Глава 26
19 марта, 08 часов 02 минуты
по центральноевропейскому времени
Кастель-Гандольфо, Италия
Ошеломленная неожиданным нападением, Эрин ухватилась за край стола и поднялась на ноги, стараясь не обращать внимания на боль в боку. В полете ее тело сбило одинокую свечу, и теперь комната погрузилась во тьму, рассеиваемую лишь слабым светом, сочащимся сквозь занавеси.
Первой ее мыслью было: «Это стригой!»
Она отшатнулась к окну за ее спиной и дернула шторы. Они были связаны лентой, мешавшей полностью открыть их, но Эрин удалось раздвинуть скользкий шелк достаточно, чтобы впустить в комнату солнечный свет.
Повернувшись, она узрела невероятную сцену. Кардинал Бернард держал Руна за горло, прижимая к книжному шкафу. С практически нагого тела кардинала свисали алые лоскуты, открывая бесчисленные царапины на белой коже, как будто он в ярости сам срывал с себя сутану.
На ковре позади них недвижно лежал человек, из раны у него на лбу сочилась кровь.
«Джордан...»
Рун, похоже, оправился от изумления. В его правой руке сверкнуло серебряное лезвие и впилось в плечо кардинала.
Тот разжал пальцы. Рун сполз по дверце шкафа, но тут же бросился на Бернарда. Однако клинок полоснул только воздух.
Бернард уже преодолел всю комнату и сорвал со стены меч.
Неестественная быстрота, с которой он двигался, подсказала Эрин, что кардинал больше не подчинялся обетам сангвинистов. Его сила, как и сила стригоев, черпалась из куда более темного источника.
Что же случилось?
Джордан пошевелился, глаза его приоткрылись. В темноте они светились слабым золотистым отблеском. Но прежде чем он пришел в себя, Бернард атаковал Руна.
Тот отскочил в сторону, неуклюже врезавшись в огромную китайскую вазу. Его природная грация исчезла почти бесследно — без одной руки ему сложно было держать равновесие.
Эрин извлекла из внутреннего кармана куртки кинжал, готовясь защищать остальных. Но она не была воином, ее главное оружие — разум. Бернард снова кинулся к Руну, но Джордан поставил кардиналу подножку, отчего тот рухнул на огромный напольный глобус.
Бернард вскочил с рычанием, оказавшись в полосе солнечного света, и Эрин присмотрелась к его почти обнаженному телу, выискивая характерный черный отпечаток ладони.
Ничего.
Она не была удивлена.
Как мог Легион поработить кардинала, особенно если учесть, что Бернард был заперт здесь? Но если эта скверна пришла не от Легиона, то откуда?
Нужно думать...
Джордан присоединился к Руну; теперь они вдвоем наседали на обезумевшего, потерявшего человеческий облик кардинала.
Эрин обвела взглядом комнату, высматривая что-либо, что могло вселить тьму в кардинала. Внимание ее привлек хаос на столе. Ничего необычного там не было: бумаги, книги, переплетенный в кожу дневник... Она поискала под столом, задев при этом ногой черный мешочек, лежащий на полу. Из его горловины что-то выкатилось.
Кусочек черного стекла.
Это стекло словно бы излучало тьму. Эрин видела подобные отвратительные артефакты и прежде: в египетской пустыне. Рун недавно ездил туда в экспедицию, чтобы очистить пески от этой мерзости. Грейнджер опустилась на колено, уже зная, что лежит на ковре.
Капля крови Люцифера.
Она поддела черный камешек на листок бумаги и ухватилась за завязки мешочка. Потом выпрямилась, стряхнула черную каплю в пятно солнечного света на столе и высыпала туда же содержимое мешочка. Кучка черных камешков, лежащих на столе, словно бы всасывала свет, создавая маленькие пустоты в ткани вселенной. Эрин не нужно было касаться их, чтобы ощутить их скверну, их неправильность.
Но как ей уничтожить их?
Солнечный свет явно не оказал никакого воздействия.
«Да и с чего бы?»
Тысячелетия назад эти капли крови Люцифера смешались с песком в египетской пустыне, создав черное стекло, которое заключило в себе их злобу, защищая тьму, таящуюся внутри, от солнечного света. Если две тысячи лет в жаркой пустыне не причинили им вреда, то обычное итальянское солнышко &ряд ли подействует.
Но что, если...
Ее взгляд упал на опрокинутое каменное пресс-папье на углу стола. Оно было сделано в форме ангела — но что куда важнее, оно было тяжелым.
Эрин схватила его, подняла повыше и обрушила на тусклую черную каплю, раздробив ее в пыль. В дальнем углу комнаты взвыл и зашипел Бернард.
«Ты чувствуешь это, верно?»
Она снова и снова поднимала и опускала пресс-папье, сокрушая каплю за каплей. С каждым ударом над стеклянным порошком поднимался завиток черного дыма. Он свивался колечком, в ужасе шарахался за край солнечного пятна, скатывался со стола и впитывался в пол.
Эрин вспомнила рассказ Элизабет о том, как сущность стригоев делала то же самое по смерти твари, возвращаясь к своему истоку.
К Люциферу.
Когда Эрин разбила последний кусочек обсидиана, кардинал Бернард с хрипом упал навзничь, и тело его тяжело рухнуло на пол.
08 часов 12 минут
Рун стоял на коленях над телом Бернарда, держа нож у горла кардинала, готовый убить старого друга. Джордан поднял оброненный Бернардом меч и стоял на страже за плечом Руна. В комнату, размахивая обнаженными клинками, вбежали два стража в плащах, привлеченные шумом короткого боя.
Боясь, что поблизости может находиться и иное зло, Рун крикнул:
— Охраняйте двери! Никого не впускайте без моего дозволения!
Они коротко поклонились ему и вернулись на свой пост.
Глаза кардинала открылись, безумие исчезло из них, сменившись тем, чего Рун никогда там не видел.
Сомнением.
Корца откинулся назад, чуть отведя нож, но держа его наготове.
Бернард сел, пытаясь запахнуться в обрывки своей сутаны, как будто тем самым он надеялся вернуть себе хотя бы часть достоинства. Потом сложил дрожащие руки на коленях.
Эрин подошла, все еще сжимая в руке статуэтку ангела.
Подставка была покрыта трещинами и испачкана черной пылью.
— Это были капли Люциферовой крови.
Рун кивнул, поняв.
— Вернувшись из Египта, я оставил их в этой резиденции, запертыми в кардинальском сейфе. Это моя вина.
— Нет... — Бернард покачал головой. — Я впал в гордыню, считая, будто смогу играть с такой тьмой и остаться незатронутым ею.
— Но зачем вообще было трогать их? — спросил Джордан.
— Я надеялся, изучая их, узнать что-нибудь о Люцифере. — Бернард посмотрел на Руна. — Вчера ночью, когда отец Грегори сообщил, что вы возвращаетесь из Праги и что у вас есть какие-то вопросы касательно камней, связанных с Люцифером, я вспомнил, что именно ты привез из Египта.
— Стеклянные камешки, — промолвил Рун.— Я намеревался подождать, пока вы все не будете здесь, чтобы изучить эти камни, но после того как отец Грегори забрал их из сейфа в моем прежнем кабинете и принес сюда, они воззвали ко мне. Я не смог сопротивляться.
Рун кивнул и обратился к остальным:
— Я видел, как они оказывают то же самое влияние на тех, кто поехал со мной в ту экспедицию в Египет.
Бернард огляделся по сторонам, поднял руку и в замешательстве коснулся лба.— Я не знаю, сколько пробыл под властью этой силы. Она взяла меня, но ничего не дала взамен.
— Но теперь вы свободны, — напомнила Эрин. — И у нас есть кое-какие вопросы.
— Относительно Гуго де Пейна, — добавил кардинал, горестно кивнув. — Отец Грегори сообщил мне и об этом тоже. Вам нужна правда о моем друге.
Эрин постаралась смягчить свой тон, уловив боль и скорбь в голосе кардинала, когда он упомянул об этом человеке из своего прошлого.
— Значит, Гуго не погиб во время Второго крестового похода, как вы утверждали?
— Нет, — почти шепотом ответил Бернард.
Эрин протянула кардиналу руку, помогая ему встать.
— Джордан, принеси ему одеяло.
Рун подвел Бернарда к креслам у камина, огибая осколки разбитой вазы на полу. Джордан сходил в спальню, принес оттуда шерстяное покрывало и протянул кардиналу. Тот завернулся в покрывало, пряча свою наготу, и негромко поблагодарил, постепенно обретая хотя бы часть прежней гордости. Он снова стал похож на того человека, которого Рун знал так давно.
Эрин села в кресло напротив Бернарда и подалась вперед.
— Расскажите, что же случилось на самом деле?
Бернард взглянул на холодный камин, взгляд его был рассеянным, словно кардинал погрузился в прошлое.
— Гуго подобрал меня, когда я был диким зверем. Он молился за меня, когда я был потерян.
Рун не слышал этой истории.
— Ты хочешь сказать, что он обратил тебя, ввел в ряды сангвинистов?
Кардинал подтвердил это чуть заметным кивком.
Корца понимал все огромное значение такого деяния, знал, насколько тесно оно связывает двоих. Ведь сам Бернард привел Руна на этот святой путь, стал его наставником и другом, и, несмотря на недавние действия кардинала, Рун всегда будет обязан ему долгом признательности. Узы между Бернардом и Гуго де Пейном, должно быть, были не менее прочны.
— Я был погибшей, дикой тварью, пока он не спас меня, — продолжал Бернард. — Вместе мы привели в орден многих. Многих. Мы основали Орден рыцарей-тампливров. Мы творили много добра.
— Девять человек, связанных кровью, — тихо произнесла Эрин. — Сангвинистский орден монахов-воителей.
— Так кем же именно были эти сангвинисты-тамплиеры? — уточнил Джордан.
Бернард оглянулся на сержанта и в порыве гордости выпрямил согбенную спину.
— Мы были рыцарством среди рыцарства, воинами, способными сражаться как против врага из плоти и крови, так и против духов, порожденных злом. И вера служила нам такой же броней, как наши кольчуги. Мы не боялись ни людей, ни демонов.
— Так вы действительно Бернард Клервоский? — спросила Эрин.
— Да, так. Мы вместе с Гуго совершили великое деяние, собрав разрозненных тамплиеров под одним знаменем, даровав им единство и цель, а вместе с этим — силу. — Бернард обвел их глазами. — Вы должны понять, Гуго был великим вождем. Харизматичным, способным к сочувствию и сопереживанию. Люди и сангвинисты шли за ним, готовые отдать жизнь по его слову. Но со временем это перешло предел.
— Я знал таких людей, — сказал Джордан. — Те качества, которые делают человека хорошим лидером — например, способность сопереживать, — иногда делают их и более уязвимыми для боевого истощения, для ПТСР .
— Что случилось с Гуго? — осведомилась Эрин.
Бернард тяжело вздохнул.
— Он покинул тамплиеров. После Второго крестового похода. — Он взглянул на Руна. — Правду говоря, он вообще докинул наш орден.
— Он бросил сангвинистов? — Рун не мог скрыть потрясение.
Сангвинисты не уходят. Они либо погибают на службе Церкви, либо предают свои обеты, возвращаясь к своей нечестивой природе, после чего их надлежит выследить и убить. Единственным сангвинистом, избежавшим этой участи, был Распутин, который создал свою искаженную версию ордена внутри Русской православной церкви, окопавшись в Санкт-Петербурге, где до него не могли дотянуться сангвинисты.
Но похоже, был и еще один случай.
— Куда он отправился? — спросил Рун.
Бернард взглянул на свои ладони.
— Сначала он жил то тут, то там, будучи одновременно отшельником и кочевником. Наконец, осел в безлюдных горах во Франции, основав собственный скит. Там он в некотором смысле нашел покой, взыску я благодати в этом диком уголке мира.
— Так что ты хочешь этим сказать? — не понял Рун. — Он превратился в стригоя?
Бернард покачал головой.
Корца пытался осмыслить сказанное.
— Так как же он смог жить без покровительства церкви?— Он просто жил, — уклончиво ответил Бернард, не глядя Руну в глаза.
Эрин произнесла, вникая в суть истории:
— Так вы поэтому распространили ложь о его смерти, так? Гуго де Пейн покинул орден, но не вернулся к кровавому образу жизни. Он нашел свой путь к благодати независимо от Церкви...
Рун смотрел на нее, не в силах принять ее слова. Не могло быть другого пути к благодати, кроме смиренного служения Церкви. Он и все сангвинисты заучивали эту простую истину со времен Лазаря.
— Я не мог позволить, чтобы кто-либо это узнал, — объяснил Бернард. — Что, если и другие сангвинисты пожелали бы оставить орден? Поэтому я сочинил историю о доблестной гибели, о жизни, отданной на службе церкви. Но это была лишь одна из двух причин для такой лжи.
— И какова вторая причина? — поинтересовалась Эрин.
— Когда Гуго заговорил о том, что хочет оставить орден, я знал, что его за это убьют. Чтобы спасти его, я и придумал эту историю. — Бернард взглянул на Руна, словно прося отпущения этого греха. — Я солгал ордену. Я солгал Церкви. Но они охотились бы за ним, как за диким зверем, а он не был зверем. Он был моим другом.
Рун устало откинулся на спинку своего кресла, изнуренный как своими ранами, так и открывшейся им истиной.
«Тот сангвинист нашел благодать вне церкви».
Разум Корцы мутился. Он вступил в ряды сангвинистов, ибо думал, будто это единственный способ жить с тем проклятием, что он нес в себе. Выбор, предложенный ему, был прост: умри как стригой или живи как священнослужитель, помогая защищать других. В то время, столетия назад, Рун уже был на пути к священничеству, учился в семинарии, так что принять решение ему было просто: он будет служить. Он считал, что другого пути нет.
Когда почти сто лет назад Распутин покинул церковь и собрал армию последователей, достаточно сильную, чтобы защитить его от правосудия сангвинистов, вера Руна осталась непоколебимой. Жизнь Распутина была полна порока и обмана, и Корца ни за что не последовал бы его примеру. Но рассказ о том, что может быть и иной путь, испугал его и внушил ему гнев.
Он смотрел на солнечный свет, вливающийся в окна.
«Неужели все мое существование было ложью?»
08 часов 25 минут
Эрин заметила, как Рун осел в кресле, увидела потерянное выражение на его лице. Она понимала, что последние испытания оказались для него тяжкими. Он едва не умер и потерял руку, но Грейнджер подозревала, что услышанное нанесло ему еще более глубокую рану, которая заживет не скоро — если вообще заживет. Она почти видела, как рушатся убеждения Руна и его доверие к Церкви.
Но сейчас у них были более насущные вопросы для обсуждения.
Она обратилась к Бернарду:
— Гуго все еще жив?
— Жив.
Рун вскинул глаза на Бернарда, но кардинал смотрел в сторону.
— Он все еще обитает в своем уединенном скиту в тех горах, — признался он.
— Вам что-нибудь известно об этих камнях? — Эрин кивнула на Джордана, который достал из кармана куски зеленого алмаза. — Гуго передал Джону Ди этот самоцвет и, возможно, еще два таких же.
— Я ничего не знаю. Поэтому и решил поэкспериментировать с этими проклятыми каплями...
Джордан спрятал алмаз.
— Судя по всему, нам снова придется куда-то тащиться. Если нам нужны ответы, надо навестить старика.
Именно.
— Скажите нам, как его найти, — потребовала Эрин.
Бернард поднял было руку, но сразу же уронил ее на колено в знак поражения.— Нельзя просто так испросить аудиенции у Гуго де Пейна. Его не интересуют мирские заботы, а его скит хорошо охраняется.
— Охраняется? — Джордан нахмурился. — Как?
— Вы должны понять, что Пейна сделала великим вождем именно его способность читать в сердцах других, узнавать их порою лучше, чем они знали сами себя. И это были не только сердца людей. Он питал глубокую любовь ко всем тварям Господним и был большим почитателем святого Франциска Ассизского.
— Святого покровителя природы и животных, — уточнила Эрин.
Она знала легенды, связанные с этим итальянским святым, о том, как птицы слетались стаями, дабы послушать его проповеди, и садились ему на плечи. Рассказывали, что Франциск даже приручил дикого волка, который держал в страхе целую округу. Вполне понятно, что Гуго уважал такого человека.
Бернард смотрел вниз, и задумчивая улыбка на его лице выдавала, как сильно он на самом деле любил своего былого соратника.
— Шутили, что Гуго умел разговаривать с животными. Во время крестовых походов боевые кони следовали за ним, точно псы. Они готовы были сделать для него что угодно — мчались в гущу сражения, даже в огонь, если он приказывал. Мне кажется... мне кажется, их кровь тяготила его куда сильнее, чем кровь людей, которые погибали, сражаясь бок о бок с ним. Для Гуго эти кони были невинными созданиями, убитыми потому, что они были ему верны. И в конце концов, он устал от этого.
Эрин слишком хорошо понимала это все — она помнила гибель своих бывших студентов в Египте.
— И в конце концов, Гуго не смог заставить себя убить даже бласфемаре.
— Я думал, вы должны убивать всех этих проклятых тварей, — сказал Джордан. — Что у вас приказ типа «увидел —убей».
— Да, — согласился Рун. — Эти звери осквернены злом. И в отличие от стригоев их нельзя обратить к добру. Их приходится уничтожать, чтобы положить конец их страданиям.
— Но точно ли вы это знаете? — спросила Эрин, как никогда четко осознавая, сколько же этих незыблемых правил оказались ложными. — Почему не может быть другого пути к спасению для этих несчастных зверей? И может быть, даже для самих стригоев?
— Гуго согласился бы с вами, — произнес Бернард. — Я подозреваю, что это чувство, должно быть, и стало причиной того, почему вокруг его скита собираются анафемские звери. Они приходят из отдаленных мест — одинокие создания, оторванные от своих кровных создателей; они взыску ют утешения и защиты, которые Гуго им предлагает.
— Что? — Рун сел прямо, во взгляде его читалось потрясение.
— И не только эти нечистые существа, — продолжал Бернард, — но и стригои.
Корца встал.
— И вы держали это в тайне от нас всех?
— Дайте угадаю! — воскликнул Джордан. — Когда вы сказали, что это место хорошо охраняется, вы это и имели в виду. У него есть целая армия стригоев и анафемских зверей, которые охраняют его.
Бернард склонил голову, признавая правду его слов.
— Круто, — только и смог пробормотать Стоун.
Бернард смотрел на них.
— Но я рассказал вам это потому, что у вас есть способ попасть к нему. — Он повернулся к Руну. — Ты сам привез сюда ключ, который может открыть сердце Гуго.
