Глава 27
19 марта, 08 часов 55 минут
по центральноевропейскому времени
Кастелъ-Гандолъфо, Италия
Джордан смотрел, как кардинал кладет сотовый телефон обратно на стол.
— Готово, — известил Бернард, потом прошел обратно к своему креслу; ноги у него все еще подгибались. — Ключ скоро будет здесь.
Джордан оглянулся на Руна, ожидая объяснений. Эрин опустилась на колени рядом с креслом Корцы, проверяя повязку на обрубке его руки. Во время недавнего сражения бинт пропитался свежей кровью. Как-то раз Рун сказал Джордану, что у сангвинистов обострены все ощущения, включая боль.
Если это правда, Стоун мог лишь представлять, какие мучения он испытывал сейчас.
— Хорошо, кардинал, — сказал Джордан, — может быть, расскажете нам побольше о том, как охраняется скит Гуго и с чем нам предстоит встретиться?
Бернард потер подбородок.
— Чтобы понять это, вы должны осознать философию Гуго. Я много и долго разговаривал с ним именно об этом, прежде чем тот покинул орден. Когда дошло до анафемских зверей — или стригоев, если уж на то пошло, — он высказал мнение, что все они божьи создания, единственным грехом которых является то, что у них отобрали безгрешность.
— Возможно, это имеет смысл, — промолвила Эрин. — Вряд ли у кого-то спрашивали мнения относительно того, хочет он осквернения или нет. Обычно его навязывают им против воли.
— Это не имеет значения, — возразил Бернард. — Мы все появляемся на свет с Первородным Грехом, грехом, который пятнает нашу безгрешную душу из-за того, что Адам и Ева ослушались творца в Эдемском саду. И только святой обряд крещения смывает с нас этот грех.
Эрин этот его аргумент не убедил.
— В то время, — продолжал кардинал, — я считал, что доводы Гуго носят лишь теоретическую природу. Затем он ушел странствовать по миру, и я не получал от него никаких вестей. Я предположил, что он погубил свою душу, как было со многими без покровительства Церкви.
— Но это оказалось не так, — сказал Джордан.
— Как-то раз я получил от него письмо. Он сообщил, что поселился в горах во Франции и что находит душевный покой в заботах о потерянных и сломленных существах этого бренного мира.
— Включая анафемских зверей и стригоев? — уточнила Эрин.
Бернард кивнул.
— Я никому не сказал. Гуго желал лишь, чтобы его оставили в покое, — хотел жить в своих горах, подобно Франциску Ассизскому. Я уважил это его желание — поскольку он запретил убийство на склонах той горы, где он жил. Даже тем, кто находился под его защитой, разрешено было убивать только в том случае, если они вынуждены будут защищать свою жизнь и их общую обитель.
Джордану не понравилось это описание.
— Как же, по-вашему, нам пройти через эту защиту, даже если у нас будет предполагаемый ключ?
— Вы должны пойти к его горе не для того, чтобы осаждать ее, но как просители. — Бернард пристально посмотрел на Джордана, потом на Руна. — Это значит, что вы не должны причинять вред никому из тех, кто встретится вам на этой горе, как бы сильно на вас ни наседали. Если вы не сумеете этого сделать, то Гуго откажется принять вас; к тому же вас скорее всего убьют еще прежде, чем вы покинете эти поросшие лесом склоны.
— Значит, нам нужно будет залезть на гору, кишащую монстрами, — проворчал Джордан, — и подставить другую щеку, когда они попытаются на нас напасть.
Бернард воздел вверх палец.
— И вы должны прийти с подарком — таким, который Гуго не сможет отвергнуть.
«И что бы это могло быть?»
— Когда вы привлечете его внимание, — продолжал кардинал, — то вам предстоит убедить его помочь вам, доказать, что ваша миссия достойна того, что она служит интересам всех — не только сангвинистов, но и всех божьих созданий.
— Милая прогулка в парке, — хмыкнул Джордан. — И у нас всего день или около того, чтобы убедить его помочь нам спасти мир...
Бернард в замешательстве нахмурился. Эрин объяснила:
— Если судить по картине, которую мы видели в лаборатории Эдварда Келли, то чтобы не дать Люциферу окончательно вырваться из кандалов, мы должны успеть примерно до полудня в день весеннего равноденствия.
Пока она объясняла подробности относительно этого срока, Джордан взглянул на часы.
— И значит, у нас остается около двадцати семи часов.
— Но это может быть весеннее равноденствие совсем не этого года, — предположила Эрин. — Фреска была написана века назад. Кто знает точно, что вдохновило художника на нее?
Бернард не воспринял это — впрочем, Джордан тоже.
— Положение во всем мире становится хуже час от часу, — напомнил кардинал. — Равновесие между добром и злом клонится в сторону гибели. Даже расположение звезд играет против нас — оно свидетельствует, что завтрашнее равноденствие имеет чрезвычайную важность.
— Какое расположение? — спросила Эрин.
— А вы не слышали? — удивился он.
— Мы были заняты, — напомнил Джордан.
— Будет солнечное затмение... правда, только частичное.
Эрин нахмурилась.
— Солнце, изображенное на фреске, было кроваво-красным. Быть может, художник пытался так обозначить затмение?
Прежде чем они успели обсудить этот вопрос, в дверь апартаментов постучали. Все повернулись на стук. Дверь в прихожую отворилась.
Один из стражей, стоя на пороге, позвал до странного беспокойным тоном:
— Отец Корца, пришел посетитель; он говорит, что вы его вызывали. И что вы хотите видеть их обоих.
Охранник отступил в сторону, и в дверь вошел первый из визитеров. Все сразу узнали коренастую фигуру брата Патрика. Рун встал, приветственно подняв руку.
«Кого же еще он...»
Мимо ног монаха, едва не опрокинув его, проскользнул белоснежный силуэт.
Джордан моргнул от неожиданности. Существо оказалось львом-подростком, ростом с немецкую овчарку, с белоснежным мехом, серебристыми когтями и золотисто-карими глазами.
Когда лев кинулся к ним по недлинному коридору, Джордан чуть отступил, заслоняя собой Эрин. Но огромный кот немедленно прыгнул на Руна и, сбив его на пол, стал вылизывать лицо священника.
Джордан услышал совершенно необычный в этой ситуации звук.
Корца смеялся.
Затем львенок взглянул на Стоуна и одним прыжком оказался рядом с ним, обнюхивая его лодыжки, потом колени, бедра... Джордану пришлось отпихнуть любопытный львиный нос от своего паха.
— Ага, и тебе тоже привет. — Он повернулся к Бернарду, вспомнив его рассказ о любви Гуго де Пейна к животным. — Дайте угадаю — это и есть ключик к сердцу вашего друга.
Кардинал взирал на зверя с неприкрытой тоской.
— Это существо — куда большее, чем просто ключ.
Джордан опустился на одно колено и запустил пальцыв короткую львиную гриву — она еще не выросла до полной длины. Взрослым этот лев будет великолепен. Большой кот ответил на ласку, боднув человека в лоб.
Когда их головы соприкоснулись, тело Джордана словно прошил электрический разряд. Шрамы на плече и груди вспыхнули огнем.
«Что за черт?!»
Золотые глаза притянули его взгляд, и Джордан не мог отвернуться, ощутив родственный дух того, кто, как и он, испытал прикосновение ангела.
Бернард был прав.
«Ты определенно представляешь собой куда больше, чем кажешься, малыш».
Потом лев зарычал на него, обнажая клыки.
09 часов 04 минуты
Рун потянулся к львенку, удивленный его неожиданной агрессией против Стоуна. Но прежде чем он успел схватить зверя, тот извернулся, кинулся прочь и, по-прежнему рыча, помчался обратно в коридор. Белая шерсть на его спине стояла дыбом.
Брат Патрик, увидев такое поведение льва, вскинул руку.
— Пусть бежит! Он учуял какой-то запах...
Львенок свернул из коридора в одну из темных спален.
— Я только что был там, чтобы взять покрывало, — сказал Джордан. — Комната пуста.
На случай, если его друг ошибся, Рун поднял с пола свой карамбит и последовал за охотящимся львом. Остальные шли по пятам за ним.
— Патрик, — крикнул Корца монаху, — позови охрану!
Львенок припал к полу, хвост его яростно хлестал из стороны в сторону. Он направился к высокому старинному гардеробу сбоку от кровати. Рычание затихло, когда взгляд зверя устремился на дверцы шкафа.
Там кто-то есть.
Рун подождал, пока к ним не присоединились охранники, потом пробрался мимо льва. Джордан с мечом в руке встал с другой стороны от львенка и протянул свободную руку к ручке гардероба. Потом вопросительно оглянулся на Руна.
Тот кивнул.
Стоун распахнул дверцу — и на них бросилась маленькая темная фигура. Она с силой врезалась в Джордана, опрокинув его на кровать. Рун взмахнул своим изогнутым клинком, метя в неизвестного, но нанес лишь скользящий удар, вспоров кожу.
Нападающий двигался со сверхъестественной быстротой стригоя. Но Рун мимолетом увидел на его шее белый воротничок. Сангвинист.
Бернард оттолкнул Эрин в сторону, затем одним движением развернулся, выхватил у охранника меч и, довершая полный оборот, рубанул врага по шее. Голова нападавшего укатилась в коридор, а тело рухнуло на пол. Рун обвел взглядом комнату, чтобы убедиться, что других угроз нет.
— Свет! — крикнул кардинал и указал мечом на окно. — Откройте занавеси в холле!
Два стража сорвали с окон плотный шелк. Яркий свет хлынул в коридор. Бернард пересек комнату и остановился над отсеченной головой, чтобы взглянуть на лицо нападавшего.
И тут же потрясенно отступил на шаг.
— Это святой отец... отец Грегори.
Рун оттащил Бернарда прочь и повел его в кабинет, подальше от головы бывшего помощника. По пути Рун крикнул охранникам:
— Обыщите остальную часть апартаментов и тело! Ищите на его коже черную отметину.
Остальные последовали за Руном обратно в кабинет, даже львенок.
Эрин стояла, прижав руки в груди, и в глазах ее читалось понимание того, что теперь нигде нет безопасных мест. Рун хотел бы успокоить ее, но знал, что она права.
Бернард заговорил слегка дрожащим голосом:
— Может быть... может быть, это капли крови Люцифера? Быть может, он попал под их влияние, как и я? Ведь именно Грегори принес их мне.
— Нет, — уверенно отозвалась Эрин. — Тогда ваш помощник освободился бы, когда я уничтожила камни, как освободились вы. Я думаю, что он скорее всего намеренно принес вам эти камни ночью, зная, что зло захватит вас. Его поработила какая-то иная тьма, и это случилось еще раньше.
Подтверждение пришло, когда один из охранников вновь подошел к двери.
— В других комнатах чисто. Но мы нашли черный отпечаток ладони у основания позвоночника отца Грегори.
— Легион, — выдохнула Эрин.
— Значит, его зло все еще живо. — Рун был испуган не меньше.
— Очевидно, да. — Эрин уставилась в сторону коридора. — И если он подслушал наш разговор, мы обязаны предположить, что ему известно столько же, сколько нам.
Джордан подошел к ней.
— Тогда нам нужно попасть к Гуго прежде, чем Легион доберется до него.
Бернард кивнул.
— У вас есть одно преимущество.
— Какое же? — поинтересовался Стоун.
Кардинал пристально посмотрел на маленького льва.
— Он — благословенное создание.
Рун, удивленный, взглянул на Патрика.
— Я не выдавал нашу тайну, — сказал монах.
— Это правда, Рун, — подтвердил Бернард, как будто Корца скорее поверил бы ему. — Но ничто нельзя надолго скрыть от глаз и ушей тех, кто верен мне, как здесь, так и в Ватикане. И кроме того, лев в папских владениях — это не то, что может остаться незамеченным. Особенно такой лев.
Бернард положил руку на голову звереныша, но тот стряхнул ее.
«Явный признак верного суждения».
— Это совершенно небывалое создание, — продолжал Бернард, — и потому он наверняка пленит Гуго де Пейна.
Львенок потерся о бедро Руна, в груди большого кота зародилось громкое мурлыканье. Рун коснулся его шелковистой гривы. Эрин, улыбаясь, протянула руку. Малыш обнюхал ее, затем игриво ткнулся носом в ее ладонь.
— Где ты нашел его? — спросила она.
Рун рассказал краткую версию истории, завершив ее так:
— Я считаю, что ангельский огонь пощадил этого львенка во чреве матери и благословил его.
— Если ты прав, — произнес Джордан, задумчиво глядя на зверя, — это может значить, что это тот же самый огонь, который исцелил меня, — дар от Томми. — Он пристально вгляделся в львенка. — В каком-то смысле мы с тобой кровные братья, парень.
Рун переводил взгляд с Джордана на льва. Оба поистине получили благословение из одного источника. Быть может, поэтому они оказались здесь, в одной комнате. И это маленькое вмешательство провидения внушало надежду.
Но в то же время он ощущал холодок страха, понимая, что где-то все еще существует их противник — темная противоположность свету, обретенному здесь. Враг сумел проникнуть в самое сердце их ордена и отравить это сердце.
Так кому же теперь можно было верить?
Рун посмотрел на Эрин и Джордана, точно зная одно:
«Я могу верить в них, в их сердца».
