Цимлянское водохранилище, восточная дамба, маяк

С непривычки ноют плечи, вдобавок болят ребра – черт бы побрал этого Хамелеона! Нас обдает брызгами, черная вода то и дело норовит выбить весла из рук. Ничего, надо потерпеть. Восточная дамба прямо по курсу – торчат из воды каменные плиты, узкая полоска земли и песка поросла кривоватыми деревьями, за ними – сейчас почти скрывшийся от глаз в разросшейся зелени маяк. Но сноп света отчетливо виден, и падает он на воду вдали, образуя неровное пятно.

Я смотрю туда, и волосы на затылке встают дыбом. Там, в пятне света, бурлит и пенится вода, кругами расходятся волны, а потом медленно и величественно возникают обломки каменной стены. Воронка ширится, показываются полуразрушенные башни, оплетенные сине-зелеными водорослями. Сквозь многочисленные пробоины видны домишки, прилепившиеся к стене, – мрачные, неживые, пугающие. Признаться, я до конца не верю в легенду про призрачный город даже сейчас, но что тогда мы с Иваном созерцаем собственными глазами?

– Твою мать! – выдыхает Данилов. Он тоже впечатлен, и это еще мягко сказано. Мы будто смотрим фильм ужасов, вот только на роль его героев выбрали нас.

Город-призрак, наконец, полностью оказывается на поверхности, его сохранившиеся строения подрагивают, словно в агонии. Даже сейчас крепость выглядит внушительно. Сырая, скользкая, почерневшая и освещенная призрачным светом маяка, она угрожающе покачивается и стонет. Остается лишь догадываться, что или кто рождает этот стон – то ли сквозняки, гуляющие по погребам и казематам, заглядывающие в подвалы и снова выбирающиеся на волю через провалы и дыры в стенах, то ли какие-то существа воют от голода и злости на весь мир. Да и так ли это важно? Вот он, Саркел, русская Атлантида, стоит перед нами, и сколько ни три глаза – ничего не меняется.

– Ты же тоже это видишь? – тихонько спрашивает Данилов, и я киваю – пересохшее горло отказывается издавать звуки.

Волны из эпицентра воронки докатываются до нас и сильно раскачивают лодку. Мы хватаемся за скользкие борта, пытаясь удержаться. Только бы не перевернуться! Почему-то кажется, что если мы окажемся в воде, то уже не выкарабкаемся.

Я замечаю в воде белесые полоски, они вытягиваются от Саркела к восточной дамбе, плавно, неспешно, иногда выныривая на поверхность и снова погружаясь. Похоже на щупальца невообразимо огромного спрута, тянущего их к жертве.

– Быстрее! – ору я, приходя в себя от оцепенения. – К маяку!

Мы гребем из последних сил, лодка прыгает на волнах, то и дело зачерпывает черную воду – ее набралось уже по наши лодыжки, и это тоже затрудняет движение.

– Миша!!! – кричит Данилов и заходится сухим кашлем.

Мы огибаем дамбу. Корявые деревья уже позади, с ветвей нас провожают диким взглядом ночные птицы, еле слышно переговариваясь между собой. Слава богу, хоть они не проявили к нам большого интереса, по крайней мере, пока.

Вот и маяк. Перед ним – выброшенный на каменные плиты ржавый рыболовецкий катер. О него разбивает волны рукотворное негостеприимное море. Маяк, когда-то белоснежный, а сейчас пожелтевший от времени, озарен светом. Складывается ощущение, что даже стены источают этот жуткий свет. В какой-то момент мне кажется, что сияние вокруг маяка – дыхание неведомого существа, ничего общего с прежним строением не имеющего.

Мы уже подплыли довольно близко – еще десяток гребков, и дно лодки заскребет по округлым камням у дамбы. Уже можно различить детали: распахнутую дверь у подножия маяка, основание с архитектурно оформленными носами лодок, торчащих из стены (один из носов обломан, и осколки валяются на земле), прямоугольные стены с маленькими круглыми окошками и зубчатым карнизом, башенку с колоннами наверху и зажженный фонарь, направленный на Саркел.

Белесые ворсистые щупальца уже выбрались на дамбу и стремительно приближаются к маяку. Вдруг наверху, среди колонн, я замечаю Мишу. Он пробирается к фонарю и уже занес над ним осколок кирпича.

– Не успеем! – мои слова больше похожи на стон.

Данилов выхватывает у меня «ТТ» и начинает палить в переплетающиеся отростки, уже начавшие обвивать здание маяка. Бесполезно. Выпустив всю обойму, Иван с досадой бросает пистолет на дно лодки. Впрочем, кое-чего он все же добился – Миша вздрагивает от звуков выстрелов и оборачивается. Замечает лодку. Затем взгляд его опускается ниже, и на лице паренька застывает ужас, который парализует все тело. А щупальца, тем временем, ползут выше, они уже достигли колонн и тянутся к Мише, нависают над ним.

В этот момент Миша оживает. Даже отсюда видно, как тяжело даются ему последние движения. Перед нами – словно кадры замедленной съемки: медленно опускается рука с зажатым в ней камнем, внезапно гаснет свет, и тут же весь маяк оказывается погребен под извивающимися отростками невидимого подводного животного. Строение, столько лет простоявшее под ветрами и непогодой, не выдерживает такого давления и начинает медленно оседать, погребая под собой и Мишу, и щупальца.

– Не-е-ет!!! – кричит Данилов, в отчаянии вцепившись в весло и размахивая им в воздухе.

Маяк рушится, складывается, взметая в воздух кучу пыли – будто туман окутывает дамбу. И тут начинается Нашествие. Из недр призрачного города-крепости доносится многоголосый вопль. Стены его покрываются сетью мелких трещин, они ширятся на глазах, пока не взрываются тысячами осколков, со свистом проносящихся в воздухе. А вместе с осколками в воздух поднимаются чудовища самых разнообразных форм и размеров, созданные, кажется, больным воображением художника-маньяка. Крылатые создания носятся в воздухе, морские гады вспарывают водную гладь, сталкиваются, дерутся и двигаются дальше. Взмывают в воздух и ночные птицы, до этого спокойно сидевшие на деревьях, растущих вдоль дамбы. Они начинают кружиться над нашей лодкой, издавая противный клич, больше похожий на скрежет по металлу.

– Ми-иша!!! – стонет Иван. Ему сейчас совсем нет дела до того, что творится вокруг нас. Он несколько раз порывается броситься в воду, чтобы доплыть до дамбы, но я с большими усилиями всякий раз пресекаю его попытки.

– Пойми, – шепчу ему Данилову, – он не мог выжить. А мы не сможем разгрести завалы.

В итоге приходится как следует дать товарищу по лицу. Да, жестоко, но это ненадолго прекращает истерику.

– Нам надо выбираться отсюда! Не знаю, как ты, а я еще хочу немного пожить на этом свете! – рычу я.

Внезапно лодку подбрасывает и чуть не переворачивает. Я успеваю одной рукой схватить Данилова за пояс, чтобы он не свалился за борт от толчка, а другой вцепляюсь в лодочную банку. Краем глаза замечаю огромную рыбину прямо под нами. Воду вспарывает огромный плавник, потом на поверхности показываются столь знакомые усы. Сом! Эта особь на первый взгляд поменьше, чем мне уже довелось видеть, но для нас и она смертельно опасна.

В памяти неожиданно всплывают байки из детства про водящихся в Дону сомов-людоедов, уже тогда достигавших в длину до пяти метров. Взрослые пугали своих детей, что на илистом дне в ямах прячутся громадные рыбины, которые, однажды попробовав на вкус человечину, стали есть исключительно эту пищу. Будто бы находили в желудках отловленных экземпляров человеческие кости, а однажды даже обнаружили лодку, в борту которой зияла огромная пробоина с застрявшим в ней четырехметровым сомом. По крайней мере, то, что сом мог укусить человека и нанести ему серьезную травму, является бесспорным фактом. Ну а этот красавец намного превосходит довоенных сородичей и размерами, и агрессивностью.

Снова толчок. На этот раз нас бросает в сторону от дамбы на несколько метров, но мы успеваем занять устойчивое положение в лодке и не вывалиться за борт. Я гляжу на небо: ночные птицы все-таки добились своего – привлекли к нам внимание. Вся эта свора вырвавшихся на волю существ сейчас движется в нашу сторону и стремительно нас настигает. А у нас из оружия только нож, обрез, топорик и разряженный, намокший «ТТ»! Особо не повоюешь. Данилову-то, судя по его состоянию, все равно, а вот мне жить хочется.

В этот момент наша лодка резко срывается с места и начинает ускоряться. Данилов упустил свое весло, теперь оно болтается в воде в нескольких метрах от нас, а мое валяется на дне лодки. Тогда почему мы движемся, да еще так быстро? Я свешиваюсь через борт, рискуя оказаться в темных волнах Цимлянского моря, и замечаю, что сом обвил днище лодки усами, за что-то там зацепился, и теперь, пытаясь выпутаться, тащит нас дальше. Очень своевременно. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Вскоре дамба оказывается далеко позади, но преследователи не отстают, наоборот, с каждым взмахом крыла или плавника они настигают нас, подбираются ближе. Нос лодки накренился, с каждой волной мы зачерпываем все больше воды, еще немного – и пойдем на корм местной живности, среди которой наш сомик, наверняка, не самое ужасное создание. Во всяком случае, то, что приближается к нам с левого борта, намного крупнее – оно уже выставило над водой огромную пасть, усеянную тремя рядами внушительных зубов. С каждой секундой эта тварь подбирается к нам все ближе.

– Вычерпывай воду! – приходится повторить дважды и сопроводить слова стимулирующим пинком, прежде чем Данилов понимает и начинает пригоршнями выливать жидкость со дна лодки за борт. Я присоединяюсь к нему, но прекрасно понимаю, что это вряд ли отсрочит нашу гибель: владелец зубастой пасти просто перекусит наше суденышко пополам.

В довершение всего, прямо над нами раздается зловещий клекот: один из летунов уже догнал лодку и приноравливается напасть на беззащитных и неуклюжих двуногих в деревянной посудине. Рассмотреть мне его не удается, только неясная тень носится над нами, наворачивая круги. Встаю на колени в отчаянно раскачивающейся лодке, одной рукой вцепившись в борт, а второй поднимая обрез. Отлично понимаю, что на этот раз шансов уцелеть нет, но сдаваться без боя? Никогда!

И тут происходит новое чудо.

Все летящие в небе твари замертво падают в воду, а морские гады, в том числе и эта зубастая тварь по левому борту, вдруг всплывают кверху пузом!

Перед моим внутренним взором встает Миша с занесенным для удара камнем. Невероятно, но ему все-таки удалось довершить задуманное – фонарь маяка, призывающий призрачным светом тварей из глубин, навсегда перестал светить. Ужас, терроризирующий город, закончился. И цена этому – жизнь абсолютно чужого для Волгодонска парня.

Вокруг плавают, покачиваясь на волнах, тела разнообразных чудовищ, маленьких и больших. Видно так себе, но даже сейчас мне понятно, что ничего общего с прежней фауной они не имеют. Хотя я не Чучельник, чтобы рассматривать и классифицировать эту пакость. Главное, что все они безнадежно мертвы. Впрочем, это касается только монстров, вылезших из недр Саркела: сом продолжает исправно тянуть свою лямку. Спохватившись, я бросаю обрез, свешиваюсь с левого борта лодки и несколькими ударами топора перерубаю усы рыбины. На мгновение морда сома показывается из воды, он фыркает, словно оценивая обстановку, но все же решает не связываться с такой строптивой добычей и уплывает, напоследок взмахнув хвостом и обдав нас тучей колючих брызг.

Мы качаемся на волнах, и нас накрывает тишина: никто не кричит и не визжит, не хлопают крылья, только плещутся о борт волны. Пахнет цветущими водорослями, и этот запах почти перебивает запах смерти. А мы плывем неведомо куда, сопровождаемые эскортом из погибших чудовищ.

Данилов сидит на скамье, повесив голову. Я не уверен, что мой товарищ до конца осознал, что произошло. Лучше пока его оставить в покое. Озираюсь, пытаясь понять, где мы. Там, куда нас сносит, из темноты прорисовываются покосившиеся стрелы кранов, похожие на цапель. Так, значит, перед нами Волгодонский порт. Впрочем, у нас, по сути, нет выбора: с одним-единственным веслом – мы далеко не уплывем. Ну, здравствуй, старый город!