Глава 3
Когда Сандмен подошел к Артиллерийскому полю, часы в Сити как раз пробили три. Стоял шум, значит, народу собралось много и матч был интересный. Сборщик платы в воротах махнул Сандмену, чтобы тот проходил:
— С вас, капитан, я шестипенсовик не возьму.
— А надо бы, Джо.
— Ага, а вам надо бы играть, капитан. Давненько не видали мы вашей биты.
— Лучшие годы мои уже позади, Джо.
— Позади, старина? Ваши лучшие годы? Да вам еще и тридцати не стукнуло. Давайте-ка проходите.
Команда маркиза Канфилда выступала против сборной Англии, и один из его игроков только что упустил легкий мяч. Сандмен взглянул на доску — сборная, находясь во втором периоде, обгоняла противника всего на шестьдесят пробежек и все еще имела в игре четырех игроков из одиннадцати.
Он не спеша прошел мимо экипажей, выстроившихся вдоль линии игрового поля. Седовласый маркиз Канфилд, устроившийся в ландо с подзорной трубой, холодно кивнул Сандмену и отвернулся с подчеркнутым безразличием. Еще год назад, до того как отец Сандмена навлек на себя позор, маркиз бы поздоровался с капитаном, но теперь фамилия Сандменов была смешана с грязью. Тут из другого открытого экипажа послышалось:
— Райдер! Давай сюда! Райдер!
Голос принадлежал высокому молодому человеку с растрепанной шевелюрой, долговязому, длинноносому и очень костлявому. На нем было потертое черное платье, он курил глиняную трубку, усыпая пеплом фрак и жилет. Его рыжие волосы, висевшие длинными прядями вдоль щек и окаймлявшие воротник ярким кольцом, явно нуждались в стрижке.
— Опусти ступеньки, — подсказал он Сандмену, — и забирайся. Как поживаешь, старина? Жаль, что не играешь сегодня. К тому же у тебя бледный вид. Ты ешь, как надо?
— Я-то ем, а вот ты?
— Господь хранит меня в своей неизреченной мудрости. — Преподобный лорд Александр Плейделл откинулся на спинку сиденья. — Вижу, батюшка не захотел тебя замечать.
— Он мне кивнул.
— Какое великодушие! Это правда, что ты играл за команду сэра Джона Харта?
— Играл и проиграл, — с горечью ответил Сандмен. — Их всех подкупили.
— Райдер, дорогой мой, я же тебя предупреждал насчет сэра Джона! Пригласил тебя играть только затем, чтобы все подумали — его команда не продается. Чаю не выпьешь? Конечно, выпьешь. Хьюз, милейший, куда вы подевались?
Слуга лорда Александра подошел к экипажу:
— Вы меня звали, милорд?
— Хьюз, я думаю, мы отважимся взять в палатке у миссис Хиллмен чайник чая и торт. Вы не против? — Его светлость сунул деньги в руку слуге. — Нет, у тебя и вправду бледный вид, Райдер, тебе нездоровится?
— Тюремная лихорадка.
— Не может быть! — ужаснулся лорд Александр. — Тюремная лихорадка? Да сядь ты, ради бога.
Сандмен опустился на сиденье напротив друга. Они подружились еще в школе, где Сандмен защищал лорда Александра от задир, которые считали, что хромота его светлости — хороший повод для издевательств. По окончании школы Сандмен купил патент пехотного офицера, а лорд Александр, младший сын маркиза Канфилда, поступил в Оксфорд, где получил степень бакалавра с отличием первого класса по двум дисциплинам.
— Только не говори, что сидел в тюрьме, — поддел друга лорд Александр.
Сандмен улыбнулся и рассказал о вылазке в Ньюгейт. Лорд Александр все время его прерывал, громко выражая по ходу матча восторг или негодование, чему не могло помешать даже поглощение торта. Обдумав рассказ Сандмена, он изрек:
— Должен сказать, что, на мой взгляд, виновность Корде в высшей степени маловероятна.
— Но его же судили.
— Райдер, мой дорогой! Ты хоть раз бывал на процессе в Олд-Бейли? Конечно, не бывал. Каждый тамошний судья из недели в неделю слушает по пять дел в день. Какой уж там суд, несчастных приводят на судебное заседание, а там глушат приговором и отправляют восвояси уже в кандалах.
— Но их же наверняка защищают?
— Где ты найдешь адвоката, который возьмется защищать нищего парня, обвиненного в краже овцы?
— Корде не нищий.
— Но и не богач. Хороший удар, Бадд, хороший удар! Теперь бегите во всю прыть! — Его светлость поднес трубку ко рту. — Вся система, — произнес он между затяжками, — насквозь порочна. Приговаривают к виселице добрую сотню, а казнят всего дюжину, остальным приговор смягчают. Как добиться смягчения? Да проще простого, пусть сквайр, или священник, или его светлость подпишет прошение. Общество, то есть достойные люди вроде нас с тобой, изобрело способ держать под контролем простолюдинов, поставив их в зависимость от нашего милосердия. Сперва приговариваем их к смерти, потом даруем жизнь и за это ждем от них благодарности. Благодарности!
Лорд Александр не на шутку увлекся, сплетал и расплетал тонкие пальцы. Ему в голову пришла удачная мысль.
— Вот что, Райдер, мы с тобой сходим поглядеть на казнь.
— Нет!
— Это твой долг, мой милый. Раз уж ты стал чиновником государства-тирана, тебе следует знать, как по-скотски оно обходится с невинными душами. Напишу смотрителю Ньюгейта и попрошу, чтобы нам устроили приглашение на ближайшую казнь. Ага, заменили боулера. Кстати, в субботу я видел Элинор, — заявил лорд Александр с присущей ему бестактностью.
— Полагаю, она пребывала в хорошем самочувствии?
— Наверняка, хотя, боюсь, я забыл осведомиться. Впрочем, выглядела она прекрасно. Да, помнится, она спрашивала про тебя.
— Вот как?
— Я ответил, что ты наверняка в прекрасной форме. Мы столкнулись в Египетском зале. Элинор просила что-то тебе передать.
— Вот как? — У Сандмена дрогнуло сердце. — Что именно?
— Что именно? — Лорд Александр наморщил лоб. — Я забыл, Райдер, начисто забыл. Но графиня Эйвбери!
— А что ее светлость? — спросил Сандмен. Он знал, что пытаться заставить друга припомнить — безнадежное дело.
— Ее светлость! Ха-ха! Просто шлюха, — сказал лорд Александр, но вспомнил о своем духовном сане: — Несчастная женщина. Если кто и желал ее смерти, так, по-моему, муж. Бедняга, ему, верно, тяжело носить такие рога.
— Думаешь, ее убил граф?
— Они жили раздельно, Райдер, это ли не доказательство?
— Раздельно? — удивился Сандмен, поскольку готов был поклясться: он собственными ушами слышал от Корде, что портрет графини заказал муж. Но с какой стати ему это делать, если они живут раздельно? — Ты уверен?
— Знаю из самых что ни на есть первых рук. Кристофер, сын и наследник графа, — мой приятель. Мы в одно время учились в Оксфорде. Затем он отправился в Сорбонну. Убитая, естественно, была ему мачехой.
— Он с тобой про нее говорил?
— В этой семейке любовью и не пахло. Отец презирает сына и ненавидит жену, жене мерзок муж, а сын не терпит обоих. Должен заметить, что на примере графа и графини Эйвбери можно было бы защитить диссертацию о превратностях семейной жизни. О, отличный удар! Быстрей, быстрей!
— Корде утверждает, что портрет заказал граф, — сказал Сандмен. — Зачем ему это делать, если они живут раздельно?
— Об этом лучше спросить его самого, — ответил лорд Александр, — но мне лично кажется, что Эйвбери, хотя и ревновал, был по-прежнему увлечен ею. Она была известной красавицей, а он известный дурак. Кстати, я сомневаюсь, что смертельный удар нанес сам муж. Даже у Эйвбери хватило бы мозгов нанять кого-нибудь для этой грязной работы.
— Сын все еще в Париже?
— Нет, вернулся, мы с ним время от времени видимся.
— Ты бы мог меня с ним познакомить?
— С сыном? Изволь.
Матч закончился в самом начале девятого: команда маркиза с треском проиграла. Ее поражение обрадовало лорда Александра, а Сандмена навело на мысли о подкупе, который в очередной раз испортил игру. Но доказать этого он не мог, и лорд Александр посмеялся над его подозрениями.
— Ты все еще снимаешь комнату в «Золотом снопе»? Ты знаешь, что эту таверну облюбовало ворье?
— Знаю, — признался Сандмен.
— Может, мы там поужинаем? Я бы познал первозданный цвет. Хьюз! Скажите, чтоб привели лошадей, и передайте Уильямсу, что мы поедем на Друри-лейн.
Словом «цвет» на воровском жаргоне именовались и преступный мир, и сам жаргон. В этом мире не говорили «украсть кошелек», но только: «срезать монету», или «слепить гоманок», или «сдернуть лопатник». Тюрьма была «стойлом» или «тюрягой», а Ньюгейт — «Королевским подворьем». Воры были «люди порядочные», а их жертвы — «лопухи».
В «Золотом снопе» лорда Александра посчитали лопухом, правда веселым. Он учился «цвету» и расплачивался за новые слова элем и джином. Покинул заведение он уже за полночь. В этот миг как раз появилась Салли Гуд с братом под ручку и прошла мимо лорда Александра, который стоял у экипажа, с трудом сохраняя вертикальное положение. Он проводил Салли взглядом, разинув рот, и громко заявил:
— Райдер, я влюбился.
Салли оглянулась и наградила его ослепительной улыбкой.
Лорд Александр не спускал с Салли глаз, пока та не нырнула в двери «Золотого снопа».
Он был так пьян, что не держался на ногах, однако Сандмен, Хьюз и кучер ухитрились затолкать его светлость в экипаж, и тот с грохотом укатил.
Наутро шел дождь. У Сандмена болела голова, он заварил себе чаю в задней комнате, где жильцам разрешали кипятить воду. Влетела Салли, зачерпнула кружку воды и ухмыльнулась:
— Я слышала, вы вчера знатно погуляли.
— Доброе утро, мисс Гуд, — простонал Сандмен.
Салли рассмеялась и спросила:
— Что это за хромоножка был с вами?
— Мой друг, преподобный лорд Александр Плейделл.
Салли во все глаза уставилась на Сандмена:
— Он сказал, что влюбился в меня.
— Уверен, и на трезвую голову он будет любить вас не меньше, мисс Гуд.
Она рассмеялась, польщенная галантностью Сандмена.
— Он и вправду преподобный? Одет-то он вовсе не как священник.
— Его рукоположили в духовный сан сразу по окончании Оксфорда, — объяснил Сандмен, — но служить ему не пришлось. Он не нуждается ни в приходе, ни в иной работе, поскольку довольно богат.
— Он женат? — озорно улыбнулась Салли.
— Нет, — ответил Сандмен, но не стал добавлять, что лорд Александр то и дело влюбляется в хорошеньких продавщиц, которые попадаются ему на глаза.
— Ну, поддатый пастор еще не так страшно, мог ведь влюбиться кто и похуже, — заметила Салли и вскрикнула — часы пробили девять: — Господи всемогущий, опаздываю.
С этими словами она убежала.
Сандмен натянул пальто и отправился на Маунт-стрит. Он решил начать с пропавшей служанки. Если таковая существовала в природе, она могла подтвердить или опровергнуть рассказ художника. По дороге к дому убитой он вымок до нитки.
Найти особняк графа Эйвбери труда не составило: даже в эту отвратительную погоду торговка новостями, скорчившись под куском парусины чуть ли не на ступенях проклятого дома, пыталась всучить прохожим свой товар — листы газетной бумаги с печатным текстом на одной стороне.
— История убийства, сэр, — встретила она Сандмена, — всего за пенни.
— Одну штуку.
Она извлекла лист из парусиновой сумки. Сандмен поднялся по ступеням и постучал в парадную дверь.
— Там никого нету, — сообщила торговка.
— Это дом графа Эйвбери? — спросил Сандмен.
— Ага, сэр, он самый.
Тут в соседнем доме отворилась парадная дверь, и на крыльцо вышла женщина средних лет.
— Мадам! — окликнул ее Сандмен.
— Да, сэр.
Простенькое платье женщины выдавало в ней прислугу.
— Прошу прощения, мадам, — произнес Сандмен, снимая шляпу, — но виконт Сидмут поручил мне расследовать прискорбные события, случившиеся в этом доме. Верно ли, что тут служила горничная по имени Мег?
— Верно, сэр, служила, — кивнула женщина.
— Вы не знаете, где она сейчас?
— Они уехали, сэр. По-моему, за город, сэр. — Она сделала реверанс, явно надеясь, что Сандмен после этого удалится.
— За город?
— Все уехали, сэр. У графа, сэр, поместье за городом, сэр, рядом с Мальборо, сэр.
Сандмен задал ей еще два или три вопроса, но, поняв, что ничего сверх услышанного он на Маунт-стрит не узнает, ушел.
Как бы ни поносил лорд Александр британское правосудие, Сандмен не мог осудить последнее с той же легкостью. Он десять лет воевал за свою страну, и сама мысль о том, что свободнорожденному англичанину может быть отказано в справедливом суде, была для него неприемлема. Но Мег, безусловно, существовала, что отчасти подтверждало слова Корде и подрывало веру Сандмена в британскую Фемиду.
Огибая с востока Берлингтон-Гарденз, он свернул на Саквил-стрит. Под тентом ювелирной лавки Грея укрывались от дождя несколько человек. Фамилия ювелира кое о чем напомнила Сандмену.
Корде говорил, что в этом доме находится мастерская сэра Джорджа Филлипса. Сандмен остановился, посмотрел на окна над тентом, но ничего не увидел. Он отступил на мостовую и заметил сбоку от входа в лавку дверь, снабженную дверным молотком. Он им воспользовался и громко постучал.
Ему открыл чернокожий мальчик-слуга лет тринадцати или четырнадцати в парике и потертой ливрее.
— Это мастерская сэра Джорджа Филлипса? — спросил Сандмен.
— Если вам не назначено, — сказал мальчик, — значит, вас и не ждут.
— У меня назначение от самого виконта Сидмута.
— Кто там, Сэмми? — послышался сверху раскатистый голос.
— Говорит, от виконта Сидмута.
— Так проведи его наверх! Проведи! Мы не гнушаемся писать политиков, просто берем с шельмецов больше денег.
— Принять пальто, сэр? — спросил Сэмми, небрежно кланяясь.
— Не надо.
Комната на втором этаже была салоном, где сэр Джордж мог бы выставлять законченные полотна, однако теперь она превратилась в свалку незаконченных картин, палитр с засохшими красками, старых кистей и тряпок. Отсюда лестница вела на верхний этаж, Сэмми жестом направил к ней Сандмена.
— Прикажете кофе, сэр? — спросил он. — Или чаю?
— Чаю, пожалуйста.
Потолок в длинной верхней комнате разобрали, обнажив стропила, а в крыше проделали люки. Посреди мастерской красовалась черная печка, служившая столиком для стакана и бутылки вина. Рядом стоял мольберт с большим холстом, а на помосте в дальнем конце мастерской натурщик в форме офицера флота позировал вместе с матросом и женщиной. При виде Сандмена женщина вскрикнула и схватила покрывало, наброшенное на большую коробку из-под чая.
Это была Салли Гуд. В руке она держала трезубец, на ней был медный шлем — и более ничего, хотя ее бедра прикрывал от нескромных взглядов овальный деревянный щит с кое-как намалеванным флагом Соединенного Королевства. Сандмен понял, что она символизирует Британию.
— Пожираете глазами титьки мисс Гуд, — отметил стоящий перед мольбертом мужчина. — Почему бы и нет? В своем роде очень даже роскошные титьки.
— Капитан! — тихо вскрикнула Салли, узнав вошедшего.
— Ваш покорный слуга, мисс Гуд, — поклонился Сандмен.
— Господи всемогущий! Вы ко мне пришли или к Салли? — вопросил художник.
Он был толстый, как бочка, с обвисшими щеками и животом, который туго выпирал из-под отделанной кружевами рубашки в пятнах краски. Его седые волосы были забраны под облегающую шапочку, какие носят под париком.
— Сэр Джордж? — осведомился Сандмен.
— К вашим услугам, сэр. Добро пожаловать, но только если вы явились с заказом. Вас прислал виконт Сидмут?
— Да, но он не намерен заказывать свой портрет
— В таком случае можете катиться к чертовой бабушке!
Сандмен пропустил это предложение мимо ушей и обвел мастерскую взглядом. Двое юношей писали волны на холсте шириной не менее трех метров. Картина изображала одинокий утес посреди залитого солнцем моря, по которому плыли не дописанные до конца корабли. На вершине утеса восседал адмирал, рядом стояли красивый юноша, одетый матросом, и Салли Гуд, раздетая под Британию. Тут Сандмен заметил, что изображающий адмирала натурщик облачен в расшитый золотом мундир, пустой правый рукав которого пришпилен к груди булавкой.
— Адмирала Нельсона нет в живых, — озвучил сэр Джордж ход мысли Сандмена, — приходится довольствоваться юным господином Корбеттом. Ради бога, Салли, хватит прятаться.
— Вы сейчас не рисуете, — ответила Салли, — значит, мне можно прикрыться.
Она успела сменить покрывало на свою верхнюю накидку.
— А вот и рисую, — возразил сэр Джордж, берясь за кисть. — С чего это ты вдруг так возгордилась, что закрываешь от нас свои сиськи? — Сэр Джордж повернулся к Сандмену: — Она говорила вам про своего лорда? Который в нее втюрился? Нам, чего доброго, скоро придется перед ней расшаркиваться и поклоны отвешивать.
— Она правду сказала, — возразил Сандмен, — его светлость существует на самом деле, он мой знакомый, действительно влюблен в мисс Гуд и очень богат. У него хватит денег заказать вам с десяток портретов, сэр Джордж.
Салли наградила его взглядом, исполненным сердечной благодарности, а растерявшийся сэр Джордж ткнул кистью в краску на палитре и вопросил:
— Кто вы такой, черт возьми?
— Капитан Райдер Сандмен.
— Флот, армия, внутренние войска, добровольческие части или только выдаете себя за капитана?
— Я служил в армии.
— Можешь не прикрываться, — сказал сэр Джордж Салли, — капитан был солдатом, значит, навидался титек больше моего.
— Моих не видал, — возразила Салли, прижимая к груди накидку.
Сэр Джордж отступил и окинул картину взглядом.
— «Апофеоз лорда Нельсона», по заказу благородных лордов Адмиралтейства. Сэмми! — гаркнул сэр Джордж. — Где чай? Ты что, сам собираешь чертов чайный лист? Неси мне бренди! — Он сердито посмотрел на Сандмена: — Так что же вам от меня нужно, капитан?
— Поговорить о Шарле Корде.
— Святый боже, — ругнулся сэр Джордж и со зловещей многозначительностью переспросил: — О Шарле Корде? Салли, ради бога, позируй, тебе за это платят!
Она отбросила накидку, и Сандмен вежливо повернулся к ней спиной.
— Министр внутренних дел поручил мне дознание по его делу.
— Его матушка поплакалась королеве, — рассмеялся сэр Джордж. — Вам нужно знать, он ли убил?
— Он утверждает, что нет.
— Так бы он вам и признался. Но, вероятно, он говорит правду. По крайней мере, про изнасилование.
— Он ее не насиловал?
— Это было бы противно его натуре. — Сэр Джордж хитро глянул на Сандмена. — Наш мсье Корде маргаритка.
— Маргаритка? Впрочем, я, кажется, понимаю, о чем вы говорите.
Сандмен скривился, и сэр Джордж рассмеялся:
— Паскудные содомиты. За такое отправляют на виселицу, поэтому какая разница, убивал Чарли или не убивал?
Сэмми принес чаю Сандмену, и сэр Джордж получил наконец свой бренди.
— Вы, капитан, должно быть, ломаете голову, зачем я пустил такого субъекта в сей храм искусства? Затем, что Чарли искусник. Он блестяще рисовал, капитан, рисовал, как молодой Рафаэль. Смотреть, как он работает, было одно удовольствие. Он и маслом писал не хуже. Хотите поглядеть, каким он был искусником, — у меня тут где-то портрет графини. — Он показал на прислоненные к столу холсты без рамок и велел одному из учеников: — Найди его, Барни.
— Почему вы позволили ему писать графиню? — поинтересовался Сандмен.
— Дайте-ка попробую угадать, — рассмеялся сэр Джордж. — Он вам сказал, что я пью и поэтому писать ее светлость пришлось ему, верно?
— Да, — признал Сандмен.
— Вот мерзкий лгунишка! — развеселился сэр Джордж.
— Так все-таки почему? — настаивал Сандмен.
— Потому, капитан, что здесь, в мастерской, мы бы эту даму на холсте раздели. Граф ее такой и заказывал. Но разве мужчина повесит такую картину у себя в гостиной на забаву приятелям? Да никогда. А повесит он ее в своей спальне или кабинете. Какой мне от этого прок? Если я написал картину, мне надо, чтобы на нее весь Лондон глазел. Я пишу выгодные картины, а будуарными портретами у меня занимался Чарли.
Ученик тем временем переворачивал холсты один за другим. Сандмен остановил его:
— Покажите-ка вон тот, — попросил он, показав на портрет во весь рост.
Ученик вытащил холст и поставил на стул, чтобы на него падал свет. На полотне была изображена молодая женщина. Она сидела за столом, чуть ли не воинственно вздернув голову. Ее глаза смотрели с вызовом, и это усиливало впечатление, смягченное намеком на то, что женщина вот-вот улыбнется.
— Очень умная юная леди, — благоговейно произнес сэр Джордж. — Вам нравится портрет?
— Он… — Сандмен замолчал. — Просто великолепен, — запинаясь, вымолвил он.
— Так и есть, — восторженно согласился сэр Джордж, любуясь на молодую женщину.
Ее рыжие, зачесанные назад волосы открывали высокий и широкий лоб, нос был прямой и длинный, а рот широкий и крупный. Она была изображена в роскошной гостиной у стены с фамильными портретами, хотя на самом деле отец ее был сыном аптекаря, а мать — дочерью священника.
— Мисс Элинор Форрест. Нос у нее длинноват, подбородок слишком острый, глаза посажены слишком широко, чтобы считаться красивыми, рот чересчур крупный, а какое исключительное впечатление, верно?
— Верно, — горячо подтвердил Сандмен.
— Из всех достоинств этой молодой леди, — сэр Джордж отбросил свою шутливую манеру, и в его голосе прозвучала неподдельная теплота, — меня больше всего восхищает ее острый ум. Боюсь, замужем она зачахнет.
— А она замужем? — Сандмену пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы голос не выдал его чувств.
— Последнее, что я слышал о ней, — сэр Джордж вернулся к Нельсону, — ее называли будущей леди Иглтон, хотя мисс Элинор слишком умна, чтобы выйти за такого дурака, как Иглтон, — фыркнул сэр Джордж. — Зачахнет.
Сандмену показалось, что его сердце сдавила ледяная рука. Может, это и было самой важной частью того, что она просила ему передать, а лорд Александр забыл?
— Лорд Иглтон — наследник графа Бридпорта и зануда. Зануда, а я, капитан, не выношу зануд. Барни, найди графиню.
Ученик стал просматривать полотна. Сандмен уставился в окно, выходящее на Саквил-стрит. Элинор действительно выходит замуж? Он не видел ее больше полугода, и это было весьма вероятно. Черт, выругался про себя Сандмен.
— Вот портрет, сэр. — Барни, ученик, прислонил незаконченную картину к портрету Элинор. — Графиня Эйвбери, сэр.
Еще одна красавица, подумал Сандмен. Портрет был едва начат. Набросок в карандаше изображал лежащую на постели женщину. Корде выписал в красках фрагменты обоев, ткань балдахина, покрывало, ковер и лицо женщины. Волосы графини он лишь слегка тронул кистью, и казалось, их растрепал сельский ветер. Хотя остальные элементы портрета были только набросаны, он уже поражал и дышал жизнью.
— Да, он умел рисовать, наш Чарли, умел.
Сэр Джордж, вытирая руки тряпкой, подошел к картине.
— Портрет похож на оригинал?
— О да, — кивнул сэр Джордж, — очень похож. Она была красавица. Приковывала взгляды, хоть и шваль подзаборная. Она танцевала в кордебалете, а Эйвбери оказался дураком. Ему следовало взять ее в любовницы, но никак не в жены.
— Вы, кажется, упомянули, что портрет заказал граф Эйвбери? Но я слышал, что они живут раздельно!
— Насколько я знаю, — беспечно ответил сэр Джордж и озорно усмехнулся: — Она ему наставляла рога. Ее светлость не пользовалась славой утешительницы страждущих.
— Зачем бы мужу, живущему раздельно с женой, тратить большие деньги на ее портрет?
— Нравы высшего света — загадка даже для меня, — заметил сэр Джордж. — Спросите у его светлости. По-моему, он живет рядом с Мальборо, но все знают, что он затворник, и вы, боюсь, напрасно проездите. Ага! — Он потер руки, увидев, что по лестнице поднимается слуга с тяжелым подносом. — Обед! Всего доброго, капитан. Надеюсь, я вам помог.
Сандмен не был уверен, что сэр Джордж хоть как-то ему помог, если не считать помощью то, что он поверг его в еще большее замешательство.
— Жирная скотина нам ни разу не предложил пообедать! — пожаловалась Салли Гуд.
Она сидела напротив Сандмена в таверне на Пиккадилли. Они заказали на двоих кувшин пива и порцию салмагунди — мясного салата с анчоусами, яйцами и луком. Салли отломила кусок хлеба и стыдливо улыбнулась Сандмену:
— Я так застеснялась, когда вы вошли.
— И совершенно напрасно.
Уходя из студии сэра Джорджа, Сандмен пригласил Салли пообедать, и, пробежавшись под дождем, они укрылись в «Трех кораблях».
Салли посолила салат и энергично его перемешала.
— Я знаю, это не занятие для актрисы, но ведь деньги, верно? Два года назад я не могла и подумать, что у меня не будет работы. А последние три месяца? Ничего! Но скоро я буду играть в закрытом спектакле, — добавила она.
— Закрытом? — переспросил Сандмен.
— Один богатый тип хочет, чтобы его девушка была актрисой, понятно? Вот он и снимает театр и платит нам, чтоб мы пели и танцевали, платит зрителям, чтобы те хлопали, а писакам — чтобы они писали о ней в газетах. Хотите прийти? Спектакль будет в четверг вечером в «Ковент-Гарден».
— Приду, если смогу, — пообещал Сандмен.
— Покажут только один раз, значит, один раз и заплатят. Мне надо бы попасть в труппу, и я могла бы попасть, захоти стать подстилкой. Понятно, о чем я? Но я не такая!
— Я никогда так о вас и не думал.
— Мой брат Джек убьет любого, кто так меня назовет.
Брат Салли, с которым Сандмен несколько раз общался по разным поводам, производил впечатление уверенного человека с непринужденными манерами. Его все любили, он неизменно сидел во главе обильно уставленных столов в баре «Золотого снопа» и отличался редкой красотой, неизменно привлекавшей девушек. К тому же его окружала тайна — никто в таверне не сказал бы, чем именно он зарабатывает на жизнь.
— Чем занимается ваш брат? — поинтересовался Сандмен.
— Вы не знаете, кто он?
— А должен?
— Он Робин Гуд, — сообщила Салли и рассмеялась, увидев выражение лица Сандмена.
— Боже правый, — произнес тот.
Робин Гуд было прозвище разбойника, которого разыскивали все магистраты Лондона.
Салли пожала плечами:
— Я ему твержу, что он кончит пляской на подмостках у Джемми Боттинга, но он не слушает. Меня он, правда, любит, никому не позволит и пальцем тронуть. — Она нахмурилась. — Все в «Снопе» знают, кто он такой, но никто не донесет.
— Я тоже, — заверил ее Сандмен.
— Конечно, нет, — сказала Салли и усмехнулась. — А вы? Вы чего хотите от жизни?
— Наверное, чтобы вернулась моя прежняя жизнь.
— Война? Опять воевать? — с неодобрением в голосе уточнила она.
— Нет. Лишь роскошь не волноваться, где раздобыть очередной шиллинг.
— Мы все того же хотим. — Она налила в тарелку немного уксуса и масла и перемешала. — Значит, у вас были деньги?
— Были у отца. Он был очень богатым, но сделал несколько неудачных вложений, занял слишком много денег, играл в азартные игры и обанкротился. Он вышиб себе мозги.
— Вот это да! — Салли смотрела на него во все глаза.
— Мать лишилась всего. Сейчас она с моей младшей сестрой живет в Винчестере, и я пытаюсь их кое-как обеспечивать. Я собирался жениться, но она не могла за меня выйти, когда я остался без гроша за душой.
— Потому что она тоже была бедна?
— Напротив. Ее отец обещал дать за ней шесть тысяч в год.
Салли глядела круглыми глазами:
— Шесть тысяч? Черт побери! А сейчас, значит, вы работаете на министра внутренних дел?
— Боюсь, работа очень недолгая.
— Вытаскиваете людей из петли? Чертовски противный промысел, вот что я вам скажу. — Она зубами оторвала мясо от куриной косточки. — Но вы намерены вытащить Чарли из Королевского подворья?
— Вы его знаете?
— Видела один раз. И жирный сэр Джордж правду сказал — он не знает, как подступиться к женщине, где уж там изнасиловать. Кто бы там ее ни убил, отколошматил он ее сильно, у Чарли не достало бы силенок на такую трепку. Что там написано? — Салли ткнула пальцем в лист бумаги с текстом, который Сандмен достал из кармана и разгладил на столе.
— Что графиню ударили ножом двадцать раз. Нож Корде торчал у нее в шее.
— Он не мог заколоть ее этим ножом, — решительно заключила Салли. — Нож тупой, чтобы краски размешивать, а не резать.
— Значит, это мастихин.
— Он ведь этого не делал, верно? — поразмыслив секунду, сказала Салли.
Сандмен почувствовал, что она колеблется, сказать ему что-то или нет.
— Сэр Джордж вам соврал, — тихо произнесла она. — Я слыхала, он вам сказал, что картину заказал граф, но тот не заказывал.
— Не заказывал?
— Они вчера об этом говорили — он и его друг, — серьезно сказала Салли. — Только он думал, что я не слушаю. Я стояла там и мерзла, а он говорил, словно я просто пара титек. Картину не граф заказал. Так сэр Джордж сказал своему другу.
— Упомянул заказчика?
Салли кивнула:
— Клуб. Только он рассвирепеет, если прознает, что я вам сказала, потому как он этих ублюдков до смерти боится.
— Значит, портрет заказал клуб?
— Клуб вроде джентльменского. Он еще смешно называется. «Семафор-клуб»? Нет, не так. Как-то связано с ангелами.
— Серафим?
— Вот-вот! «Серафим-клуб».
— Никогда о таком не слышал.
— Значит, клуб и впрямь закрытый. Он на площади Сент-Джеймс, значит, деньги у них водятся. Меня туда разок приглашали, но я не пошла — не такого я сорта актриса.
— Но зачем «Серафим-клубу» понадобился портрет?
— Бог его знает.
— Придется их спросить.
— Не говорите, что это я вам сказала! — встревожилась Салли.
— Не скажу, — пообещал ей Сандмен, — и что бы там ни было, не думаю, что графиню убили они.
— А как же вы узнаете кто?
— Не знаю, — с грустью признался он. — Поговорю со всеми и надеюсь, что смогу найти служанку.
Сандмен рассказал Салли о Мег и о том, что был на Маунт-стрит и выяснил, что всех слуг рассчитали.
— Или отправили в деревенский дом графа, — добавил он.
— Поспрашивайте других слуг с этой улицы и с соседних, — подсказала Салли. — Кто-нибудь наверняка знает. Из сплетен прислуги все можно узнать. Ой, который же это час?
Часы в таверне пробили два раза, Салли подхватила накидку и убежала.
