Глава 23
19 декабря, 14 часов 36 минут
по центральноевропейскому времени
Кастель-Гандольфо, Италия
Джордан потянулся под простынями, каждой клеточкой обнаженного тела осязая тело Эрин. Та что-то пробормотала во сне, и он привлек ее к себе покрепче.
Боже, как же он по ней скучал!
Стук в дверь разбудил Эрин, явно ее напугав. Она поспешно села. Белокурые волосы рассыпались по плечам, и одеяло упало, открыв ее обнаженные груди. В призрачном свете, пробивающемся сквозь закрытые жалюзи, она была прекрасна.
Не в силах удержаться, Джордан потянулся к ней.
Христиан крикнул сквозь дверь — судя по голосу, очень довольный собственным чувством юмора:
— У вас двоих пятнадцать минут! Так что заканчивайте то, что начали… или начинайте то, что хотите закончить. Так или иначе, вас предупредили загодя.
— Спасибо! — откликнулся Джордан и улыбнулся Эрин. — Ты знаешь, не подчиниться повелению священника — смертный грех.
— Что-то я сомневаюсь, что это правда, — с блаженной улыбкой откликнулась она, а затем указала на душ, на обещание горячей мыльной воды и обнаженной кожи. — Но может быть, ради спасения наших душ лучше перестраховаться, чем после раскаиваться.
Ответив улыбкой ей под стать, Джордан подхватил ее на руки и понес к ванной.
К моменту, когда Христиан постучал снова, оба уже помылись, оделись и нацепили новое оружие. Несмотря на ссадины и ушибы, Джордан уже давно не чувствовал себя настолько хорошо.
Как только они вышли в коридор, Христиан прижал палец к губам и вручил каждому по миниатюрному фонарику.
«Это еще зачем?» — озадачился Джордан.
И все же он достаточно доверял Христиану, чтобы не подвергать его действия сомнению. Вслед за святым отцом Джордан и Эрин дошли до конца коридора, спустились по ряду лестниц и двинулись через длинный неосвещенный тоннель.
Стоун включил свой фонарик, и женщина последовала его примеру.
Христиан рванул по коридору в изматывающем темпе. Тоннель, пробитый в природной коренной породе, протянулся не меньше чем на милю. Наконец, Христиан добрался до стальной двери в конце коридора, ввел цифры на электронной клавиатуре и отступил в сторону. Дверь беззвучно распахнулась внутрь. Она оказалась в добрый фут толщиной и, пожалуй, выдержала бы выстрел из гаубицы в упор.
В темный коридор вливался яркий солнечный свет. Джордан учуял аромат сосны и глины. Должно быть, потайной выход — вероятно, чтобы вывести Папу в безопасное место, если замок вдруг окажется под угрозой.
Ступив туда, Христиан жестом пригласил их следовать за собой.
Все более тревожась из-за всех этих экивоков, Джордан взял свой автомат на изготовку и поставил Эрин между собой и Христианом, желая, чтобы ей была обеспечена защита и спереди, и сзади.
Они вышли в густой вечнозеленый лес. Под его густой сенью царила прохлада. От дыхания в недвижном воздухе повисали облачка пара. Толстый ковер опавшей хвои заглушал звук их шагов.
Эрин подняла «молнию» своей куртки из волчьей шкуры. В этом безмолвном лесу даже этот звук показался слишком громким.
Впереди из тени проступили три фигуры. И хотя Христиан явственно расслабился, Джордан продолжал крепко сжимать винтовку. Потом разглядел, что это Надия, ведущая Руна и Элисабету. Во всяком случае, он заключил, что это графиня, потому что женщина была укутана от солнца от макушки до пят. Но серебряный браслет наручников на одном из тонких запястий почти не оставлял сомнений, что это Батори. Второй браслет был надет на запястье Руна.
С графиней сангвинисты судьбу предпочитают не испытывать. Сам Стоун скорее предпочел бы, чтобы его сковали с коброй.
Надия знаком отозвала Джордана за ствол толстой сосны, чтобы оказаться с ним с глазу на глаз. Встревоженный тем, что никто не говорит ни слова, тот пожал локоть Эрин, оставляя ее с Христианом, и последовал за Надией.
Как только они оказались вне поля зрения остальных, Надия извлекла толстый лист бумаги, сложенный и скрепленный красным сургучом с изображением короны и двух скрещенных ключей.
Папская печать.
Одним из длинных ногтей она взломала печать и развернула бумагу, на которой оказалась нарисованная от руки карта Италии. Синяя линия тянулась от Кастель-Гандольфо на север, оканчиваясь близ Рима. Были отмечены номера автотрасс и график движения.
Надия подняла зажигалку и высекла огонек, готовая сжечь бумагу, не сводя с него глаз.
Судя по всему, Стоун должен был запомнить эту карту наизусть.
Беззвучно вздохнув, Джордан заучил номера трасс и время. Покончив с этим, встретился с Надией взглядом.
Она изобразила руками вращение баранки и указала на него.
Смахивает на то, что за рулем я.
Надия поднесла зажигалку к листу. Желтые язычки пламени лизнули толстую бумагу, превращая ее в золу. Цель всей этой пантомимы очевидна: Джордан, Надия и тот, кто писал послание — скорее всего, кардинал, — единственные, кто должен знать место назначения и маршрут.
Они не дадут бомбистам второго шанса убрать их всех разом.
Покончив с этим делом, Надия повела его обратно к остальным.
Как только все собрались, они тронулись через лес к автомобильной стоянке. Там стояли только черный внедорожник «Мерседес» с тонированными до черноты стеклами и мотоцикл «Дукати», тоже черный, обтекаемыми обводами громогласно заявляющий о стремительности.
Джордан с вожделением поглядел на мотоцикл, заранее зная, что все равно придется сесть во внедорожник.
Будто в подтверждение, Надия закинула ногу на седло мотоцикла и приподняла бровь, обратив лицо к Джордану. Он осклабился, припомнив их сумасшедшую поездку по Баварии пару месяцев назад. Сержант еще ни разу прежде не испытывал такого испуга и упоения. Ее сверхъестественные рефлексы позволяют управляться с мотоциклом на скоростях, которые он даже вообразить не мог.
Но сегодня не тот случай.
Прежде чем завести мотоцикл и с ревом тронуться, Надия бросила Джордану ключи от внедорожника.
Группа Джордана направилась к автомобилю. Рун помог графине забраться на заднее сиденье, а с другой стороны от нее сел Христиан. Джордан придержал переднюю пассажирскую дверцу открытой для Эрин, не допуская и мысли, что она сядет сзади в компании Руна и графини.
Даже на переднем сиденье она чересчур близко от этой парочки.
15 часов 14 минут
Пока экипаж уносился по тракту, мощенному гладким черным материалом, Элисабета сжала свободную руку в кулачок. Самобеглые коляски повергали ее в ужас. В Риме она чуралась их зловония, их рычащего нутра, не хотела и близко к ним подходить. А теперь оказалась внутри одной из них.
Внутри та очень походила на кареты ее времени, вот только кареты не ездили настолько быстро. Ни одной лошади не дано покрывать расстояния таким аллюром. И как это воин ухитряется держать повозку в узде? Элисабета знала, что автомобиль — механическое устройство, вроде часов, но не могла удержаться, представляя, как он исторгает их из своего теплого кожаного кокона, размазывая их мозги по твердой дороге.
Она следила за биением сердец людей, сидящих впереди, используя их как сигнализатор возможной угрозы. Как раз сейчас оба сердца бились медленно и спокойно. Они не боятся этой смрадной рычащей твари.
Элисабета изо всех сил старалась подладиться под их эмоции. Если они не выказывают страха, то и она не может позволить себе подобного.
Минута тянулась за минутой, и мало-помалу ее первоначальный ужас сменился банальной скукой. Черная лента тракта разворачивалась перед ней с жутким однообразием. Деревья, веси и прочие самобеглые коляски проносились по обе стороны — ничем не приметные и не заслуживающие внимания.
Как только страх улегся, мысли ее вернулись к Руну. Элисабета помнила, как он держал ее в объятьях, губами касаясь ее горла. Он далеко не так бесстрастен и предан Церкви, как представляется с виду, — ни ныне, ни прежде. В каземате он снова был на волосок от того, чтобы изменить собственным обетам.
Она знала, что это не просто жажда крови.
Он хотел ее.
Он любит меня до сей поры.
Из всех странностей современного мира эта казалась ей самой диковинной. И сейчас она предалась раздумьям о ней, зная, что будет поджидать надлежащей возможности воспользоваться ею к собственной корысти.
Чтобы вырваться на волю.
Быть может, вырваться на волю вдвоем.
Экипаж миновал ряд итальянских деревенских домишек. В паре окон Элисабета заметила людей и позавидовала простоте их существования, впрочем, одновременно сознавая, как они стеснены, как ограничены одним-единственным веком, как непрочны их бренные жизни, как подтачивают их уходящие годы.
Как же хрупки и эфемерны эти человеческие существа!
Проехав какое-то время, коляска выкатила на поле из того же твердого материала, что и дорога, и приблизилась к циклопическому металлическому сооружению с распахнутыми массивными воротами. Солдат повернул ключ, и рычание экипажа закончилось.
— Что сие за место? — поинтересовалась Элисабета.
— Ангар, — пояснил Рун. — Место, где стоят самолеты.
Батори кивнула. Она знала, что такое самолеты, — видела их огни в ночных небесах над Римом. В своих маленьких апартаментах графиня раздумывала над их изображениями, изумляясь чудесам этого века.
В тени ангара она заметила маленький белый самолет с синей полосой на боку. Из двери в его боку появилась Надия на верху короткой лесенки. Клыки Элисабеты стали чуточку длиннее: тело помнило бесчисленные унижения, коим подвергала ее эта долговязая женщина.
Рун направил Элисабету из автомобиля, причем движения обоих были очень неуклюжи из-за обжигающих браслетов кандалов, связывающих их вместе. Вслед за другими они направились в густой сумрак здания.
Надия присоединилась к ним.
— Я тщательно проверила самолет. Он чист.
— Здесь достаточно темно, — обернулся Рун к графине. — Если хочешь, можешь сейчас снять свою паранджу.
Обрадовавшись такой возможности, она свободной рукой отвела ткань с лица. Прохладный воздух овеял ей лицо и губы, принося запах дегтя, смолы, гари и какие-то еще едкие и горькие запахи. Похоже, эта эпоха питается огнем и горящей нефтью.
Элисабета отвернула лицо от распахнутых ворот. Даже рассеянный солнечный свет ранил ее, но она постаралась скрыть свою боль. Вместо того смотрела на солдата, потягивающегося и притаптывающего, чтобы разогнать кровь в ногах после долгого сидения за кормилом. Он напомнил ей горячего жеребца, пробывшего в стойле слишком долго и наконец выпущенного на волю. Титул Воитель Человечества пристал ему как нельзя лучше.
При этом он ни на шаг не отходил от женщины Эрин Грейнджер. Он откровенно без ума от нее, и даже Рун в присутствии этой женщины ведет себя не совсем так, как хотелось бы Элисабете.
И все же она не могла не признать, что женщина-историк не лишена некоторой атлетической грации и наделена острым умом. В иное время, в иной жизни они могли бы даже стать подругами.
Надия направилась обратно к самолету.
— Если мы собираемся успеть на встречу, то должны уже отправляться.
Группа вслед за ней начала подниматься по лесенке в самолет.
Забравшись внутрь, Элисабета поглядела налево, на тесную комнатку с двумя небольшими креслами, наклонными окнами, красными и черными рычажками и пуговками.
— Это называется кокпит, — растолковал Рун. — Отсюда пилот управляет самолетом.
Она увидела, что самый юный из сангвинистов по имени Христиан занимает место в кокпите. Похоже, сангвинисты приспособили свои умения к этому новому веку.
Повернувшись спиной, она направилась в главное отделение. По обе стороны прохода посередине маленького самолета стояли шикарные кожаные кресла. Она пригляделась к крошечным окошкам, воображая, как может выглядеть мир с воздуха, какими представляются облака сверху, звезды с небес.
Вот уж воистину время чудес.
Взгляд ее пропутешествовал мимо сидений, остановившись на длинном черном ящике позади с рукоятками по обе стороны. Ящик откровенно современной работы, но форма стала неизменной задолго до рождения самой Элисабеты.
Домовина.
Она остановилась столь внезапно, что Рун с ходу налетел на нее.
— Прости, — негромко обронил он.
Глаза ее были прикованы к гробу. Она потянула носом. В ящике нет трупа, иначе она непременно учуяла бы его.
Зачем он здесь?
А затем Надия усмехнулась — и Элисабета тотчас все поняла.
Она отпрянула, крепко наткнувшись на Руна, левой рукой выхватила его серповидный клинок из ножен на запястье и одним молниеносным движением нанесла удар Надие. Однако ее мишень легко отскочила, и лезвие задело ее лишь по подбородку, пролив кровь.
Но явно недостаточно.
Элисабета прокляла неуклюжесть своей шуйцы.
У нее за спиной дверь захлопнулась. Обернувшись, она узрела, что Христиан ради вящей безопасности запихнул обоих людишек в кокпит. Элисабете польстило, что ее считают столь серьезной угрозой.
Сжав рукоятку ножа покрепче, она обернулась к Надие. Та сбросила с себя отрезок серебряной цепи, взяв его на изготовку, как кнут, в другой руке держа короткий меч.
— Стойте! — крикнул Рун, и его голос гулко загрохотал в тесном пространстве.
Элисабета не сдавала позиций. Ей виделся саркофаг, из которого она заново родилась в этом новом мире. Она помнила каземат в башне собственного замка, где медленно издыхала от голода. Она больше не снесет пребывания в заточении, в ловушке.
— Когда ты уложил меня в гроб в последний раз, — презрительно бросила она Руну, — я лишилась четырех сотен лет.
— Это только на время путешествия, — пообещал Корца. — Самолет полетит выше облаков. На такой высоте спасения от солнца просто нет.
И все же при одной мысли, что ее снова запрут, Элисабета запаниковала вплоть до потери контроля над собой. Она рвалась из оков, привязывающих ее к Руну.
— Я лучше умру!
Надия подступила ближе.
— Если хочешь.
Быстрым взмахом своего короткого меча женщина полоснула графиню по горлу. Серебро обожгло ее кожу, кровь хлынула из раны, пытаясь изгнать святость из организма. Элисабета прекратила бой, клинок выпал из ее разжавшихся пальцев. Рун тотчас подскочил, зажав ей горло одной рукой, чтобы удержать кровь.
— Что ты наделала? — прошипел он Надие.
— Жить будет, — отрезала та. — Порез неглубокий. Так мне будет проще уложить ее в ящик без ненужной драки.
Надия подняла крышку, закрепленную на петлях.
Элисабета застонала, но, изувеченная серебром, на большее сил не нашла.
Подняв ее на руки, Рун понес графиню к гробу.
— Клянусь, я вытащу тебя отсюда, — увещевал он. — Не пройдет и нескольких часов.
И бережно опустил ее в гроб. Раздался щелчок, и браслет кандалов освободил ее запястье.
Элисабета хотела сесть, задать бой, но не могла собраться с силами.
Крышка опустилась, снова повергая ее в удушливую тьму.
