Глава 6
Руду нужно добыть, обогатить, выплавить штейн, получить из него черновую медь, которая затем рафинируется в электрической печи. Процесс этот долгий, нудный, затратный, под него задействовано огромное производство. С завода медь уходит в слитках, целыми составами. Вопрос – куда уходит? Расходится по государственным предприятиям? По большей части да. А еще медь идет на экспорт, и Матвей даже знал, через кого. Не зря он собирал информацию по заводу, вникал во всякие разные схемы.
Яша Рыбаль обхаживал «несунов». С этим у него все путем. Люди выносят «рыжее» и «седое», одну часть оставляют себе, другую забирает братва. Дело поставлено на поток, поэтому Яша со своей бригадой на коне. Он восстановил канал сбыта и в обмен на золото получает живые деньги.
В начале года в стране случился облом, из оборота вылетели сотенные и пятидесятирублевые купюры. Причем вылетели без права обмена. Яша на этом не погорел, тупо потому, что у него тогда еще не было казны. А когда пошло золото, он стал продавать его за рубли, в том числе за новые сотки и пятидесятирублевки. Не понял пацан, что прозвенел предупреждающий звоночек. Матвею чуть ли не настаивать пришлось, чтобы он перешел в расчетах на доллары. А если у покупателя не было валюты, полученные рубли нужно было самим обменивать на баксы. Красносибирск – большой город, и возможности для такого обмена там были, барсанские пацаны их сейчас осваивали.
Матвей в золотые дела старался не лезть, но и в стороне оставаться не хотел, поэтому занялся заводом, изучая производственные и по большей части планово-экономические процессы. Он хотел знать, чем занимается начальство стратегического объекта.
Завод располагал серьезной охраной, его курировали чекисты. Как-никак, золото, серебро, медь. Но все-таки братва умудрялась иметь с этого дела. В масштабах государства – с завода выносили сущую мелочь, но для братвы это были большие деньги. Счет шел на сотни тысяч, которые затем складывались в миллионы. Но можно было иметь с завода и больше. У Матвея был свой план…
Черная «Волга» «тридцать первой» модели остановилась у светофора. Иван Михайлович Бессонов – личность уважаемая, заслуженная, директор крупного завода, депутат облсовета. Он в Барсане и царь, и бог, и воинский начальник. Если он такой крутой, зачем ему блокировать дверь в машине?
Вензель и Курила стремительно вышли из «девятки», так же быстро приблизились к «Волге», распахнули дверцы, забрались в салон. И достали стволы. Вензель приставил «волыну» к голове водителя, а Курила взял на испуг директора. Водитель мужик не простой, он состоит на службе у КГБ, именно поэтому его взял на себя Вензель.
Рыбаль нервничал. Он так удобно устроился в этой жизни, что не хотелось ничего менять. Система отлажена, деньги текут в карман, часть «лавья» уходит в Красносибирск, Пиночета это устраивает, поэтому и никаких претензий с его стороны. Вор даже своего «смотрящего» на положение в Барсан не ставит… Яшу все устраивает, и нет у него желания воевать с руководством завода. И все-таки Матвей его уговорил.
Страна уже на последнем издыхании, путч провалился, республики выходят из состава, уже выбран президент России, еще чуть-чуть, и Союз развалится ко всем чертям, а на его руинах забурлит море дикого капитализма. Кто в этом море быстрее всех освоится, тот акула бизнеса… Матвей к большим глубинам не стремился, но сидеть сложа руки глупо. Да и скучно. И еще Яша Рыбаль со своей бригадой должен в нем нуждаться, даже должен чувствовать себя без него как без рук. В противном случае, от него избавятся, убивать Матвея не нужно, достаточно стукнуть в ментовку.
Директорская «Волга» тронулась с места, за ней поехала «девятка», в которой находились Матвей и Яша. По дороге попался ментовской пост, но гаишник лишь отдал честь Бессонову. И Яше он козырнул бы, если бы увидел его. Рыбаль в поселке котировался очень высоко. Это Матвей уговорил его усилить работу с ментами, чтобы ни одна собака не посмела гавкнуть. Прежде всего, он старался для себя. Если менты вдруг возьмут его, снимут пальчики и пробьют по базам, Яша должен будет вмешаться и решить вопрос. Но пока все в порядке. Матвей спокойно разъезжает по поселку на «девятке» с «липовыми» документами на имя Михаила Петровича Матвеева, и ничего. Тем более ориентировок на него нет, во всяком случае, в Барсанском РОВД ничего такого.
«Волга» проехала через железную дорогу, свернула на проселок. Пустырь между «железкой» и рекой застраивался частными домами. Богатеющие «несуны» не опускались до дачных «скворечников», они строили капитальные дома, в основном двухэтажные, и никакие репрессии не могли остановить этот процесс. Если хозяина сажали, стройка переходила из рук в руки, и дело двигалось дальше.
Бессонов боролся с воровством, но участок у реки прикупил. И дом построил. Большой дом, двухэтажный, с эркером, балконом и мезонином. Здание уже подвели под крышу, остеклили, забор возвели, а до внутренней отделки дело еще не дошло.
Машины въехали во двор этого дома, ворота закрылись. Бессонов сам вышел из машины, Курила больше не держал его на прицеле.
– Кто мне скажет, что здесь происходит? – увидев Яшу, возмущенно спросил директор завода.
Крупный мужик, щеки настолько большие и тяжелые, что оттягивали на себя нижние веки. Дорогой костюм на нем, туфли из крокодиловой кожи, швейцарские часы. Еще совсем недавно Бессонов жил скромно, а тут вдруг дом за год поставил, дорогими «котлами» обзавелся. И золото здесь ни при чем. На откровенный криминал Бессонов не подписывался, Матвей это точно знал. Но крамола за ним есть, и ему от этого не отвертеться – пусть даже не старается.
– Дом у вас красивый, – с усмешкой сказал Матвей, неторопливым шагом обогнав Яшу.
– Ты кто такой? – Бессонов оправил пиджак, как будто его только что держали за грудки.
– Пройдемте в дом, Иван Михайлович.
Матвей тоже выглядел неплохо. Ухоженный вид, аккуратная бородка, кожаный пиджак поверх светлой водолазки, черные брюки с утра были отглажены до бритвенной остроты, на лакированных туфлях ни единой пылинки. Глаза скрывали стильные солнцезащитные очки. Лето уже закончилось, октябрь месяц на дворе, но дни стоят погожие. Хотя и в пасмурную погоду он старается не снимать очки. Нет на него ориентировок, но все-таки он в розыске, об этом нельзя забывать.
– С чего это?
– Водитель у вас человек информированный. – Матвей постучал двумя пальцами по своему плечу, намекая на погоны. – Но вдруг он знает про вас не все? Про вас и про ваш кооператив?
– Про мой кооператив? – нахмурился Бессонов.
Матвей кивнул, тяжело глядя на него. Кооператив при заводе – предприятие в общем-то легальное, но вот беда, не все сделки там законные. И Бессонов это понимал.
Емеля открыл дверь, приглашая директора в дом. Тот пожал плечами, снова оправил пиджак и с гордо поднятой головой поднялся на крыльцо.
В доме было просторно, пусто, пыльно и гулко.
– Название кооператива «Совцветмет» вам что-нибудь говорит? – в лоб спросил Матвей.
– А я должен перед вами отчитываться? – полыхнул на него взглядом Бессонов.
Но Матвей как будто и не заметил этого.
– Фирма московская, с лицензией на экспорт, к ней никаких претензий. Вопрос только в том, по какой цене вы отпускаете товар… А цена, Иван Михайлович, заниженная. По документам заниженная, а на самом деле фирма заплатила вам реальные деньги. Разницу вы положили себе в карман.
– Что за дичь? – как от зубной боли скривился директор.
– Это не дичь, а целых триста сорок тысяч рублей. И это только с одной сделки… Честно вам скажу, нам известен только этот эпизод, по другим проводкам у нас, увы, сведений нет. Но можно сообщить в компетентные органы, более того, настоять на соответствующей проверке… Иван Михайлович, вам нужны неприятности?
– Чего вы хотите? – нервно спросил директор.
– Полную отчетность по вашему кооперативу. И процент со всех ваших сделок. Десять процентов нас вполне устроит.
Матвей мог назначить и двадцать, и тридцать процентов, но этим он мог загнать человека в угол. Бессонов начнет метаться в поисках выхода, наломает дров – и себе хуже сделает, и другим. А может и комитетчиков подпрячь. Договорится с ними, заплатит за молчание, и тогда у Матвея даже шансов не будет на успех.
– С какой это стати?
– Иван Михайлович, человеческая жизнь – тонкая материя, и оборваться она может в любое мгновение.
– Вы мне угрожаете?
– Да, я вам угрожаю, – пристально глядя на «терпилу», отчеканил Матвей. – Не будете с нами дружить, умрете. В нищете и забвении… Вас убьет сама жизнь, мы лишь пустим вас под откос. Вы лишитесь должности, потеряете доходное дело, от вас отвернутся покровители, вас проклянут друзья. А в тюрьме вас опустят как последнего чушка…
– В тюрьме?! – растерянно пробормотал Бессонов.
– Давайте не будем о плохом, – хищно улыбнулся Матвей. – Поговорим лучше о хорошем. Например, о нашей дружбе. Как там говорится: ты – мне, я – тебе. Мы помогаем вам, вы помогаете нам – всем хорошо, все довольны.
Директор нервно закусил губы. Взгляд его был полон злобы, но там больше досады, нежели ярости. Досады, которая обязательно смягчится и перетечет в смирение. Мужик понимал, что выхода нет, и ему ничего не оставалось, как принять волю сильного противника.
Матвея интересовали махинации с медью, но и о золоте он тоже поговорит. А Яша пусть пока займется водителем Бессонова, он должен создать мужику все условия, чтобы тот перешел на его сторону. В КГБ не должны знать, на какой крючок попал директор стратегического предприятия…
– Кто такой Раджин? Не знаю такого, – глядя на чернявого мужичка с орлиным носом, покачал головой Матвей. – Пиночет, Янхель, Конопатый, Чалик – про них слышал, а про Раджина – нет…
Пиночет загнулся от передоза, Янхель доживает последние дни в тубдиспансере, Конопатого «закрыли» менты, Чалик вдруг куда-то исчез. Весь воровской калган Красносибирска, словно по заказу, разом накрылся. Но, как известно, свято место пусто не бывает. В городе заявил о себе некто Раджин, грузинский вор в законе. Матвей не знал, насколько он серьезная личность, но мог догадываться. Из Москвы прогон пришел, Раджина ставили «смотрящим» по Красносибирской области. Серьезные люди за него подписались, но все «пиковые», «лаврушники». А Красносибирск всегда считался зоной славянских интересов. Не приняла Раджина местная братва, но его это мало волновало. Он действовал нагло, нахраписто, где силой ставил свою власть, где уговорами. К весне девяносто второго под ним был уже весь город, а сейчас он распространял влияние на область. Раджин был бы кретином, если бы упустил из виду Барсан. Богатый район, и от города всего восемьдесят километров. По местным меркам – всего ничего.
Раджин ставил на положение в Барсан своего человека, но Яше это не нравилось, а Матвей и не думал призывать его к смирению. Они забили «стрелку» Бараму, и к Черному озеру они подъехали вдвоем, в то время как «лаврушник» подтянул к месту всю свою гвардию. Четыре бойца с ним, пацаны на вид крепкие, и славяне там, и кавказцы.
Впрочем, в меньшинстве Матвей себя не чувствовал. Яша с ним, а в кустах неподалеку Селезень и Бурят. Эти ребята без всяких снайперских прицелов из обычных берданок бьют белку в глаз, и, если начнут стрелять, шансов у воровских не будет. И машина с бойцами в нескольких шагах стоит. А у пацанов там не только пистолеты, но и автоматы. Ни один гость не уйдет, если вдруг что…
– А кто ты такой, чтобы знать или не знать? – вскинулся Барам.
– На мне «сторожок», я не могу сказать, – покачал головой Матвей.
– Чего?! – вспылил Барам. – Я за вора! Я с «мусорами» не вась-вась! Я могу знать!
– А если вдруг узнают «мусора»? Если повяжут? Кому предъявлять?
– За кого ты меня держишь? – разозлился «пиковый».
– Тебе же сказали, что мы вдвоем будем, а ты всю свою свиту привел, – усмехнулся Матвей. – Как мне о тебе думать?
– Нехорошо вышло, Барам, – покачал головой Яша. – Ты на чужой земле, а ведешь себя как хозяин. Нехорошо.
– Это моя земля!
– Сказать, на какой глубине? – усмехнулся Матвей.
– Чего! – взвился «лаврушник».
– Тебе же сказали, что ты на чужой земле, – скривился Рыбаль. – А ты бычишься!.. Здесь тайга кругом, болота, волки, как бы тут навсегда не остаться.
– Это мы еще посмотрим! – Барам отвел в сторону полу куртки, обнажая рукоять пистолета, а другой рукой он шлепнул себя по щеке. И еще, еще… Матвей даже не шелохнулся, хотя комарье одолевало его не меньше. И Яша не обращал на эту гнусь никакого внимания. Барам же был на грани срыва. И Матвей с Яшей его бесили, и комары достали.
– Горячий ты парень, Барам! – покачал головой Матвей. – А здесь места холодные. И люди суровые. Как ты здесь жить будешь? Ехал бы ты отсюда, подобру-поздорову.
– Меня сюда Раджин поставил! Я отсюда не сойду!
– Надо бы нам встретиться с Раджином, поговорить. Пиночет ушел, и, если Раджин его место взял, мы готовы завозить на «общак», – сказал Матвей. – Как с Пиночетом было, так и с Раджином будет… Ты поезжай к нему, Барам, спроси, когда нам к нему подъехать. Мы подъедем. А ты оставайся в городе. Не нужно тебе здесь. Мы тут сами, без тебя. И нам хорошо, и вам с Раджином не напрягаться… Подобру, Барам, поздорову. И нам хорошо, и тебе жить-поживать.
– Ты чо, не русский? – вскипел Барам. – Тебе же русским языком сказали, Раджин за областью смотрит, а меня ставит на положение сюда! Если он сказал, то это железно. Все, никакая сила меня с места не сдвинет.
– Ну, сила найдется… – предостерегающе усмехнулся Матвей. – Только зачем грех на душу брать? Мы тут сами, а тебя на другое место поставят…
Не хотел он доводить дело до конфликта, но и войны не боялся. И Яша все понимал. Сначала Барам на положение встанет, затем «несунов» на себя перебивать начнет, а со временем и вовсе вытеснит барсановскую братву на затворки. Там и бессоновский кооператив данью обложит, а это миллионы…
– Какая сила?! Вас тут с говном сожрут, если со мной что-то случится!
– Не сожрут, – покачал головой Матвей. – Места у нас здесь дикие. И люди тоже дикие. В тайге нас не достанешь. А мы из тайги любого выцепим… Барам, ты не кипятись! Мы же тебя не гоним. Мы спокойно говорим, не место тебе здесь. Мы говорим, а ты решай, уезжать или здесь остаться… Хорошо подумай! Люди с тобой, зачем их подставлять? Зачем здесь оставаться? Комары здесь, мошкары, черви могильные…
– Какие черви?
– Я же говорю, могильные. Эти черви трупы пожирают…
– Кого ты пугаешь, фуфло! – взъярился Барам. И даже сделал движение, чтобы схватить Матвея за грудки. Похоже, он решил, что его уговаривают из страха перед ним.
– Кто фуфло?! – окончательно разозлился Матвей и всадил в Барама нож.
Никто даже не понял, что произошло. Матвей стоял, опустив руки, не дергался, не лез в карман и вдруг ударил. Непонятно, как у него в руке оказался нож. Но он-то знал как и почему. И знал, что нужно делать дальше. Знал, и не зевал.
Нож он из тела вытаскивать не стал. Сунул руку под куртку, вырвал из-за пояса готовый к бою пистолет и сразу же выстрелил.
Не любил он «лаврушников». С тех пор как Шалут надругался на его Ритой, терпеть их не мог. Но сейчас ему было все равно, кто перед ним, кавказец или славянин. Он без всякого зазрения совести выстрелил в русского «быка», который уже выхватывал пистолет. И Селезень с Бурятом не зевали…
Когда все закончилось, Матвей наклонился над трупом Барама, вынул нож из его груди, ладонью закрыл глаза. Ему же русским языком сказали, что дикие здесь места, нравы суровые. Не понял. А зря.
Места здесь действительно дикие. Тайга, болота, волки… Может, сбился Барам с пути, заплутал и сгинул вместе со своей кодлой. А если Раджин в это не поверит, пусть присылает еще одну порцию «мяса», тайга все переварит…
Пройдя на кухню, Матвей достал из холодильника бутылку водки, сделал несколько глотков прямо из горла, сел за стол закурил, глубоко затянулся и задумался.
Он никак не мог выкинуть из головы Риту. Где она сейчас? Как живет? С кем? Он даже не пытался наводить о ней справки. Зачем? У нее своя жизнь, у него своя.
Жизнь беглого зэка у него, вне закона он, и поэтому должен бережно относиться к тем благам, которые подарила ему судьба. И Оксану должен благодарить, и дом, в котором живет. И водку, которую может сейчас пить, и этот теплый вечер, который проведет на свободе. Матвей в общем-то не привередничает. Но тем не менее хотелось большего, чем то, чего он уже добился.
Он выпил еще, закусил, вышел во двор, сел на скамейку перед домом. И снова закурил.
С крыльца спустилась Оксана и, подсев к нему, молча положила голову ему на плечо.
Молчали оба, Матвей думал о своем, Оксана тоже о своем, и их мысли пересекались в тишине, отражались друг от друга и возвращались обратно. Спокойные мысли, ненавязчивые. Такие спокойные, что Матвея вдруг стало клонить в сон.
Вдруг он услышал чьи-то шаги, но глаза не открыл. Суббота сегодня, выходной, кто-то еще только идет в центр, а кто-то уже возвращается – возможно, из кинотеатра.
– Матвей! – встревоженно толкнула его в бок Оксана.
Он открыл глаза и увидел двух мужиков, которые подходили к нему со стороны улицы.
Лица знакомые, но раньше этих людей Матвей видел только на фотографиях, которые раздобыл для него Яша. Он должен был знать всех местных ментов в лицо, поэтому Рыбаль и получил такую задачу.
– Гражданин!
Черные волосы, широкое прямоугольной формы лицо, впалые щеки, больше усы под маленьким носом, глубокая впадина на подбородке. Капитан Булавин, начальник уголовного розыска. Он обращался к Матвею, вгрызаясь в него маленькими колючими глазками.
– Гражданин, – поднимаясь со скамейки, кивнул Матвей. – А что такое?
– Проверка паспортного режима! – строгим официальным голосом сказал второй мужчина.
Высокий, худой, нескладный, вытянутое как у лошади лицо, взгляд как у лося, стремглав несущегося на волка. Страшно ему, но рога острые, силы много – вдруг повезет… И он капитан по званию, но должность у него пониже – участковый это, капитан Максюта.
– А разве паспортный режим проверяют? – насмешливо спросил Матвей. – Паспортный режим соблюдают.
У Яши с ментами все на мази, тот же Булавин у него на прикорме. Но так-то у Яши, он в поселке за главного, его в лицо знают, а Матвей только по особым случаям перед людьми «засвечивается».
Он готовился к такой встрече с ментами. Забор вокруг дома новый поставил, из железных листов. Причем с одной стороны забор двойной, между линиями там проход в метр шириной – до самого конца участка. Из погреба в этот проход ведет подземный лаз пяти-шести метров длиной. В случае «шухера» Матвей мог уйти через погреб в этот незаметный для глаза проход, а там уж по обстоятельствам – или затаиться, или дальше когти рвать.
Но, как оказалось, эти ухищрения не помогли ему. Менты застали его врасплох и в неудобном для бегства месте.
– Документы, гражданин!
Матвей выразительно глянул на Оксану. Она кивнула и повернулась к нему спиной. Сейчас и паспорт принесет, и Яше позвонит.
– Как зовут? – спросил Булавин.
– Миша. Михаил Матвеев.
– Откуда родом?
– Оксана Михайловна паспорт сейчас принесет, там все написано.
– И все-таки?
– Из Свердловска я.
– Из Свердловска?! Земляки! – как-то не очень обрадовался Булавин. – А с какой улицы?
– С Ленина.
Такая улица была в любом городе, поэтому Матвей не мог промахнуться.
– С улицы Ленина или с проспекта Ленина?
– Ну, с проспекта…
Свердловск большой город, и наверняка там проспект… Хотя и не факт.
– А какая там улица параллельно идет? – не унимался капитан.
– Советская.
– А вот и не угадал!
– Да я и не гадаю, как есть, так и говорю…
Матвей почти уверен был в том, что Булавин берет его «на пушку». Он и сам не был в Свердловске, просто почуял неуверенность, на это и бьет.
– Где работаешь, Миша Матвееев? – спросил Максюта.
– В Свердловске и работаю. К Оксане Михайловне вот на лето приехал.
– В отпуск?
– В отпуск.
– А говорят, ты уже давно здесь вертишься…
– Кто говорит?
Булавин выразительно посмотрел на Максюту, и тот едва заметно кивнул в ответ. Менты решили вязать Матвея, только так можно было их понять.
И точно, Максюта протянул руку, чтобы схватить его за плечо. Он проведет прием, заломит руку за спину, а Булавин его подстрахует. Но Матвей сам перехватил его руку и сам закрутил ее так, что мент выгнулся в спине. Булавин рванул к нему, но Матвей нанес неожиданный удар ногой, в бедро ударил, чуть повыше колена. И тут же ребром ладони рубанул Максюту по горлу.
Участковый вырубился, и Матвей смог целиком переключиться на Булавина. Капитан оказался крепким орешком. Матвей обрушился на мента, но, прежде чем вырубить его, пропустил мощнейший удар в челюсть. Но ведь вырубил. И ствол забрал. И участкового обыскал, но ничего не нашел…
В это время появилась Оксана.
– А я паспорт принесла! – в ужасе пробормотала она.
Матвей забрал у нее документы и был таков.
Яша улыбался, но на самом деле ему было невесело. Он явно был чем-то озадачен. И вряд ли его напрягали менты.
– Я с Клюевым говорил, он в шоке, – сказал Яша. – Узнав, что ты мой человек, обещал оставить тебя в покое. И Булавина накажет. За самодеятельность. И за утерю табельного оружия.
– Ну, ствол надо ему вернуть.
Матвей протянул Яше трофейный «ПМ», и он, кивнув, сунул ствол себе за пояс.
Матвей поставил на процент самого Бессонова, директор завода исправно отстегивал братве, а это серьезные деньги. Яша не жадничал, делился с Матвеем. Даже с драгметаллов ему перепадала доля малая, так что он и заначку на черный день собрал, и однокомнатную квартиру в поселке снял – на всякий пожарный. Здесь он и затихарился, уделав ментов. Здесь его и нашел Яша.
– Дальше что? – спросил Матвей.
– А что дальше? Я говорил с Оксаной, она мне рассказала, как было. Менты же не представлялись, когда подошли? Не представлялись. Ты мог их за бандитов принять? Мог.
Матвей кивнул. Действительно, Максюта сразу начал с проверки паспортного режима. И Булавин тоже не представился…
– Ты их за бандитов и принял… Живи спокойно, никто тебя здесь не тронет… Ну, если ситуация тебя напрягает, можешь съехать от Оксаны, – сказал Яша.
Матвей снял квартиру на первом этаже и уже давно пропилил круг в полу. Пролома как такового еще нет, но достаточно будет прыгнуть на этот круг, и он провалится вниз, в подвал. В случае чего, удастся уйти. И уже навсегда. Только обидно будет потерять Барсан, в котором он так хорошо устроился.
– С ментами понятно, – исподлобья глядя на Яшу, сказал Матвей. – Что еще?
– А что еще? – в раздумье посмотрел на него бригадир.
– Напряженный ты какой-то. Озадаченный. Что-то случилось?
– Пока точно не знаю.
– А не точно?
– Ватруха пропал. Я всех сегодня собирал, его не было, и где он, никто не знает. Домой вчера не приходил… Говорят, в городе какие-то чужие крутились, про пацанов спрашивали. Про меня, про пацанов, кто где живет.
– У кого спрашивали?
– Да есть тут одна прошмандовка, через нее пробивали. Никитич к ней иногда заезжает, она ему сказала…
– Сначала Ватруху сдала, а потом Никитичу сказала, нормально, – скривил губы Матвей.
– Ну, может, и не она… А если она, мало ей не покажется…
– И от кого эти чужие?
– Думаю, от Раджина. Ватруха знает, что с Барамом стало. И Раджин узнать может. Или уже знает…
– Раджин от нас не отстанет.
– Так в том-то и дело, – вздохнул Яша.
– Он говорить с нами не будет. Сначала решит с нами, потом своего человека на положение поставит… «Мочить» нас будут.
– Пиночета, говорят, «замочили». Не мог он от передоза склеиться… И Чалик не с ровного места пропал… И Чалик пропал, и Ватруха…
– А Конопатого кто сдал?
– Вот и я о том же…
– Пацанов надо в Красносибирск заслать, пусть пробьют по Конопатому. С операми надо бы поговорить, которые его принимали, на лапу дать, может, они скажут, что там да как…
– А смысл? Кто Раджину за Конопатого предъявит?
– Мы предъявим. Сначала «утку» по городу пустим, что Раджин Конопатого сдал… Конопатого сдал, а Пиночета и Чалика в расход вывел… Как думаешь, он должен за это ответить?
– И ответить должен, – кивнул Яша, – и сам исчезнуть должен…
– Может, он и меня ментам сдал? – усмехнулся Матвей.
– Да нет, вряд ли.
– А вдруг?.. Надо бы предъявить ему.
Опасное это дело, но так под лежачий камень вода не течет. Ворочаться надо, крутиться, тогда и дело пойдет.
Да и с поселка надо сваливать. Пока Булавин здесь, покоя Матвею не будет. Да и тесно ему здесь. И от Оксаны надо бы отдохнуть.
– Я сам в Красносибирск поеду. Сам там под Раджина зарулю. А ты мне пацанов дашь. Мне нужны самые лучшие…
Яша кивнул. Он, казалось, готов был отдать полжизни за то, чтобы Матвей избавил его от Раджина.