Войско выступило на рассвете, чтобы не терпеть жару. Ведь люди Севера, как обычно про них говорили, не имели никакого страха перед всем земным, но солнца они избегали, думая, что его тепло мягчит душу и ослабляет воина. Войско возглавляли двое конных. На первом был шлем, украшенный узором в завитках, и красный плащ, видимый за сто миль крутом. Его звали Рольф. То был норвежец, сын Рёнгвалда, ярла Морё, некогда изгнанный королем Гаральдом Прекрасноволосым. Войско его большей частью составляли датские воины, но были там и некоторые англо-саксы, ибо Рольф не раз живал в Англии.

Он вел коня под уздцы и вспоминал боевые подвиги своих кровных братьев. Сколько раз они отправлялись за море сражаться с врагами? Те думали, что викингов ведет только жажда насилия и вожделенье богатства. Плохо они на самом деле знали народ, который там, средь северных туманов, вел самую трудную жизнь — народ, страдавший от голода, холода и от бедности. Но это был и народ воинов; довольно было ему пересечь море, вынуть из ножен меч — и он собирал такие богатства, о которых трудно и мечтать. Рольф думал о гордом Рагнаре, который полвека назад принял дар трусливого короля франков и положил в карман несколько тысяч фунтов за то, что не тронул добрый королевский город Париж. Глупцы! Рано или поздно все равно настанет день, когда сыны Севера заставят надменную столицу преклонить колени. Может быть, и сам Рольф потерпит неудачу, но он предвосхищал, как возьмет этот город оружием. Вождь вспоминал и то, как первый раз прибыл во Францию, как сражался здесь, как люди его поселились в области Нижней Сены. Он всегда говорил языком оружия, но тут ему пришлось выучить и другой, намного более трудный — язык политики. Он заключил соглашение с архиепископом Руанским, который согласился на сосуществование с людьми Севера в обмен на гарантии мира. И они стали жить в согласии — худом ли, добром ли, только оно не утолило жажды сражений народа, который в грабежах видел главный источник своего существования.

Другой человек, что ехал верхом перед войском, звался Скирнир Рыжий — двоюродный брат Рольфа, подлинное воплощение природной силы. Он всегда сопровождал своего родственника на путях сражений, хотя по характеру ему было непросто ладить с вождем. Рольф был грозным воином, но не менее того искушен и в искусстве переговоров. Скирнир же полагал, что все эти прения — пустая болтовня и трата времени. Этому балабольству он предпочитал мужественный звон мечей о щиты. Он был достойный сын богов Асгарда и Мидгарда, а потому считал себя готовым умереть за них. Врагов своих он презирал глубочайшим образом, а больше всего — христианских монахов, сиднем сидящих на своих богатствах. Никогда он не возьмет в голову, как мужчины решились поклониться хилому божеству, распятому на кресте! Бош викингов показывали мужам пример. Они браво сражались, выпивали и занимались любовью. У христиан Скирнир видел одну слабость и трусость, у норманнских богов — силу и честь. Довольно вспомнить одноглазого Одина с длинной седой бородой. Отец богов по настроению своему мог поражать людей, а мог приходить на помощь. Он хитрец и, чтобы достичь своего, не колеблясь, прибегает к колдовству, а то и оборачивается кем-нибудь. Уж такой-то бог, конечно, не даст себя распять, чтобы искупить какие-то там грехи. Скирнир поклонялся также Бальдру премудрому, Хеймдаллю — стражу мира, а еще Фрею — доброму богу плодовитости. Но больше всех он почитал Тора — воителя. Скирнир полагал, что и сам похож на этого бога войны и силы, который, не задумываясь, становился на сторону простых людей и крестьян, если только они были отважны в бою. Вечером, засыпая, Скирнир часто думал о боге — герое, который, потрясая молотом, поражал всех врагов при страшном грохоте грома.

Два родича принадлежали к одному народу, к одной религии, но к войне относились по-разному. Рольф считал ненужными и рискованными отчаянные схватки, которые заканчивались кровавой баней. Он был скуп на жизни своих воинов. Скирнира же пьянил едкий запах крови, пролитой врагом. Когда бой кончался, он, бывало, даже жалел, что не пал одной из жертв этого дня. Отдать жизнь для него было наилучшим доказательством мужества. Конечно, в конце концов боги его к себе призовут, но он с нетерпеньем ожидал, когда же настанет тот славный день.

— Мы слишком долго ждали, — раздраженно произнес Скирнир. — С тех пор как наши драккары бросили якорь в долине Сены, меч обжигает мне бок.

— Ты знаешь, что я думаю про твое нетерпение, Скирнир Рыжий, — спокойно ответил Рольф. — Ты получил, что хотел: мы направляемся к Шартру и скоро возьмем богатства этого города. И так мы покажем войску французского короля, что не боимся его.

Скирнир взял фляжку с хмельным медом и сделал добрый глоток. Потом утер губы рукой, недоверчиво нахмурился и проворчал:

— Уж давно пора! А то иногда я сам себе казался собакой на цепи перед большим куском мяса.

— Верю, верю, — усмехнулся Рольф. — Только будь ты собакой, как-нибудь сумел бы сорваться с цепи.

Скирнир громко расхохотался. Была и такая черта в характере этого вояки: он мог моментально переходить от дикой ярости к заразительному веселью. Родичи воспрянули духом и отправились дальше. За ними шло войско: несколько сот людей Севера, вооруженных славными длинными мечами с рунами, вырезанными на лезвиях, защищенных шельдрами — круглыми липовыми щитами, которые принято было вывешивать по бортам судна. Еще у них были копья и страшные рогатины, окованные железом — спьёты. Все они были полны решимости следовать за своим вождем до самой Вальгаллы.