ГЛАВА 58
ВОЗРОЖДЕНИЕ НАДЕЖД И НОВЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

— Если вас это не утомит, душенька, спуститесь нынче к ужину; тогда вы сможете знакомиться с гостями по очереди, а не попадете сразу в толпу незнакомцев. Холлингфорд тоже приедет. Надеюсь, вам будет весело.

Молли действительно пришла к ужину и познакомилась, по крайней мере внешне, с самыми выдающимися гостями Тауэрс. Потом настал четверг, день свадьбы Синтии; в деревне стояла дивная солнечная погода, а как оно было в Лондоне — неведомо. Молли обнаружила несколько писем от родных, когда спустилась к позднему завтраку, — она с каждым днем, даже с каждым часом набиралась сил, и ей не хотелось придерживаться больничного режима дольше, чем то было совершенно необходимо. Выглядела она намного лучше: сэр Чарльз даже отметил это в разговоре с леди Харриет; многие из гостей тоже говорили об очаровательной, благовоспитанной, грациозной барышне. Это было в четверг; в пятницу, как и предупреждала леди Харриет, ожидались гости из ближайших окрестностей — они должны были пробыть в доме до воскресенья. Впрочем, леди Харриет не упомянула конкретных имен, и, когда перед ужином Молли спустилась в гостиную, она вздрогнула, увидев Роджера Хэмли в центре группы джентльменов, которые оживленно беседовали и, как ей показалось, обращались по преимуществу к нему. Он тут же осекся, потерял смысл обращенного к нему вопроса, торопливо дал на него ответ и направился туда, где чуть поодаль от леди Харриет сидела Молли. Роджер уже слышал, что Молли гостит в Тауэрс, однако удивился ее нежданному появлению почти так же сильно, как и она, — ведь после возвращения из Африки он видел ее всего раз-другой, да и то во время болезни. А теперь она стояла перед ним в красивом вечернем платье, с изящно убранными волосами, нежные щеки чуть зарумянились от робости, однако в движениях и манерах чувствовалась мягкая непринужденность — Роджер с трудом узнал ее, хотя прекрасно видел, кто перед ним. Его охватило восторженное смущение, которое молодые люди часто испытывают, разговаривая с очень привлекательными девушками: то было желание заручиться ее добрым мнением, совершенно несхожее с былым дружеским расположением. Роджер почувствовал досаду, когда сэр Чарльз, по-прежнему считавший себя ее особым покровителем, подошел и предложил ей руку, чтобы отвести к столу. Молодой путешественник не мог постичь смысл полной взаимопонимания улыбки, которой обменялись эти двое, — они же помнили наставление леди Харриет, что Молли нужно оберегать от застольных разговоров, и оба действовали в соответствии с ее пожеланиями, равно как и своими собственными. Роджер поймал себя на том, что озадачен происходящим, что то и дело поглядывает на них за столом. А вечером он снова отыскал ее, но оказалось, что она опять занята — разговором с одним из молодых гостей, у которого были определенные преимущества: знакомство двухдневной давности и исчерпывающее представление о текущих событиях, забавных происшествиях и треволнениях семейного кружка. Молли очень хотелось оборвать этот банальный разговор и сменить собеседника: ей нужно было хорошенько расспросить Роджера о жизни в Холле, ведь последние два месяца он держался так отчужденно. Однако, несмотря на их сильнейшее обоюдное желание побеседовать, все окружающее, казалось, отчаянно противилось этому. Лорд Холлингфорд утащил Роджера в кружок пожилых мужчин — те жаждали услышать его мнение по какой-то научной проблеме. Мистер Эрнест Уотсон, вышеупомянутый молодой человек, так и оставался при Молли, ибо та была самой миловидной барышней в зале, и довел ее своей неумолчной изящной болтовней чуть не до головокружения. В конце она так побледнела и осунулась, что бдительная леди Харриет отправила на выручку сэра Чарльза, после чего Роджер увидел, как Молли, перемолвившись несколькими словами с леди Харриет, тихо вышла из залы; одна-две фразы, с которыми леди Харриет обратилась к кузену, сказали Роджеру, что больше Молли в этот вечер не покажется. Впрочем, этим фразам можно было найти и не самое очевидное истолкование:

— Право же, Чарльз, ведь она на твоем попечении, мог бы и раньше спасти ее от этого болтливого мистера Уотсона; я и сама-то в состоянии его выдержать, только когда нахожусь в полном здравии.

Почему Молли находится на попечении сэра Чарльза? Почему? Тут Роджеру вспомнились множество мелочей, которые якобы подтверждали фантазию, взбредшую ему в голову; он отправился в свою комнату, озадаченный и раздосадованный. Помолвка — если только речь шла о помолвке — представлялась ему слишком поспешной и неуместной. В субботу им повезло больше: они смогли насладиться долгой беседой вдвоем в самой общедоступной части дома — на софе в холле, где Молли отдыхала по настоянию леди Харриет, прежде чем подняться к себе после прогулки. Роджер проходил мимо, увидел ее и подошел. Стоя перед ней и делая вид, что играет с золотыми рыбками в мраморном бассейне, он сказал:

— Везение отвернулось от меня. Я все хотел подойти к вам вчера вечером, но это было решительно невозможно. Вы были так увлечены беседой с мистером Уотсоном, а потом пришел сэр Чарльз Мортон и увел вас — да еще с таким властным видом. Вы с ним давно знакомы?

Надо сказать, что совсем не в такой форме собирался Роджер говорить с Молли о сэре Чарльзе, но слова эти вырвались у него сами собой.

— Нет, совсем недавно. Я никогда не встречалась с ним до приезда сюда, а приехала я во вторник. Однако леди Харриет велела ему следить, чтобы я не утомлялась; мне хочется выходить к гостям, но я пока, как вы знаете, не очень окрепла. Он кузен леди Харриет и исполняет все, что она ему скажет.

— Вот как! Он не особенно хорош собой, но представляется мне разумным человеком.

— Да, мне тоже так кажется. Впрочем, он так мало говорит, что мне трудно об этом судить.

— В графстве о нем чрезвычайно высокого мнения, — сказал Роджер, желая теперь отдать сэру Чарльзу должное.

Молли поднялась.

— Мне нужно идти наверх, — сказала она. — Я просто присела на минутку-другую по настоянию леди Харриет.

— Останьтесь еще ненадолго, — попросил он. — Здесь, право же, очень хорошо, бассейн с водяными лилиями создает впечатление, если не ощущение, прохлады, а кроме того, мы так давно с вами не виделись… и отец просил вам кое-что передать. Он на вас очень сердит.

— Сердит! — удивленно повторила Молли.

— Да! Он узнал, что вы приехали сюда, дабы сменить обстановку; он очень обижен тем, что вместо этого вы не приехали к нам в Холл. Он сказал — негоже забывать старых друзей!

Молли приняла его слова всерьез и не сразу заметила улыбку у него на лице.

— О! Мне так неловко! — сказала она. — Передайте ему, пожалуйста, как именно все произошло. Леди Харриет заехала к нам в тот самый день, когда было решено, что я не смогу присутствовать на… — «на свадьбе Синтии», собиралась она добавить, но осеклась и, вспыхнув, закончила фразу иначе: — не смогу поехать в Лондон, и все это решилось буквально в одну секунду, она убедила маму и папу и поступила по-своему. Сопротивляться было невозможно.

— Ну, если вы хотите мира, будет лучше, если папа услышит это объяснение из ваших собственных уст. Почему бы после визита в Тауэрс вам не приехать в Холл?

Вот этак беспечно переезжать из одного поместья в другое, будто особа королевской крови, — все это было почти непостижимо для неискушенной, привыкшей к дому Молли. Она ответила:

— Я с удовольствием приеду, но попозже. Сначала я должна вернуться домой. Ведь я буду там даже нужнее после того, как…

Она почувствовала, что снова касается больной темы, и опять осеклась. Роджера раздосадовали ее постоянные домыслы о том, что он чувствует в связи со свадьбой Синтии. Она своей чуткой душой поняла, что для него это болезненно, и, видимо, осознала, что он не хочет показывать ей свою боль, но для того, чтобы умело повернуть разговор в ином направлении, ей не хватало ни присутствия духа, ни искушенности. У Роджера это вызвало досаду, хотя он и сам не мог толком сказать почему. Тогда он решил, выражаясь фигурально, взять быка за рога. Пока он этого не сделает, в их отношениях с Молли так и останутся недомолвки; так всегда бывает между друзьями, которые вынуждены обходить молчанием тему, к которой постоянно возвращаются их мысли.

— Ну разумеется! — сказал он. — Ваше присутствие особенно важно теперь, после отъезда мисс Киркпатрик. Я видел во вчерашней «Таймс» объявление о ее свадьбе.

Голос его слегка дрогнул, однако имя ее наконец-то прозвучало в их разговоре, и это само по себе было важным достижением.

— И все же, — продолжал он, — я с настойчивостью повторяю предложение своего отца посетить нас хотя бы с кратким визитом, тем более что, по моим наблюдениям, состояние вашего здоровья улучшилось со времени моего приезда, а приехал я вчера. Кроме того, Молли, — теперь с ней говорил знакомый, привычный Роджер, совсем как в прежние времена, — мне кажется, вы можете оказать нам неоценимую помощь. Эме робеет и дичится в присутствии отца, а он так и не смог принять ее в свое сердце, но я убежден, что они научатся любить и ценить друг дружку, если кто-то сумеет их свести, а мне будет большим утешением узнать до моего отъезда, что это все-таки произошло.

— До отъезда? Так вы опять уезжаете?

— Да. А вы разве не слышали? Я не до конца выполнил порученную мне работу. В сентябре я уеду еще на полгода.

— Это я помню. Но мне почему-то подумалось… Мне казалось, что вы надолго обосновались в Холле.

— Мой отец, по-моему, тоже так думает. Но я боюсь, что уже никогда не обоснуюсь тут насовсем; отчасти поэтому я и хочу приучить отца к мысли, что Эме всегда будет жить под его кровом. Смотрите, все гости возвращаются с прогулки. Но все равно я намерен увидеть вас снова, — возможно, днем выдастся спокойная минутка: мне нужно о многом попросить у вас совета.

Они расстались, Молли ушла наверх совершенно счастливая; сердце ее переполняло тепло — было приятно, что Роджер говорил с ней как с другом; в какой-то момент ей показалось, что она уже никогда не сможет смотреть на этого рослого и знаменитого человека, заросшего каштановой бородой, с прежней, почти сестринской привязанностью, теперь же все вернулось на круги своя. Впрочем, поговорить по душам днем им не удалось. Молли отправилась на неспешную, чинную прогулку в четырехместной коляске с двумя вдовами и одной старой девой; тем не менее ей отрадно было думать, что она вновь увидит Роджера за обедом, а потом и на следующий день. Вечером в воскресенье, пока все прохлаждались перед ужином на лужайке, Роджер вернулся к разговору о положении невестки в доме отца: связующим звеном между матерью и дедом был ребенок, но он же, по причине взаимной ревности, являлся яблоком раздора. Чтобы дать Молли полное представление о сложности положения обеих сторон, пришлось пересказать ей множество подробностей; девушка и молодой человек увлеклись беседой и незаметно ушли в тень длинной аллеи. Леди Харриет отделилась от группы гостей и подошла к лорду Холлингфорду, стоявшему особняком, на правах любимой сестры решительно взяла его под руку и сказала:

— Не кажется ли тебе, что твой идеальный молодой человек и моя любимая юная барышня наконец-то начали открывать замечательные качества друг друга?

Он был куда менее наблюдателен.

— Что ты имеешь в виду? — осведомился он.

— Посмотри вон туда, в аллею. Кто это, по-твоему?

— Мистер Хэмли и… кажется, мисс Гибсон. Мне отсюда не различить. О! Напрасно твое воображение уносит тебя в эту сторону, я тебя уверяю, ты зря тратишь время. Роджер Хэмли скоро прославится на всю Европу!

— Вполне возможно, только, на мой взгляд, это ничего не меняет. Молли Гибсон вполне в состоянии это оценить.

— Она очень хорошенькая и милая сельская девушка. Не хочу сказать про нее ничего дурного, но…

— Помнишь благотворительный бал? Протанцевав с ней, ты сказал, что она «умна и начитанна». Впрочем, мы не духи из «Тысячи и одной ночи», которые наперебой возглашали достоинства принца Каймара и принцессы Бадуры.

— Хэмли не собирается жениться.

— Откуда ты знаешь?

— Мне известно, что его личное состояние крайне незначительно, а наука — не самое доходное поприще, если вообще ее можно назвать поприщем.

— Ну, если дело только в этом — тут может случиться тысяча разных вещей: кто-нибудь оставит ему наследство или этот злосчастный, никому не нужный сын его брата возьмет и умрет.

— Тише, Харриет, нет ничего хуже, чем строить далекоидущие планы на будущее; в рассуждение обязательно вкрадется чья-нибудь смерть и то, как она повлияет на дальнейшие события.

— Ну и что, юристы только этим, почитай, и занимаются.

— Оставь это тем, кому положено по должности. Я ненавижу предугадывать свадьбы и уж тем более — предрекать смерти.

— Ты с годами делаешься крайне прозаичным и утомительным, Холлингфорд!

— Всего лишь делаюсь! — откликнулся он с улыбкой. — А мне казалось, что ты всегда считала меня до утомительности приземленным.

— Если ты будешь напрашиваться на комплименты, я сейчас уйду. Только не забудь вспомнить мое пророчество, когда все именно так и выйдет, а если хочешь, заключим пари, и проигравший сделает дорогой подарок принцу Каймару или принцессе Бадуре — уж как там оно сложится.

Лорд Холлингфорд припомнил слова сестры на следующий день, когда уловил обрывок разговора Молли с Роджером, который как раз уезжал из Тауэрс:

— Так я могу передать отцу, что вы посетите его на следующей неделе? Вы не представляете, какое это ему доставит удовольствие.

Он чуть было не сказал «нам» вместо «ему», но чутье подсказало ему, что лучше все-таки считать предстоящий визит Молли данью учтивости его отцу.

На следующий день Молли уехала домой; она сама удивлялась тому, с какой неохотой покидает Тауэрс; оказалось очень трудно, почти невозможно совместить давнее представление об этом доме, где она в детстве перенесла нестерпимую пытку одиночеством и отчаянием, с новым, свежим впечатлением. Она окрепла физически, прекрасно провела время, в жизнь ее закралось дуновение новой, пока еще не высказанной надежды. Неудивительно, что мистер Гибсон поразился ее здоровому виду, а миссис Гибсон сразу отметила ее новообретенную элегантность.

— Ах, Молли, — проговорила она, — просто удивительно, насколько пребывание в изысканном обществе способно изменить девушку. Одна-единственная неделя в компании людей, с которыми ты общалась в Тауэрс, — это, как кто-то сказал о некой высокородной даме, имя которой я забыла, «само по себе — классическое образование». Что-то в тебе явно переменилось — je ne sais quoi, — что явственно дает мне понять, что ты вращалась в кругу аристократов. Это именно то, чего, несмотря на все ее очарование, не хватает моей дорогой Синтии; нет, разумеется, мистер Хендерсон ничего такого не думает — трудно даже вообразить себе более беззаветного влюбленного. Вообрази, он купил ей бриллиантовую парюру. Я вынуждена была сказать ему, что намеренно взращивала в ней непритязательность и он не должен приучать ее к излишней роскоши. При этом я крайне огорчена тем, что они уехали без горничной. То был единственный недочет во всех их планах — крошечное пятнышко на солнце. Ах, милая Синтия, только подумать! Ты поверь мне, Молли, я каждый вечер молюсь о том, чтобы найти и тебе такого же мужа. Кстати, ты так и не сказала мне, с кем ты виделась в Тауэрс?

Молли огласила весь список; имя Роджера Хэмли стояло в нем на последнем месте.

— Ну надо же! Горазд этот молодой человек втираться в высшие круги!

— Хэмли — гораздо более древний род, чем Камноры, — заметила Молли, вспыхнув.

— Нет уж, Молли, я не потерплю твоих демократических взглядов. Люди с титулом отличаются от всех прочих. Хватит мне и демократических наклонностей нашего дорогого папы. Впрочем, давай не будем ссориться. Мы теперь остались одни, нам сам Бог велел стать лучшими подругами, и мы обязательно станем. Роджер Хэмли говорил что-нибудь о несчастном маленьком Осборне Хэмли?

— Говорил, что его отец просто не надышится на внука, да и сам он, похоже, очень им гордится.

— Я так и думала, что сквайр нашел себе очередное увлечение, — полагаю, его невестка-француженка об этом позаботилась. Да уж, а тебя последний месяц или более для него будто и не существовало, хотя до этого ты была для него всем.

С момента, когда помолвка Синтии была предана огласке, прошло примерно полтора месяца, — возможно, перемена со стороны сквайра связана именно с этим, подумала Молли. Вслух же она сказала:

— Сквайр прислал мне приглашение погостить у них на будущей неделе, если вы ничего не имеете против, мама. Похоже, они ищут компаньонку для миссис Осборн Хэмли, которая по-прежнему очень слаба.

— Прямо не знаю, что и сказать, — не очень-то мне по душе, что тебе придется общаться с француженкой сомнительного звания, а кроме того, меня так гнетет мысль, что я лишусь дочери — ныне единственного моего дитяти. Я пригласила сюда Хелен Киркпатрик, но она в ближайшее время не сможет приехать; в доме же начнутся кое-какие переделки. Папа наконец-то согласился пристроить еще одну комнату — ведь Синтия с мистером Хендерсоном будут, разумеется, приезжать в гости; полагаю, у нас теперь будет куда больше гостей, а из твоей спальни выйдет замечательная кладовая. Кроме того, Мария просила о недельном отпуске. Мне всегда крайне тягостно препятствовать чужому удовольствию — впрочем, может, «крайне» слишком сильное слово, — но будет действительно очень удобно, если ты на несколько дней куда-нибудь уедешь; так что на сей раз я поступлюсь собственным желанием наслаждаться твоим обществом и попробую добиться у твоего папы разрешения.

Явились с визитом сестры Браунинг, дабы выслушать новости от обеих дам. Миссис Гудинаф посетила их сразу же после их возвращения от мисс Хорнблауэр и сообщила удивительную новость: Молли Гибсон отправилась с визитом в Тауэрс, причем не просто съездить на часок, а остаться на ночь, провести там два-три дня, будто самая что ни на есть благородная барышня. Соответственно, обе мисс Браунинг пришли услышать от миссис Гибсон подробности про свадьбу, а от Молли — рассказ о ее визите в Тауэрс. Впрочем, миссис Гибсон не хотелось ни с кем делиться вниманием посетительниц, и к ней вернулась былая зависть, которую она испытала, когда Молли так запросто пригласили в Тауэрс.

— Ну же, Молли, — начала мисс Браунинг, — расскажи, как ты вела себя среди всех этих важных гостей. Главное — не вздумай возгордиться проявленным к тебе вниманием, помни, что тебе его оказывают только ради твоего замечательного отца.

— Мне кажется, Молли прекрасно сознает, — проговорила миссис Гибсон самым вкрадчивым и томным голосом, на какой была способна, — что счастьем побывать в таком великолепном доме она обязана исключительно желанию леди Камнор дать мне полный душевный покой в день бракосочетания Синтии. Как только я вернулась, Молли немедленно отослали обратно; собственно, я бы никогда не позволила ей злоупотреблять таким гостеприимством даже минутой долее необходимого.

Молли сделалось чрезвычайно неловко, хотя она прекрасно сознавала, что утверждения миссис Гибсон грешат против истины.

— Да бог с ним, Молли! — сказала мисс Браунинг. — В конце концов, разве важно, чему ты обязана этим визитом — своим достоинствам, достоинствам твоего почтенного отца или достоинствам миссис Гибсон? Расскажи, что ты там видела.

Молли начала рассказывать, что она видела и слышала, правда мисс Фиби и мисс Браунинг услышали бы куда больше занятных вещей, если бы рассказчица не чувствовала на себе ревнивый взгляд мачехи. Рассказывать приходилось с оглядкой, а это всегда наносит урон повествованию. Кроме того, миссис Гибсон постоянно вносила поправки относительно всяческих мелочей, в достоверности которых у Молли не было ни малейшего сомнения. Но сильнее всего ее раздосадовали слова, с которыми миссис Гибсон обратилась к сестрам Браунинг перед их уходом:

— После этого своего визита, о котором она мнит столь многое, будто никто, кроме нее, отродясь не бывал в этом доме, Молли стала настоящей бродяжкой. На следующей неделе она собирается в Хэмли-Холл — в общем, ведет рассеянный образ жизни.

Впрочем, с миссис Гудинаф, которая явилась следом по той же причине, миссис Гибсон говорила совсем другим тоном. Две дамы давно уже пребывали в состоянии скрытой вражды, и разговор шел примерно следующим образом.

— Что же, миссис Гибсон, надо думать, надлежит вас поздравить с замужеством Синтии, — начала миссис Гудинаф. — Некоторых других матерей я стала бы утешать в связи с утратой дочери, но вы, насколько мне известно, не того сорта.

Миссис Гибсон не вполне поняла, какого «сорта» матери заслуживают наибольшего одобрения, поэтому ей непросто было сформулировать свой ответ.

— Милая моя Синтия! — воскликнула она. — Как не радоваться ее счастью! И все же… — И она красноречиво вздохнула.

— Вот именно. Она была из тех девушек, у которых воздыхателей всегда в достатке, — сказать вам правду, такой красавицы я не видела во всю свою жизнь. Но тем более ей требовалось умелое руководство. Видит Бог, я не меньше других рада тому, что она сама так ловко устроила свою жизнь. Поговаривают, что у мистера Хендерсона недурное состояние помимо его адвокатских заработков.

— Можно не сомневаться в том, что у моей Синтии будут все мыслимые мирские блага, — с достоинством отозвалась миссис Гибсон.

— Ну-ну! У меня-то она всегда была любимицей, и я как раз говорила своей внучке, — (ее сопровождала юная барышня, которой не терпелось отведать свадебного пирога), — я не из тех, кто ее очернял, называл ее ветреной и легкомысленной. Я очень рада слышать, что ее ждет столь обеспеченная жизнь. Ну а теперь, полагаю, вы посвятите себя тому, чтобы устроить и мисс Молли?

— Если вы имеете в виду, что я стану споспешествовать тому, чтобы как можно скорее выдать ее замуж и лишиться общества той, что дорога мне как родная дочь, то вы заблуждаетесь, миссис Гудинаф. И еще прошу не забывать, что я не занимаюсь сватовством. Синтия познакомилась с мистером Хендерсоном в доме своего дяди в Лондоне.

— Вот как! А мне казалось, что кузина ее часто болеет и Синтия вынуждена за ней ухаживать, вы же великодушно предоставляли ее в их распоряжение. Но я говорю лишь о том, что пристало всякой матери. Пытаюсь замолвить словечко за мисс Молли.

— Я вам очень признательна, миссис Гудинаф, — сказала Молли, не зная, сердиться ей или смеяться. — Когда я надумаю выйти замуж, я не стану беспокоить маму. Сама справлюсь.

— Молли у нас теперь нарасхват, мы прямо не знаем, как удержать ее дома, — подхватила миссис Гибсон. — Я очень без нее скучаю, но, как я сегодня сказала мистеру Гибсону, молодежи требуется перемена обстановки, пусть посмотрят мир, пока молоды. Пребывание в Тауэрс, в обществе столь образованных и выдающихся людей, явственно пошло ей на пользу. Я сразу почувствовала перемену в ее тоне и манере вести беседу, да и выбор тем стал куда возвышеннее. А теперь Молли поедет в Хэмли-Холл. Уверяю вас, ее востребованность внушает мне, как матери, великую гордость. А моя вторая дочь, моя Синтия, пишет мне такие письма из Парижа!

— Видно, мир немало переменился со времен моей молодости, — произнесла миссис Гудинаф. — Возможно, стара я уже судить. Когда я первый раз выходила замуж, мы доехали в почтовой карете до дома моего свекра — до него всего-то было миль двадцать, — съели там добрый ужин в компании друзей и родственников моего мужа, каких полагалось пригласить. Вот так и выглядела моя первая свадьба. Во второй-то раз я уже знала себе как невесте цену и подумала, что должна увидеть Лондон, сейчас или никогда. И надо сказать, что все сочли меня очень экстравагантной — ишь куда занеслась да как потратилась, хотя Джерри оставил мне весьма солидное обеспечение. А теперь глядите-ка, молодежь едет в Париж, а о деньгах даже и не заботится; остается надеяться, что поспешные траты не доведут до расплаты, когда они состарятся. Впрочем, как я уже говорила, я очень рада, что хоть что-то делается и для мисс Молли. Правда, я бы для своей Анны-Марии делала совсем другое. Но ведь, как я уже сказала, времена-то переменились.

_________________

 Не знаю, что именно (фр.).

Отправить