, где в высокой траве стояли две из четырёх пушек полубригады. Взрыв осыпал всё в радиусе пятнадцати метров комьями грунта, пулями и осколками. Пушкари, ждущие приказа, и не шелохнулись.
— Как мой бареллито, Отто? — окликнул немца Эванс.
— Тсел, полкофник. Не фолнофайтесс. — флегматично ответствовал вестовой.
— А я «фолнофаюсс», Отто. Очень «фолнофаюсс». Из-за этого вот бостонского выродка. Звать-то тебя как?
— Натаниэль, сэр. Натаниэль Старбак.
— Значит, так, Натаниэль Стырбыр, или как тебя там. Если ты брешешь, я тебе причиндалы твои детородные вырву вот этими вот руками. Понял? Причиндалы-то у тебя есть? А то от вас, бостонцев, всего можно ожидать.
Старбак мысленно перевёл дух. Повезло, что Эванс не связал в уме пленника с преподобным Элиалем. Винтовочная пуля взрыхлила землю в шаге от Натаниэля с полковником. Эванс придвинулся к Старбаку и, обдав его спирто-табачным амбре, сказал:
— Если твои приятели возьмут мост, Конфедерация закончится. И тогда всякая бостонская сволочь попрёт к нам на Юг, дрюча наших женщин. Хотя, как я уже говорил, от вас, бостонцев, всего можно ожидать. Может, вам не женщин, а мужчин подавай. Ты, часом, на мою задницу не заглядываешься, а?
Старбак злобно засопел, но промолчал. Эванс тем временем оторвался на ковыляющем от моста рядовом:
— Куда собрался, твою мать?
Рядовой, одна штанина которого была окровавлена, испуганно оглянулся на командира.
— У тебя же руки целы, стрелять можешь, куда пошёл? — орал полковник, — Хочешь, чтобы какой-то грязный республиканец наделал твоей жене черномазых байстрюков?
Солдат развернулся и, опираясь на ружьё, как на костыль, побрёл обратно.
Картечь взбила пыль на тракте. Одна из пуль сбила с ног раненого. Тот заскрёб руками и ногами, прополз пару метров и затих неподалёку от двух находящихся в резерве пушек. Другие два орудия Эванс выдвинул к Булл-Рану. Они вели ответный огонь шрапнелью. Серые облачки разрывов пятнами воздух над противоположным берегом без видимого ущерба северянам. Впрочем, Эванс приказал стрелять не ради уничтожения северян, а ради поднятия боевого духа своих бойцов.
Оставленные в запасе пушкари скучали. Некоторые дремали. Двое лениво катали друг другу ядро. Офицер, надев очки, облокотился на бронзовый ствол и читал книгу. Ещё один артиллерист, в рубахе с закатанными рукавами и красных подтяжках, писал письмо, привалившись спиной к колесу. Их безмятежность казалась Старбаку странной. Вообще, война оказалась совсем не такой, как в газетных статьях о войне с Мексикой, в которых бравый генерал Скотт вёл овеянное пороховым дымом воинство под звёздно-полосатым флагом к победе. Офицер перелистнул страницу. Тот, что писал, макнул перо в чернильницу, стряхнул. Один из катателей ядра промахнулся, второй беззлобно товарища поддел. Раненый пехотинец лежал в кювете неподвижно.
— Что с янки будем делать, полковник? — осведомился луизианец.
Эванс нахмурился, но огласить решение относительно участи Старбака не успел.
— Сообщение, сэр! — прервал Эванса лейтенант, сопровождавший его утром к Фальконеру.
Лейтенант сидел на тощей серой лошади, глядя в подзорную трубу на ближайшую вышку:
— От сигнальщиков, сэр. Нас обходят слева.
Его слова заглушили очередной разрыв картечи.
— Повтори, Медоуз. — потребовал полковник.
Лейтенант сверился с блокнотом, глянул в трубу:
— «Внимание налево, вас обходят», если быть совсем точным.
Эванс дёрнулся, прощупывая взглядом север. Никого. Секунду подумав, он вдруг резко развернулся к Старбаку:
— Приношу свои искренние извинения, парень. Извини.
Левая ладонь с хрустом сжалась в кулак. Полковник зыркнул на мост, бормоча:
— Мост — хитрость. Они дурачат нас, чтобы удержать у моста, пока их главные силы обходят нас с тыла. — и уже громче выкрикнул, — Лошадь мне! Лошадь! Ты тоже давай в седло, парень!
Последняя фраза адресовалась Старбаку, который протянул полковнику связанные руки.
— Ага. — кивнул полковник, — Отто!
— Та?
— Освободи Бостона и плесни ему в кружку из бареллито.
Немец разрезал путы. Старбак принялся разминать запястья, а вестовой сноровисто вышиб пробку из анкерка, звучно наименованного «бареллито», и набулькал полную кружку светло-коричневой жидкости, похожей на чай.
— Пей, — сунул кружку Натаниэлю немец, — Только пыстро. Чашка нушна пыстро.
Старбака давно мучила жажда. Он жадно опрокинул кружку в рот и на миг оглох, ослеп и потерял дыхание. Виски. Чистое виски.
— Где моя лошадь? — разорялся Эванс.
Заряд картечи угодил прямо в лежащего у дороги раненого. Картечные пули, осколки, куски плоти и брызги крови разлетелись в стороны. Оторванная нога шлёпнулась у копыт Покахонтас. Та попятилась. Горячий кусок металла выбил метровую щепку из ствола дерева, осыпав листьями и лошадь, и оторванную конечность. Лейтенант Медоуз захрипел, схватился за шею. Сквозь пальцы хлынула кровь. Блокнот, шелестя страницами, соскользнул на землю. Лейтенант качнулся в седле и последовал за блокнотом.
— Ладно, я возьму лошадь Медоуза. — буркнул Эванс, берясь за поводья.
Сапог убитого застрял в стремени. Эванс ловко вытянул ногу лейтенанта и взобрался в седло.
Старбак вторым глотком лихо допил виски и, вернув кружку, залез на Покахонтас. Куда теперь?
— Эй, Бостон! — окликнул его Эванс, — Твой Фальконер тебя послушает?
— Наверно, да. — поразмыслив, поправился, — Вообще, не знаю, сэр.
Эванс на миг задержал на нём взгляд:
— Какого рожна ты дерёшься за нас, Бостон? Почему против своих?
Старбак затруднился с ответом. Не из-за Америки, скорее, из-за отца. Не из-за рабства, из-за Салли. Только как растолкуешь это Эвансу?
— Взбунтовался, сэр. — объяснил Старбак полковнику так ясно, как сумел.
Эванс понимающе ухмыльнулся, одним глотком опустошил поданную Отто кружку, вытер усы:
— Тогда ты попал, куда надо, Бостон. Найдёшь Фальконера, скажешь, что мне нужен его драгоценный Легион. Я перебрасываю своих ребят к Седли, пусть двигает туда же. Прикроет мой левый фланг.
Старбак, пьянея от виски и переменчивости фортуны, счёл необходимым предупредить:
— Полковник Фальконер хочет передислоцироваться на правый фланг армии, сэр.
— Плевать мне на то, что он хочет! — рявкнул Эванс с такой яростью, что пушкари у дороги встревожились, — Скажи лощёному ублюдку, что, если мы не остановим янки, к вечеру наша Конфедерация накроется медным тазом! Делай, что угодно, лишь бы он подтянул Легион к Седли!
Эванс ударил лошадь шпорами и помчался прочь, увлекая за собой толпу офицеров и вестовых. Старбак остался один. Свистели пули. Жужжали мухи, откладывая яйца в разбросанные взрывом куски того, что ещё недавно было раненым пехотинцем. Лейтенант Медоуз лежал на спине. Полуоткрытые губы были окровавлены, а в глазах застыло удивление. Старбак подобрал поводья и поехал искать Легион.
Первые потери Легион Фальконера понёс в начале девятого. Прилетевший невесть откуда картуз картечи грянулся о противоположный склон, с визгом отскочил и разорвался в двадцати шагах от роты «А». Один из осколков пробил голову Джо Спарроу, умному парнишке, заработавшему университетскую стипендию, чтобы умереть самой завидной для солдата мгновенной смертью. Только что он стоял, зубоскаля с Сайресом Мэттьюзом, а спустя миг уже лежал на земле.
— Джо? — позвал Сайрес.
Вокруг тела сгрудились легионеры. Джордж Уотерс, друг Спарроу, стоявший за ним во втором ряду, встал на колени и сдёрнул с головы убитого нахлобученное осколком по самые уши кепи. Хлынула кровь, и Джордж Уотерс отшатнулся:
— Мёртв…
— Не дури, парень. На черепе из малейшей раны кровь течёт, как из свиньи резаной. — сержант Хоуз протолкался вперёд и, присев на корточки, похлопал Спарроу по щеке, — Эй, Лилипут, очнись!
Единственный сын Фрэнка и Бланш Спарроу, их надежда и гордость. Не хотела Бланш отпускать его на войну и не отпустила бы, да кто-то подкинул им на крыльцо юбку, после чего Джо, не спросясь, записался в Легион.
— Доктора! Доктора! — заорал, соскакивая с лошади, капитан Хинтон.
Из тыла Легиона под звуки наигрываемой оркестром «Анны-Лори» рысцой прибежал доктор Дэнсон с саквояжем.
— Расступитесь! Дайте ему пространства! — выкрикивал врач, распихивая окруживших тело Джо солдат роты «А».
Доктор привык так говорить, вне зависимости, приглашали его к раненому на свежем воздухе, к больному ли домой. Вокруг пациентов всегда толпились зеваки, пялясь на то, что делает доктор, а то и давая «ценные» советы. Дэнсона порой так и подмывало осведомиться: зачем вы, милые мои, меня звали, если знаете, как лечить, лучше меня?
— Так, все назад. Кто, Пол?
— Сын Бланш Спарроу, док. — мрачно ответил Хинтон.
— Эй, Джо, поднимайся! Пропустишь веселье. — Дэнсон опустился на колени, — Что стряслось-то? Ранение в голову?
— Он мёртв. — не веря до конца в произошедшее несчастье, повторил Джордж Уотерс.
Дэнсон неодобрительно покосился на Уотерса и пощупал пульс Джо. Несколько секунд врач сидел молча, затем медленно накрыл лицо убитого окровавленным кепи с прорехой на донце.
— Бедная Бланш. — вздохнул лекарь, — Как мы ей скажем?
Машинально Дэнсон расстегнул погибшему парнишке верхнюю пуговку мундира, будто тому ещё требовался воздух.
Очередная картечина влепилась в холм за Легионом, метрах в пятистах, не причинив никому вреда. Адам Фальконер, который с вершины бугра пытался по дымам и пальбе у моста понять, что же там происходит, заметил суматоху в рядах Легиона и поехал узнать, в чём дело.
— Что у вас? — осведомился он у Дэнсона.
— Сын Бланш убит. Юный Джо.
— О, Боже!
День начался не очень, но Адам успел уверить себя, что сражения сегодня не будет. Насколько ему удалось рассмотреть суету у моста, стороны перестреливались, но в атаку друг на друга не шли. Его настроение улучшилось, и вдруг — такая весть.
— Бланш не переживёт. — с горечью произнёс доктор, поднимаясь с колен.
Он помнил, как сдала Бланш, когда Джо чуть не умер от коклюша. Тогда Дэнсон боялся, что хоронить вместе с сыном придётся и мать. Товарищи Джо смотрели на убитого, не отрываясь. Смерть не была для них в новинку. У кого-то болезнь унесла сестрёнку, кому-то довелось вытаскивать из реки утопленника, но это было другое. Это была лотерея войны. Глядя на Джо, каждый представлял на месте Лилипута себя: остывающего, окровавленного, обмякшего.
— Несите его в тыл, ребята. — приказал Хинтон, — Поднимай! Осторожнее.
Труп оттащили назад. Хинтон вернулся и раздражённо спросил у Адама:
— Где твой отец?
— Не знаю.
— Ему здесь надо быть, а не ездить Бог знает где! — Хинтон одним прыжком бросил себя в седло.
— Наверно, его задержал Борегар. — сконфуженно предположил Адам.
На траве осталось лежать продырявленное шако Джо.
— Бедная Бланш. — сказал Адам, — Мы в знаменосцы его определили, чтоб поберечь в бою.
Хинтон его не слышал. Капитан поднял руку, указывая на бровку холма, откуда во весь опор мчался всадник:
— Это не Старбак ли? Он!
Адам поднял голову. Действительно, к ним приближался Натаниэль собственной персоной! На мгновение Адаму почудилось, что он видит призрак, а не живого друга, покинувшего их три часа назад. Наваждение рассеялось, стоило привидению выпалить зло:
— Отец твой где?
— Не знаю, Нат.
— А Бёрд? — перебил его друг.
— Что ты делаешь здесь, Нат? Нат?
Но Старбак уже скакал к древкам, с которых бессильно свисали знамёна.
— Сэр! — осадил Старбак кобылу перед Бёрдом.
— Старбак? — изумлённо воскликнул майор, — Я же должен вас вычеркнуть? Вы не заблудились?
— Сэр! — официальным тоном обратился к нему Натаниэль, — Меня прислал полковник Эванс, сэр. Он требует немедленно выступить к бродам Седли для отражения атаки приближающегося противника.
Птичка-Дятел отметил про себя невозмутимость, с какой держится Старбак, хотя юноша и волнуется, вне сомнений, волнуется. Эх, подумалось майору, если бы все держались так при исполнении своих обязанностей этим странным утром! Эх, если бы все исполняли свои обязанности должным образом этим странным утром!
— Разве требования полковника Эванса не адресованы полковнику Фальконеру?
Всё-таки, мысленно ухмыльнулся Бёрд, от ответственности он научился увиливать виртуозно.
— Коль найду полковника, сэр, будьте уверены, повторю ему то же самое. Только пока я его отыщу, от нашей армии останутся рожки да ножки.
— Всё так серьёзно? — Бёрд начал щипать себя за бороду.
А честно ли сетовать на то, что никто не выполняет своих обязанностей, и при этом радоваться мастерству, с каким сам уклоняешься от ответственности? Нет, ответил сам себе Бёрд. Есть долг солдата, и его надо исполнять. Но долг майора — выполнять приказы полковника, а полковник Фальконер строго-настрого запретил слушаться полковника Эванса, с этим как быть? А как быть с тем, что ослушаться Эванса, значит, поставить Конфедерацию на грань краха? Не будет армии, не будет и Конфедерации.
— Сэр! — воззвал к Бёрду Натаниэль.
Тот жестом приказал ему помолчать. Первым порывом Таддеуса Бёрда было отмахнуться от Старбака, от Эванса, сославшись на приказ Фальконера. Только вспомнилось одновременно: Фальконер уступил настояниям жены и назначил Бёрда майором исключительно потому, что считал учителя ничтожеством, которое не посмеет ему перечить. Фактически, подобное можно было сказать о любом человеке в окружении полковника. Не терпел Фальконер никого яркого рядом с собой. От Старбака, заподозренного в независимости, он избавился при первой же возможности, чтобы на фоне тупиц вроде Ридли сиять бриллиантом незамутнённого блеска. Да пошёл он к дьяволу, этот Фальконер! Таддеус Бёрд — не ничтожество!
— Старшина Проктор!
— Сэр? — отозвался старшина со своего места у знамён.
— Легион выдвигается к перекрёстку у подошвы холма, старшина, колоннами поротно. Командуйте, старшина!
Проктор, знавший об оставленных Фальконером указаниях, мялся:
— Это полковник вам так приказал, сэр?
— Так приказал вам я, ваш старший офицер.
Принятое решение наполнило Бёрда беспредельной уверенностью в собственных силах. Качая головой вперёд-назад, он ухмыльнулся:
— Наша цель — Седли, и ведёт туда вон тот грязный просёлок.
Он указал на дорогу, уходящую от перекрёстка к северу, и покосился на Старбака:
— Так?
— Да, сэр. Полковник Эванс доверил нам защиту своего левого фланга. Это там, на холме.
Том самом, на котором Фальконер распрощался с ним.
— Э-э, сэр… А не лучше ли нам… — осторожно начал Проктор, надеясь вразумить закусившего удила учителя.
— Не лучше! — оборвал его Бёрд, — Командуйте, старшина!
Подъехал Адам Фальконер:
— Что ты делаешь, дядя?
— Легион выступает к Седли колоннами поротно! — объявил ему майор, — Рота «А» возглавляет движение. Роты, смирно!
Мало кто выполнил команду. Большинство пялилось на Бёрда с ухмылками, полагая, что им овладел очередной приступ ярости, как бывало в школе, когда ученики доводили его до белого каления шалостями. Некоторые офицеры, следуя примеру Ридли, передразнивали майора, качая головами так, будто склёвывали невидимых червяков.
— Нат, — обратился к другу Адам, — Не будешь ли ты так любезен объяснить, что здесь происходит?
— Враг обходит армию с тыла. — громко, так, чтобы его слышали ближайшие роты, сообщил Старбак, — Полковник Эванс хочет их перехватить, но у него мало солдат, а, кроме нас, некому придти ему на выручку. Если же мы не поможем Эвансу, всё пропало!
— Бред! — буркнул Итен Ридли, — Ты сам вонючий янки и работаешь на янки. Панику разводишь. Никого тут нет.
Адам удержал рванувшегося к Ридли Старбака. На севере действительно никого не было видно. Пейзаж был спокоен и безлюден.
— Думаю, нам лучше не уходить. — сказал Адам.
Старшина Проктор согласно закивал. Бёрд беспомощно посмотрел на Старбака.
— Я видел северян. — произнёс юноша.
— С места не сойду! — заявил Ридли под одобрительный шепоток за спиной.
— Может, пошлём кого-нибудь к Эвансу уточнить? — внёс предложение Хинтон.
Он и дюжина других офицеров с сержантами подтянулись к спорщикам.
— Письменный приказ Эванса у тебя есть, Нат? — поинтересовался капитан Мерфи.
— Да времени было в обрез, не до приказов.
Ридли презрительно фыркнул, а на лице Таддеуса Бёрда отобразилось колебание, как если бы он засомневался в правильности принятого решения.
— Где сейчас Эванс?
— Он перебрасывает своих бойцов от каменного моста к Седли. — выпалил Старбак, чувствуя, как надежда сменяется отчаянием.
— По северной дороге? — раздался голос Томаса Труслоу.
— Да.
— Ты видел янки около Седли?
— За бродами.
Труслоу кивнул, но, к разочарованию Старбака, больше ничего не сказал. На тракте показалась группа серомундирных кавалеристов. Они перемахнули через дорогу, оставляя в торфе тёмные отпечатки копыт, поскакали к гребню холма и растворились в лесу. Единственное свидетельство того, что на левом фланге армии что-то происходит, скептиков не убедило. Их мнение выразил Адам:
— Это ничего не значит.
— Это значит, что мы выдвигаемся на помощь полковнику Эвансу! — майор Бёрд воспрянул духом, — И всякий, кто ослушается приказа, будет расстрелян!
Бёрд достал из кобуры револьвер Ле-Ма, взвесил в ладони и вручил рукоятью вперёд Старбаку:
— Расстрелян вами, лейтенант Старбак, и это приказ! Приказ вам ясен?
— Абсолютно, сэр!
Ситуация складывалась аховая. Командир Легиона отсутствовал, его заместителя офицеры воспринимали, как шута горохового. Старбак был северянином, да ещё и в низшем звании. Как бы ясно Бёрд и Натаниэль ни осознавали опасность, нависшую над армией Конфедерации, никто в Легионе не желал их слушать. Сжимая рукоять неуклюжего пистолета, Старбак знал, что применить его не посмеет.
Майор Бёрд сделал три шага вперёд. Ему, наверно, казалось, что он шагает величественно и грозно, но на деле со стороны он выглядел смешно.
— Легион, смирно!
Нехотя, медленно люди выпрямлялись, поднимая с травы сухарные сумки, поправляя ружья.
— Легион, колоннами поротно! Рота «А», направо! Шагом марш!
Рота «А» смотрела на капитана Хинтона, не двигаясь с места. Хинтон исподлобья глянул на Бёрда и потупился. Майор повернулся к Натаниэлю:
— Лейтенант Старбак!
— Дядя, право слово! — воскликнул Адам.
По шеренгам пронеслись смешки, однако прежде, чем они перешли в общий хохот, прозвучала команда, отданная голосом резким и мрачным, как разрыв картечи:
— Рота «К»! Оружие на плечо! — Томас Труслоу вышел на левый фланг Легиона, — Вперёд, шагом марш!
Не глядя по сторонам, коротыш зашагал вниз. Следом потянулась рота «К». Капитан Розуэлл Дженкинс, спохватившись, пустился верхом вдогонку, но его увещеваний подчинённые не слушали. Томас Труслоу шёл пружинистой походкой, всем своим видом говоря: мы явились сюда драться, так что отстаньте от нас и дайте нам драться.
Старбак поймал на себе испытующий взгляд капитана Мерфи. Кивнул. Кивка для того оказалось достаточно.
— Рота «Д»! — рявкнул тот, и его бойцы, не дожидаясь продолжения, последовали за ротой застрельщиков.
Шеренги прочих рот потеряли стройность. Старшина Проктор оглянулся на Адама. Тот пожал плечами. Майор Бёрд с улыбкой до ушей, проходя мимо, помахал им рукой.
Ридли заметался, ища союзников, но Легион уже неудержимо катился в долину, предоставив офицерам самим решать: догонять подчинённых или оставаться. Старбак на полпути запнулся и повернул Покахонтас назад:
— Адам, мундир мой где?
Фальконер-младший пропустил бегущих музыкантов, ухитряющихся на ходу что-то невразумительно играть, и ошарашено спросил:
— Нат, ты что же наделал-то?
— Федералы стремятся выйти армии в тыл. Я ведь говорил уже. Ты не знаешь, где мой мундир?
Спешившись у тела Джо Спарроу, Натаниэль взял ружьё убитого, снял с него ремень с флягой и подсумками.
— Что ты делаешь? — Адам недоумённо следил за его манипуляциями.
— Вооружаюсь. Чёрта с два я туда сунусь без оружия. Там, знаешь ли, опасно! Там люди стреляют в людей!
Шутка прозвучала не так весело, как хотелось бы Старбаку.
— Отец ведь отослал тебя домой?
— Адам, давай я сам буду решать, кому принадлежит моя верность, а?
Адам покусал губу и повернулся в седле:
— Нельсон! Принеси мистеру Старбаку оружие и мундир!
Слуга полковника, карауливший сложенные палатки, ранцы и баулы, вернул Натаниэлю его саблю, револьвер и мундир. Старбак поблагодарил негра, оделся по форме и подытожил:
— Многовато оружия.
Решительно отложив винтовку Джо Спарроу, он повертел в руке револьвер Ле-Ма:
— Ох, и чудище!
Револьвер Ле-Ма. Двуствольный: верхний ствол нарезной 42-го калибра (10,7 мм), нижний — гладкий 66-го калибра (16,7 мм), служащий одновременно осью десятизарядного барабана для верхнего ствола. Самовзводящийся курок снабжён бойком на шарнире (для стрельбы из нижнего ствола боёк сдвигается вниз).
Пистолет имел два ствола: верхний нарезной для пуль и нижний гладкий для заряда дроби. Старбак переломил пистолет и захохотал, показывая Адаму десять пустых камор барабана. Нижний ствол был заряжен дробью, но боёк стоял в положении для стрельбы пулями.
— Птичка-Дятел блефовал! Пистолет не заряжен!
— Какой уж тут блеф? — вздохнул Адам, махнув рукой в сторону спускающегося к тракту Легиона, — Смотри, что вы вдвоём наворотили!
— Адам, поверь мне, я видел янки, как тебя сейчас. Они идут прямо на нас. Не остановим их, и всё, конец войне!
— А разве не о конце войны мы с тобой мечтали на берегу? Одно сражение — и вечный мир!
— Я не об этом мечтал, — уточнил Старбак.
Душевные терзания друга он понимал и уважал, но не сейчас же? Пока Натаниэль опоясывался, пристёгивал саблю с кобурой и забирался в седло, подъехал Ридли.
— Я собираюсь найти твоего отца и доложить ему о самоуправстве Птички-Дятла, Адам, — оповестил Ридли Фальконера-младшего, демонстративно игнорируя Старбака.
Адам смотрел вниз, на ряды шагающих на север соседей и знакомых:
— Ты, правда, видел у Седли северян, Нат?
— Как тебя, Адам. Сразу, как с вами расстался. Они даже стреляли в меня, преследовали…
Преследовали, впрочем, недолго. Отстали в лесу за пять минут до того, как Старбака сцапали луизианцы. Ребята Эванса, вполне удовлетворившись поимкой Натаниэля, лезть за броды, чтобы проверить предупреждение пленника, не стали.
— Лжёт, — высокомерно бросил Ридли.
Старбак дёрнулся к нему, и Ридли побледнел. Натаниэлю хотелось вцепиться в горло подонку, но он не хотел убивать Ридли при Адаме. Нет, Натаниэль прикончит Ридли в хаосе сражения. Попозже.
— Янки идут к Седли, — повторил Старбак, — Кроме нас, некому их остановить.
Адам колебался, мучительно пытаясь примирить в уме страстную убеждённость друга в том, что левое крыло армии в опасности, и следовавшую из этой убеждённости неправоту отца.
— Фермопилы, Адам. Представь себе, что это Фермопилы.
— Фермо… что? — подозрительно осведомился Ридли.
Итен Ридли никогда не слышал ни о Фермопилах, ни о царе персов Ксерксе, предпринявшем обходной манёвр, чтобы победить греков. Не слышал Ридли и о греческом царе Леониде, с тремя сотнями спартанцев легшего костьми, чтобы дать отступить остальному войску. А вот Адам слышал, и, хоть Натан Эванс мало походил на древнего героя, настоящее сходилось с прошлым у церквушки Седли. В глазах Адама Фальконера его земляки, марширующие туда, вдруг оделись в бронзовые кирасы и обзавелись гоплонами. Они шагали навстречу бессмертию, но с ними не было их Леонида, с Легионом Фальконера не было полковника Фальконера. Адам стиснул зубы. Что ж, зато с ними будет капитан Фальконер.
— Сражаться, так сражаться. — сумрачно сказал Адам.
— Тебе надо к отцу ехать! — запротестовал Ридли.
— Нет, — покачал головой Адам. — Я иду с Натом.
Ридли открыл было рот, намереваясь продолжить уговоры, но вдруг его осенило. Кронпринц переметнулся на сторону врага, и место наследника престола вакантно.
— Как хочешь, — холодно сказал он, поворачивая лошадь. — Я еду к твоему отцу.
Адам поёжился:
— Мне страшно.
— И мне, — признался Натаниэль, отгоняя возникшее перед глазами видение оторванной ноги, в облаке кровавых брызг взлетающей над дорогой. — Но янки тоже страшно, Адам.
— Надеюсь, — пробормотал Адам, посылая жеребца вдогон Легиону.
Старбак поспешил за ним.
Высоко-высоко в небо взмыла гаубичная граната, оставляя дымный хвост, и канула в зелёное лесное море.
Было только девять утра.
Броды Седли. На заднем плане — церковь Седли.
Майор Бёрд приказал двигаться колонной поротно, исходя исключительно из соображения, что так будет легче стронуть Легион с места. Каждая рота должна была маршировать линией в четыре ряда глубиной, по двадцать человек в ряд. Таким образом, роты, построившись последовательно, образовывали широкую колонну со знамёнами в центре и оркестром в арьергарде.
Увы, манёвр, идеально отработанный на идеально ровных лужайках под Фальконер-Куртхаусом, на холмах у Булл-Рана повторить столь же идеально оказалось невозможно. Мешали ямы, ограды, заросли смородины, ручейки, канавы, бугры. Пересекая тракт, Легион ещё сохранял строй, а на противоположном склоне разваливался, и колонна превращалась в толпу.
Но настроение у толпы было отличное. Торчать на выпасе, куда время от времени прилетали заблудившиеся вражеские снаряды, легионерам не улыбалось, движение же прогоняло невесёлые думы и напоминало славные деньки в тренировочном лагере. Звучали шутки, смех. Большинство легионеров пришли к выводу, что Бёрду за его сумасбродство полковник непременно намылит шею, но это была головная боль Бёрда, не их.
Старбак и Адам отыскали майора, шедшего в середине колонны рядом со знамёнами. Натаниэль нагнулся в седле и отдал Ле-Ма хозяину:
— Ваш пистолет, сэр. Он, кстати, не был заряжен.
— Ну да. — хмыкнул Бёрд, пряча оружие в кобуру, — Я же не хотел, чтобы вы, молодой человек, шлёпнули кого-нибудь с перепугу.
Окинув взглядом втягивавшийся под сень леса впереди людской поток, Бёрд хихикнул. «Элитные войска» Вашингтона Фальконера, его «Императорская гвардия» во всей красе!
— Сэр? — Старбак почудилось, будто Бёрд что-то сказал.
— Нашему бравому Легиону пристало бы демонстрировать бОльшую вышколенность, не находите, мистер Старбак?
Натаниэль указал вверх, где деревья на гребне расступались:
— На той стороне холма, похоже, поляна, сэр. Там и восстановим строй.
Интересно, вдруг подумалось Бёрду, а ведь северянин, вероятно, именно этим путём ехал с полковником, когда тот пытался спровадить его обратно в Бостон.
— Скажите, мистер Старбак, почему вы не воспользовались шансом, который предоставил вам Фальконер? Вам так мил Юг?
Почему не воспользовался… Решение не возвращаться домой родилось внезапно. Просто при виде рубящих деревья северян Натаниэль вдруг с щемящей ясностью осознал — здесь его Рубикон. Перейди он Рубикон, отзовись на окрик, предъяви пропуск, и это будет последнее в его жизни самостоятельное решение. Дальше за него станут решать, как ему жить, кого любить и кого ненавидеть. И такое отвращение к подобному беспросветному растительному существованию охватило Натаниэля, что он, не раздумывая, повернул Покахонтас. Забавно, криво улыбнулся Старбак, размышляя, как ответить Бёрду. Наверно, история человечества пишется подобными приступами отвращения ли, похоти, лени.
— Наверно, да. — неопределённо сказал он майору.
— Раз уж вы на нашей стороне, соблаговолите проехаться вперёд и остановить наших доблестных воинов на краю леса. Мне бы не хотелось, чтобы наш Легион нёсся в бой, как гурьба полоумных школяров на перемену.
Останавливать Легион не потребовалось. Достигнув головы колонны, Старбак обнаружил, что Томас Труслоу растянул роту «К» в двухрядную линию на опушке леса, где несколько часов назад Фальконер дал Натаниэлю от ворот поворот. Ниже расстилался пологий склон, поросший сочной зелёной травой, где, судя по низкой ограде вдоль границы деревьев, местные жители пасли скот. Роту «К» пасти было некому — офицеры отстали в пути. Но Томасу Труслоу пастухи не требовались. Ему нужны были цели.
— Проверьте, заряжено ли оружие! — скомандовал он.
— Эй, сержант! — солдат с правого фланга вытянул руку, указывая на край леса ниже по косогору.
Среди деревьев там мелькали причудливо одетые люди в мешковатых красных рубахах, полосатых шароварах, заправленных в белые гетры, в красных фесках. Обряженные по образцу французской колониальной пехоты зуавы.
— Не стрелять! — рявкнул Труслоу, разглядевший флаг Конфедерации, — Это клоуны, но наши клоуны.
Подходящие сзади роты Легиона сбивались в кучу правее ребят Труслоу. Офицеры, оставив попытки разобраться в этом кавардаке, держались отдельной группой. Майор Бёрд сердито приказал им найти свои подразделения и выбрался на опушку. В лесу между Легионом и зуавами тоже обозначились солдаты. Форма на них была обычная, серая. Все три подразделения, расположившись вдоль границы леса, заняли удобную оборонительную позицию. Противник, идя от дальней полоски деревьев, скрывавшей броды Седли, будет вынужден наступать по широкой прогалине мимо хуторка со стогом сена к лесу, где засели южане.
К выравнивающимся боевым порядкам Легиона подъехал на росинанте убитого лейтенанта полковник Эванс.
— Отличная работа, Бостон! — хлопнул он по плечу Старбака, — Полковник Фальконер здесь?
— Нет, сэр.
— А кто за старшего?
— Майор Бёрд, сэр. Вот он, у знамён.
Копыта лошади Эванса взрыхляли влажный дёрн, выдирая его целыми комьями с травой. Конь шумно дышал, мелко дрожа.
— Бёрд! — гаркнул полковник, озирая север, — Нам с вами надо любой ценой задержать здесь янки и так им дать прикурить, чтобы небо с овчинку показалось.
Он побарабанил пальцами левой руки по бедру и добавил:
— Если они придут, конечно.
Позади полковника осадили коней невозмутимый Отто с «бареллито», дюжина штабистов и конный знаменосец со стягом Южной Каролины.
Флаг Южной Каролины
— Подкреплений ждать неоткуда, пока Борегар не врубится, что здесь, на левом фланге, что-то неладно. Эти петухи, расфуфыренные, как портовые лярвы, — «Луизианские тигры». Наглые, неуправляемые, как звери, но и дерутся так же. Рядом южнокаролинцы, мои ребята. Готовы слопать янки с потрохами. Ваши мерзавцы тоже?
— Без соли и перца, дорогой сэр, — независимо произнёс майор Бёрд, обтирая пот с лица головным убором.
Марш-бросок по солнцепёку давал знать. Легионеры утирали лбы, жадно прикладывались к флягам.
— Договорились, — заключил Эванс, не сводя глаз с направления, откуда должны были появиться северяне.
Раскалённый прозрачный воздух не колебало ни малейшее дуновение ветра. Дорога, вынырнувшая из рощи у бродов, была пуста. Слева от грунтовки на бугре у церкви Седли виднелась группка прихожан, пришедших, как обычно, воскресным утром на службу в церковь, чтобы выяснить вдруг, что вместо пастора здесь будут проповедовать пушки, а вместо певчих выть шрапнель и пули. Позади полковника в отдалении бухала артиллерия северян. У моста Эванс оставил четыре неполных роты. А врождённое недоверие гаденько нашёптывало ему: сглупил ты, приятель; обманули тебя янки, заставили убрать от моста полубригаду, и, пока ты торчишь здесь, как пень, они уже смяли твои несчастные четыре роты и вот-вот ударят армии Борегара в тыл. Чёрт, а от Борегара ни слуху, ни духу. И от Джонстона, по слухам, улизнувшего из долины Шенандоа. Эванс до крови раскусал губу, но не заметил этого. Вопрос вопросов: правильно ли он сделал, передвинув полубригаду сюда? Решение, от правильности которого зависит судьба целой армии, да что там, всей Конфедерации. Эванс не был новичком на войне, но такой чудовищной ответственности стычки с команчами от него не требовали.
— Бостон! — окликнул он северянина. — Ты ничего не перепутал?
Вместо ответа Старбак указал подбородком на север, туда, где из-под деревьев на дорогу ряд за рядом выкатывалась лавина солдат в синих мундирах. Солнце сверкало на металле поясных блях, пуговиц, прикладов, кокард, пушечных стволов армии праведных, спешащей покарать грешный Юг.
Они спешили захлопнуть мышеловку, четыре бригады пехоты при поддержке лучшей в этом полушарии полевой артиллерии. Спешили, не подозревая, что жалкая кучка южных бунтовщиков с пьяницей-полковником во главе встала на их пути.
— Благослови тебя Господь, Бостон! — выдохнул Эванс и широко улыбнулся.
Настал час лопать янки с потрохами.
