Книга: В царствование императора Николая Павловича. Том первый
Назад: Глава 3. "Десант из будущего"
Дальше: Глава 5. "Визит чародеев"

Глава 4. "Захват плацдармов"

Здесь вам не там…
Время ожидания пролетело незаметно. За четверть часа до назначенного срока Антон снова включил Агрегат, а Виктор еще раз проверил свои сумки и то, что он приготовил на тот случай, если встреча с прошлым будет не совсем гостеприимной. А именно — баллончик с перцовым газом и травматик "Макарыч". Для того чтобы отбиться от негостеприимных обитателей XIX века этого вполне должно было хватить.
Шумилин выпил с путешественником по рюмочке коньяка "на посошок", и когда в комнате снова появился сияющий круг, отставной майор, перекрестившись, взял в руки сумки, шагнул в прошлое. Последнее, что он услышал, когда дверь (или окно?) в его мир захлопнулась, были напутственные слова Антона: "Вперед, Иваныч, тебя ждут великие дела…"
Не успел Виктор перевести дух, как у входа в грот раздался тревожный голос князя Одоевского, — Виктор Иванович, как вы? С вами все в порядке?
— Все в порядке, Владимир Федорович, — ответил Сергеев, — как говорят, явился — не запылился. А вы с княгиней без приключения добрались?
Коренастая фигура Одоевского появилась в полумраке грота. Вслед за ним, испуганно озираясь, шел высокий парень лет двадцати пяти, одетый в длинный кафтан, шаровары, заправленные в сапоги, и кепку, очень похожую на ту, в которой обычно щеголял Жириновский.
— Виктор Иванович, не беспокойтесь — это Тришка, наш слуга, — сказал Одоевский, — он отнесет домой ваши сумки. Я нанял извозчика, и он ждет нас у ворот сада. Пойдемте. — И дождавшись, когда Тришка, подхватив сумки, выйдет из грота, сделал галантный жест, предлагая Виктору последовать за ним.
На открытом экипаже, запряженном парой лошадей, они поехали по Фонтанке. Проезжая мимо знаменитого здания "у Цепного моста", в котором два года назад обосновался штаб Корпуса жандармов, Одоевский кивком показал на него Сергееву, сказав с кривой усмешкой, — Виктор Иванович, бойтесь "лазоревых гостей" из этой богадельни. Пока вы не обзаведетесь документами, вам лучше от здания сего держаться подальше.
Пока они ехали на извозчике, Виктор, в пол уха слушая князя, с изумлением крутил головой, не узнавая свой родной город. Уж очень он был не похож на Петербург начала XXI века. Аничков мост выглядел непривычно без бронзовых коней барона Клодта, но зато с каменными башенками и цепями. Он был очень похож на Старо — Калинкин мост и мост Ломоносова.
А вот и дом купца Евсевьева на Фонтанке. В нем жил князь Одоевский с супругой. Виктор и князь вылезли из экипажа. — Милости прошу, Виктор Иванович, — сказал князь, приглашая Сергеева войти в парадную, дверь в которую услужливо распахнул швейцар. — Не беспокойтесь, Тришка доставит все ваши вещи в целости и сохранности. Парень он хоть и простоватый, но зато верный.
По мраморным ступеням широкой лестнице они поднялись до квартиры князя. В дверях князя и его гостя встречал лакей, мужчина средних лет с плутоватой рожей, которые чаще всего встречаются у политических деятелей областного и районного масштаба.
В прихожей мужчин встретила сама княгиня Ольга Степановна. Она радушно поприветствовала Виктора, хотя рассталась с ним всего несколько часов назад. Но видно воспоминания о пребывании в будущем доставили ей такую радость, что она не смогла сдержать свои эмоции.
Вскоре появился и запыхавшийся Тришка с сумками. Князь лично проводил своего гостя из будущего в отведенную ему комнату, и предложил ему располагаться там, и чувствовать себя как дома.
Минут через двадцать пришла горничная и пригласила его в столовую. Князь и княгиня уже сидели за столом, ожидая его прихода. На первое у Одоевских подали уху из осетра (как ни странно, но в то время полутораметровую рыбину запросто можно было поймать в Неве, экология однако). На второе был ростбиф с картофелем — сей продукт тогда не был так широко распространен в России, как в наше время, и считался своего рода "барским лакомством", а так же румяные пироги и кулебяку на "заедку". Запивалось все это клюквенным морсом.
За обедом княгиня сказала Виктору, что она послала человека к своему кузену с запиской, в которой просила полковника Ланского зайти к ней в самое ближайшее время. И он уже прислал ей ответ, обещав быть у них сегодня вечером. Сергеев был рад, что в первый же день пребывания в прошлом он приступит к выполнению намеченного им плана действий.
После обеда мужчины вышли из столовой, и Виктор решил переговорить с князем относительно дальнейших действий. В ответ Одоевский предложил ему прогуляться по Невскому. Надо было привыкать к неторопливой и размеренной жизни в XIX веке.
Нет слов, чтобы описать Невский. Наверное, лучше всего это сделал Николай Васильевич Гоголь. Поэтому, мы просто процитируем классика:
"Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге; для него он составляет все. Чем не блестит эта улица — красавица нашей столицы!.. Здесь единственное место, где показываются люди не по необходимости, куда не загнала их надобность и меркантильный интерес, объемлющий весь Петербург…
Всемогущий Невский проспект!.. Какая быстрая совершается на нем фантасмагория в течение одного только дня! Сколько вытерпит он перемен в течение одних суток! Начнем с самого раннего утра, когда весь Петербург пахнет горячими, только что выпеченными хлебами и наполнен старухами в изодранных платьях и салопах, совершающими свои наезды на церкви и на сострадательных прохожих…
В двенадцать часов на Невский проспект делают набеги гувернеры всех наций с своими питомцами в батистовых воротничках… Но чем ближе к двум часам, тем уменьшается число гувернеров, педагогов и детей: они наконец вытесняются нежными их родителями, идущими под руку с своими пестрыми, разноцветными, слабонервными подругами… К ним присоединяются и те, которые служат в иностранной коллегии и отличаются благородством своих занятий и привычек. Все, что вы ни встретите на Невском проспекте, все исполнено приличия: мужчины в длинных сюртуках, с заложенными в карманы руками, мамы в розовых, белых и бледно — голубых атласных рединготах и шляпках.
Вы здесь встретите бакенбарды единственные, пропущенные с необыкновенным и изумительным искусством под галстук, бакенбарды бархатные, атласные, черные, как соболь или уголь, но, увы, принадлежащие только одной иностранной коллегии. Служащим в других департаментах провидение отказало в черных бакенбардах, они должны, к величайшей неприятности своей, носить рыжие. Здесь вы встретите усы чудные, никаким пером, никакою кистью не изобразимые; усы, которым посвящена лучшая половина жизни, — предмет долгих бдений во время дня и ночи, усы, на которые излились восхитительнейшие духи и ароматы и которых умастили все драгоценнейшие и редчайшие сорта помад, усы, которые заворачиваются на ночь тонкою веленевою бумагою, усы, к которым дышит самая трогательная привязанность их посессоров и которым завидуют проходящие. Тысячи сортов шляпок, платьев, платков, — пестрых, легких, к которым иногда в течение целых двух дней сохраняется привязанность их владетельниц, ослепят хоть кого на Невском проспекте. Кажется, как будто целое море мотыльков поднялось вдруг со стеблей и волнуется блестящею тучею над черными жуками мужеского пола.
Здесь вы встретите такие талии, какие даже вам не снились никогда: тоненькие, узенькие талии, никак не толще бутылочной шейки, встретясь с которыми, вы почтительно отойдете к сторонке, чтобы как-нибудь неосторожно не толкнуть невежливым локтем; сердцем вашим овладеет робость и страх, чтобы как-нибудь от неосторожного даже дыхания вашего не переломилось прелестнейшее произведение природы и искусства.
А какие встретите вы дамские рукава на Невском проспекте! Ах, какая прелесть! Они несколько похожи на два воздухоплавательные шара, так что дама вдруг бы поднялась на воздух, если бы не поддерживал ее мужчина; потому что даму так же легко и приятно поднять на воздух, как подносимый ко рту бокал, наполненный шампанским. Нигде при взаимной встрече не раскланиваются так благородно и непринужденно, как на Невском проспекте. Здесь вы встретите улыбку единственную, улыбку верх искусства, иногда такую, что можно растаять от удовольствия, иногда такую, что увидите себя вдруг ниже травы и потупите голову, иногда такую, что почувствуете себя выше адмиралтейского шпица и поднимете ее вверх. Здесь вы встретите разговаривающих о концерте или о погоде с необыкновенным благородством и чувством собственного достоинства. Тут вы встретите тысячу непостижимых характеров и явлений.
В это благословенное время от двух до трех часов пополудни, которое может назваться движущеюся столицею Невского проспекта, происходит главная выставка всех лучших произведений человека. Один показывает щегольской сюртук с лучшим добром, другой — греческий прекрасный нос, третий несет превосходные бакенбарды, четвертая — пару хорошеньких глазок и удивительную шляпку, пятый — перстень с талисманом на щегольском мизинце, шестая — ножку в очаровательном башмачке, седьмой — галстук, возбуждающий удивление, осьмой- усы, повергающие в изумление.
Но бьет три часа, и выставка оканчивается, толпа редеет… В три часа — новая перемена. На Невском проспекте вдруг настает весна: он покрывается весь чиновниками в зеленых вицмундирах. Голодные титулярные, надворные и прочие советники стараются всеми силами ускорить свой ход. Молодые коллежские регистраторы, губернские и коллежские секретари спешат еще воспользоваться временем и пройтись по Невскому проспекту с осанкою, показывающею, что они вовсе не сидели шесть часов в присутствии. Но старые коллежские секретари, титулярные и надворные советники идут скоро, потупивши голову: им не до того, чтобы заниматься рассматриванием прохожих; они еще не вполне оторвались от забот своих.
С четырех часов Невский проспект пуст, и вряд ли вы встретите на нем хотя одного чиновника. Какая-нибудь швея из магазина перебежит через Невский проспект с коробкою в руках, какая-нибудь жалкая добыча человеколюбивого повытчика, пущенная по миру во фризовой шинели, какой-нибудь заезжий чудак, которому все часы равны, какая-нибудь длинная высокая англичанка с ридикюлем и книжкою в руках, какой-нибудь артельщик, русский человек в демикотоновом сюртуке с талией на спине, с узенькою бородою… больше никого не встретите вы на Невском проспекте.
Но как только сумерки упадут на домы и улицы и будочник, накрывшись рогожею, вскарабкается на лестницу зажигать фонарь, а из низеньких окошек магазинов выглянут те эстампы, которые не смеют показаться среди дня, тогда Невский проспект опять оживает и начинает шевелиться. Тогда настает то таинственное время, когда лампы дают всему какой-то заманчивый, чудесный свет. Вы встретите очень много молодых людей, большею частию холостых, в теплых сюртуках и шинелях. В это время чувствуется какая-то цель, или, лучше, что-то похожее на цель, что-то чрезвычайно безотчетное; шаги всех ускоряются и становятся вообще очень неровны. Длинные тени мелькают по стенам и мостовой и чуть не достигают головами Полицейского моста…"
Да, лучше Гоголя не опишешь Невский проспект!
Прогулявшись по Невскому и по прилегающим к нему улицам, князь и Одоевский вернулись домой. И буквально через десять минут после них приехал кузен княгини, полковник Петр Петрович Ланской, Высокий, стройный, с черными подкрученными усами и выразительными карими глазами, он был затянут в белый кавалергардский мундир, и выглядел настоящим красавцем. Не мудрено, что его полюбила вдова Александра Сергеевича Пушкина Наталья Гончарова.
Ланской тепло поприветствовал свою кузину, пожал руку князю, и с любопытством посмотрел на гостя из будущего. В свою очередь, Виктор внимательно рассматривал блестящего кавалергарда. Возникла некоторая неловкость, и князь поспешил представить их друг другу. — Пьер, хочу познакомить тебя с моим новым другом, Виктором Ивановичем Сергеевым. Он, так же как и ты, военный. Виктор Иванович воевал на Кавказе, был там ранен, и после излечения вышел в отставку в чине майора
— Виктор Иванович, — продолжил Одоевский, — а это полковник Петр Петрович Ланской, кузен моей супруги. Полковник служит в Кавалергадском полку. Думаю, что он скоро получит генеральский чин.
Сергеев вспомнил, что генералом Ланской станет лишь в октябре 1843 года, а еще через шесть месяцев станет командиром лейб — гвардии Конного полка.
Виктор и Ланской пожали друг другу руки.
Потом полковник спросил у княгини, — Ольга, дорогая, ты в своей записке попросила меня срочно зайти к тебе. Я бы хотел знать, что случилось, и почему ты так спешно захотела меня видеть?
Княгиня немного замялась, но заметив одобрительный кивок Сергеева, решилась, — Видишь ли Пьер, — сказала она, — недавно мы с мужем побывали в будущем…
Ланской с удивлением и некоторой жалостью посмотрел на кузину. — Ольга, да ты в полном здравии? Может быть, тебе стоит вызвать врача?
— Нет, Пьер, — вступил в разговор князь, — ты ошибаешься, если думаешь, что у княгини произошло помутнение рассудка. Мы и в самом деле побывали в будущем. Точнее, в 2013 году от Рождества Христова. И тому есть доказательства.
Пока полковник с изумлением смотрел то на кузину, то на князя, Одоевский достал из ящика своего секретера плотный конверт, и разложил на столе десятка два фотографий, сделанных во время пребывания княжеской четы в Петербурге XXI века.
— Боже мой, что это? — бормотал Ланской, перебирая фото, — где и как сделаны эти рисунки? Ольга — это ты? — спросил он, показывая пальцем на снимок. На нем смеющаяся княгиня в легком платьице и смешной панамке позировала у памятника питерскому фотографу на Малой Садовой.
— Владимир, а это ты? И что это за орудие? — спросил Ланской, выудив из лежавших на столе фотографий одну, на которой князь стоял у входа в Артиллерийский музей рядом с 203–мм гаубицей Б-4.
— Пьер, это не рисунки, а фотографии — ты, наверное, слышал о таком изобретении, как дагерротип? В прошлом году о нем писали в газетах. Так вот, в будущем это изобретение усовершенствовали, и теперь с помощью специального прибора, именуемого фотоаппаратом, можно легко и просто сделать сколько угодно фотографий.
А пушка эта стоит у входа в Кронверк. Посмотри, тебе должно быть хорошо знакомо это место?
Ланской сидел на стуле, тупо перебирая разложенные на столе фотографии. Он верил, и в то же время не верил в то, что говорила ему двоюродная сестра и ее муж. Наконец в голове у него что-то сложилось в понятную для него картину, и он спросил у князя, — Владимир, а как вы с кузиной попали в будущее?
— Однажды за нами пришли, — кратко ответил Одоевский, — оказывается, что там о нас знают и помнят. Дети в будущем до сих пор читают мои сказки. Да и о тебе, Пьер, там не забыли.
Ланской видимо уже о чем-то догадался. Он резко повернулся к Сергееву, и спросил у него, — Господин Сергеев, Виктор Иванович, скажите, вы из будущего?
— Именно так, Петр Петрович, — с улыбкой ответил Сергеев, — вот, прибыл к вам по любезному приглашению Владимира Федоровича и Ольги Степановны посмотреть на то, как жили наши предки. Если будет необходимо, то, возможно, я останусь у вас надолго.
— Боже мой, — воскликнул изумленный Ланской, — у меня в голове не укладывается… Гости из XXI века, путешествие во времени, эти огромные пушки, эти одежды… Господа, может быть, я просто сошел с ума?
— Нет, Петр Петрович, — вздохнул Сергеев, — с головой у вас все в порядке. Просто за почти две сотни лет наука так далеко шагнула вперед, что вы себе даже представить это не можете. Помните, как написано у Шекспира: "Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…"
— Это невероятно, — продолжал удивляться Ланской, — но знаете, господа, почему-то я вам верю… Скажите, Виктор Сергеевич, а я могу побывать в вашем будущем?
— Конечно можете, Петр Петрович, — развел руками Сергеев, — но сперва нам понадобится ваша помощь… И вот чем вы можете нам помочь…

 

Praemonitus praemunitus (Кто предупрежден, тот вооружен)
Услышав слова Сергеева, Ланской насторожился.
— Виктор Иванович, — сказал он, я готов вам помочь во всех ваших начинаниях, но только при одном условии. А именно, если все, что вы будете делать в нашем мире, и при моей помощи, не пойдет во вред Государю и России.
— Вы можете не сомневаться в чистоте наших замыслов, — успокоил Сергеев Ланского, — мы, скорее, наоборот, приложим все наши силы для того, чтобы спасти Государя, его семейство, а так же народ наш и Матушку Россию от всевозможных напастей. К тому же иной раз помощь может выглядеть, как дружеский совет. Скажем, к примеру, я могу рассказать вам о той, которая станет вам верной и любящей супругой. И вы будете счастливы с ней всю ваши оставшуюся жизнь, пока, как говорят арабы, "пока не придет к вам Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний…"
Ланской с любопытством посмотрел на Виктора. — Вы имеете в виду?.. — осторожно спросил он.
— Нет, Петр Петрович, не Идалию Григорьевну Полетика, — спокойно ответил Сергеев. Ланской вздрогнул от неожиданности. Оказывается, гость из будущего неплохо знал об его сердечных делах.
— Идалия Григорьевна скоро расстанется с вами, — продолжал Виктор, — она не любит вас. По натуре своей особо циничная и бесчувственная, она ради забавы и пустого тщеславия играет вашим сердцем, как котенок заячьим хвостиком.
Вашей спутницей жизни станет совсем другая женщина. Она вдова, уж ее трагически погиб три года назад. Его убил на дуэли ваш сослуживец по полку…
— Вы говорите о вдове Пушкина! — воскликнул пораженный Ланской, — я женюсь на ней?!
— Да, в нашей истории именно так все и произошло, — сказал Сергеев, — в 1843 году вы женились на Наталье Николаевне Пушкиной, в девичестве Гончаровой. И вы прожили с ней долгую жизнь — Наталья Ланская умерла, когда вам исполнилось 64 года. От брака с ней у вас будут три дочери. Да и дети Александра Сергеевича Пушкина будут относиться к вам, как к родному отцу.
В вашем доме будут жить внуки, племянники ваших братьев, словом, детские голоса в нем будут звучать до конца ваших дней.
— Боже мой… Вот, оказывается, как оно все было, точнее будет… — прошептал потрясенный Ланской, — спасибо вам, Виктор Иванович, я благодарен вам за то, что вы подсказали мне — где искать мое счастье… Да, действительно, вы правы, иногда просто словом можно изменить судьбу человека…
Я теперь ваш должник, и готов сделать для вас, все, что вы не попросите.
— А попрошу у вас я немного, Петр Петрович, — сказал Сергеев, — мы бы хотели взять в аренду участок земли, где-то 2–3 десятины, на принадлежащей вашему семейству территории у Черной речки. Мы хотим поставить там что-то вроде сарая или амбара, и разместить в нем свою машину, с помощью которой мы попадаем из будущего в прошлое, и, наоборот…
— Я согласен, — почти не раздумывая, ответил Ланской, — только здесь есть одна сложность — этот участок находится в моем совместном владении с братом Павлом. Но, я думаю, что мы с ним договоримся, и он не будет возражать против вашего там присутствия.
— Вот и отлично, — сказал Сергеев, — тогда нам больше не придется с такими неудобствами и предосторожностями пробираться в ваш мир через Летний сад.
— Кстати, Владимир Федорович, — обратился Виктор к Одоевскому, который вместе с княгиней внимательно слушал его разговор с Ланским, — вы не будете против, если я установлю в вашей квартире "маячок".
Заметив недоумение на лице княжеской четы, Виктор пояснил, — "маячок" — это такое устройство, с помощью которого можно переориентировать место перехода из прошлого в будущее с Летнего сада в вашу квартиру. И попадать в Петербург XXI века теперь можно будет прямо из этой комнаты.
Это все Антон постарался, изобрел новое устройство.
— А это не будет опасно для нас? — осторожно поинтересовалась княгиня.
— Ничуть, — ответил Сергеев, — ведь вы видели, что временной портал открывался в квартире Антона, и при этом даже рюмка в его серванте не звякнула. Да и не стал бы Антон рисковать вашими здоровьем и жизнью.
— Ну, тогда, ради Бога, устанавливайте свой, как вы говорите, "маячок", — сказал Одоевский. — Кстати, можно на него посмотреть?
Сергеев принес из соседней комнаты одну из своих сумок, вжикнул молнией — тут на лице у Ланского появилось изумление, таких застежек ему еще видеть не приходилось. Из недр сумки Виктор извлек небольшую пластиковую коробочку с антенной и лампочкой — индикатором.
— По графику очередной сеанс связи с будущим у нас должен быть завтра в полдень, — сказал Сергеев. — Вот мы тогда и опробуем "маячок".
— Да, Петр Петрович, — обратился он к Ланскому, — если вы найдете время, то приходите, вы своими глазами увидите, как работает наша машина времени…
— Принепременно приду, — ответил заинтригованный полковник, — знаете ли, такое зрелище я вчера еще представить себе не мог.
— Виктор Иванович, — вы ведь, как сообщил мне князь, бывший военный. Не могли бы вы мне рассказать о вашей армии? Какая она сейчас у вас?
Сергеев достал из своей, казалось, бездонной сумки, ноутбук. Одоевские, уже были знакомы с этим устройством своих потомков, и потому особого удивления при виде его не проявили. А вот Ланской наблюдал за манипуляциями Виктора с изумлением, как ребенок, за руками фокусника, извлекающего из своего цилиндра кроликов, ленты и зажженные лампы.
Когда включенный ноутбук начал загружаться, и на заставке появилось изображение танка Т-90, полковник вздрогнул.
— Виктор Иванович, скажите, это боевая машина из будущего? — спросил он у Сергеева. — Как она движется, и где люди, управляющие этой машиной?
— Петр Петрович, это танк, — ответил Виктор, орудуя "мышкой", и пытаясь открыть одну из папок, в которой хранились фотографии современной боевой техники. — Такие боевые машины появились на полях сражений в начале ХХ века. Они бронированы, выдерживают попадания снарядов, сами стреляют из пушек и движутся с помощью мотора, работающего на горючем, изготовленном из нефти. В Великой войне с Германией, которая случилась еще до моего рождения, подобные машины сотнями сражались друг против друга, уничтожая себе подобных.
Виктор щелкнул "мышкой", и на экране появился отрывок из киноэпопеи "Освобождение", рассказывающий о танковом сражении на Курской дуге. Танки, русские и немецкие сошлись в лоб друг с другом. Боевые машины вспыхивали, взрывались, горящие танкисты выскакивали из них и дрались среди огня и дыма. Волею режиссера день стал кроваво — красным, казалось, что горит земля и небо…
Потрясенные князь, княгиня и Ланской смотрели на монитор ноутбука. Когда отрывок из "Освобождения" закончился, первым пришел в себя Одоевский.
— Виктор Иванович, — сказал он хриплым голосом, — это так и было в жизни? Я ведь знаю, что в подобных, как вы говорите, фильмах, участвуют актеры.
— Владимир Федорович, — ответил Сергеев, — в жизни было еще страшнее. Мне не довелось участвовать в той войне, потому, что меня тогда еще на свете не было, но повоевать мне все же довелось. И в Афгане, где я получил первую контузию и дырку в правую ногу, и в Чечне, о которой у меня память вот здесь, — Сергеев показал на шрам на лбу, — и еще два осколка в ногу, на этот раз, в левую. Но все равно, скажу честно, с той Великой войной мои войны не могут сравниться.
— А чем вы командовали, Виктор Иванович, — спросил Ланской, — вы ведь были майором.
— Ну, командовал я теми, кто ремонтировал и чинил вот эти самые танки. Моя должность называлась заместитель командира батальона по технической части. Но, поверьте мне, Петр Петрович, доставалось нам всем, и тем, кто вел танки в бой, и тем, кто чинил их, часто под огнем врага.
— А какие у вас награды? — профессионально поинтересовался полковник.
— За Афганистан я получил орден Красной звезды, — ответил Сергеев, — это что-то вроде вашего ордена Святой Анны четвертой степени. Не знаю, равноценно ли подобное сравнение. А за Чечню меня наградили "Орденом Мужества". Возможно, что он может быть приравнен к ордену Святого Великомученика Георгия четвертой степени. Честно говоря, я не могу твердо сказать — сравнимы ли эти два ордена, но в ту новогоднюю ночь из нашего танкового батальона уцелели немногие.
— Да, Виктор Иванович, досталось вам, — сочувственно сказал Ланской. — Только у нас нет такой техники, как ваши танки. У нас кавалерия, тяжелая и легкая, пехота, артиллерия. Кстати, кавалерия у вас есть?
— В общем, нет, — ответил Сергеев, — если не считать парадный Президентский полк, за на пограничных заставах в горах конные патрули для обхода границ. Век конницы закончился, хотя в Великую войну она еще успела себя показать.
— Петр Петрович, — сказал Виктор, — сейчас, при императоре Николае Павловиче Российская империя находится в зените своего могущества и еще не забыта громкая слава Отечественной Войны. Но через четырнадцать лет ей придется столкнуться с объединенными силами Британии, Франции и Турции. Тогда они осадили Севастополь, и вся огромная русская армия не смогла отразить десант противника. Слава побед, сменилась позором поражения. Нет, русские солдаты и офицеры ничем не опозорили своего честного имени, но они не смогли отразить врага, нанести ему поражение и закончить войну взятием вражеской столицы. Следующего такого успеха пришлось ждать девяносто лет. А это главное. Причин такого неуспеха много, они разные, и о них стоит поговорить отдельно.
Мой предок Харитон Осипович Сергеев сражался на бастионах осажденного Севастополя, был там ранен, выжил, заслужил два солдатских Георгия за храбрость. От него и пошла наша династия, в которой все мужчины служат в армии. И я хочу помочь своему предку, и, вместо позорного Парижского мира, навязанного России союзниками, добиться полной победы над ними. Я полагаю, Петр Петрович, что в этом моем желании нет никакой угрозы Трону и Империи? Мы хотим предупредить Государя о грозящей России опасности. Ведь, как говорили древние: "Praemonitus praemunitus", или по — русски: "Кто предупрежден, тот вооружен".
— Конечно, нет, Виктор Иванович, никакой угрозы я не вижу, — ответил полковник Ланской, — и я лишний раз убедился, что цели вашего пребывания в нашем мире благородные, а, следовательно, помогать вам — это мой долг перед Государем и Отечеством…

 

И вечный бой! Покой нам только снится…
Когда Сергеев и Ланской оговорили главное, разговор перешел на частности. Виктор постарался подоходчивей разъяснить полковнику планы людей из будущего.
— Петр Петрович, мы прекрасно понимаем, что без содействия Государя и некоторых высших чинов Империи, у нас вряд ли что получится. Вы ведь прекрасно знаете характер царя. Он с трудом воспринимает чьи-либо советы, особенно, если они идут вразрез с его мнением. Кажется, что в правительстве только министр финансов граф Канкрин имеет смелость возражать Государю. И тот терпит его исключительно из-за того, что Егор Францевич сумел навести порядок в российских финансах, и разумность его мыслей и распоряжений доказана делом.
А вот советов в отношении того, что касается армии, и всего, что с ней связано, как мне кажется, Государь не потерпит. Так как же нам быть?
— Гм, Виктор Иванович, — задумчиво сказал Ланской, — а вы правы — действительно, придти к Государю и заявить, что, дескать, все, что делается в России с армией — неправильно, а надо делать вот так, — закончится, скорее всего, гневом Государя и неприятностями для того, кто посмеет это заявить. Тут надо придумать что-то другое.
— Мы полагаем, что надо здесь для начала показать, что называется, товар лицом, — сказал Сергеев, — было бы неплохо уговорить Государя лично посмотреть на все то, о чем мы собирались ему сказать. Он может не верить чужим словам, но своим глазам он поверить должен. Следовательно, надо убедить его отправиться в будущее. Ну, а там, в зависимости от того, как пойдут дела, он может принять правильное решение. Или откажется от нашей помощи. В таком случае, как говорится, насильно мил не будешь. Но, мне почему-то кажется, что Государь примет единственно верное решение.
— Петр Петрович, — продолжил Сергеев, — я не буду вас предупреждать, что нельзя никому рассказывать ни о нашем происхождении, ни о самом факте нашего нахождения в вашем времени. Вы человек умный, и поймете сами, что сама возможность получить знания о будущем заинтересует многих сильных мира сего. И не все они настроены дружественно в отношении России. Они попытаются воспользоваться нашими знаниями и теми приборами и машинами, которые мы доставим в ваше время.
— Я все понимаю, Виктор Иванович, — задумчиво сказал Ланской, — и сейчас ломаю голову над тем, как приватно сообщить Государю о вас, да так, чтобы ни одна живая душа об этом не узнала. Вы ведь знаете, что в Зимнем дворце его обитатели постоянно интригуют друг против друга, и в покоях Государя часто бывает невозможно укрыться от чужих ушей и глаз.
Но, с другой стороны, как флигель — адъютант царя, я могу иногда оставаться с ним наедине, и сообщить ему нечто, что заставит его задуматься о будущем. И потом, возможно, я напрямую сведу вас с Государем.
Ланской задумался, а потом сказал, — Мне кажется, что лучше всего это сделать на очередном летнем "бале с мужиками", который Государь ежегодно проводит в Александрии в честь дня рождения своей супруги. Дворцовая охрана в этот день настежь открывает ворота парка, запуская туда всех желающих. Вы можете попасть туда без приглашения. Конечно, уединиться с Государем человеку, не представленному ему, вряд ли удастся. Но тут уже моя забота, сделать так, чтобы представить ему вас, Виктор Иванович.
— Хорошо, — сказал Виктор, — но до этого бала еще есть время, и мы не должны тратить его впустую. Об аренде участка принадлежащей вас земли мы уже переговорили.
Неплохо было бы узнать, кому принадлежит земля на берегу Невы неподалеку от Шлиссельбурга. Нас заинтересовало одно место, которое, если появилась бы такая возможность, мы бы приобрели или арендовали. Вот посмотрите, — и Сергеев протянул Ланскому распечатанный на цветном принтере карту окрестностей Шлиссельбурга, на котором крестиком было обозначено место, именуемое Красные Сосны.
— Хорошо, я попытаюсь узнать то, что вы просите, — сказал Ланской, с любопытством рассматривая карту. — Вроде места знакомые — доводилось бывать в тех краях, а, с другой стороны, совсем все по — другому. Кировск — это что, новый город?
— В общем, да, — ответил Сергеев, — но об истории этих мест нам с вами лучше поговорить попозже.
Еще одна просьба, Петр Петрович. Не могли бы познакомить меня с адъюнктом Императорской Академии Наук Борисом Семеновичем Якоби и генерал — адъютантом Карлом Андреевичем Шильдером. Эти люди работали над изобретениями, которые могли совершенно изменить характер и методы ведения войн, как на земле, так и на море.
— С генерал — адъютантом Шильдером я знаком, — ответил Ланской, — он отличился во время войны с турками в 1829 году, при осаде Силистрии. А при подавлении Польского мятежа в 1831 году он был тяжело ранен пулей в ногу под Остроленками.
А вот про адъюнкта Якоби я слышал лишь только то, что он изобрел двигатель, который вращался, используя силу некоего электричества. И даже установил этот двигатель на лодку, которая с его помощью плыла, как по течению, так и против него.
— Да, это те самые господа, которые меня интересуют, — сказал Сергеев, — я мог бы подсказать им несколько идей, используя которые, русская армия и флот получили новые образцы вооружения.
— С генерал — адъютантом Шильдером я вас, пожалуй, познакомлю, — задумчиво сказал Ланской, а вот с адъюнктом Якоби…
— Ну, в знакомстве с Борисом Семеновичем Якоби я мог бы вам посодействовать, Виктор Иванович, — вмешался в разговор князь Одоевский, — я его неплохо знаю, и некоторые его идеи использовал во время написания моего романа "4338–й год".
— Вот и отлично, — обрадовался Сергеев, — буду вам очень благодарен.
— Виктор Иванович, — поинтересовался Ланской, — а что они такого изобрели?
— Собственно говоря, — ответил Сергеев, — изобрели они многое, но, к сожалению, из-за невнимания военного министерства к их идеям, довести свои изобретения до воплощения в жизнь, им не удалось.
К примеру, генерал Шильдер не только изобрел, но и построил подводную лодку, которая двигалась силою сидящих внутри ее гребцов. В наше время подводные лодки с двигателями, способными годами работать без заправки, несут самое страшное в мире оружие. Одной выпущенной им ракеты с расстояния нескольких тысяч верст достаточно, чтобы превратить в пепелище такой огромный город, как Лондон. А таких ракет только один такой корабль несет больше десятка. Например, подводная лодка, носящая название "Архангельск", длиною в 250 аршин, несет двадцать таких ракет, и одним залпом может стереть с лица земли половину Европы.
— Боже мой, да что вы говорите, — воскликнул Ланской, — какое страшное оружие! И это изобретение добрейшего Карла Андреевича?
— Можно сказать, что да, — ответил Сергеев, — ведь для своей подводной лодки генерал Шильдер придумал и ракетное оружие. Правда, до нашего ему далеко. Но оно было, и Шильдер двадцать девятого августа 1834 года на Неве в сорока верстах выше Санкт — Петербурга испытал его. При сем присутствовал Государь. С подводной лодки под командованием самого Шильдера были выпушены четырехдюймовые зажигательные ракеты, уничтожившие несколько реальных целей — парусных шаланд, стоявших на якорях.
А теперь представьте, что несколько кораблей, вооруженных такими зажигательными ракетами оказались бы в Крыму во время высадки там англо — французского десанта… Да они пожгли бы там больше половины объединенного флота. А если учесть, что большинство союзных линейных кораблей было забито десантниками… Теперь вы понимаете, почему мне надо повидаться с генералом Шильдером?
— Да, теперь понимаю, — ответил Ланской. — А что еще изобрел Карл Андреевич?
— Мины, — ответил Сергеев, — морские мины. Правда, он работал над их изобретением совместно с Борисом Семеновичем Якоби. С помощью этих мин в Крымскую войну был фактически выведен из борьбы франко — британский флот на Балтике. Правда, не имея опыта использования подобного оружия, изготовители мин пожадничали, и оснастили их слишком малым пороховым зарядом. Два английских корабля, подорвавшиеся на минах с гальваноударными взрывателями системы Якоби, отделались лишь повреждениями. Мы постараемся подсказать Борису Семеновичу, чтобы пороха в минах не жалели, и британские корабли после подрыва на них пошли бы на дно.
— А что, в эту, как вы сказали, Крымскую войну, вражеский флот подошел к самому Кронштадту? — поинтересовался Ланской.
— Да, Петр Петрович, — ответил Сергеев, — и у жителей Петербурга было в то время своего рода развлечение, — выезжать в Ораниенбаум или Лисий нос, и оттуда в подзорные трубы рассматривать англо — французскую эскадру.
Повоевали союзники и на Севере, где обстреляли Соловки и сожгли Колу. А на Тихом океане высаженный у Петропавловска вражеский десант был сброшен в море.
— Даже так, — тихо сказал Ланской, — бедная Россия, сколько напастей ее ожидает… Виктор Иванович, вы составьте, пожалуйста, записку о том, что нам ждать в самое ближайшее время. Я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы у нас не случилось то, что было в вашей истории.
С вашего позволения, я откланяюсь. Сегодня я слишком много узнал такого, о чем и не мог предполагать. Мне надо одному во всем хорошенько разобраться. Завра в полдень, как мы и уговаривались, я буду у вас. Хочу увидеть собственными глазами, как вы путешествуете во времени. Честь имею!

 

Тыловое обеспечение
Права народная пословица: уезжающий увозит четверть печали, оставляя три четверти провожающим. Примерно в такой же пропорции происходит и с заботами. Проводив в прошлое Виктора Сергеева, его друзья стали прикидывать — что им надо сделать, чтобы следующая вылазка в век XIX прошла с наибольшим КПД.
Первым делом было решено дать поручение Антону заняться совершенствованием машины времени. Он решил создать два новых Агрегата — один мощный, с помощью которого можно будет перебрасывать в прошлое крупногабаритные грузы, и который будет установлен в одном из просторных гаражей на станции техобслуживания, принадлежавшей Сергееву. Остававшийся там за старшего племяш Виктора, получил накануне команду от дяди очистить этот гараж от разного хлама, и подвести к нему силовой кабель.
Второй Агрегат, мощностью поменьше, было решено сделать в возимом варианте. У Сергеева был старенький фургончик на шасси УАЗ-451. Антон собирался установить в нем пульт управления, генератор, и саму аппаратуру. Он планировал отправиться на этом фургончике в Кировск, и попытаться запустить Агрегат у Красных Сосен. Если его предположения окажутся верными, то даже незначительная мощность Агрегата позволит открыть портал, и отправить в прошлое, скажем, грузовик с грузами для Сергеева. Правда, это будет можно сделать лишь после того, как Виктор сумеет с помощью князя Одоевского утрясти вопрос с владельцем этой земли. Что делать — священное право частной собственности. Тамошний помещик, конечно, не олигарх какой-нибудь из Куршавеля, но от этого он не перестает быть менее чванливым и пакостным.
Алексей Кузнецов тоже не терял времени зря. Он тщательно изучил истории болезни, как самого императора Николая Павловича, так и его семьи. Например, ему стало известно, что у любимой дочери царя Александры Михайловны в 1844 году обнаружат туберкулез, от которого она умрет в возрасте девятнадцати лет. Смерть ее настолько потрясет Николая, что он будет рыдать, как ребенок. Если вовремя вмешаться, то Великую княгиню можно вылечить без особого труда. Тамошние "палочки Коха" еще не знакомы с антибиотиками, да и пока есть возможность остановить процесс в легких в самом его начале.
И вообще, туберкулез, который в XXI время называют "болезнью бедных", в веке XIX — м находил свои жертвы с равным успехом, как в хижинах простолюдинов, так и во дворцах венценосных особ. Алексей прикидывал, как бы протащить в прошлое флюорографический аппарат, или, что более сложно, практически невозможно, провести диспансеризацию в одной из питерских поликлиник всего семейства Романовых.
Алексей на минутку представит себе такое зрелище: вереницу Великих князей и княжон, первых — в мундирах с эполетами, вторых — затянутых в корсеты и в платьях с фижмами, среди старушек с номерками, и даже прыснул от смеха. Нет, идея с флюорографическим аппаратом все же менее фантастична.
Шумилин с головой ушел в архивы, изучая хитросплетения политики того времени, и, так сказать, "действующих лиц и исполнителей". Его заинтересовала личность российского суперагента графа Ивана Иосифовича де Витта. К сожалению, сам граф в июне 1840 года умрет от рака в своем имении в Крыму. Но, осталась его агентура, которая блестяще работала в Европе и Азии.
Разузнал Александр и о главе Третьего Отделения Собственной Е. И. В. канцелярии графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе. Лихой рубака, герой войны 1812 года, "альтер эго" государя, он возглавлял тогдашнее ЧК, но лютостью не отличался. На 1840 год количество служащих в III — м отделении достигло 28 человек, и это на всю огромную Россию, считая секретарей и письмоводителей!
А вот ставшего год назад фактическим главой и III — го отделения, и Корпуса жандармов генерал — майора Леонтия Васильевича Дубельта опасаться следовало. Человеком он был умным, проницательным, но жестоким и расчетливым. Политический сыск он поставил на должную высоту, да и сил у него поболей. К тому же сам Леонтий Васильевич в юности путался с масонами, принимал участие в деятельности общества "Соединенных славян", был лично знаком с декабристами Волконским и Орловым.
Но, как говорится, нет худших чертей, чем падшие ангелы. Попав в тайный сыск по протекции Бенкендорфа, Дубельт принялся рьяно преследовать своих бывших "братьев" из масонских лож и вольнодумцев из тайных обществ, из тех, кто не угодил на каторгу или в ссылку по делу "14 декабря".
Ну, а Ольга Румянцева после расставания с княгиней Одоевской находилась в расстроенных чувствах. Она вдруг поняла, что после всего произошедшего она не сможет жить так же, как жила до этого. Натура романтичная, и в то же время, как ни странно, практичная, она всю жизнь мечтала побывать во временах, в которых жили ее любимые герои произведений Пушкина, Гоголя и Лермонтова. И вот сбылась ее мечта — она познакомилась с человеком, которая носила реальный, а не выдуманный титул, как многие из тех, кто заказывал у нее платья в стиле "ретро". Этих доморощенных "баронов", "графов" и "князей", она называла "месье Журденами" — по имени героя бессмертной комедии Мольера.
А вот Ольга Степановна Одоевская была самой, что ни на есть настоящей княгиней. Она лично была знакома с Лермонтовым, Крыловым и Гоголем. Кузен княгини вскоре станет мужем Натальи Николаевны Пушкиной. От этого голова пошла кругом…
И Ольга решила пойти к Антону, и потребовать, чтобы тот отправил ее в прошлое насовсем. Чем заняться, она там найдет. Без денег она сидеть не будет — княгиня во время прогулки по Питеру рассказала ей о том, сколько у них зарабатывают модистки, имеющие клиентуру из высшего света. Ольга прикинула — столько в те годы не получали в виде жалования даже некоторые генералы. Ну, а подходящую клиентуру княгиня ей обещала найти.
И какие перспективы — знакомства с живыми классиками и их женами, возможность лицезреть царствующие особы. Словом, к вечеру Ольга приняла окончательное решение, и завтра, во время очередного открытия временного канала, она надумала объявить об этом Антону Воронину. А там, будь что будет!
На следующий день, ближе к полудню, в квартире Антона присутствовали практически все, кто знал об его изобретении. Шумилин подобрал досье для Сергеева о раскладе сил в петербургском обществе XIX века. Алексей приготовил объемистую аптечку с лекарствами на все случаи жизни. Николай пришел проведать отца, и сообщить ему самые последние новости. Запыхавшаяся Ольга Румянцева прибежала уже тогда, когда Антон сел за пульт управления Агрегатом, и начал подготовку к открытию портала.
Но на этот раз процесс несколько затянулся, потому, что Антон сначала искал сигнал от "маячка", который он передал Сергееву. Портал должен был открыться не в Летнем саду, а прямо в квартире князя Одоевского.
От волнения у Антона дрожали руки. Но все, как ни странно, прошло на ура. Жужжание, гул, ярко зеленая точка, потом, мерцающий овал, в глубине которого рядом с уже знакомыми лицами четы Одоевских и Сергеева, стоял, окаменев от изумления, словно, библейский Соляной столб, незнакомый военный в белоснежном мундире кавалергарда.
— Вот, друзья мои, позвольте вам представить, полковник лейб — гвардии Кавалергардского полка Петр Петрович Ланской. Кузен княгини Ольги Степановны, и флигель — адъютант, — голосом церемониймейстера объявил Сергеев. — Полковник уже знает о нашем существовании, и решил своими глазами увидеть, как люди попадают из мира будущего в мир прошлого.
— Здравствуйте, господа, — поприветствовал князь Одоевский своих старых знакомых. — Вы даже не можете себе представить — насколько я рад вас видеть!
А княгиня, увидев среди мужчин Ольгу, приветственно помахала ей ладошкой.
— Владимир Федорович, — сказал Антон, — мы хотим отправить на день — другой в ваш мир Ольгу Валерьевну. А вы, в свою очередь, можете побыть у нас. Впрочем, если у вас нет для этого времени…
— Господа, а может быть, вы позволите посмотреть на ваш мир? — неожиданно спросил у друзей полковник Ланской. — Обещаю, что я буду во всем слушать вас. — А потом, уже не так официально, почти просящее сказал, — После того, что рассказал о будущем князь и Виктор Иванович, меня просто сжигает любопытство…
— Петр Петрович, — ответил ему Шумилин, — мы рады тому, что нашим гостем станет такой замечательный человек, как вы. Милости прошу вас, полковник, сделайте шаг в будущее… Оно ждет вас!

 

Мужская работа
В общем, произошел обмен послами — в прошлое отправилась Ольга Румянцева, а в будущее — Петр Ланской. Каждый из путешественников во времени с интересом, и не без некоторого опасения оказался в незнакомом для него мире. И если Ольга уже успела познакомиться с князем и княгиней, то для полковника кавалергардов все было в новинку.
Шумилин передал Сергееву папку с документами, а Алексей сумку с лекарствами. Потом Николай, подойдя к порталу, быстро переговорил о чем-то с отцом. Антон стал торопить путешественников — гудение Агрегата усилилось, и он решил подстраховаться. Автоматы на электрическом щитке могли не выдержать перегрузки, и дверь из прошлого в будущее захлопнулось бы в самый неподходящий момент.
Наскоро попрощавшись, все присутствующие отошли подальше от портала. Антон, поколдовал над пультом, и сияющий круг стал сжиматься, превратившись вскоре в яркую точку. Потом исчезла и она. В квартире остались лишь жители XXI века и Петр Ланской.
Немного придя в себя, полковник с любопытством стал осматривать квартиру и машину времени, с помощью которой он только что перенесся на сто шестьдесят три года вперед.
— Да, теперь я вижу своими глазами, что техника ваша просто чудо! — сказал Ланской. — Господа, я готов следовать с вами туда, куда вы прикажете. Только вот… — кавалергард провел рукой по своему мундиру. — Я бы хотел переодеться в то, что принято носить в ваше время. Ибо сказано, — Попав в Рим, веди себя, как римлянин.
— Уважаемый Петр Петрович, — сказал Шумилин, — вы правы. Мы сейчас вам подберем соответствующую одежду. Ну, а насчет вашего времяпровождения… С вами останется Николай, сын Виктора Ивановича. Он боевой офицер, получивший ранения в сражениях с немирными горцами на Кавказе. Он покажет вам кое-что из оружия, которым воюют в наше время. Думаю, вам это будет весьма небезынтересно.
Через полчаса полковник был экипирован в джинсы, кроссовки и камуфлированную футболку. Критически осмотрев Ланского со всех сторон, друзья решили, что на улицах Северной столицы он будет выглядеть не хуже многих ее жителей. Вскоре откланялся и ушел по своим делам Кузнецов, за ним — Шумилин. Антон извинился, и стал копаться в своей машине времени. Николай жестом предложил полковнику следовать за ним.
Выйдя на улицу, Ланской не мог удержаться от возгласа удивления при виде мчащихся по проезжей части автомобилей.
— Это просто удивительно, — сказал он, — Николай, с помощью какой чудесной силы движутся эти повозки? Что у них внутри?
— Петр Петрович, — ответил Николай, — я не могу вам это объяснить, потому что объяснение займет слишком много времени. А вот, что у них внутри, вы сейчас сами увидите.
И он подошел к своей серой "тойоте". Нажатие на брелок, писк сигнализации. Николай жестом предложил полковнику занять место в салоне. Кое-как устроившись на сиденье, Ланской стал с любопытством осматриваться. Николай уселся сам, пристегнул свой ремень безопасности, а потом, пристегнул и полковника.
Первые минуты движения Ланской молчал, и, как всякий русский, наслаждался быстрой ездой. А потом он начал расспрашивать своего путника: о значении мигающих огоньков на столбах, о рисунках на синих и красных квадратах и кругах. Николай терпеливо объяснял. Но вряд ли Ланской что-либо понял из его объяснений.
По его просьбе Николай подвез полковника к зданию бывших казарм Кавалергардского полка на Захарьевской. Ланской был очень огорчен, когда узнал, что в XXI веке не сохранился полковой храм Захария и Анны.
Потом они поехали в учебный центр одного из спецподразделений, где огневую подготовку преподавал один из старых друзей Шумилина, подполковник Павлов Анатолий Викторович.
Он встретил гостей у проходной. Поздоровавшись с Николаем, которого знал лично, Павлов с любопытством посмотрел на его спутника. По выправке и внешнему виду он сразу понял, что имеет дело с человеком, не один год носящим погоны. Николай представил Ланского, как бывшего сослуживца отца, сугубого технаря, приехавшего из дальнего гарнизона, и уже порядком подзабывшего, как пользоваться огнестрельным оружием. Втроем они прошли по коридорам учебного центра в тир.
Занятий сегодня не было, и Павлов, зайдя в помещение, закрыл на ключ тяжелую железную дверь. Потом он зашел в оружейную комнату, и вынес оттуда два ПМ, АПС, АКСУ, ПП-91 "Кедр" с глушителем. На столик у огневого рубежа он выложил с десяток пачек патронов для ПМ и "калаша".
— Ну — с, — с чего начнем, — обратился он к Николаю, — с пистолетов или автоматов?
— Я думаю, что лучше начать с того, что попроще, — ответил Николай, — А вы, Петр Петрович, смотрите, и вспоминайте, — бывший десантник подмигнул правым глазом полковнику. Левый у Сергеева — младшего был странно неподвижен и холоден, как стекло.
Ну, а дальше началось такое, что Ланской даже представить себе не мог. Николай стрелял, почти не целясь. Оружие будущего не требовало перезарядки после каждого выстрела, и огонь велся почти непрерывно. Потом все пошли к мишени, которая находилась где-то шагах в тридцати от стрелка. На белом квадрате был изображен человек, похоже, злодея, стреляющего из пистолета. Пули Николая попали точно в голову нарисованного квадрате стрелка. А на второй мишени, представлявшей собой концентрически круги, все пули оказались в самом центре. Причем, отверстия в мишени изображали букву "Л". — Это в честь нашего гостя, — галантно пояснил Николай.
Потом стрельба велась из короткоствольного карабина, с кривым контейнером для патронов внизу — Николай почему-то назвал этот карабин женским именем "Ксюша" — и из такого же карабина, только поменьше, с большой трубкой, навинченной на ствол. Назывался он так же странно — "Кедр". Стреляло это оружие быстро — быстро. Но сами выстрелы звучали глухо, словно на гулянке кавалергардов в ресторане официанты открывали одновременно дюжину шампанского "Вдова Клико".
Потом подполковник Павлов дал пострелять и полковнику Ланскому. С непривычки он поначалу мазал. Но расстреляв обойму из пистолета, носившего название ПМ, кавалергард приноровился, и почти все пули уложил в мишень.
— Неплохо, — лаконично похвалил его Павлов, разглядывая результаты стрельбы через большую подзорную трубу. — Вам, Петр Петрович, еще бы потренироваться, и я бы с чистым сердцем поставил бы вам "хорошо" по огневой подготовке.
Ну, а потом Николай показал, как выразился подполковник, "мастер класс". Вооружившись двумя пистолетами, Сергеев — младший стал стрелять из них в движении, перекатываясь по полу, словом, так, как не стрелял ни один из знакомых Ланского. И, что самое странное, все выпущенные Николаем пули попали в мишень. Тот противный человек, нарисованный на белом бумажном квадрате, будь он во плоти, был бы убит наповал первым же выстрелом.
— Николай, — воскликнул восхищенный кавалергард, — не хотел бы я быть на месте человека, который вызвал бы вас на дуэль! Это был бы просто расстрел!
Услышав эти, несколько странные слова, Павлов подозрительно покосился на Ланского, а Николай вздохнул и, укоризненно глядя на полковника Ланского, покачал головой.
Потом они втроем пили чай в кабинете подполковника Павлова, и вели разговоры о своем житие — бытие. Павлов сказал, что в августе у него будет двадцать пять лет выслуги, и начальство в разговорах уже ненавязчиво дает понять, что пора бы подумать о пенсии. Дескать, старикам не след закрывать дорогу молодым.
Так уж случилось, что подполковник, несмотря на свой привлекательный и моложавый вид, который так нравился дамам, и при полном отсутствии вредных привычек, так и не обзавелся спутницей жизни. Трижды он собирался жениться, и трижды дамы, которым он предлагал руку и сердце, не дожидаясь свадьбы, кидали его, предпочитая более перспективных мужей.
Анатолий жаловался на то, что не знает, чем будет заниматься на гражданке. Он очень любил свое дело, и без грохота выстрелов и запаха оружейной смазки не представлял себе дальнейшей жизни.
Николай, с ходу сделал стойку. Такой специалист, как подполковник Павлов, очень пригодился бы его отцу в XIX веке. Да и Ланской, услышав сетования хозяина кабинета, мигом навострил уши, и незаметно наступил под столом Николаю на ногу, дескать, — смотри, парень, и делай выводы — наш человек.
И выводы были сделаны. Прощаясь, Сергеев — младший ненавязчиво предложил Павлову в самое ближайшее время навестить Александра Павловича Шумилина. Мол, старый приятель обязательно хотел его увидеть, и переговорить с ним о кое — чем очень важном. При этом Николай сделал многозначительное лицо, мол, возможно, найдется работа по специальности. Заинтригованный подполковник пообещал связаться со своим старым другом уже сегодня вечером.
Выйдя из учебного центра, Николай и Ланской снова сели в серую "тойоту".
— И куда мы с вами отправимся дальше? — спросил кавалергард бывшего десантника. — После тех чудес, которые я увидел только что, меня вы уже вряд ли чем-нибудь еще сможете удивить.
— А вот вы и ошибаетесь, Петр Петрович, — хитро улыбнувшись, сказал Николай, — самые главные чудеса еще впереди…
Увидев вопросительный взгляд Ланского, он сказал, — наш путь лежит в Каменку. Впрочем, это название вряд ли вам знакомо…

 

Броня крепка и танки наши быстры
Действительно, для полковника Ланского слово "Каменка" ничего не говорило. Да и многим жителям Петербурга XXI века оно тоже не было знакомо. Но люди военные прекрасно знали, что в поселке Каменка Выборгского района Ленинградской области находится138–я ОМСБр постоянной боевой готовности и три военных городка. В первом расположены артиллеристы, зенитчики и мотострелковый батальон, во втором — разведка, танкисты, связисты, автобат и мотострелки, в третьем — срочники (бригада "кадра" и ОРВБ — отдельный ремонтно — восстановительный батальон). Вокруг Каменки расположены полигоны, на которых идут учения танкистов и мотострелков.
Вот туда-то и отправились Сергеев — младший, полковник Ланской и Александр Шумилин. Его Николай подхватил у метро Удельная. Пока гость и его сопровождающий развлекались стрельбой, Шумилин сгонял в штаб ЗапВО к своему знакомому в пресс — службе. Там он получил бумагу, в которой говорилось, что корреспондент одной из питерских газет с двумя сопровождающими его лицами, направляется в Каменку в расположение 138–й ОМСБр для написания материала о боевой учебе танкистов и мотострелков.
И теперь "тойота" Николая мчалась по шоссе в направлении Выборга. Ланской был восхищен скоростью, с которой двигался автомобиль. А когда Шумилин сообщил ему, что скорость на некоторых участках достигала сто верст в час, удивлению его вообще не было предела.
— Это что же, господа, получается, что за один день вы можете из Петербурга добраться до Москвы? — спросил он, — ведь это просто уму непостижимо!
— Можем, — лаконично ответил Николай, — бывало и так, что утром я выезжал в Москву, а днем, сделав все дела, отправлялся назад, и к полуночи был уже снова в Петербурге.
— Да, — задумчиво сказал Ланской, — потому-то и жизнь ваша какая-то быстрая, суетливая. Во всяком случае, для меня, человека XIX века она выглядит именно такой. У нас все происходит неспешно, размеренно.
— В каждом времени есть своя прелесть, — философски заметил Шумилин, — иногда и мы устаем от всех этих гонок, и мечтаем просто сесть на камушек на обочине, и подумать — помечтать о вечном, порассуждать о смысле жизни.
А за окнами автомобиля мелькали деревья, дорожные знаки и встречные автомобили. Серая лента шоссе стелилась под колеса "тойоты".
— Коля, поставь что-нибудь наше, чтобы не было скучно, — сказал Шумилин.
Сергеев — младший кивнул, и нажал на кнопку DVD — плейера. Ланской вздрогнул, когда в салоне автомобиля неизвестно откуда раздался хрипловатый мужской голос:
На войне, как на войне:
Патроны, водка, махорка в цене,
А на войне нелегкий труд,
А сам стреляй, а то убьют…
Песня эта, не была похожа ни на одну из солдатских песен, которые доводилось слышать полковнику за годы службы в армии. Но это была, несомненно, солдатская песня, в которой рассказывалось о войне, о том, что смерть и жизнь, радость и горе, там ходят рядышком. А неизвестный певец рубленными и грубыми фразами пел о неведомом Ланскому комбате, который "сердце не прятал за спины солдат".
Когда же закончилась эта песня, то почти сразу зазвучала следующая, которую, как понял кавалергард, пел тот же певец:
Давай за жизнь, давай брат до конца,
Давай за тех, кто с нами был тогда.
Давай за жизнь, будь проклята война,
Помянем тех, кто с нами был тогда.
— Скажите, Николай, — вам много пришлось воевать? — спросил Ланской, когда закончилась эта песня, и отзвучал последний аккорд. Сергеев — младший нажал на кнопку плейера, после чего задумался на минуту. Лицо его неожиданно стало жестким, и серьезным. Только сейчас полковник заметил в его русых волосах седые пряди.
— Знаете, Петр Петрович, — сказал он, — воевать довелось не так уж много, что-то около года, но даже за это время крови и смерти повидал столько, что хватило на всю жизнь. Скажу вам честно, было страшно, и врет тот, кто рассказывает о том, что в бою ничего и никого не боялся. Но нужно было заставлять себя побеждать страх, и делать то, что следовало делать. И мы делали это.
— Давайте, не будем больше об этом, — попросил после недолгого молчания Николай, — послушаем лучше что-нибудь повеселее. Дядя Саша, хотите вашу, любимую? — Шумилин кивнул, и Сергеев — младший снова нажал на кнопку DVD — плейера.
В салоне раздалась разухабистая мелодия:
На спящий город опускается туман,
Шалят ветра по подворотням и дворам,
А нам все это не впервой,
А нам доверено судьбой
Оберегать на здешних улицах покой.
Ланской удивленно посмотрел на улыбающегося Шумилина. — Александр Павлович, неужели эта песня вам нравится?! Ведь это просто какие-то разбойники с большой дороги поют!
— Нет, Петр Петрович, — ответил Шумилин, — сия песня — как раз о тех, кто разбойничков ловит. Довелось в молодости подобным делом позаниматься. — Нет — нет, не подумайте плохо, — поспешил успокоить Александр Ланского, — не разбойничал я, а, наоборот, ловить всяких лихих людей. Ну, а воспоминания о молодости, как вы знаете, Петр Петрович, всегда приятно вспомнить.
А певец продолжал лихо распевать:
Да! А пожелай ты им ни пуха, ни пера.
Да! Пусть не по правилам игра.
Да! И если завтра будет круче, чем вчера,
"Прорвемся," — ответят опера.
Так с песнями они незаметно и добрались до Каменки. Предупрежденное из штаба округа местное начальство встретило их на КПП, и без особых формальностей допустило на полигон, где проводили учение мотострелки и танкисты.
Ланской своими глазами увидел рычащих и плюющихся сизым дымом разъяренных железных монстров, которые у потомков назывались танками и боевыми машинами пехоты. Несмотря на свои размеры, они грациозно двигались по полигону, поднимая тучи пыли, стреляя при этом на ходу из пушек и пулеметов, и разнося в щепки мишени.
— Александр Павлович, даже одна такая машина стоит батальона нашей пехоты, а то и целого полка, — в восхищении шепнул он на ухо Шумилину, — имея несколько танков и БМП, наша армия была бы непобедима!
— Э, нет, Петр Петрович, — так же шепотом ответил ему Александр, — до танков, пожалуй, ваша армия еще не доросла. И вряд ли дорастет в ближайшее время. Промышленность России просто не поднимет даже одну такую машину. Средств, может быть, и хватит, а вот возможностей для ее эксплуатации нет. Это мы вам все показали, как предел того, к чему к чему надо стремиться. Прежде чем обзаводиться танками, России надо будет завести металлургические, механические и нефтеперегонные заводы, приличный транспорт. А самое главное — подготовленных танкистов — солдат и офицеров. Без них танки — не более, чем груда железа. Начинать вам надо с самого простого, с унитарного патрона и оружия под него. Пройдемте на стрельбище. В тире Николай вам показывал оружие ближнего боя, теперь посмотрите, что применяется, если неприятель находится от вас на большом расстоянии.
Зрелище учебных стрельб пулеметчиков и гранатометчиков привели Ланского в изумление, ну, а стрельба снайперов вообще ввела его в состояние ступора. Он никак не мог понять — как люди с ружьями, снабженными какими-то странными трубками, в которые смотрели стрелки, ухитряются попасть с такого огромного расстояния в такие маленькие мишени.
— Есть ружья попроще этих, — шепнул ему Шумилин, — такие же точные, дальнобойные и смертоносные, только не такие скорострельные, которые можно поставить на вооружение егерских рот и батальонов. Пехота противника, без офицеров и сержантов превратится в стадо, которое может быть заколото штыками русских пехотинцев, или изрублено саблями русской кавалерии. Вражеская пушка с выбитым расчетом — это ничто. Тем более, что есть зажигательные пули, способные воспламенять картузы с порохом… Это для начала.
— Надо подумать, как объяснить все это государю, — так же тихо ответил Ланской. — Только сделать это будет нелегко. Вот, если бы он увидел все это сам…
Тем временем, с разрешения руководителя учебных стрельб, Николаю разрешили пострелять из СВД. По тому, как он по — хозяйски взял в свои руки винтовку, и умело занял позицию, стало ясно, что этот человек имеет отношение к славному сословию снайперов. Ну, а после того, как Николай быстро и точно поразил все мишени, в этом уже никто не сомневался.
— Где довелось пострелять? — спросил у Сергеева — младшего руководитель стрельб, средних лет майор с "Кавказским крестом" на кителе, принимая у него СВД.
— Двухтысячный, январь, Чечня, Грозный, — лаконично ответил Николай, — потом февраль, Шатой.
— Могли встретиться, — так же лаконично сказал майор, — а может и встречались.
— Все может быть, — усмехнулся Николай. — Земля — шарик маленький.
Смеркалось. Учения на полигоне заканчивались. Попрощавшись с командованием, Шумилин, Ланской и Сергеев — младший сели в автомашину, и отправились в обратный путь. Полковник был полон впечатлений. Всю дорогу он расспрашивал у Шумилина и Николая о боевой технике XXI века, о способах ведения боевых действий в их времени, и о войнах, которые пронеслись над Россией.
Когда автомобиль въехал в черту города, Ланской, немного уставший от непривычного для него путешествия, замолчал, а потом попросил у Николая, — Не могли бы вы мне дать снова послушать того певца, который пел о войне?
Сергеев — младший кивнул головой, нажал на кнопку плейера. В салоне раздался хрипловатый голос, певший о вернувшемся с войны человеке:
Сколько зим, сколько лет, сколько вод утекло,
Сколько жизней прошло без меня, сколько жизни ушло от меня.
Я вернулся домой, а виски сединой
Припорошило в дальних краях, да и грудь вся в сплошных орденах.
По высокой — высокой траве, я пройду в полный рост,
Полной грудью вдохну воздух этих полей, мной давно позабытый на вкус…

 

Дорога к Черной речке
Портал закрылся, и Ольга Румянцева оказалась там, где мечтала побывать всю свою жизнь — в XIX веке. Она с любопытством стала осматривать комнату. Правда, Сергеев, закончивший перетаскивать в свою комнату сумки, полученные из будущего, грубо вернул ее к суровым реалиям.
— Владимир Федорович, — обратился он к Одоевскому, — меня сильно беспокоит вот какой вопрос — а что скажут ваши слуги, увидев, что полковник Ланской из квартиры не выходил, но его в ней уже нет? А вместо него появилась какая-то странно одетая дама, которая попала в ваше жилище не менее странным способом, минуя входную дверь…
— Действительно, я как-то не подумал об этом, — растерянно сказал князь. — Впрочем, можно что-нибудь придумать.
— Дорогой, — сказала княгиня, — я сейчас все улажу.
Она выскользнула из комнаты, и через пару минут все услышали, как хлопнула входная дверь. Потом вошла Ольга Степановна, довольно потирая руки.
— Со Степаном вопрос решен, — сказала она — я послала его на Невский, чтобы он купил свежие газеты для князя. А горничная сейчас занимается переборкой моего гардероба. Я велела ей найти вот эту брошь, — и княгиня показала красивую брошку с изумрудами, которую она до этого сжимала в своем кулачке. — Думаю, искать ее она будет долго. За это время из квартиры "выйдет" кузен, и "войдет" моя старая знакомая, которая долго жила в Новом Свете, и лишь на днях снова вернулась в Россию. Потому она и так странно одета. Впрочем, Ольгу Валерьевну мы сейчас переоденем. У меня найдется подходящее для нее платье.
— Ольга Степановна, да вы просто умница! — воскликнул восхищенный Сергеев. — Мы бы с Владимиром Федоровичем, наверное, до вечера ломали бы голову над этим вопросом. А вы, раз — два, — и все в порядке!
Княгиня смущенно улыбнулась. — Виктор Иванович, сказала она, — не забывайте, что я бывшая фрейлина. Скажу вам, что за время моего нахождения в Зимнем дворце мне пришлось сполна увидеть интриги придворных, узнать коварство и хитрость окружавших меня людей. Поверьте, я с огромной радостью покинула царский дворец, для того, чтобы оказаться рядом с любимым человеком.
И княгиня ласково погладила по щеке Одоевского. Князь поцеловал руку супруги, глядя на нее влюбленными глазами. Но эту идиллию разрушила Ольга Румянцева, закончившая осмотр комнаты, и немного освоившаяся в ней.
— Сказать по правде, я завидую вам, княгиня. Но вам все же придется снова проникнуть в этот мир придворных интриг, чтобы помочь нашей стране избежать больших бедствий и страданий.
— Ольга Валерьевна, — тихо сказал Одоевский, — я все помню. И мы начнем заниматься тем, о чем вы только что сказали, прямо сегодня. Через полчаса мы с Виктором Ивановичем отправимся на Черную речку, чтобы провести там рекогносцировку.
А вы можете прогуляться с княгиней по Невскому, заглянуть в магазины, и, если вам повезет, то познакомиться с нужными вам людьми. И еще, дорогая?.. — князь вопросительно посмотрел на свою супругу.
— Да, — сказала княгиня, — мы с мужем решили попросить вас принять от нас в подарок вот это, — и Одоевская протянула Ольге ту самую брошь с изумрудами, которую она принесла из своей комнаты.
— Мы помним все ваши хлопоты и то, что вы уже сделали, и еще сделаете для нас, — княгиня покраснела, — поэтому в благодарность за все — носите, и помните о нас.
Ольга даже растерялась, увидев то, что ей хотят подарить. По ее прикидкам такая золотая брошь с изумрудами работы, как минимум, XVIII века, в ее мире могла стоить очень дорого. Но от подарка отказываться было неудобно.
Поблагодарив княгиню, Ольга положила сумочку брошь, и, в свою очередь, протянула Одоевской женские механические часики "Чайка" с браслетом из финифти. Циферблатов часов закрывался крышечкой, украшенной той же финифтью. Конечно, по стоимости этот подарок был не сравним с княжеским, но все же…
Княгиня с удовольствием приняла ее подарок. Часики на ее изящной ручке смотрелись прекрасно. К тому же ничего подобного в XIX веке пока еще не делали. Ольга Степановна уже представила, какой восторг и зависть вызовут эти часики у ее знакомых.
Пока женщины весело щебетали, разговаривая на только им понятные темы, мужчины быстренько собрались, и отправились в поход. К тому времени, лакей Степан, вернувшийся с газетами, сбегал на конюшню, и велел приготовить для князя экипаж.
На улице, выйдя из парадной, они столкнулись нос к носу с симпатичной молодой дамой лет двадцати пяти, которая вежливо поздоровалась с князем, и с любопытством посмотрела на Сергеева.
— Куда это вы собрались, Владимир Федорович? — поинтересовалась она. — Мой батюшка говорил, что вы в последнее время все больше дома сидите. На службе он вас тоже уже давненько не видел.
— Передайте уважаемому Дмитрию Николаевичу, — ответил даме князь, поклонившись ей, — что, к сожалению, дома меня удерживают дела неотложные, а так же временное нездоровье.
— А как вы поживаете, Лидия Дмитриевна, — в свою очередь поинтересовался Одоевский, — как ваш супруг, Егор Иванович, как сынок, Дмитрий?
— Все, Слава Богу, живы и здоровы, — ответила дама, — сынок растет, уже ходить начал. Заглядывайте к нам, Владимир Федорович, да и не один, а с супругой. Мы всегда рады видеть вас.
Раскланявшись с дамой, отправившейся дальше по своим делам, мужчины сели в коляску, кучер взмахнул кнутом, и они тронулись в путь.
— Кто эта дама? — спросил у князя Сергеев. — Похоже, что она ваша старая знакомая?
— Еще бы, — усмехнулся Одоевский, — это дочь моего начальника, действительного тайного советника, главноуправляющего II отделением Собственной Е. И. В. канцелярии, члена Государственного совета и председателя его департамента законов, Дмитрия Николаевича Блудова.
Человек он довольно консервативных взглядов, но не чуждый новому, если это новое идет на пользу государству. Надо будет вас потом с ним познакомить. Кстати, в прошлом он — министр внутренних дел, и министр юстиции. А дочь его, Лидия Дмитриевна, замужем за Егором Шевичем, сыном генерала Ивана Шевича, геройски погибшего в сражении при Лейпциге.
Кстати, мать Егора Шевича, Мария Христофоровна, никто иная, как сестра Александра Христофоровича Бенкендорфа. Вы конечно помните — кто он и чем заведует.
За разговорами они не заметили, как доехали до Марсова поля, и до Воскресенского наплавного моста, по которому экипаж перебрался через Неву, и покатил по Каменоостровскому проспекту в сторону Черной речки. Места эти были Сергееву абсолютно незнакомы, хотя в XXI веке перехожены — переезжены. Вместо привычных высотных зданий вдоль проспекта стояли патриархальные деревянные одно- и двухэтажные домишки с палисадом.
Миновав деревянный Силин мост через речку Карповку, они быстро добрались до такого же деревянного моста, только побольше, через Малую Невку, носящего в те времена название "Строгановского". А потом, на Каменном острове, выйдя из коляски, немного постояли, полюбовавшись на изящную церковь Иоанна Предтечи, построенную в необычном для России псевдоготическом стиле. В свое время император Павел I, став главой Мальтийского ордена, передал ее кавалерам этого ордена.
Через деревянный Никольский мост экипаж переехал через Черную речку. Князь Одоевский печально вздохнул, и указал рукой на место, где состоялась дуэль Пушкина с Дантесом.
— Вот там и закатилось солнце русской поэзии, — сказал он. — Мы пытались предотвратить этот роковой поединок. Но он все-таки случился. Много в нем непонятного и таинственного. Может быть у вас, в вашем времени есть сведения о том, как произошла эта трагедия?
Сергеев задумался. Он специально не занимался историей пушкинской дуэли, но то, что в ней было не все чисто, слыхал.
— Владимир Федорович, — сказал он, — я не могу вам сейчас ничего сказать определенно. Но на эту тему я бы посоветовал вам переговорить с Александром Павловичем. Он занимался изучением всех обстоятельств дуэли Пушкина, и может рассказать вам все, что ему о ней известно.
Тем временем экипаж двинулся по Ланской дороге к цели их путешествия. Неподалеку от того места, где в XXI веке находилась железнодорожная станция Ланская, они вышли из коляски, и стали осматриваться. Сергеев ничего не видел, кроме зарослей кустарника и небольших рощиц. Похоже, что места эти были еще не обжиты. Тем лучше — любопытных окажется меньше, и никто не увидит то, что будет происходить в сарае, который здесь будет построен.
В том, что полковник Ланской сдаст им в аренду часть принадлежащей ему земли, Виктор не сомневался. Он знал, что его приятели в будущем проведут качественную обработку Ланского, и полковник вернется в свой век впечатленный по самое некуда.
Достав из кармана карту Петербурга года 2013–го, Сергеев попытался сориентироваться по ней на местности. Но сделать это было нелегко. Не было приметных зданий или природных ориентиров. Наконец, с грехом пополам ему удалось приблизительно вычислить нужный квадрат. Достав из кармана проволочную пилу, он ловко и быстро спилил небольшое деревце и, очистив его ствол от веток, воткнул, как шест в землю, привязав к его вершине кусок красной материи.
По договоренности с Антоном, завтра из его автомастерской будет сделан пробный выход в прошлое. И оставленный им знак поможет "времяпроходцам" поточнее определиться на местности XIX века. О чем ему и сообщат во время следующего сеанса связи. Тогда же полковник Ланской вернется в свое время, а Ольга Румянцева — в свое. Впрочем, это тоже произойдет лишь завтра, но уже ближе к вечеру.
А пока что наша "кузина — белошвейка" с княгиней Одоевской проводит рейд по тем местам, которые и в веке XIX — м, и в веке XXI — м, получили название "Смерть мужьям". Точнее, не самим мужьям, а их финансам. То есть, по магазинам, в которых могут часами пастись модницы, и где самые красивые вещи стоят почему-то, с точки зрения их супругов, слишком дорого.
— Как там Ольга? Надо будет расспросить ее подробно обо всем, когда мы вернемся с князем домой, — подумал Сергеев…

 

Я буду рада вас видеть…
Когда мужчины ушли, дамы с веселым щебетанием начали одеваться. В гардеробе у княгини было много одежды, так что переодеть Ольгу в платье, которое у жителей XIX века не вызвало бы недоумения, оказалось делом довольно простым. К тому же наша "кузина — белошвейка" неплохо разбиралась в нарядах того времени, и знала, что и куда предназначено.
Правда, она немного похихикала над тогдашним нижним бельем. Панталоны 40–х годов XIX века доходили до колен и были как бы разрезаны надвое. Половинки для каждой ноги кроили отдельно и соединяли их завязками или пуговицами у талии, на спине. Таким образом, шаговой шов в промежности был открыт, для удобства дам, и гм…, в определенных случаях. Скажем, захочется справить нужду, а тут корсет и куча юбок. Мода XXI века была в этом отношении намного удобней.
Потом Ольга достала косметичку, и начала священнодействовать. Нельзя сказать, что дамы николаевских времен пренебрегали косметикой. Но такого изобилия туши, теней, помад и прочего женского "камуфляжа", какое взяли на вооружение современницы Ольги, у тогдашних прелестниц не было. Так что княгиня со своей гостьей еще минут сорок крутились у зеркала, с удовольствием занимаясь столь приятным для женского сердца делом. Ну, а потом они отправились на прогулку по Невскому.
Для начала они решили заглянуть в Гостиный двор, который тогда нисколько не был похож на "Гостинку" XXI века. Это было сборище лавок купцов, торговавших самыми разнообразными товарами. Там можно было купить практически все, что производилось в России того времени. Ольга вспомнила, что сюда любил заглядывать Пушкин и Гоголь. И, если первый уже был ушел из жизни, то с Гоголем у нее был вполне реальный шанс повстречаться. Правда, Николай Васильевич сейчас в Риме, но на будущий год он должен приехать в Россию, чтобы напечатать первый том "Мертвых душ".
Ну, а пока дамы разглядывали товар, который раскладывали перед ними разбитные приказчики. Эти ребята были прекрасными психологами. Куда там до них нынешним "менеджерам по продажам"! Уйти из лавки и ничего не купить, было очень трудно. Приказчики осыпали покупательниц комплиментами, уговаривали дам купить именно эту вещь, которая именно ей к лицу, и превращает ее будущую обладательницу в неотразимую красавицу. Ольга и княгиня оказались морально устойчивыми, и ушли из Гостиного двора без покупок. Хотя Ольга и положила глаз на некоторые вещи, которые, по ее мнению, можно было бы продать в Петербурге XXI века за очень немалую цену.
Выйдя снова на Невский княгиня и Ольга стали прогуливаться по проспекту, беседуя "о своем, о девичьем". Ольга Степановна рассказывала о годах, проведенных в Зимнем дворце. Она стала фрейлиной императрицы Елизаветы Алексеевны — супруги императора Александра I всего в шестнадцать лет. Оказывается, быль фрейлиной — не такая уж большая радость. Это, прежде всего, одиночество во дворце. Бедная девушка, которая жаждет общения, проводит двенадцать часов в стенах своей комнаты или же одиноко шагает по правильным и усыпанным песком аллеям, для того чтобы на час появиться за императорским чайным столом, с любезной улыбкой, остроумной шуткой, не проявляя ничем ту смертную скуку, которая тяготеет над ней целый день. Ольга вспомнила то, что писала в своих мемуарах одна из фрейлин, Анна Тютчева, дочь знаменитого поэта: ""Мое сердце еще очень плохо дрессировано в смысле официальной чувствительности и не умеет еще отвечать созвучием всем августейшим радостям и горестям. Ремесло придворных вовсе не так легко, как это думают, и, чтобы его хорошо выполнять, нужен талант, которым не все обладают. Нужно найти исходную точку опоры, чтобы с охотой, добровольно, и с достоинством играть роль друга и холопа, чтобы легко и весело переходить из гостиной в лакейскую, всегда быть готовым выслушивать самые интимные поверенности владыки и носить за ним его пальто и галоши… Государи вообще любят быть объектами любви, любят поклонение, с чрезмерной наивностью верят в тот культ, который они внушают. Поэтому их доверие легче приобрести лестью, притворной привязанностью, чем привязанностью подлинной, которая исходит из искреннего чувства".
Император Николай I был весьма строгих нравов, и безжалостно избавлялся от тех фрейлин, которые пытались отвлечься от своих придворных обязанностей и вспомнить о том, что они красивые и молодые девушки. Фрейлины не имели права выезжать ни в свет, ни в театр без разрешения императрицы. Девушек, живущих "при дворе", и каждый день видевшие "царей", многие почему-то считали влиятельными персонами. Но это было совсем не так. Одна из фрейлин николаевских времен вспоминала: "В наш Фрейлинский коридор ходили всякие люди просить помощи и подавать прошения, вероятно, полагая, что мы богаты и могущественны. Но ни того, ни другого в сущности не было".
Главной должностной обязанностью штатной фрейлины являлось суточное дежурство при "своей" хозяйке. Это было довольно тяжело — двадцатичетырехчасовое безотлучное дежурство, при котором подчас приходилось выполнять множество неожиданных поручений. "Действительная" служба фрейлин при Дворе, вопреки распространенному мнению, оказывалась достаточно тяжелой. Они несли посменно суточные (или недельные) дежурства и должны были в любое время являться по первому звонку императрицы.
Правда, за эту нелегкую службу платили немалые деньги — 4 тысячи рублей. Но и расходы фрейлин были немалые. Основная часть их приходилась на туалеты. Их надо было менять три раза в день. Даже дома фрейлина не могла одеваться, как хотела. Ее туалет всегда должен был соответствовать ее рангу, и к обеду декольтированное платье было обязательным. То же самое платье не надевалось, конечно, много раз. Должны были быть в гардеробе и дорогие платья не для балов, а, скажем, для посещения церковных служб, свадеб, похорон, дней рождения, именин и тому подобного.
В феврале 1826 года Ольга Ланская познакомилась в Москве с князем Владимиром Одоевским. А уже в конце марта они объяснились, и князь попросил руки у своей избранницы. Ольга Степановна, будучи фрейлиной, ждала разрешение на брак от императрицы Елизаветы Алексеевны. Таковое было получено в августе, а в сентябре они поженились. При этом, как фрейлине, из средств Министерства Императорского двора ей выплатили "приданное" — 12 тысяч рублей ассигнациями. После выхода замуж она лишилась фрейлинского шифра — золотого с бриллиантами вензеля императрицы на банте. Фрейлины носили его на левой стороне груди. Но она сохранила право быть представленными императрице и ее приглашали на торжественные балы в Зимний дворец вместе с мужем.
У модного магазина Циклера княгиня увидела карету Придворной конюшенной конторы.
— Интересно, кто это приехал? — задумчиво произнесла Ольга Степановна, разглядывая императорский вензель на дверце кареты.
Впрочем, гадать ей пришлось недолго. Дверь магазина открыл сам его хозяин, и на улицу вышла императрица Александра Федоровна, урожденная принцесса Фридерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская. Это была женщина средних лет, стройная, с несколько бледным лицом. Она улыбнулась княгине, и, сделав жест в сторону кареты лакею, который вышел следом за ней, держа в руках коробки с покупками, подошла к двум Ольгам.
Княгиня и ее гостья приветствовали Александру Федоровну низким реверансом. — Я очень рада видеть вас, княгиня, — мелодичным голосом с легким немецким акцентом, сказала Государыня Одоевской. — Вижу, что и вы собираетесь посетить магазин уважаемого господина Циклера, чтобы купить себе что-то для бала, который мой любезный супруг скоро устроит в честь моего дня рождения?
— Ваше Величество, — ответила княгиня Одоевская, — я надеюсь быть на этом балу, и не только с князем Владимиром, но и с моими новыми друзьями, которые недавно приехали в Россию из Нового Света. Они привезли с собой множество интересных и познавательных вещей. Вот, к примеру, эти замечательные часики, — княгиня показала на руке подарок Ольги, — они сделаны как раз в их стране. Ничего подобного вы не найдете ни в Лондоне ни в Париже.
Императрица с любопытством посмотрела на часы марки "Чайка", с браслетом из финифти. Ее поразил не только размер часиков, но и оригинальное их оформление. Они показывали время, одновременно оставаясь украшением, хоть и не дорогим, но оригинальным.
— Это замечательно, — сказала она, — княгиня, не познакомите ли вы меня с этими людьми? Ну, хотя бы на балу. Ведь, как я поняла, вы собираетесь их туда пригласить?
— Нет ничего проще, Ваше Величество, — ответила княгиня. — Хочу представить вам мою спутницу, Ольгу Валерьевну Румянцеву, — Одоевская повернулась в сторону своей спутницы, — она как раз одна из моих гостей из Нового света.
Ольга снова сделала реверанс перед императрицей. Та во все глаза уставилась на даму, которая прибыла из страны, о которой рассказывают разные были и небылицы, и где, делают такие чудесные и забавные вещи.
— Я очень рада была с вами познакомиться, сударыня, — обратилась она к Ольге, — К сожалению, я не могу пригласить вас во Дворец. Но мне часто приходится бывать в Аничковом дворце. Мой старший сын, как вы, наверное, слышали, собирается жениться на Максимилиане Вильгельмине Гессенской, — при этих словах улыбка на лице императрице исчезла, голова ее едва заметно дернулась, и Ольга вспомнила, что Государыня не была в восторге от выбора сына.
Впрочем, Александра Федоровна быстро успокоилась, и продолжила, — Нам необходимо подготовить жилье для сына и его будущей супруги. Государь решил, что жить они будут в Аничковом дворце. Я лично наблюдаю за наведением порядка во дворце, и обустройстве его всем необходимым для жизни наследника и его семьи. Вот там я могла бы принять вас без особых церемоний, неофициально. Тем более, как я поняла, — Александра Федоровна посмотрела на княгиню, — что остановились вы у любезной Ольги Степановны. А это всего в нескольких шагах от Аничкова дворца. Я буду там завтра днем, и пришлю к княгине слугу, который передаст вам мое приглашение.
Княгиня и Ольга раскланялись с императрицей, которая села в карету, и, помахав им на прощание рукой, отправилась в Зимний дворец.
А княгиня повернулась к Ольге, и с улыбкой сказала, — Итак, первое и очень важное знакомство состоялось. Теперь дело за вами. Я думаю, что если вы сумеете произвести впечатление на Государыню, то перед вами откроется прямая дорога и к Государю. Так что, ловите миг удачи!
Назад: Глава 3. "Десант из будущего"
Дальше: Глава 5. "Визит чародеев"